Полная версия
– А я тебе говорю, что этот парень умер двадцать лет назад, понимаешь! – тыкал я стаканом виски в бармена. – А три дня назад он умер опять!
Бармен с привычно равнодушным взглядом тряс свой шейкер и, открутив крышку, разлил коктейли по бокалам. Я сделал ещё глоток, потом ещё, и ещё, и осушил стакан.
– Я ведь не сошёл с ума, понимаешь, – крикнул я тому, чья профессия была всех понимать, – я помню эту могилу, я видел её, вот как тебя…
Он кивнул.
Я попросил добавить ещё.
– Если бы я только мог доказать, не им, – я показываю в толпу, – себе! – Он кивнул в ответ, оценивая мою некондицию, налил ещё, я выпил всю залпом. – Мне главное разобраться во всём самому. Кто-то следит за нами, – я перешёл на шёпот, – кто-то меняет мир, но мы не замечаем ничего. Мы не заметим, даже если завтра проснёмся в другом месте, а вот если я обсчитаю тебя или ты меня, вот это мы не пропустим, это мы запомним на всю жизнь, а этого Кларка никто, кроме меня, и не запомнил…
В голову ударило жаром, заволокло пьяным туманом, или это был местный кальян… Всё поплыло перед глазами, и бармен, и стаканы, и бутылки позади него. Этот бар был недалеко от редакции, мы зависали здесь по выходным или в дурацкие дни, запивая свои провалы.
– Ему больше не наливать! – сказал знакомый женский голос.
Виктория. Ммм… я любил наблюдать за ней. Она была хороша. Мы работали вместе уже добрых… нет, не добрых лет двадцать. Когда-то она вышла за Стива, но они потом развелись. Я бы к ней сейчас подкатил, если бы умел это делать.
– За что пьёшь, Керри? – крикнула она мне в ухо.
– За вот это! – дал я ей распечатку.
– Кто-то умер? – пробежалась она по статье.
– Ага! Двадцать лет назад!
– Пекарь?
– Да нет! Это не тот некролог! – я уже чуть не плакал. – Я писал другой. А этот писал не я.
– Но тут твоя фамилия…
– Все равно не я! Ты помнишь Питера Кларка?
– Кого?
– Его сбила машина.
– Когда?
– Давно! В 2018 году, а недавно он умер опять!
– Ты пьян, Керри?
– Может быть, но это ничего не меняет. Так ты помнишь его или нет?
– Кого?
– Питера Кларка. Это был мой первый некролог… Он умер дважды, тогда и сейчас.
– Ты хочешь сказать, он воскрес? – ухмыльнулась Виктория. – Люди не воскресают, Керри, а вот ты мертвецки пьян! Тебе нужно проспаться. И не забудь, завтра планёрка.
– К чёрту планёрку! Так ты ничего не помнишь?
– Прости, – поцеловала она меня в щёку и, взяв бутылочку пива с собой, вышла из бара.
Раньше бы я проводил её взглядом, смотря на её округлые бёдра, но сейчас я смотрел лишь на старого пекаря с лепёшкой в руках.
– Откуда ты взялся, чёрт тебя подери?
4 глава
Я стою посреди незнакомой улицы, возле дома, который долго искал. Мне необходимо здесь быть и предотвратить страшное. Я прихожу сюда часто и стою подолгу, жду, пока это опять не случится, и оно случается опять, и я ничего сделать не могу. Небольшой дом с белыми стенами и звенящей штукой над дверью освещался утренним солнцем. Сердце колотится, ноги дрожат, меня лихорадит. Жду, когда он придёт.
Вот он – человек странно одет, его вид нелеп, походка тоже, он не уверен, но это не помешает ему убить. Он подходит к этому дому и встаёт у высокой двери такого же высокого забора. Стучит.
– Эй! – я стою рядом и кричу ему прямо в ухо, но он не слышит меня. Я хочу оттолкнуть его, сделать хоть что-то, но между нами словно невидимая стена, и пробить её невозможно.
Дверь дома открылась.
– Нет, господи, нет! Иди в дом! Иди обратно! – я чуть не срываю голос, но не могу докричаться.
Из дома выходит пацан лет пятнадцати, может, чуть больше, я не могу его разглядеть, всё будто в тумане. Он идёт нам навстречу.
– Не открывай!
Я уже охрип, но они не слышат меня. Никто не слышит меня, как бы я ни кричал. Парнишка подходит к калитке.
– Иди обратно, твою мать!
Наклоняет ручку двери…
– Не открывай! Не открывай!
Странный тип в спортивных штанах и пыльном свитере держит пистолет за спиной. Я не вижу его лица, я почти ничего не вижу.
Всё покрывается сплошным туманом. Всё сжалось внутри.
– Не стреляй!
Дверь открыта.
Они видят друг друга. Не говорят ничего. Только я надрываюсь, как псих, на последнем своем издыхании. Этот тип достаёт пистолет, думает пару секунд и…
– Не стреляй!
Выстрел.
Стекленеют глаза, искривляется рот, парень падает лицом на землю.
Человек не оборачивается, не смотрит на меня, и я не могу его разглядеть, всё застыло в немой картине, только звук выстрела эхом по городу. Всё сжимается – и улицы, и дома, всё давит и идёт на меня. Голова раскалывается на части.
Я проснулся в бреду.
Лежал в мокрой от пота постели и не мог вздохнуть. Лишь запоздалым призрачным эхом, от виска к виску был слышен протяжный выстрел.
Всякий раз, засыпая, я думал, что мне сделать во сне, чтобы исправить исход, и каждый раз сделать ничего не могу. Всё будто и должно так быть и нет другого пути. Откуда я это помнил? Где это видел, если этого парня я не знал никогда? А я точно его не знал. Я перебирал фотоархивы, свои и знакомых, и даже дальних родственников, но не нашёл ничего. Его не было в моей жизни. Я судорожно вспоминал, не писал ли когда об убийстве подростка, но нет, на свои статьи у меня отличная память, ничего такого я не писал. Я даже ходил к мозгоправу, это был странный опыт, перебрав все варианты, он спросил – не хотел ли я когда-то убить себя. Нет, чёрт возьми, этот парень не был мной. Не то чтобы я любил свою жизнь, но и прощаться с ней не спешил.
Я испробовал немало таблеток для спокойного сна. От них не было толку, после них я видел всё то же, лишь в замедленной съёмке. Так было лишь хуже, кошмар растягивался во времени, а исход был один. Я перестал их принимать.
Жар бил по щекам, сердце заходилось в нарастающем ритме, не давая прийти в себя.
– Проснулся? – голос матери. – Что-то приснилось?
Она звенела посудой на кухне.
Я хотел прийти в себя и успокоить дыхание, этот проклятый сон снится мне несколько лет. Кто-то убивает подростка, и я не могу тому помешать.
– Если бы ты, наконец, женился, то мне не пришлось бы ехать несколько остановок, чтобы готовить тебе суп, – мама вышла из кухни. – У тебя была бы жена и дети…
– Ради бога, мам, не начинай.
Я уже два дня как валялся в постели, и два дня как сходил с ума от всего этого бреда.
– Я и не начинаю, – она поставила тарелку на прикроватный столик. – Где ты вообще мог так простудиться?
– На кладбище, – прихлёбывал я куриный бульон.
– Кто-то умер? – она села рядом.
– Да, Питер Кларк, двадцать лет назад. Я писал тогда некролог, а сейчас, в годовщину, мне нужно было найти его надгробие…
Точно! Меня как будто током ударило. Ведь тогда была тоже осень!
– Помню-помню, – заулыбалась она, посмотрев куда-то в потолок, будто там на потолке прокручивались слайды её воспоминаний, – твоя первая статья.
– Это не статья, мам, это некрол… Подожди! Что ты сказала? – я подпрыгнул в постели, чуть не разлив весь суп.
– Осторожно, – вытирала она стол. – Я сказала, что это твоя первая статья. Ты был таким талантливым мальчиком, лучшим в университете.
– И ты это помнишь?
– Что ты был лучшим? Я всегда это знала.
– Нет, я про ту статью, некролог… Ты помнишь, о чем я писал?
– Конечно, помню, твоя мать не настолько стара. Я собирала все твои работы, – погладила она меня по щеке. – Журналистика – это отличная профессия, сынок, я так рада, что ты выбрал именно её, хотя, может, поэтому у тебя нет жены и…
– Подожди, ты хочешь сказать, что собираешь все мои статьи?
– …и детей.
– Что?
– У тебя нет детей, а у меня внуков.
– Да, я знаю. А тот некролог, та самая газета, до сих пор у тебя?
– Всё у меня, – кивнула она.
Я мчался на другой конец города в пижаме и ботинках на голую ногу. Я был в доме у матери через час, после того как узнал о её тайниках с моей писаниной. Влетел на пятый этаж, спотыкаясь на каждой ступени, понял, что ключей у меня нет, когда уткнулся в закрытую дверь, я слышал, как поднимается мама на скрипучем вековом лифте.
– Пожалуйста, мам, поскорей! – крикнул я в глубокую шахту.
– Как, по-твоему, я должна подгонять лифт? И к чему такая спешка, ей-богу, – ворчала она, выходя из решётчатых скрипучих дверей.
– «5 ноября 2018 года погиб известный учёный…» – читал я вслух. Это была та самая газета двадцатилетней давности с той самой статьёй, и не было в ней никакого Селима, и, значит, я не сошёл с ума!
– «Профессор был сбит на территории кампуса», – продолжил я читать, всматриваясь в каждое слово, будто не веря в то, что они не исчезнут. – За рулём спортивного автомобиля находился пьяный студент. Как известно, покойный был непубличным человеком, но это не умаляло его достижений в медицине и того, какой огромный след он оставил в нашей памяти и сердцах».
Все газеты начиная с 2018 года лежали в огромной стопке, спрятанной в нижних ящиках шкафа гостиной.
– Не может этого быть, – я перечитывал некролог по пятому разу. Все было на месте, каждое слово, каждая фраза, каждый абзац и фотография всё та же, которую я сделал тогда.
– И к чему такая спешка? – мать заглянула в газету. – Если тебе ничего не стоит сорваться с места и примчаться на другой конец города, почему я вижу тебя только под Новый год?
– Видишь это надгробие, мама?
– Я видела его ещё тогда, думаешь, оно с тех пор изменилось?
Ты даже не представляешь как…
– Какая здесь дата? – смотрел я на неё, надеясь, что это не только мой бред.
Она приложила ладонь к моему лбу.
– Странно, а ведь ты почти что здоров.
– Какая здесь дата смерти, мама?
– Две тысячи восемнадцатый год, – с недоверием посмотрела она на меня.
– Запомни это, хорошо?
– Запомнить что?
– Если когда-нибудь я приду к тебе или ты ко мне (я уже не исключал того, что могу оказаться в психушке) и спрошу тебя, в каком году умер Питер Кларк, ты назовёшь мне эту дату.
– Я ничего не понимаю.
– Запомни дату, мама! Или запиши! – Я подошёл к холодильнику и, написав на салфетке – «Питер Кларк 1962–2018», прижал её к дверце магнитом.
– И вот это должно теперь висеть на моём холодильнике? – недовольно посмотрела на салфетку мама.
– Это доказательство моей адекватности! – крикнул я, выходя из квартиры.
– Только это, и всё?..
Я выбежал из дома с газетой в руках.
Кто-то взломал архив и переписал там всё.
Сел в машину, еле попал в замок.
Мне гудели на перекрёстках. Сигналили на светофорах.
Нужно было перелопатить все архивы библиотек.
Кажется, я проехал два раза на красный. Мне было не до того. Кто-то менял этот мир, и никто ничего не знал. Не мог же я один помнить о его смерти? И в чём был замешан этот Питер Кларк? А может, что-то ещё изменилось? Может, кто-то случайно мёртв или случайно жив… Кто-то менял фигуры на шахматной доске, возвращая давно уже сброшенные, и никому до того не было дела.
– Мы должны написать опровержение! – тряс я статьёй перед лицом старика Хендерсона.
– Это что, пижама? – осмотрел он меня сверху вниз. – Уйди с дороги, Керри, не видишь, я занят!
Хендерсон отстранил меня от стола, а сам раскладывал по стопкам бумаги.
– Что ты делаешь?
– Ухожу в отпуск.
– Сейчас?
– Я не был там десять лет!
– Послушай, но ты же видишь эту газету?
– Ну, допустим, – перестал он на секунду сортировать документы.
– Я писал о смерти Питера Кларка двадцать лет назад.
– И?
– И он умер повторно!
– Прекрасно!
– Это передавали по новостям.
– Охотно верю!
– Но можно же об этом написать, это резонансное дело!
– Это бред сумасшедшего, нас примут за идиотов или закроют вообще, кстати, мы к этому очень близки. Ты видел последние цифры?
– Слушай, Хендерсон, – встал я у него на пути, – человек умер дважды, тогда и сейчас…
– Мне плевать! Кто-то здесь облажался, либо ты, либо эти кретины из новостей, либо это вообще разные люди. А сейчас отстань от меня, Керри, меня ждут тайские массажистки.
Хендерсон вышел из кабинета, а я чуть не получил дверью по лицу.
– Но это же невозможно – быть похороненным дважды! – крикнул я ему вслед, собрав на себе и своей пижаме недоумённые взгляды отдела.
5 глава
У дверей Анну встретила Филлис, вся заплаканная и всё в той же форме – строгое чёрное платье, чёрные туфли на низком твёрдом каблуке.
Зачем ей всё та же форма и что она делает в этом доме? Разве она не ушла тогда, многие годы назад?
– Мисс Кларк, вы прилетели, – Филлис изобразила улыбку, но та не выходила никак.
Они не были долго знакомы, отец нанял её всего за полгода до того, как она улетела.
– Как там в Японии, милая? – не зная, что сказать, спросила Филлис.
– Осень, – ответила Анна и прошла в дом.
Весь дом был пропитан запахом отцовских сигар и его старым одеколоном, он всегда им душился, когда уходил на работу, а запах этот мог стоять целыми днями.
«Целыми днями, – подумала Анна, – это совсем недолго, какие-то дни». Она прошла в гостиную. Филлис, до того пребывавшая в трауре, не включала в доме свет и зашторила окна, а теперь нащупала выключатель и зажгла хрустальную люстру под высоким, на два этажа, потолком. Свет пролился по комнате. Анна покачнулась и удержалась за кресло. На камине и книжных полках фотографии её и отца. Она медленно подошла к выстроенным в шахматном порядке фоторамкам. На них отец не был уже так молод, как тогда, в год её отъезда. Виски его ещё больше покрылись сединой, в уголках глаз и на щеках глубже стали морщины. Он смотрел на неё тем же взглядом, как и двадцать лет назад, только более уставшим и старым.
– Господи, – Анна закрыла лицо руками.
– Присядь, милая, присядь, такая потеря, – хлопотала Филлис, – хорошо, что ты приехала, что было, то было, незачем так долго держать обиду, тем более сейчас. – Она опять поднесла платок к глазам.
– Так долго? – не поняла Анна.
– Ой, да это не важно, столько времени прошло…
– Филлис, – с какой-то непривычной злостью посмотрела на неё Анна, – сейчас же объясни мне всё.
– Я… я имела в виду, вы же почти не общались…
– Почти?
Анна не понимала, как они могли бы общаться. Как вообще можно общаться с человеком, которого нет?
– После того, как ты уехала, мистер Кларк ещё звонил, но ты не брала трубку. Помнишь, как вы поругались перед отъездом? Он сказал, что ты должна уйти в медицину, а не в эту, как он сказал, лженауку. Ты ответила, что он не имеет права… – Филлис опять всхлипнула.
– Продолжай.
– И если ему так стыдно, что его дочь не учёный, а обычный психолог, то ты тогда вообще уедешь на другой конец земли, чтобы он не стыдился тебя.
– Я такого не говорила…
Она говорила и хорошо это помнила, но пыталась забыть. Анна сильно поссорилась с отцом перед самой его кончиной. И каждый раз проклинала себя за это. И теперь ей будто в лицо ткнули её же стыдом, тем стыдом, от которого она так долго скрывалась. «Всё же отец был прав, – думала Анна, – психолог из неё был так себе». По крайней мере, для себя самой.
– Я такого не говорила, не говорила, – повторила она, будто уговаривая себя в этом.
– Прости, я уже всего и не упомню, – разволновалась Филлис, – но вы так поругались перед твоим отъездом… После он написал тебе через год, поздравил с днём рождения, пытался дозвониться, но ты не брала трубку.
– Господи…
Анна вспомнила, как ей звонили с телефона отца, она тогда так испугалась, что сбросила номер, думала, что это чья-то злая шутка, позвонила в телефонную компанию, её заверили, что после смерти владельца номер могут передать другому человеку, так она и успокоилась. Пару раз ей снилось, как отец, одетый в красивый костюм, сидит на всевозможных банкетах, встречается с разными такими же хорошо одетыми людьми, а однажды он даже вышел на сцену получить награду за что-то. Анна тогда проснулась в слезах, ей казалось, будь отец жив, он обязательно добился бы этого.
– Что было после того, как я уехала? – Анна ходила по дому, разглядывая его фото.
– Да ничего необычного, – плелась за ней Филлис. – Ты же знаешь своего отца, он вечно в работе, можно сказать, не вылезал из своей лаборатории. Я утром только чай успевала заварить, а он уже, накинув пальто и шляпу, схватив дипломат, выбегал из дома. И я за ним с чайником, в домашних туфлях по снегу, кричу: «Подождите, мистер Кларк, подождите, чаю, хотя бы чашечку!» А он отмахнется, мол, на работе попью. Так он и жил – командировки, работа. Однажды планировал полететь в Японию, там был медицинский симпозиум, но в последний момент его отменили.
Анна не верила своим ушам.
– Но ты не думай, он всегда о тебе помнил.
– Помнил, – повторила Анна.
И она о нем помнила, каждый день.
Как же всё так получилось…
– Я, бывало, спрошу его, как там наша Анна, а он мне – если не звонит, значит, всё хорошо.
Анна уткнула лицо в колени и разрыдалась. Нет, она не верила во всю эту чушь, она просто очень хотела в неё поверить, может, Филлис сошла с ума или кто-то её обманул, но она бы всё отдала, чтобы увидеть отца ещё раз.
– Этого не может быть, Филлис, понимаешь, не может!
– Вы о чём, мисс Кларк?
– Я улетела в Японию после смерти отца, его сбила машина тогда, в 2018-м, я помню, как его хоронила!
– Господи, Пресвятая Дева Мария! Что ты такое говоришь, милая?
– Я говорю лишь то, что помню!
«Это всё шок, – поняла Филлис. – Немудрено, такая потеря».
– Тебе нужно поспать, похороны уже завтра.
– Я не пойду ни на какие похороны, – крикнула Анна, – я на них уже была!
* * *Филлис проснулась посреди ночи от непонятных звуков наверху. Вооружившись зонтиком-ружьём – мало ли, может, удастся напугать грабителя, – она медленно поднималась на второй этаж.
Оглянулась на входную дверь, та закрыта, свет включать не стала, дом можно осмотреть и утром. Даже если что-то украли, ей уже было не до того. Этот дом опустел чуть раньше, он будто тоже умер вслед за хозяином. Эти стены, мебель и предметы – всё покрылось посмертным холодом, всё померкло без него. И она, наверное, уйдёт отсюда, как только найдёт куда.
Филлис осторожно ступала по лестнице, в своих мягких домашних тапках и сорочке, скосившейся набок – господи, как же не хотелось ей умирать вот в таком несерьёзном виде. Ну что уж теперь. Как найдут, так найдут. Шум доносился из кабинета мистера Кларка. Филлис прошла на цыпочках, тихо припала к стене и, заглянув через тусклый свет дверного проёма, увидела знакомую тень.
В кабинете шумела Анна, разворошив все бумаги и газеты, научные журналы и статьи. Она склонилась над столом и перечитывала что-то под призрачным светом настольной лампы. Свет витражного калейдоскопа от разноцветного абажура играл на соседней стене.
– Подойди сюда, Филлис, – скомандовала она.
Филлис, приставив имитацию ружья к стене, пошла к хозяйской дочке.
– Что такое, мисс Кларк? Не спится? Может, молока с печеньем или ромашковый чай…
– Ты видишь это? – Анна раскладывала статьи и журналы. – Это всё писали о нём, 2023, 2025, 2027-й и недавно. Это всё статьи о его открытии, о его лекарстве!
– Мистер Кларк так много работал, – всхлипнула женщина.
– Мёртвые не могут работать, Филлис!
Филлис на миг отшатнулась, она хотела что-то сказать, но только слёзы подступили к горлу и запершило в носу. Как ей жаль было несчастную Анну, она и не думала её переубеждать. Наверное, это какая-то реакция на смерть, защитный механизм, может быть, или что-то ещё…
6 глава
– Добрый вечер, дорогие друзья! С вами опять я, Мэтт Грегори, сегодня пятница, и, значит, вы снова на шоу «Паранормальная реальность»!
Табличка: «Аплодисменты».
– Как часто мы встречаемся с паранормальным? Раз в десять лет, раз в четверть века? Раз за всю жизнь?
А вот наш первый герой встречается с такими явлениями каждый божий день. Поприветствуем…
«Аплодисменты».
– Сейчас выйдет этот ботан с полтергейстом, после него сразу ты.
– Хорошо.
Я был в гримёрной одной из телестудий города.
– Целую вечность тебя не видел! Сколько лет прошло – десять, пятнадцать?
– Двадцать.
– Двадцать! Не может быть! Скажи мне, куда летит время?
– Без понятия, в чёрную дыру?
– Точно, точно! Мы, кстати, делали шоу про чёрные дыры, ты смотрел? А? Сценарий-то я написал! Ну, каково?
Рон крутился возле меня, пока какая-то женщина с кистью в зубах напудривала моё лицо огромным спонжем.
– А это обязательно всё? – покосился я свободным глазом на Рона, веко второго она натянула.
– Ты бликуешь, – сказал Рон.
– Что?
– У вас очень жирная кожа. – Гримёрша вытащила кисть изо рта и начала шлёпать ею по моим щекам.
– А это зачем?
– Вы очень бледный.
– Значит, ты всё ещё работаешь в той газете? – покачивал головой Рон, поглаживая ровную, как по линейке начерченную, бороду.
Примерно так же люди смотрят на вдовцов, вот с тем же выражением лица: «Ммм… так, значит, теперь ты один?», или на обанкротившихся брокеров: «Значит, ты таки прогорел?», или на погорельцев каких-нибудь: «Значит, дом был не застрахован?».
Этот взгляд нескрываемого сочувствия с плохо скрываемой радостью нельзя спутать ни с чем.
– Нет, ты не подумай, – приблизил он ко мне своё гламурно-загорелое лицо, – ничего такого.
Чего тут думать, и так всё было понятно по его самодовольному виду.
Рон был середняком на нашем курсе, не то чтобы я учился лучше, но дело не в этом. А в том что сразу после университета он устроился помощником режиссёра в одну небольшую рекламную компанию. Режиссёр этот через год ушёл на большое телевидение и взял Рона с собой. Он работал сценаристом разных шоу, а ещё занимался подбором тем и «актёров», которые эти темы будут поднимать.
– Что уж там у тебя? – посмотрел он в свои цветные листы. – Эффект Манделы, хм, интере-е-сно. Хорошо, что ты не стоишь на месте, а знаешь, – он указал на потолочный светильник, – поднимаешься вверх. Вверх, вверх, только туда, парень!
– Чего? – я чихнул от пудры.
Тётка с кистями никак не унималась.
– Если хочешь, я могу замолвить за тебя словечко, и тебя возьмут к нам. Мы, конечно, ещё посмотрим, как зайдёт эта тема, но сценарий ты хорошо прописал.
– Какой сценарий? – не понял я.
– Знаешь, когда ты мне позвонил, я понял – это она! – он хлопнул по своим бумагам.
– Кто она?
– Тема моего нового эфира!
– Да, спасибо, что позволил прийти.
– О чём речь?! Мы же друзья!
Мы никогда ими не были, ну да ладно.
– Да, – согласился я.
Я просидел в интернете сутки, я искал всё об изменённой реальности и нашёл. Нет, не про Питера Кларка, о его двух смертях не было ни слова, по крайней мере о первой, о второй уже кто-то успел написать. Дело не в нём, а в других. А других случаев было немало. И называлось это всё эффектом Манделы.
– Ну перестань, Мари, – отодвинул он гримёршу, – теперь он похож на какую-то девку. Ну чего ты смотришь? Убери немного.
Она взяла огромную салфетку и стала промакивать ею моё лицо.
– Да, так лучше, – сказал Рон, – и лоб, вот здесь, отлично.
– Зачем меня вообще нужно красить?
– Ходить со своим лицом неприлично! – Они переглянулись с гримёршей. – Это прям моветон, фу-фу-фу! Ты пугаешь людей. Знаешь, какое сейчас разрешение? Каждая пора на лице видна. А у тебя широкие поры.
Дверь в гримёрке распахнулась и с размаху ударилась об стену.
– «Эффект Манделы», через пять минут на выход! – заглянула к нам взлохмаченная, кричащая голова.
– Господи, – вздохнул Рон, отряхивая мне плечи то ли от перхоти, то ли от пудры, – эти статистки носятся как сумасшедшие, только краску со стен сбивают. Всё, иди! И не волнуйся, понял? Ведущий там профессионал, разрулит, если что.
Я вышел из гримёрной.
– И в камеру не смотри.
– Что? А куда смотреть?
– Куда хочешь, только не в камеру.
Я пошёл на сцену. Рон бежал за мной.
– Смотри на ведущего, говори с ним.
– Хорошо, понял.
Меня остановили возле кулис.
– Ждите здесь.
– Мы вернёмся к вам сразу после рекламы, не переключайтесь! – донёсся голос ведущего.
– Реклама пошла! – раздалось откуда-то сверху.
– Ты знаешь, Мэтт такой, – Рон изобразил что-то руками.
– Какой? – не понял я.
– Он может слегка подкольнуть.
– Подкольнуть?
– Но если ты ему понравишься, все пойдёт хорошо.
– Успокоил.
Я не планировал никому нравиться, я этого ведущего первый раз видел. Мне лишь нужно было рассказать всё, что я хотел. Я надеялся, что кто-то, кроме меня, тоже вспомнит о смерти мистера Кларка. И тогда я уже буду не один. Потому что, когда ты один, это не совсем нормально. Ты вроде как псих-одиночка. А когда с кем-то, то психи уже все остальные. И хоть у меня и были с собой доказательства, но теперь я не верил и им, мне нужен был кто-то ещё. Тот, кто скажет, что всё это время Питер Кларк был безвозвратно мёртв.