Принцесса Намонаки

– Ваше Высочество, повторяю: вы впустую тратите время. Если не собираетесь меня убивать, тогда просто отпустите, и я уйду сам.

«Размечтался!» – подумала я, а вслух сказала:

– Как будто я тебя держу.

И мягко подтолкнула к кровати Ванъяна.

Ли сначала вскользь глянул на него, потом вдруг зажмурился, словно глазам не поверил, резко выдохнул, посмотрел снова… И бросился ловить руки брата. Он еще что-то бормотал при этом, но тихо, и я не могла разобрать. А если честно, не больно-то и хотела.

Время шло. Ли обнимал Ванъяна, а тот тихо, по-собачьи поскуливал.

– Император отдал его мне, – устав от лицезрения этой идиллии, сказала я. – Если верить лекарю, твое здоровье скоро поправится. Завтра сможешь встать. Я тебя не держу – забирай его и уходи.

Ли отпустил Ванъяна – тот упал на колени и снова пополз к моим ногам. Я уже знала, что поднимать его бесполезно, и даже не стала пытаться.

Повисла напряженная тишина. Я злилась. А Ли… спокойно сказал:

– Я недооценил вас, Ваше Высочество, – и, помолчав, добавил: – Вы знаете, что теперь я не могу уйти.

Я рассчитывала на это, но играть стоило до конца. Ты сделал мне больно, красавчик-колдун. Я бью в ответ.

– Почему же? Ты ведь пришел сюда за братом. Вот он. Все, вы свободны, валите отсюда! – На языке принца прозвучало это немного иначе, но не менее грубо.

Ли с кривой усмешкой посмотрел на меня, а потом сполз на пол, растянувшись ниц. Я только-только хотела приказать ему вернуться в кровать, повредит же рану, как он начал:

– Я клянусь вам, Ваше Высочество. Клянусь служить, хранить и оберегать вас, умереть за вас, убивать за вас и выполнять любой ваш приказ. Я вверяю вам мою жизнь и мою верность. Принимаете ли вы мою клятву?

Я поймала себя на том, что довольно усмехаюсь. Видеть этого Ли не мог, но уверена, он все прекрасно понял.

– Принимаю.

Теперь Ли был моим, действительно моим, ведь его ненаглядный Ванъян принадлежал мне. Интересно, что Ли чувствовал тогда, зная, что недавно обманул меня?

Телохранитель выпрямился и больше не смотрел на меня, только на Ванъяна.

– Вернись в кровать, – приказала я. – И поешь. Ты нужен мне здоровым.

Ли покорно залез на постель и растянулся на ней совсем без сил.

– Как… вам … удалось… забрать его… господин? – Он опять тяжело задышал, но крови я не заметила. Значит, рана не открылась.

Я усмехнулась. Вдаваться в подробности не хотелось совершенно, но Ли смотрел так взволнованно – на Ванъяна, конечно, до меня ему дела не было, – что я ответила:

– Ванъян и мой брат тоже, поэтому здесь ему будет удобно. Я позову слуг. Будь добр, поешь и до завтра приди в себя. Ты мне нужен.

К сожалению, это было правдой.

На этом я его оставила, забрав Ванъяна. Вслед услышала только тихое: «Да, господин».

Так у меня появился один гарантированно преданный – на Рен я надеяться не могла, ее брата у меня в заложниках не было – слуга, ценой унижения и двадцати палок. Плюс я стала обладателем одного испуганного недоразумения, которое предпочла сдать на руки слугам, потому что понятия не имела, что с ним делать.

О да, жизнь налаживалась.

Свиток пятый

Десятый день четвертой Луны

Ура, император подарил мне новый, улучшенный, совершенно чудесный набор для каллиграфии! Наконец-то удобные кисточки! И листы бумаги из какой-то там мицуматы – тонкие, белые и даже от влаги не размокают и не рвутся! А еще у меня появился раб для создания чернил!

Теперь я смогу писать быстрее и уже вот-вот дойду в этом дневнике до сегодняшнего дня. Действительно, ура!

Когда слуга отдавал мне подарок, император сказал: «Расти, Ичи, умный и пиши красиво». То есть он не так сказал, красивее, но смысл был тот же. Этим подарком он унизил меня, но – к черту.

В тот момент я думала только об этих записках.

Если Ли ждал, что я на нем отыграюсь, то он угадал. На следующий день я замучила его тренировками: заставила придумывать полосу препятствий и следить, правильно ли я держу стойку, а еще поправлять меня. Постоянно поправлять. Проклятое тело норовило расслабиться и отдохнуть. Я, конечно, знала, что Москва не сразу строилась, и быстро ничего путного не происходит, но столь медленный прогресс удручал. Просто руки опускались, если честно.

Загнанный до седьмого пота Ли пытался меня умаслить:

– Ваше Высочество, вы учитесь очень быстро. Недостойный слуга молит вас пожалеть себя.

– Пожалеть? – шипела я, пытаясь разрубить столб настоящим мечом, который, к слову, оказался удобнее, чем тренировочная палка. У клинка хотя бы имелась рукоять. – А убийцы меня тоже пожалеют?

– Ваше Высочество, для убийц у вас есть этот слуга, – возражал Ли. Он снова вернулся к третьему лицу и эпитетам вроде «недостойного» и «никчемного». Бесил меня ужасно!

Я зло смеялась:

– Ты ненадежен!

Ли недоумевал:

– Ваше Высочество, этот слуга поклялся!

– И что? Предал один раз – предашь снова!

– Зачем тогда вы сохранили слуге жизнь, господин?

– Чтобы ты научил меня… этому! – Я сделала выпад, и меч застрял в проклятом столбе, десятый раз! Десятый, мать его, раз подряд!

Ли безмятежно достал меч, который я от отчаяния бросила, и поинтересовался:

– А после – убьете?

– Посмотрим на твое… поведение… А-а-а! Да когда же у меня хоть что-нибудь получится?!

Крутым мечником я точно стану нескоро. Если вообще стану. А раскидывать врагов, как самураи в фильмах, вообще никогда не смогу. Обидно. И почему я не попала в тело какого-нибудь силача? На худой конец, колдуна, вроде Ли. Почему этот неудачник-принц с его больным сердцем?! Почему я такая невезучая?

– Тем не менее вы действительно учитесь очень быстро, Ваше Высочество, – добавил Ли, спокойно наблюдая за мной. – Всего несколько дней назад этот меч вывалился бы из ваших рук.

– Глядишь, кого-нибудь бы и прихлопнул, – пробурчала я, мысленно добавив: «Например, тебя».

В такие моменты я буквально ненавидела Ли. Он воплощал все то, что у меня не получалось. Терпеть не могу, когда я стараюсь, но ничего не получается! Терпение вообще не моя добродетель.

После полудня еще канцлер проявил себя, подложив мне свинью. Здоровенную такую, жирную свинью.

Дело было так: в покои принца явились правый и левый министры одновременно, вот же делать старикам нечего! Они привели с собой целую армию лекарей и витиевато объяснили, что, дескать, пошел, слух, будто принц после неудачного покушения вместе с памятью потерял мужскую силу. Раньше-то из гарема не вылезал, по три наложницы за раз звал, а то и больше. Теперь же и дорогу туда забыл. Подозрительно это! И перед тем, как выбирать невесту, кстати будущую императрицу, нужно жениха проверить. А то мало ли!

Я и так чувствовала себя паршиво: вокруг одни предатели, все болит, ни черта не получается! И вот только этого мне для полного счастья не хватало.

Бросив Ли меч, я героическим усилием воли удержала себя в руках и вздохнула:

– Ну, проверяйте.

Любой нормальный мужчина со стыда бы помер во время этой процедуры. Какие они вопросы мне при слугах задавали – мама дорогая, извращенец покраснеет!

Подробности вспоминать не хочу – мерзко. Я пыталась относиться к происходящему философски, размышляя, кому эта проверка выгодна и кто выиграет, если я ее не пройду. Канцлер? Возможно, но как тогда он выдаст за принца свою дочь? Император? Вряд ли, ему нужен полноценный наследник. Кто-то третий? Наверняка среди придворных полно тех, кто принца ненавидит. Завистники те же.

– В гарем-то сходите, – сказал напоследок левый министр, старичок чуть моложе правого. – Заболеете, Ваше Высочество, нельзя долго держать тетиву натянутой – порвете.

Я чуть лесом его не послала, но кое-как смогла удержать лицо и кивнуть.

– Обязательно.

Когда лекари и советники убедились в моей полной мужской состоятельности и ушли, Рен осторожно предложила:

– Позвать наложниц, господин?

Я посмотрела на нее очень красноречиво, думала, сорвусь. Но нет, сдержалась.

Рен не вняла моему взгляду и стала перечислять имена фавориток принца. Штук двадцать назвала точно.

– И что, я со всеми спал? – не выдержала я. У меня в голове не укладывалось: как? Задохлик от ветра качается, а глядите-ка – в постели просто гигант!

Рен хихикнула.

– Что вы, господин, не разом. Впрочем… – Она не договорила, прикрыв рот широким рукавом, и засмеялась.

Я помрачнела. Получалось, для поддержания репутации принца в гарем идти все-таки придется. Как там быть, я пока не придумала. Подкупить сразу двадцать наложниц казалось мне невозможным. Во-первых, дорого, а деньги мне пока в руки так никто и не дал. Во-вторых, я не верила, что два десятка девиц, пусть и подкупленных, никому ничего не разболтают.

Ладно, разберусь с этим позже.

Я сослалась на усталость от тренировки, и Рен, конечно, спорить не стала, но вздохнула с разочарованием.

Тренироваться дальше смысла не было – про усталость я не лгала. Чтобы не терять время, мне показалось разумным повторить иероглифы и почитать. Только не стихи, а что-нибудь полезное. Есть у них тут энциклопедии или справочники? Я думала, что нет ничего проще: отправлю Ли в библиотеку, и он все принесет. Уж он-то лучше знает, как тут обстоят дела с энциклопедиями и справочниками.

Ли меня выслушал и твердо сказал, что в архив его не пустят. Принца – да, а телохранителя – нет.

Что ж, я решила прогуляться. Вечер, закат, какие-то там пионы недавно зацвели, ими даже слуги бегали любоваться. Вот и я по дороге посмотрю, заодно после новостей о гареме успокоюсь.

От дворца принца до архива идти оказалось довольно далеко. Наверное, потому, что Ли вел меня террасами, где цвели те самые пионы, а не через главный двор, унылый и навевающий тоску.

Где-то на полпути случился казус.

Перед нами неожиданно возникла группа придворных юношей в богатых одеждах. У меня в глазах зарябило: и белые шелка, и красные, и все оттенки зеленого. А когда один из юношей заступил мне дорогу, я уставилась на него как на привидение, потому что он был белым! То есть одет-то в зеленое с лиловым, но лицо у него было очень сильно набелено, а когда он открыл рот, я и вовсе остолбенела: зубы у юноши оказались черные. Не гнилые, нет, а покрытые черной краской, точно лакированные. Естественно, я смотрела на него как на чудо света!

Нас обступили другие юноши, тоже густо накрашенные, а потому все одинаковые, и различить их можно было только по цвету одежд. Один из них меня толкнул, не помню, кто конкретно, но я полетела на землю – прямо в те пионы. Пахли они так сладко и терпко, что от этого запаха сделалось дурно. Уверена, без Ли я бы не встала.

– Наш принц бессилен во всем, точно младенец, – проговорил юноша, которого я увидела первым, в зеленом с лиловым. Голос у него был капризно-тонкий, очень смешной. Только смеялись почему-то не над ним, а надо мной. – Он и ходить не может. Какая печаль для его царственного отца!

– Наш, как же! – поддакнул кто-то. – В Лянь совсем сдурели, раз пригрели его ведьму-мать.

Я удивилась: император был вежлив с послом Лянь, а за глаза его придворные так поносят королеву? Этот балаган надо было прекращать.

Я выпрямилась, оттолкнула руку Ли, подошла к зачинщику, который все еще заступал мне дорогу, и спросила:

– Ты кто?

Повисла тишина. Улыбка на лице юноши сменилась недоумением, но затем появилась снова. Он скривил алые напомаженные губы и протянул:

– Ах, наш принц не только силой скорбен, но и памятью?

Снова раздался смех, угодливый и неприятный. Хотя ничего неизвестного двору юноша не сказал. Разве император не объявил, что принц после покушения ничего не помнит?

Этот юноша кто-то влиятельный, подумала я. Наверное, сын какого-нибудь министра. У них же не только дочери и племянницы имеются, чтобы на отбор отправить, но и такие вот оболтусы – очевидно, чтобы принца оскорблять.

Нужно было спасать репутацию Его Высочества, и я, подражая юноше, протянула:

– Мне что, нужно помнить каждую собаку, которая меня облаяла?

Судя по реакции, раньше принц так себя не вел. Я отошла на несколько шагов от этой веселой компании и приблизилась к пруду. В моем саду в таком водились карпы, и я любила их кормить, так что Ли всегда носил с собой корм для рыб. Здесь они тоже водились, суетливые и яркие, очень красивые на закате, когда солнце пускало по воде алые с золотом блики.

До юноши, наверное, долго доходило, но вспыхнул он моментально: бросился ко мне, схватил за грудки – грозный такой, хоть и размалеванный, как кукла. Ли взялся за меч, но я мотнула головой: «Не смей».

Друзья юноши тоже подошли и с интересом наблюдали. Для них все это наверняка было излюбленным представлением. Неужели наследный принц раньше участвовал в этом безобразии? Исполнял роль шута и терпел?

– Если бы не твой титул, гаденыш, – прошипел юноша, брызгая слюной мне в лицо, – я бы вызвал тебя на поединок. Не боишься, что однажды в темном углу тебя случайно кто-нибудь прирежет?

Ого, подумала я. Не боишься, что я тебя императору сдам? Ты же вслух только что признался, что хочешь наследному принцу смерти. Да еще и при свидетелях. Канцлер, для сравнения, делал это тихо, на ушко.

– За языком следи, – холодно приказала я. – И руки. Убери. Немедленно.

Он послушался, полагаю, инстинктивно. За время, проведенное здесь, я привыкла приказывать.

Через мгновение юноша понял, что произошло: принц приказал, и он подчинился. Ужас, согласна.

– Гаденыш, как ты смеешь?! – возмутился он.

Я поправила ворот верхней накидки и чуть подвинулась – так, чтобы грубиян оказался спиной к пруду. Он был слишком удивлен и ничего не заметил.

– А может, это ты меня вызовешь? У тебя нет чести, и если я назову тебя ничтожеством, тебя это вряд ли заденет. Но если скажу, что твоя мать…

Закончить он не успел – я его толкнула. Достаточно сильно, чтобы наглец потерял равновесие и полетел к карпам в пруд. Такую тучу брызг поднял, ух! Сзади донеслось аханье остальных юношей-придворных. Намокли, наверное, бедняги, меня-то Ли закрыл собой.

– У нас еще остался корм для рыб? – поинтересовалась я из-за плеча телохранителя.

– Да, господин. – Ли протянул мне шелковый мешочек.

Я высыпала крошки на ладонь и бросила их прямо на барахтавшегося в пруду грубияна. Вспугнутые карпы кинулись к угощению с большим энтузиазмом.

Пока придворные разбирались, кто вытащит товарища, а тот отмахивался от рыб, я кивнула Ли, и он увел меня подальше от этого безобразия.

– Кто это был? – спросила я позже.

– Младший сын канцлера, господин Такихи́ро, – ответил Ли.

Я обернулась.

– Серьезно? Канцлера?

Ли, не поднимая глаз, кивнул. И я не смогла сдержать смех:

– Не повезло канцлеру с младшим сыном! И что, принц… то есть я раньше сносил подобное? Этот Такихиро, кажется, был удивлен моим поведением.

Ли мельком взглянул на меня.

– Ваше Высочество очень изменились после потери памяти.

– Надеюсь, в лучшую сторону, – пробормотала я и уже громче приказала: – Идем.

В архиве меня ждал облом. Нет, нас с Ли пустили и книги нам выдали. Хотя на вопрос «Что Вашему Высочеству угодно?» отвечать пришлось Ли, потому что я смогла с умным видом выдавить только «Все!», чем привела архивариуса в состояние шока. Ах, да, не архивариуса, их называют здесь «куро́до». Любой работник архива – это куродо. Как я поняла, по совместительству они писцы, и должность эта весьма почетна.

Облом начался с книг: они совершенно меня разочаровали. Я ожидала фолианты размером с меня, в тисненой коже, с пожелтевшими страницами. А получила только страницы – в прямом смысле. Они были сшиты друг с другом и напоминали большие тетради. Гору таких книг я приказала Ли отнести в покои принца.

Карт среди них не нашлось. А то, что нашлось, я бы назвала рисунком на свободную тему.

– А что, модернизм у вас уже изобрели? – вырвалось у меня при виде одной такой карты.

– Господин? – непонимающе переспросил Ли.

Я промолчала, хотя очень хотелось материться.

Местные карты состояли из пояснений вроде «где-то тут земля», «а тут море… наверное», «о, а это наша столица!» и «идите на Глаз Собаки, а потом поверните к Северной звезде». Самое обидное, Ли в этом безобразии был как рыба в воде и на раз-два объяснил мне дорогу от Коконоэ (столицы империи) до границы с Лянь.

Я схватила бумагу, кисточку и заставила его повторить все еще раз. А потом еще, потому что, повторяя, Ли косился на мои записки с таким интересом, что терял нить рассказа. А когда закончил, даже не постеснялся спросить:

– Господин, что это за знаки?

Писала я, конечно, на русском.

Вместо ответа он получил кистью по носу – я раскрасила ему самый кончик – и только тогда угомонился.

Где взять обезболивающее, я выясняла уже у Рен. Ответ был близок к бородатому анекдоту: «Есть у вас что-нибудь от головы? Да, топор». В обстановке строгой секретности (Ли заставили отвернуться и зажать уши) Рен вытащила из складок одежды малюсенький пузырек с чем-то черным и пообещала, что это чудодейственное зелье мгновенно уберет боль. Правда, вместе с сознанием. А еще побочным эффектом была потеря либидо, но мне после утреннего осмотра ничего терять не хотелось. Так вот потеряешь, а потом тебя еще раз осмотрят, признают импотентом и отправят к императору в пыточную. Нет уж.

Я отказалась. Рен уверяла, что лучше зелья нет даже у придворных лекарей, оно ведь ужасно редкое и очень дорогое. Кажется, она обиделась, что я не приняла ее драгоценную жертву.

У меня все язык чесался спросить, зачем она до сих пор носит с собой эту дрянь, но, зная местные нравы, понимаю, предосторожность тут не лишняя. Сегодня ты старшая служанка, а завтра – враг императора. Страшно здесь жить. Страшно, но весело.

Ночью меня снова попытались убить. Нет, никаких наемников во тьме, ядов, стрел или чего-то в этом роде. Я просто спала, а Ли дежурил в комнате, как обычно. Мне снилось, что я привязана к столбу. Мои белые одежды трепал ветер, а длинная челка постоянно падала на глаза – в лунном свете она казалась белой, даже серебристой. В какой-то момент потом луна скрылась за облаками, и стало так темно, хоть глаз выколи. Но в этой темноте я отчетливо расслышала чье-то хриплое дыхание. А потом ближе, совсем рядом, раздалось рычание.

Луна засияла снова, но от этого стало только хуже. Я его увидела. Хотя увидела, пожалуй, сильно сказано. Это был сгусток тьмы, чернее ночи, и тьма эта была живой, словно внутри нее копошились черви, с зубами странной формы, похожими на паутину, и восьмью алыми глазами, как у паука. Тварь приближалась ко мне и рычала. А я стояла, связанная по рукам и ногам, и ничего не могла сделать. Это было не просто страшно – ждать. Страшно – слишком обычное слово. А мое сердце, казалось, вот-вот лопнет и грудь разорвется, и если бы не веревки, я бы точно не смогла стоять.

Оно приближалось.

Наверное, надо было позвать на помощь. Хотя кто мне поможет в моем же сне? Самое жуткое – я четко осознавала, что это сон, но проснуться не получалось. Странно, ведь когда спишь, не чувствуешь запахи, а я ощущала сладковатое зловоние и откуда-то знала, что так пахнет гниющая плоть. Я чувствовала, как веревки впивались в мои запястья, было больно, очень. Но все это не шло ни в какое сравнение с ужасом, рвавшим мою грудь.

Чудовище все приближалось, так неторопливо, словно намеренно.

Когда оно придвинулось ко мне вплотную и распахнуло пасть, а мою грудь сжало, будто в тисках, неожиданно случились две вещи.

Во-первых, я отстраненно удивилась, почему слабое сердце принца еще не отправило его на тот свет. И только тогда поняла, что под складками одежды у меня виднелась грудь – значит, во сне тело было моим, настоящим.

Во-вторых, откуда ни возьмись свистнул меч. Серебристый росчерк молнией сверкнул в свете луны и напополам разрубил чудовище, только тьма просто распалась на два копошащихся сгустка. Но меч не сдавался: вжик-вжик! – он рубил и рубил, пока от тьмы не остались какие-то жалкие лохмотья, съежившиеся в ярком свете.

Луна засияла как ненормальная.

– Ваше Высочество, – выдохнул Ли, убирая меч и доставая кинжал, – простите за медлительнос…

Телохранитель поднял голову и, не договорив, уставился на меня.

«Он меня видит, – подумала я. – Видит меня настоящую!»

Ли действительно смотрел, а в руке у него поблескивал кинжал. Помните, что здесь делают с самозванцами?

Ли закрыл наконец рот и крутанул кинжал так, что лезвие указало на меня. Я очень хорошо помню, как лунный луч сверкал на острие. Если честно, по сравнению с чудовищем из тьмы и червей это не так уж и впечатляло. Наверное, поэтому я очень легко оторвала взгляд от лезвия и прямо посмотрела на Ли, со всей злостью, которую чувствовала. И приказала:

– Освободи меня. Немедленно. – Мой настоящий голос слушался куда лучше и звучал внушительнее, хоть и тоньше, чем голос принца.

Ли вздрогнул, я хорошо это увидела, а потом снова замер, пристально глядя в ответ.

Ты сделаешь то, что я хочу. Почему-то я была в этом уверена. Сделаешь, иначе и быть не может.

– Ты клялся мне! – Злость прорвалась в голос и придала ему сил. Я не удивилась, когда Ли снова вздрогнул, будто я огрела его этой фразой, как плетью. – Ты забыл?

Глаза Ли расширились, а потом он их спрятал, опустив голову. В три шага телохранитель подошел ко мне и перерезал веревки.

Просыпаясь, я улыбалась. И сжимала в руке драгоценную шпильку, с которой практически с первых дней не расставалась во сне. В комнате горел светильник, и в его лучах шпилька как-то празднично искрилась.

Ли сидел на кровати рядом со мной и смотрел на меня по-прежнему дико. Одна его рука сжимала шуршащий свиток с иероглифами, которые слабо светились, вторая лежала на моей груди. Впалой мужской груди принца.

Я прекрасно понимала, что шансов у меня немного, но сдаваться не собиралась, о чем тут же сообщила Ли:

– Я не дам себя убить.

И прижала шпильку к его шее.

Ли мог легко со мной справиться: выбил бы шпильку, выкрутил бы руку. Он не был безоружен, кинжал и меч висели у него за поясом. Я заглянула телохранителю в глаза, но он словно ничего не замечал, острую шпильку у своего горла в том числе. Лишь обалдело смотрел на меня, тяжело дыша, и не двигался.

Это грозило затянуться, и я прикрикнула, оттолкнув его от себя:

– Ну!

Ли покорно упал на кровать, наконец посмотрел на шпильку, которую я по-прежнему прижимала к его шее, а потом заглянул мне в глаза. И снова завис.

– Ты донесешь на меня императору? – хриплым от волнения голосом спросила я.

– Невозможно, – невпопад пробормотал Ли, не сводя с меня взгляда.

Я, конечно, была с ним согласна: женщина в теле мужчины – ненормально даже для этого чокнутого мира. Но у меня был более насущный вопрос, который стоило решить здесь и сейчас.

– Ли! – Я хлопнула в ладоши.

Только тогда телохранитель наконец опомнился, взгляд стал осмысленным, и Ли пробормотал:

– А? Г-господин…

– Не знаю как, но ты ведь все видел, – вздохнула я и с улыбкой добавила: – «Госпожа» будет точнее.

Вид Ли снова стал жалким, словно это я его раскрыла, а не он меня.

– Так ты донесешь на меня императору? – прямо спросила я снова.

Ли растерянно моргнул и ответил:

– Нет, что вы, конечно, нет…

– Продашь меня кому-нибудь другому?

Ли снова моргнул и зажмурился, а потом глухо сказал:

– Я клялся вам. Я служу вам… Госпожа.

Да, я сама во сне напомнила ему про клятву, но вдруг там Ли повиновался, не подумав? Я была убедительна, вот и все. Полагаться на что-то эфемерное вроде клятвы совершенно не хотелось, но… Что мне оставалось?

Ли, будто прочитав мои мысли, повторил ровно тот же трюк, что и пару дней назад: скатился с кровати, вытащил меч, сунув его мне, а сам встал на колени и склонился к моим ногам так, что шея оказалась открыта. И твердо произнес:

– Моя жизнь в ваших руках.

Я смотрела на него, понимая, что выход он предлагает правильный: когда секрет знают двое, это уже не секрет. Ли могут пытать, и тогда он все расскажет, ему могут предложить что-нибудь ценное, и он меня продаст. Да мало ли, что может произойти!

Но я неотрывно смотрела на его открытую, беззащитную шею и понимала, что меч поднять не смогу и отдать приказ, чтобы это сделал кто-нибудь из слуг, – тоже.

Пауза затягивалась.

– Не зови меня госпожой. Пожалуйста, встань, – попросила я.

Он лишь коротко взглянул на меня, но не поднялся.

– Я не хочу умирать, – тихо добавила я и протянула ему меч.

Ли кивнул, а потом повторил так, словно это что-то меняло:

– Я служу вам.

На самом деле и правда меняло: здесь к клятвам относятся серьезно, тогда я просто еще не понимала насколько.

На моих запястьях и щиколотках после сна остались следы, как от веревок. Ли обрабатывал их какой-то зеленой мазью, которая безбожно щипала и пахла тиной, и мы оба молчали. Я ждала, когда он начнет спрашивать – должны же у него быть вопросы! – но страшно мне больше не было, хоть я и не верила какой-то там клятве, тем более клятве человека, однажды меня предавшего. Нет, страха не было. Ничего не было. Я ничего не чувствовала, только смертельную усталость.