Якудза, или Когда и крабы плачут

ЮЖНО-САХАЛИНСК

Пробившийся сквозь щелку штор солнечный зайчик заставил открыть глаза, и Крымов, сладко потянувшись, убедился, что на Сахалин наконец-то обрушилась настоящая весна. Не очень-то поспешая, сбросил ноги с кровати и раздвинул шторы. Утро действительно выдалось необыкновенное, так что даже думать не хотелось о проблеме, которая не отпускала его с того самого момента, когда он выбрался из-под опеки капитана Брыля. Надо было срочно связаться с Москвой. Во-первых, необходимо поставить в известность Панкова, что он жив и здоров, а во-вторых… Посиделки в уютном кабинете ресторана перешли из ностальгических воспоминаний в более насыщенный разговор о нынешнем дне, во время которого прояснились планы Мессера относительно дальнейшего развития международной сети по сбыту краба и особо ценных морепродуктов, промысел которых ведется в территориальных водах России. И эта информация стоила многого.

Спустившись по массивной деревянной лестнице со второго этажа, Антон прошел в столовую, где его уже поджидала «тетка Мария», дородная пятидесятилетняя хохлушка, в обязанности которой входила стряпня и закупка продуктов.

– Ой, так вы уже поднялись? – певуче, с легким южнорусским акцентом произнесла она, протирая полотенцем хрустальные бокалы. – А Роман Михалыч сказали, шоб я ходила тихохонько, як мышка, и вас не разбудила. Сам-то он уже давно уехал.

– Все нормально, – успокоил он ее, – я уже давно проснулся. К тому же пташка я ранняя, привык вместе с солнцем подниматься.

– Так то хорошо, Роман Михалыч тоже раненько встает. – Она хотела добавить что-то еще, но вспомнив, что гость до сих пор не завтракал, а часы показывали начало одиннадцатого, чисто по-бабьи всплеснула полными руками. – Ой, да что же это я, гусыня старая, только языком молочу, а про дело забыла. Вы что кушать-то будете? Сырнички из свежего творожка, кашку геркулесовую на молоке – ее дюже Роман Михалыч уважает, или, может, супчику из плавников акулы желаете?

Подивившись вышколенности стряпухи и аристократическим замашкам Мессера, который вкушал по утрам «супчик из плавников акулы», Крымов попросил сварить пару яиц «в мешочек», и пока Мария возилась на кухне, привел себя в чувство французским коньяком под бутерброд с красной икрой. После посиделок в ресторане жизнь вроде бы как налаживалась, и он спросил, скоро ли обещал вернуться Роман Михайлович.

– Думаю, что ближе к вечеру. Он еще сказал, что если вы решите по городу прогуляться, то в вашем распоряжении шофер и машина.

Госпожа Удача вновь поворачивалась к Седому своим прекрасным ликом, и он, закончив завтрак, попросил Марию, чтобы она «распорядилась» относительно машины. Мол, мозги проветрить надо, да и город хотелось бы посмотреть.

Попросив охранника высадить его у собора Воскресения Христова, он сказал, что теперь хотел бы побыть один, а домой вернется на такси, после чего купил свечку у входа и, потянув на себя массивную дверь храма, окунулся в его молитвенную, насыщенную запахом ладана тишину. Поставил зажженную свечку перед иконой Божьей Матери, трижды перекрестился и, мысленно попросив благословения, вышел.

Перепроверившись относительно возможного хвоста, побрел по проспекту и вскоре вышел к парку имени Гагарина, где также несколько раз оглянулся и, убедившись, что все чисто, зашел в небольшую лавчонку, витрина которой была увешана телефонами. Продавец, молоденький армянин, продал ему мобильник с сим-картой, и Антон углубился в парковую зону. Увидев пустую скамейку, с которой просматривалась вся аллея, он про себя помолился и набрал номер мобильного телефона Панкова.

В Москве еще было раннее утро, но Крымов льстил себя надеждой, что шеф простит за столь неурочный звонок, и стоически ждал, когда же тот оторвет голову от подушки, в очередной раз прокручивая в памяти отдельные моменты последнего разговора с Мессером, особенно ввод в курс появившихся у дальневосточных рыбаков проблем с того момента, как сами японцы, ранее потворствовавшие браконьерскому бизнесу, также включились в борьбу с нелегальным промыслом…

– Слыхал про порт-клиренсы, которыми наши капитаны пользовались все эти годы? – уже подвыпив, задал он очередной вопрос, отправляя в рот политую лимонным соком устрицу. – Так вот, позволь доложить тебе, что это была та самая государственная ксива, которая позволяла нам плевать с высокой колокольни на все квоты и таможенно-пограничные заслоны и сдавать япошкам столько краба, морских деликатесов и рыбы, сколько мог утащить траулер. Не врубаешься? В таком случае поясняю на пальцах. Эти самые порт-клиренсы выдавались капитанам судов в том последнем порту, из которого судно уходило в море, и означали, что у портовых властей нет претензий к самому судну, к тому грузу, что на его борту, и к экипажу. Теперь врубаешься, надеюсь? То-то и оно, братуха! При такой ксиве у рыбаков выпадала главная составляющая: чем пополнялись трюмы судна между выходом из российского порта и приходом в японский.

Седой «врубался». Даже те официальные данные, с которыми его ознакомили в Москве, поражали своими космическими суммами. «Черный» экспорт краба, рыбы и морепродуктов в Японию составлял порядка 75 процентов от общего объема; и это по самым осторожным оценкам.

– Так вот, – продолжал между тем Камышев, – жили, не тужили, как вдруг на тебе. Япошки стали требовать от рыбацких судов судовую декларацию. Врубаешься? Вижу, что нет. Короче, наше родное Росрыболовство, таможенники и погранцы издали совместное распоряжение о введении и обязательном применении судовых таможенных деклараций, но и это еще хрен бы с ним, если бы эта декларация не была ксивой строгой отчетности, с несколькими степенями защиты, которая печатается на фабриках Гознака и которую в отличие от порт-клиренса практически невозможно подделать. Теперь декларацию заполняет капитан судна, и предъявляется она как в порту выгрузки, так и в порту приписки. И коль скоро в этой писульке должен указываться объем выловленной и сданной продукции, то моментально вычисляется соотношение улова с выделенными или приобретенными квотами, а также с таможенными пошлинами и налоговыми платежами. Секешь, что это для всех нас значит?

Крымов утвердительно кивнул. Из теневого оборота криминального «российско-японского СП», которое контролировало контрабандистов, выпадали миллионы долларов, и с подобным положением вещей не могли смириться ни российские мафиозные структуры, ни якудза.

– И что? – задал он вполне естественный вопрос.

– А то, что теперь придется разрабатывать обходные каналы, чтобы доставить в Вакканай, Темуро или Отару того же краба, тунца, морского ежа и прочее, прочее, прочее, а это – время, а время для нас – деньги. – Мессер наполнил хрустальные фужеры коньяком и негромко добавил: – И вот тут-то, надеюсь, ты мне и поможешь.

Судя по его тону, он уже давно все решил и теперь даже не сомневался в том, что Седой примет его предложение.

– Помочь бы рад, – пожал плечами кореш, – тем более тебе, но чем?

– Не «чем», а «как», – поправил его Камышев, – сейчас расскажу. Но главное то, что ты согласился работать вместе. Вот за это давай и выпьем.

Детально припоминая этот разговор, Антон едва не пропустил послышавшийся из мобильника приглушенный голос еще не проснувшегося до конца человека:

– Слушаю.

Теперь надо было не разбрасываться словами типа «товарищ генерал» – не исключалось, что у Мессера мог быть свой человек в службе прослушки, так что важно было держать ухо востро.

– Игорь?

– Допустим. Что, еще раньше не могли разбудить?

– Игорь, – заторопился Крымов, – не обессудь за ранний звонок, но…

– Антон! Дорогой ты мой! – обрадовался Панков. – Где ты сейчас?

– В Южно-Сахалинске. Все подробности позже, а сейчас по существу. Мой корефан встретил меня по высшему разряду, но это еще не все. Он сумел заручиться обещанием помощи своих корешков с соседнего острова и теперь строит планы выхода на южный рынок, естественно, не без помощи все тех же островитян.

– Лихо! – подытожил генерал, сообразив, что «корефан» – это Мессер, «соседний остров» – Хоккайдо, «островитяне» – люди якудзы, а «южный рынок» – Южная Корея.

– Вот и я о том же, но теперь главное. Он предложил мне стать его представителем на южном рынке, в чем я ему не мог отказать, но попросил денек, чтобы обдумать это предложение.

– Так чего ж здесь думать-то? О подобном раскладе мы даже помышлять…

– Понял тебя, – перебил собеседника Антон, заметив на аллее молодую парочку, – но проблема в том, что там мне понадобится надежная связь.

– Насчет этого не волнуйся, но и сам не рискуй почем зря.

Дождавшись, когда влюбленная парочка пройдет мимо, Крымов углубился в таежную зелень парка и ковырнув каблуком мягкую от весенней влаги землю, вкопал в ямку ненужный уже мобильник. Теперь можно было возвращаться в берлогу Мессера.

Расплатившись с таксистом, он приветственно кивнул охраннику, что скучал у въездных ворот, и прошел в дом. Видимо, заметив из окна, как он шел по дорожке сада, навстречу вышла Мария и, улыбнувшись, как доброму гостю, произнесла певуче:

– Проголодались, небось, нагулявшись? Обедать будете?

– Спасибо, хозяюшка, но если что-нибудь закусить…

Плеснув в бокал порцию коньяка, он потянул носом настоянный терпкий аромат и выпил крошечными, смакующими глотками. Поставил бокал на стол, но вместо того, чтобы дотянуться рукой до тарелки китайского фарфора, на которой царственно возлежали розовые клешни камчатского краба, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, задумавшись. В том, что на Сахалине, а возможно, и в Японии продолжится цепочка заказных убийств подельников Сохатого и генерального директора «Дальросы», которые не желали сдавать свои позиции новому королю икорно-рыбного бизнеса, он даже не сомневался. На данный момент его интересовал другой вопрос: почему все эти дни в доме Мессера не появлялся Зенон Гамазин, человек, который возглавлял разведку и курировал службу собственной безопасности группировки?

Минут через пятнадцать вновь приоткрылась ведущая на кухню дверь и в проеме застыла расплывщаяся фигура Марии.

– А чего ж вы ничего не кушаете? – с нотками укоризны спросила она, кивнув на нетронутых членистоногих. – Так же ведь нельзя, чтобы ничего не кушать. Взять бы хоть моего мужика-покойника. Хоть и здоровый был, казалось, пахать не перепахать на нем, а от того и помер, что пивом только закусывал. А вот Роман Михалыч, так тот совершенно другой. Хоть и выпьет изрядно, так и закусит, как положено.

– Да я вроде бы тоже закусываю, но сегодня что-то аппетита нет. К тому же в одиночку пить и закусывать – это привилегия алкашей.

– Оно конечно, – согласилась с ним стряпуха. – Но Роман Михалыч, думаю, нескоро вернется. Как укатил утром, едва успев кофейку хлебнуть, так и не звонил еще.

– Что-то и Зенона не видно, – запустил удочку гость.

– Ну-у, насчет Зосимовича, так это сложно сказать, – развела руками Мария, – при делах человек, на его шее весь ЧОП висит, а это, считай, человек двадцать народу, а то и поболее. Как-то слышала краем уха, что его командировки замучили, бывает, неделю в доме не показывается. Вот и сейчас, видать, умотал куда-нибудь.

Она говорила что-то еще и еще, но Крымов уже не слушал ее, зацепившись за обрывок фразы, который давал пищу для размышлений: «ЧОП… Бывает, что неделю в доме не показывается». И если после этих длительных командировок появляется еще один труп… Вывод напрашивался сам собой.

– А он что, не местный? – поинтересовался Антон. – Глазами вроде бы как кореец, а вот имя… Зенон. Такое редко услышишь, да и по батюшке – Зосимович.

– Отчего же не местный? Очень даже местный. И родился на Сахалине, и вырос здесь. Он как-то рассказывал, что его корни по отцовской линии еще от прежних каторжан идут, которыми Сахалин заселяли.

– А по материнской линии, значит…

– Да, его матушка – чистокровная кореянка, из тех, кого еще детьми в СССР вывезли, когда в Корее война щла. Видать, красивая девка была, коли будущий отец Зенона положил на нее глаз. Женились, само собой, ну а мальчонку своего они нарекли Зеноном в память прадеда-каторжанина.

– И выходит, значит, что в нем половина крови корейской?

– Так он и не скрывает этого. Да и зачем скрывать, если у него в Южной Корее вся родня по материнской линии живет.

Они поговорили еще о чем-то, и Мария ушла на кухню, вспомнив, что ей надо приготовить ужин, а в голове у Седого, словно заезженная пластинка, крутились ее слова: «…так у него в Корее вся родня по материнской линии живет».

Оставшись один, он поднялся из-за стола и, прихватив с собой коньяк с бокалом, прошел в каминный зал. Опустился в кресло и, откинувшись на спинку, закрыл глаза.

Если с Камышевым вроде бы все ясно, то надо было еще определиться относительно Гамазина. Точнее говоря, уточнить его роль в той игре с корейским криминалитетом, которую закрутил Мессер, пытаясь завоевать южнокорейский рыбный рынок и в то же время не потерять уже налаженный рынок сбыта на Хоккайдо. А то, что Гамазин играл в этом весьма важную роль, – в этом не было сомнений. Возможно даже, что Роман имел в Корее своего резидента, и если «ноги» этого резидента исходят из родственных связей «Зосимовича», что вполне допустимо, то…

Впрочем, все это было всего лишь нагромождением версий уставшего мозга Крымова, который уже двадцать лет вынужден был жить в шкуре Седого и не имел права ее сбросить. Однако, какой бы перегруженной ни была голова, все эти догадки придется проверять и перепроверять, и сделать это нужно как можно быстрее. Сопоставляя все за и против относительно причастности бывшего оперуполномоченного УВД по Сахалинской области к южнокорейскому криминалитету, он даже не заметил, как прикорнул, и проснулся от легкого толчка в плечо. Открыл глаза и увидел ухмыляющегося друга.

– Вот те и на! – пробормотал он, массируя шейные позвонки. – Вы нарисовались, а мы вас и не ждали.

– Чего так?

– Да вроде бы как Мария сказала, что будешь только к вечеру.

– А сейчас что, день, по-твоему?

Седой покосился на огромные настенные часы, что висели над камином, и по его лицу скользнула кислая улыбочка – стрелки показывали начало восьмого, а это значило, что он проспал, сидя в кресле, более трех часов. Судя по всему, эту его мину по-своему оценил и Камышев, поскольку, похлопав его по плечу, прошел к стойке бара, взял еще один бокал и, уже разливая коньяк по бокалам, произнес с грустью в голосе:

– Что, Антон, видать, и нас не пощадили годы, и силы уже не те, да и дыхалки порой не хватает? Погулял по городу, выпил малость – и в сон клонит? Стареем, брат.

– Ну, это ты, положим, сильно перегнул насчет «стареем», – пробурчал Крымов, – а вот относительно того, что силы уже не те… Видать, не отошел еще после «допросов с пристрастием», да и операция сил не прибавила. Так что дай оклематься, а там уж посмотрим, стареем мы с тобой или нет.

– И сколько тебе надо, чтобы окончательно оклематься? – пригубив пару глотков коньяка, поинтересовался Камышев.

Гость насторожился. Судя по той интонации, с какой был задан этот вопрос, разговор начинал приобретать целенаправленный характер. Он еще не знал, что ему будет предложено, но не мог не догадываться, что хозяин дома возвращается к тому, о чем они проговорили весь вчерашний вечер. И сейчас нельзя было не оправдать тех надежд, которые на него возлагались.

– Да как тебе сказать? – пожал он плечами. – Если по большому счету, то, думаю, недельки две хватит, ну а если того требует дело…

– Требует, Антоха, и еще как требует!

– Что ж, в таком случае… – Крымов тронул пальцами все еще припухшие губы, – думаю, деньков за пять подлечиться можно будет. Главное, чтобы шов зарубцевался. А то, не дай-то бог, опять попаду в лапы какому-нибудь южнокорейскому Брылю или того хуже – Сиське с раскосыми глазами.

– А вот это исключено! – поспешил его заверить Мессер. – И даже больше того. В Пусане тебе будет оказан царский прием и, естественно, профессиональная медицинская помощь, случись вдруг какая-нибудь бяка с твоим швом.

Слушая его, Антон обратил внимание на то, что Мессер уже не спрашивал, согласен ли он с его предложением работать вместе. Видимо, даже не сомневался в том, что Седой уже самому себе сказал «да», и теперь надо было правильно отреагировать на этот поворот событий. А кореш, судя по всему, спешил с решением южнокорейской проблемы – еще вчера он не был столь напорист в отправке друга в Южную Корею.

– Что, действительно время не ждет?

– Даже более того, и я рад, что ты оказался в нужном месте и в нужный час. Ну а то, что не даю тебе возможности по-настоящему оклематься, ты уж прости меня, подлеца, но время действительно торопит.

– Что, случилось чего?

– Может случиться, – процедил Камышев и так же не очень понятно пояснил: – Союз-то наш намечается тройственный: мы, якудза на Хоккайдо, да еще клан Хана, который держит в Пусане рыбный порт и весь икорно-рыбный рынок. И если я совершенно спокоен относительно якудзы, то этого не могу сказать о корейской братве. Чувствую только, что в Пусане что-то идет не так, а вот что конкретно – сказать не могу. Оттого и приходится поспешать, пока корейцы не стали менять условия договора.

– А что, возможно и такое?

– Господи, Антон, здесь возможно всё.

– Короче говоря, не знаешь, от кого заточку в печень получишь?

– Считай, что угадал. – Камышев замолчал, нервно отстукивая пальцами по зеркальной глади столика, но ему, видимо, надо было выговориться, и он взорвался словами: – Мне бы самому смотаться в Пусан, да грехи не пускают.

– Чего так?

– Да оттого, что в городе объявился столичный важняк из Следственного комитета. Копает по Ложникову.

– Господь с тобой, Роман! – сотворил удивленное лицо Крымов. – Да впервой ли тебе их видеть, этих самых важняков?

– Согласен, не впервой. Но этот уже успел побывать в Вакканае, где он общался с полицейскими из Иностранного отдела, и, судя по всему, его там нагрузили по полной программе. К тому же я навел о нем кое-какие справки в Москве и должен сказать тебе, что это еще тот волкодав. – Он с силой потер виски, и было видно, как дернулась нервным тиком его щека. – Так что сейчас я должен оставаться на хозяйстве.

– На случай возможной блокировки московского гостя?

– Судя по всему, к этому дело идет.

Сейчас бы самое время поинтересоваться, с чьей помощью предполагается блокировать действия следователя по особо важным делам Следственного комитета, но это вызвало бы подозрения, и единственное, что мог в данной ситуации сделать Седой, так это пробормотать сочувственно:

– Ситуация серьезная, так что можешь располагать мной полностью, но и ты меня должен понять. После той встряски, которую мне устроил твой Сиська, так просто в Корею не мотанешься. Надо хоть какое-то время, чтобы привести себя в порядок. К тому же я едва ли успею войти в курс дела, а вести переговоры, не зная всей проблемы…

– Я уже все обмозговал, – успокоил его Камышев. – В Корею ты отправишься на траулере, причем не с пустым трюмом, а с морским гребешком, который возьмете у берегов Приморья, и пока будете идти до Пусана, кэп введет тебя в суть проблемы.

– Что, он тоже при делах?

– Да. К тому же это толковый рыбак, который уже лет двадцать уводит краба и морского ежа из-под носа погранцов и всю глубину вопроса знает не понаслышке.

– Ну, ежели так, тогда этот вопрос отпадает. Кстати, в Пусане меня встретят?

– Само собой.

– А ксива?

– Об этом можешь не волноваться. Все документы будут самые настоящие.

о. ХОККАЙДО, САППОРО

Еще днем с моря задул северо-западный ветер, накрывший порт брюхатыми черными тучами, а ближе к вечеру стал накрапывать холодный дождь, и когда Танака, глава подразделения семьи Ямомото в Отару, садился в машину, настроение у него было под стать погоде. И причина тому имелась серьезная. В кассу семьи, главный офис которой находился в Саппоро, надо было сдавать выручку за прошедший месяц, а сдавать практически нечего. Три тоненькие пачки иен – и всё. Всё, что удалось собрать.

Это его настроение, видимо, прочувствовал и сидевший за рулем Ито, шеф боевиков, на котором лежала ответственность за пополнение кассы семьи Танаки. Хмуро вглядываясь в ветровое стекло, он за всю дорогу не проронил ни слова, и только подъезжая к загородной вилле Ямомото, прохрипел простуженным голосом:

– Не расстраивайтесь, хозяин. Всё восстановится. Да и господин председатель должен понять ситуацию.

Покосившись на него, Танака лишь вздохнул обреченно. «Понять ситуацию…» Хорошо так говорить им, молодым и сильным, тем, кто влился в якудзу уже в нынешние времена, когда рушатся те устои, на которых триста лет держалась и крепла организация, и они, представители нового поколения, ни в грош не ставят традиции семей, наступая на пятки таким старикам, как он. А как быть ему, члену многотысячной армии, стаж которого уже перевалил за четверть века? Отойти на задний план, уступив свое место тому же Ито, или все-таки доказать Ямомото, своему названому отцу, что он еще в состоянии овладеть ситуацией, а нынешний облом с деньгами – это всего лишь временная неудача, которую можно будет выправить с подобающим якудзе достоинством?

Впрочем, все эти размышления были всего лишь хандрой, недостойной настоящего якудзы, и те, кто хорошо знал Танаку, даже представить себе не смогли бы, что он когда-нибудь опустит руки.

Поставив машину на парковочной площадке, Ито предупредительно открыл дверцу и согнулся в поклоне. В это же время распахнулись высокие, из кованого железа ворота и охранники Ямомото также склонились в учтивом поклоне, пропуская посетителей в ухоженный сад, в глубине которого просматривалась выстроенная на старинный японский манер одноэтажная вилла главы семьи. Подразделение, которое возглавлял Танака, было одним из ведущих в многочисленной семье Ямомото, и само собой, что глава клана требовал к себе положенного уважения и почтения.

Мысленно настраиваясь на предстоящий разговор, Танака даже не обратил внимания на усилившийся дождь, и только когда поднялся на крыльцо, сделал знак своему шефу боевиков, чтобы тот следовал за ним. В дверном проеме его встретил с учтивым поклоном один из тех юных представителей якудзы, которые обслуживали этот великолепный дом, и глава семьи прошел в просторный зал, на дальней стене которого светилась эмблема семьи Ямомото, а под ней его ждал в кресле и сам пятидесятилетний якудза, переживший все падения и междоусобные войны его клана, оттого, видимо, наполовину облысевший, но все еще сохранивший гордую посадку головы и пронзительный взор черных глаз.

Согнувшись в учтивом поклоне, Танака приблизился к председателю и лишь после этого позволил себе поздороваться сначала с ним, а потом уже и с его помощником, который стоял по правую сторону от кресла. Попросив принять от них деньги в кассу семьи, он сделал знак рукой, и Ито протянул советнику три пачки иен. Приближался самый неприятный момент, и Танака, от которого не ускользнул недоуменно-вопросительный взгляд Ямомото, брошенный им на купюры, тут же решил опередить вопрос, который следовало ожидать:

– Простите, господин председатель, за столь маленький вклад, но это все деньги, которые удалось собрать за прошедший месяц. – И он, как бы в знак своей собственной вины за подобное безобразие, склонился в еще большем поклоне.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.