Якудза, или Когда и крабы плачут

Слушая этот монолог, Кореец дождался-таки, когда больной выдохнется, и с кривой ухмылкой на лице произнес:

– Как же, выбьешь из тебя чистуху, скорее сам напишешь. – Замолчал было и уже совершенно иным, доверительным тоном произнес: – Ладно, Седой, поваляли ваньку – и будя. Привет тебе от Камышева, велел кланяться и просил передать, что в ближайшее время сможет самолично обнять тебя.

Крымов не смог сдержаться, чтобы не вздохнуть облегченно, но надо было продолжать игру, и он спросил с ноткой обиженного ребенка в голосе:

– А чего же сам не пришел?

– Не смог. Как на духу говорю, не смог, – прижав руку к сердцу, покаялся за Мессера Кореец. – Сейчас он в отъезде, но как только я зачитал ему по мобильнику твою маляву… Короче, он верил и не верил, что ты – это ты. Однако было приказано провентилировать твой вопрос и держать ситуацию под контролем.

– Ну и как, провентилировали? – поинтересовался Седой, покосившись на второго корейца, который за все время и рта не раскрыл.

– Как говорят в Париже, все тип-топ, – успокоил его посетитель в сером костюме. – Так что СИЗО и прочие неприятности я беру на себя. Врубаешься, надеюсь?

Он врубался.

– Ну, вы и даете, ребята! Считайте, что Москва снимает перед вами шляпу. – И тут же: – Ты бы хоть представился, мил человек. А то неловко как-то получается. Ты обо мне знаешь, считай, все, а я о тебе…

– Понял и каюсь, – сотворив виноватую мину на лице, хмыкнул Кореец. – Зенон Гамазин, друг Романа Михайловича, а это… Впрочем, просто Владимир Ли.

Седой сотворил на лице положенную в данном случае мину.

– Что ж, весьма приятно, что у Романа такие кадры, но давайте перейдем к делу. Отсюда как выбраться? К тому же на стол могут в любой день положить. А это мне, как сам догадываешься…

– Так ты что… – удивленно протянул Владимир Ли, – не того, не при делах?

– Какие на хер дела! – приподнялся на подушке больной. – Весь этот цирк мне нужен был лишь для того, чтобы от Брыля на денек-другой оторваться. Да и ноги отсюда легче сделать. Считай, что уже во вторник меня бы здесь не было.

– М-да, – с невольным уважением в голосе протянул Гамазин, – много чего я повидал, когда в ментовке пахал, но чтобы вот так просимулировать перитонит… Считай, что я тоже перед тобой снимаю шляпу, но это несколько осложняет твое освобождение. И все-таки, – чуть погодя произнес он, – может, остановимся все-таки на операции? Подумай.

Когда Кореец ушел, предварительно выставив из палаты стул, на котором до этого восседал охранник, Антон откинулся на подушку и закрыл глаза. Все вроде бы складывалось как надо, но операция… Надо было на что-то решаться.

Первое, что услышал Крымов, когда к нему возвратилось сознание и он открыл глаза, так это слова медсестры, которая ставила капельницу:

– Считайте, что заново на свет родились. Пал Палыч сказал, еще бы денек-другой, и резать вас уже было бы поздно.

– Это почему же? – шевельнув все еще непослушным языком, улыбнулся ей больной. – Думаю, что человечка резать никогда не поздно.

– Может, оно и так, но одно дело, когда режет такой хирург, как Пал Палыч, и совсем другой коленкор, когда режет патологоанатом.

С подобным утверждением трудно было спорить, и Антон посчитал за лучшее помолчать, тем более что силы оставили его окончательно, и он закрыл глаза, понимая, что главное для него – это как можно скорее подняться на ноги и вернуться в прежнюю форму.

Закрепив капельницу на штативе и проткнув на левой руке вену, в которую тут же стал вливаться живительный раствор, медсестра жалостливо вздохнула, дотронувшись рукой до седого завитка волос сорокалетнего мужика, и ушла, оставив прооперированного наедине со своими мыслями. Господи милостивый, да кто же его так гладил в последний раз? И когда? Пожалуй, и не припомнить. Выросший в интернате на берегу Охотского моря, он не знал ни отца, ни матери, сгинувших на колымских приисках, а когда началась совсем уж суровая жизнь в спецшколе, куда его рекомендовали магаданские комитетчики, там уж и вовсе было не до телячьих нежностей. Анализируя время, проведенное в спецшколе, Крымов уже давно пришел к мысли, что обыкновенному человеку оно бы показалось чистилищем. Ну а после окончания учебы – звание лейтенанта, и началась для него служба, которую тоже сладкой не назовешь.

В свое время приказом Юрия Владимировича Андропова в КГБ СССР были созданы подразделения В и С, основная цель которых – организация целенаправленной ликвидации главарей организованной преступности. Секретные сотрудники проходили стажировку по особой программе во Втором управлении КГБ, а дальше… дальше им давали «путевку» в жизнь. Составляли мобильные группы и внедряли в преступную среду. Поддержка осуществлялась со стороны криминальных авторитетов, которых удавалось завербовать на зоне или же на воле. Ну а с распадом СССР… О том времени даже вспоминать было страшно. Брошенные на произвол судьбы, группы разваливались, и элита некогда сверхсекретных подразделений как могла выбиралась из того дерьма, в котором оказалась после известных событий девяносто первого года. Их просто предали.

Крымова, который в девяностом году был внедрен на зону и раскручивал двух авторитетов карагандинской группировки, вытащил нынешний генерал Панков, на то время майор, и Антон смог подняться выше своих личных обид, оставшись работать в госбезопасности. Панков убедил новое руководство «конторы» законсервировать до поры до времени Седого, который уже наработал весомый авторитет в криминальных кругах, и попытаться использовать его уже по новой программе, оставив при этом проверенную временем легенду. О том, что Седой и подполковник СВР Крымов – одно и то же лицо, на Лубянке знали всего лишь несколько человек.

Задание, с которым он сейчас прилетел на Сахалин, по своей сложности превышало все предыдущие и было тринадцатым по счету с тех пор, как он дал согласие вернуться в строй. Он не очень-то верил в приметы, но даже здесь, в больничной палате на душе скребли кошки, и он заснул, почти физически ощущая, как через шприц, капля за каплей, в вену стекает целительный раствор. Он не мог сказать, сколько проспал, однако когда открыл глаза, за окном уже расцветал новый день, и он позволил себе улыбнуться. Но что более всего обрадовало его, так это чувство голода, которое пропало с тех самых пор, как он попал под пресс капитана Брыля и его костолома Сиськи. И еще страшно захотелось в туалет – переполненный раствором организм нуждался в освобождении. Можно было бы, конечно, воспользоваться и уткой, но требование сводить его давало возможность провериться относительно охраны, и он нажал кнопочку звонка в изголовье больничной койки. В ожидании персонала принял вертикальное положение и осторожно, опасаясь потревожить свежий шов, спустил ноги на пол.

Сделал шаг, другой, и в этот момент в дверном проеме появилась все та же медсестра, что нянчилась с ним после операции.

– Больной! – попыталась возвать она к чувству разума. – Вам еще не менее суток лежать, а вы… Я понимаю, что вы своей жизнью не дорожите, но я-то здесь при чем? Не дай-то бог упадете, и шов разойдется… с меня же десять шкур снимут.

– Сестричка, дорогая, – заканючил Крымов, – вы же меня тоже поймите: в горле булькает, так в туалет охота.

– Так вон же она, утка-то, ими все больные пользуются.

– А я вот не могу, я уж лучше до туалета дойду. Тем более что после ваших капельниц чувствую себя распрекрасно.

Стрела попала в цель, и явно довольная этой похвалой медсестра заговорщицки прошептала, приложив палец к губам:

– Ладно уж тебе меня нахваливать, это Пал Палычу скажи спасибо, что операцию в одно касание провел. Пойдем уж, провожу.

Все еще сомневаясь, что с него действительно сняли охрану, Антон невольно обернулся на дверь палаты, у которой должен был сидеть охранник, но коридор был пуст, и он поверил в возможности Зенона Гамазина. Но окончательно убедился в этом, когда его перевезли в отдельную палату с телевизором и персональным холодильником, который уже был забит баночками с соками, фруктами и теми продуктами, что разрешил лечащий врач, но главный сюрприз его ждал впереди.

В среду после врачебного обхода в палате нарисовался капитан Брыль и как ни в чем не бывало справился о самочувствии. После чего пробормотал какие-то несуразные слова о том, что не ошибается только тот, кто ничего не делает, и, дав больному расписаться на какой-то бумажке, пробурчал, что он, мол, извиняется за следственную ошибку, а «господин Крымов может возвращаться в свою Москву».

Все это походило на сказку, и все-таки было правдой.

Когда Брыль покинул палату, Седой поднялся с койки, подошел к окну и с силой растер виски. Лишь сейчас он стал по-настоящему понимать, насколько сильно подмял под себя этот рыбацкий регион его давнишний корешок Рома Камышев. Тем не менее, каким бы большим ни было влияние Мессера на Сахалине, но проблем у него после убийства Сохатого прибавилось, и главная из них, насколько мог догадываться Антон, это «недокомплект» тех людей, на которых он мог бы положиться.

о. ХОККАЙДО, ВАККАНАЙ

В Вакканае Родионова встречал офицер иностранного отдела полицейского управления губернаторства Хоккайдо Акира Нуамо, прибывший сюда из Саппоро сразу же после того, как был обнаружен труп генерального директора «Дальросы» Ложникова. Примерно тех же лет, высокий, стройный и по-японски улыбчивый, он с первых же минут удивил гостя прекрасным знанием русского языка, на котором изъяснялся практически без акцента. Это было поразительно, и когда следователь спросил его об этом, Нуамо поначалу только плечами пожал.

– Как говорят у вас в России, нужда заставила. – И уловив недоуменный взгляд московича, пояснил: – Нынешние времена, что ветер в Вакканае, то в одну сторону задует, то в другую, и если десять лет назад наша молодежь отдавала предпочтение английскому языку, то теперь японцы все больше смотрят в сторону России. Так что я еще в школе стал изучать русский.

– А затем спецкурс в академии?

– Угадал, но и это еще не все. Когда я уже работал в иностранном отделе и столкнулся с теми проблемами, которые возникли на Хоккайдо сразу же, как только в России пришел к власти президент Ельцин, то уже сам Бог велел продолжить изучение русского языка, а вместе с ним и психологию тех ваших рыбаков, для которых наши порты стали вторым домом.

Родионов молча проглотил деликатный намек на криминализацию дальневосточных рыбаков, которыми такие порты, как Отару, Ханасаки и Вакканай, действительно воспринимались едва ли не как свои. Пока Нуамо вез его до гостиницы, он подивился обилию небольших магазинов, кафе и ресторанчиков, вывески которых напомнили ему Москву девяностых годов. Там, правда, преобладала уличная реклама на исковерканном английском, а здесь – на русском. Уже темнело, когда офицер помог ему разместиться в забронированном для него номере и предупредил портье, что русский не знаком с местными правилами и обычаями, но зато является его личным гостем и поэтому относиться к нему нужно подобающе, после чего пригласил его в ресторан, где им предоставили небольшой кабинет на двоих со столиком на крохотных ножках. Поинтересовался, пил ли московский следователь когда-нибудь настоящее саке, после чего сделал заказ застывшему подле них официанту.

Уставший до чертиков Родион как-то сразу расслабился от подогретого напитка, так что на разговор об убийстве Ложникова и тем более на уточнение деталей уже не было сил, и доброжелательно настроенный Акира предложил отложить все дела на следующий день, не забыв напомнить при этом пословицу, что утро вечера мудренее.

Судя по тому, что за райское местечко выбрал генеральный директор «Дальросы» для офиса своей фирмы в Вакканае, помимо бизнеса он понимал толк в той красоте, которую даровала природа северной Японии. Сказочно привлекательный домик, выстроенный в японском стиле на берегу пролива, утопал в буйстве весенней зелени, и когда Родионов ступил ногой на гравий небольшой парковочной стоянки, он только и смог, что вдохнуть полной грудью насыщенный морской воздух да завистливо вздохнуть. М-да, это не апартаменты Следственного комитета, где выхлопов уличной дряни Центрального округа Москвы больше, чем кислорода. И если добрая половина коренных москвичей из-за отравленного воздуха мегаполиса не доживала даже до своей пенсии, то здесь, в этом сказочном уголке на окраине, можно было бы прожить полноценный век, причем в полном здравии.

Видимо, оценив состояние русского гостя, Нуамо деликатно откашлялся и произнес:

– Что, нравится?

– Очень.

– Действительно красивое место. И судя по тому, насколько прочно в Вакканае обосновался ваш Ложников, он рассчитывал на многолетний бизнес и даже помыслить не мог, что именно здесь его достанет пуля киллера. Но… как говорят у вас в России, человек предполагает, а Бог располагает.

– Это уж точно, – согласился с ним следователь и тут же спросил: – Кстати, вы уже пробовали воссоздать картинку убийства?

– Да, конечно. – Японец прошел по краю парковочной стоянки и показал на блеклые разводы мелового круга, которым было очерчено уже замытое пятно растекшейся по асфальту крови. – При опросе сотрудников «Дальросы» выяснилось, что Ложников ставил свою «Субару» именно здесь, вот на этом самом месте, и можно с уверенностью предполагать, что выстрел раздался, когда он шел к машине. Стреляли из кустов.

– Кто-нибудь слышал этот выстрел?

Нуамо отрицательно качнул головой.

– Что еще?

– Пуля попала в основание черепа, но киллер для полной уверенности сделал контрольный выстрел в голову, после чего оттащил труп в кусты и вернулся к машине убитого. Исходя из логики происшедшего, можно сделать вывод, что киллеру важно было, чтобы Ложникова не хватились хотя бы до утра, и он отогнал «Субару» подальше от этого места, где она и простояла вплоть до того момента, когда ее нашли.

– А он что, вышел из офиса один?

Акира утвердительно кивнул.

– Как показывают подчиненные Ложникова, в те дни, когда он приезжал в Вакканай, он полностью отдавался работе, засиживаясь порой допоздна, так что в офисе оставались только сам Ложников и его секретарша.

– И часто он приезжал в Вакканай?

– Регулярно. По крайней мере, в Саппоро он прилетал раз в месяц. Это была его отправная точка, и уже оттуда он добирался на машине до тех портовых городков, где находились офисы отделений его фирмы, Вакканай и Немуро.

– Насколько я понимаю, цель этих поездок – ревизия отделений? Или нечто иное?

Нуамо пожал плечами.

– Именно это мы сейчас и пытаемся прояснить. И если выяснится, что поездки Ложникова несли в себе только инспекционную нагрузку, во что лично я мало верю, то расследование пойдет одним путем, ну а если выяснится, что все эти посещения отделений «Дальросы» были прикрытием чего-то более важного, то в этом случае…

Он замолчал, и Родион не мог не спросить:

– Думаешь все-таки, что в этом прослеживается его связь с якудзой? Точнее говоря, систематические контакты для выяснения каких-то проблемных вопросов?

– Даже не сомневаюсь в этом. Причем у них явно что-то не срасталось, ведь деньги в этом бизнесе крутились огромные, и как итог… – Он круто развернулся и направился к заросшему кустами пятачку земли, где был обнаружен труп владельца «Дальросы». Углубившись в кустарник, остановился у двух вбитых в землю колышков, сохранившихся с того самого дня, когда был произведен осмотр места происшествия. – Вот здесь его и нашли, головой в сторону моря.

– То есть как волокли, так и бросили?

– Думаю, что да.

– Кто нашел?

– Секретарша Ложникова. Она раньше всех на работу приходит.

– Можно этот момент уточнить?

– Конечно. Когда она подъехала к офису и поставила машину на парковочную стоянку, то обратила внимание на едва заметный кровавый след, тянувшийся вплоть до кустов. Подумала было, что это бродячая собака, сбитая машиной, проползла умирать в кусты, но чисто женское любопытство взяло верх и она заглянула в кусты. Ну а там…

– А там ее шеф!

– Да. Она тут же вызвала полицию, и наши эксперты установили, что смерть наступила прошедшим вечером, в тот момент, когда Ложников покинул офис. Отстрелянные гильзы и отпечатки следов указывают на то, что первый выстрел, причем смертельный, был сделан из-за куста, второй – в голову.

– То есть стрелял профи?

– Да.

– Оружие нашли?

– Только гильзы да те пули, которые удалось вытащить из убитого. Эксперты сходятся к тому, что стреляли из «вальтера», калибр девять миллиметров.

– Даже так? – удивился Родионов, загодя предположивший, что оружие будет российского производства или же японским «М-14», но чтобы «вальтер»…

Этот пистолет, замелькавший в оперативных сводках ГУВД Москвы в первой половине девяностых годов, он знал довольно-таки неплохо, оттого и удивился выводу криминалистов полицейского управления Хоккайдо. Во-первых, относительная дороговизна оружия, а во-вторых… «Вальтер» – это не «ТТ» или «макаров», одноразовыми подделками копеечной стоимости которых китайцы заполонили весь мир, это один из лучших пистолетов в мире, и его укороченный вариант выпускался специально для гестапо. Восьмизарядный, весом чуть меньше килограмма, длина ствола 212 миллиметров. Патрон выбрасывается на левую сторону, вверх. Один из многих отзвуков войны, хотя еще долгое время находился на вооружении в бундесвере. Правда, лицензия на его производство была закуплена американцами и французами, но и этот немаловажный факт не сбросил цены на черном рынке.

– Даже так, – подтвердил Нуамо, – «вальтер».

Русскому оставалось лишь невразумительно пожать плечами.

– Сотрудников «Дальросы» опрашивали? – спросил он.

– Естественно. Никто ничего не знает, и можно с уверенностью сказать, что убийство генерального директора явилось для них настоящим шоком.

– А что говорит охрана?

Нуамо на это только руками развел и, заметив недоуменно-вопросительный взгляд следователя, пояснил:

– В том-то и дело, что никакой охраны «Дальроса» не держала, как, впрочем, не держат охрану и те фирмы, что зарегестрированы в Вакканае. Лишняя трата денег.

– Чего? – не понял Родионов. – У вас что… полное отсутствие криминалитета?

– Отчего же «полное»? Всякое бывает. Но чтобы нападение на офис или представительство иностранной фирмы… это исключено.

– Ну а камеры наружного наблюдения? Надеюсь, хоть это здесь есть?

И вновь японец развел руками.

– К великому сожалению, господин Ложников сразу же отказался от них, заявив, что со своими проблемами он привык разбираться сам.

Сразу же отказался от камер наружного наблюдения… Судя по всему, бизнесмен не желал, чтобы полиция Вакканая узнала что-либо лишнее о клиентах отделения «Дальросы», случись вдруг в этом подобная необходимость, и это предположение уже можно было отнести к информации для размышления.

Заметив устремленный на него взгляд, Родион высказал свою догадку, и Акира утвердительно кивнул головой.

– Пожалуй, ты прав. У нас есть информация, что господину Ложникову было что скрывать как от ваших властей, так и от полиции Хоккайдо.

– Незаконный оборот выловленного краба и ценных пород рыбы?

– Да, но не только это, и мы еще вернемся к этому вопросу.

– Все-таки настаиваешь на его связи с якудзой?

Японец краем глаза покосился на Родиона, словно раздумывая, есть ли смысл сразу же открывать московскому следователю все карты, и в уголках его слегка прищуренных глаз застыла улыбка.

– Ты знаешь, что самое удивительное в России? Пословицы и поговорки. Ни у одного народа нет ничего подобного. И вот одна из них как нельзя более точно подходит к нашей с тобой ситуации. Не обидишься, если я тебе ее напомню?

– А если я попробую догадаться сам? – хмыкнул гость.

– Что ж, попробуй.

– Не гони лошадей. Угадал?

– Выше всяческих похвал, – развел руками Нуамо. – Но я повторяю, только не обижайся на меня. Как говорят в России, будет тебе дудка, будет и свисток.

Родионов не обижался и лишь спросил:

– Насколько я понимаю, в своем расследовании вы исходите из версии якобы противозаконной деятельности «Дальросы». А почему вы исключаете возможность убийства из-за мести на любовной почве? Скажем, какому-то ревнивцу не понравился тот факт, что Ложников остается вечерами в офисе с его девушкой, которая работает здесь секретаршей, или еще что-нибудь в этом роде?

– Исключено!

– Почему?

– Эту версию мы отработали в первый же день, и могу заверить тебя, что Ложников не допускал любовного флирта между сотрудниками – работа и более ничего.

– Но ведь остается еще и гостиница, куда он мог приводить своих любовниц или любовницу, – продолжал гнуть спасительную линию москвич.

И вновь офицер отрицательно качнул головой. Однако заметив недоверчивый взгляд следователя, пояснил:

– В той гостинице, где он держал для себя постоянный номер, никто из опрошенных не смог припомнить случая, чтобы он приводил к себе на ночь каких-либо женщин.

Версия любовного треугольника рушилась, даже не успев обрасти деталями, зато возникали все новые и новые вопросы, которые требовали ответа.

– Послушай, Акира, насколько я понял, полиция Вакканая исходит из предположения, что киллер был не один?

– Да! И эта версия наиболее приемлема. Как минимум их было двое. Скажем, непосредственно киллер и человек, зачистивший парковочную стоянку от трупа и отогнавший машину Ложникова подальше от места преступления.

– Но почему?! – взорвался Родион. – Почему двое, трое или пятеро, тогда как гораздо проще все это сделать в одиночку?

– Да потому, – усмехнулся Нуамо, – что генеральный директор «Дальросы» убит не в России, а в Японии! И могу тебя заверить, что без тщательной предварительной разведки и уточнения графика работы сотрудников «Дальросы» здесь не обошлось. К тому же убийца совершенно не опасался видеокамер наружного наблюдения, зная, что их нет. А это уже говорит о том, что разработка Ложникова была проведена по высшему классу, и киллеру только оставалось нажать на спусковой крючок. Все остальное, включая перенос трупа и отгон машины, легло на плечи чистильщика.

Спорить дальше не имело смысла, тем более что Родионов и сам придерживался этой версии, но он не мог не задать вопроса, который все это время вертелся у него на языке. Как могло случиться, что спецы иностранного отдела полицейского управления Хоккайдо с его оперативно-сыскным потенциалом не смогли выйти на след убийцы, завалившего влиятельного русского бизнесмена?

– Спрашиваешь, как могло случиться подобное? Да вот так и могло случиться, что это убийство хоть и было задумано в России, но конкретный план был проработан людьми якудзы, ими же была проведена предварительная разведка, однако в силу каких-то причин якудза отказалась идти на это убийство, и вашему киллеру только и оставалось, что добраться до Вакканая, завалить Ложникова и тут же вернуться в Россию.

Следователь с недоумением покосился на японца.

– А с чего бы вдруг такая уверенность, что киллер был российского розлива? – В его голосе послышалась раздраженность, но Нуамо даже не обратил на это внимания.

– Да оттого такая уверенность, что полиция Хоккайдо со всем нашим потенциалом не смогла выйти на его след! – Акира сделал ударение на слове «потенциал». – А это значит, что убийца прибыл в порт Вакканая в тот же день, когда был убит Ложников, и пока его траулер ставили под разгрузку, сошел на берег, выполнил заказ и вернулся на свое судно, чтобы ранним утром выйти в море. И именно поэтому ему было столь важно, чтобы сотрудники «Дальросы» не хватились своего босса до утра. И всё, концы в воду.

Москвич молчал, мысленно переваривая услышанное.

– Неужели подобное возможно? – наконец спросил он.

– Вполне! И если все это действительно так, то здесь действительно не обошлось без помощи якудзы. – Лицо Акиры исказила гримаса, и он негромко добавил: – Но знаешь, что самое неприятное для меня лично в подобной версии? Смычка якудзы с вашими братками.

– А что, разве до этой мокрухи они не прокручивали совместные делишки? – с откровенной издевкой в голосе поинтересовался Родионов.

– Прокручивали, но это был всего лишь криминальный бизнес, а здесь – убийство. И зная якудзу, я могу утверждать, что это уже совершенно новые отношения.

– Ты хочешь сказать, более доверительные?

– Можно сказать и так. По крайней мере, кровь обязывает ко многому. И боюсь, что это выход ваших братков и нашей якудзы на более высокий уровень.

Родион краем глаза покосился на японского коллегу – именно об этом, о предполагаемой смычке дальневосточных преступных группировок с якудзой говорил и его шеф, и если это подтвердится… О подобном «интернационале» даже думать не хотелось. Тем более что особого оптимизма не могла нести и фраза, брошенная Акирой: «И всё, концы в воду». Оттого и спросил без особого энтузиазма в голосе: