Полная версия
Русские народные сказки с объяснялками для взрослых и детей
Пришел на то озеро Змей Горыныч – вздумал поохотничать, увидал золотого селезня.
– Дай, – думает, – живьём поймаю!
Снял с себя чудесную рубашку, что Ивану купеческому сыну воробей подарил, и бросился в озеро. А селезень всё дальше, дальше, завёл Змея Горыныча вглубь, вспорхнул – и на берег, оборотился добрым молодцем, надел рубашку и убил змея. После того пришёл Иван купеческий сын во дворец, Елену Прекрасную расстрелял, а на её служанке женился и стал с нею жить-поживать, добра наживать.
Сказка о царевиче и мёртвой царевне
Иван Билибин. Сказка о мертвой царевне
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был купец-вдовец; у него были сын, да дочь, да родной брат… В одно время собирается этот купец в чужие земли ехать, разные товары закупать, берёт с собой сына, а дома оставляет дочку; призывает он своего брата и говорит ему:
– Препоручаю тебе, любезный братец, весь мой дом и хозяйство и усердно прошу: присматривай построже за моей дочкою, учи её грамоте, а баловать не позволяй!
После того простился купец с братом и с дочерью и отправился в путь. А купеческая дочь была уж на возрасте и такой красоты неописанной, что хоть целый свет изойди, а другой подобной не сыщешь! Пришла дяде нечистая дума в голову, не даёт ему ни днём, ни ночью покоя, стал он приставать к красной девице.
– Или, – говорит, – грех со мной сотвори, или тебе на свете не жить; и сам пропаду и тебя убью!..
Пошла как-то девица в баню, дядя за нею – только в дверь, она хвать полный таз кипятку и окатила его с головы до ног.
Три недели провалялся он, еле выздоровел; страшная ненависть грызёт ему сердце, и начал он думать: как бы отсмеять эту насмешку? Думал-думал, взял да и написал к своему брату письмо: твоя-де дочь худыми делами занимается, по чужим дворам таскается, дома не ночует и меня не слушает. Получил купец это письмо, прочитал и сильно разгневался; говорит сыну:
– Вот твоя сестра весь дом опозорила! Не хочу ж её миловать: поезжай сию минуту назад, изруби негодницу на мелкие части и на этом ноже привези её сердце. Пусть добрые люди не смеются с нашего рода-племени!
Сын взял острый нож и поехал домой; приехал в свой родной город потихоньку, никому не сказываясь, и начал по сторонам разведывать: как живёт такая-то купеческая дочь? Все в один голос хвалят её – не нахвалятся: и тиха-то, и скромна, и бога знает, и добрых людей слушается. Разузнавши всё, пошёл он к своей сестрице; та обрадовалась, кинулась к нему навстречу, обнимает, целует:
– Милый братец! Как тебя господь принёс? Что наш родимый батюшка?
– Ах, милая сестрица, не спеши радоваться. Не к добру мой приезд: меня прислал батюшка, приказал твоё белое тело изрубить на мелкие части, сердце твоё вынуть да на этом ноже к нему доставить.
Сестра заплакала.
– Боже мой, – говорит, – за что такая немилость?
– А вот за что! – отвечал брат и рассказал ей о дядином письме.
– Ах, братец, я ни в чём не виновна!
Купеческий сын выслушал, как и что случилося, и говорит:
– Не плачь, сестрица! Я сам знаю, что ты не виновна, и хоть батюшка не велел принимать никаких оправданий, а все-таки казнить тебя не хочу. Лучше соберись ты и ступай из отцовского дома куды глаза глядят; бог тебя не оставит!
Купеческая дочь не стала долго думать, собралась в дорогу, простилась с братцем и пошла, куда – и сама не ведает. А её брат убил дворовую собаку, вынул сердце, нацепил на острый нож и повёз к отцу. Отдаёт ему собачье сердце:
– Так и так, – говорит, – по твоему родительскому приказанию казнил сестрицу.
– А ну её! Собаке собачья и смерть! – отвечал отец.
Долго ли, коротко ли блуждала красная девица по белому свету, наконец зашла в частый, дремучий лес: из-за высоких деревьев чуть-чуть небо видно. Стала она ходить по этому лесу и случайно вышла на широкую поляну; на этой поляне – белокаменный дворец, кругом дворца железная решётка. «Дай-ка, – думает девица, – зайду я в этот дворец, не все же злые люди, авось худа не будет!» Входит она в палаты – в палатах нет ни души человеческой; хотела было назад поворотить – вдруг прискакали на двор два сильномогучие богатыря, вошли во дворец, увидали девицу и говорят:
– Здравствуй, красавица!
– Здравствуйте, честные витязи!
– Вот, брат, – сказал один богатырь другому, – мы с тобой тужили, что у нас хозяйничать некому; а бог нам сестрицу послал.
Оставили богатыри купеческую дочь у себя жить, назвали родною сестрицею, отдали ей ключи и сделали надо всем домом хозяйкою; потом вынули острые сабли, уперли друг дружке в грудь и положили такой уговор: «Если кто из нас посмеет на сестру посягнуть, то не щадя изрубить его этою самою саблею».
Вот живёт красная девица у двух богатырей; а отец её закупил заморских товаров, воротился домой и немного погодя женился на другой жене. Была эта купчиха красоты неописанной и имела у себя волшебное зеркальце; загляни в зеркальце – тотчас узнаешь, где что делается. Раз как-то собрались богатыри на охоту и наказывают своей сестрице:
– Смотри же, до нашего приезду никого к себе не пущай!
Попрощались с нею и уехали. В это самое время заглянула купчиха в зеркальце, любуется своей красотой и говорит:
– Нет меня в свете прекраснее!
А зеркальце в ответ:
– Ты хороша – спору нет! А есть у тебя падчерица, живёт у двух богатырей в дремучем лесу, – та ещё прекраснее!
Не полюбились эти речи мачехе, тотчас позвала к себе злую старушонку.
– На, – говорит, – тебе колечко; ступай в дремучий лес, в том лесу есть белокаменный дворец, во дворце живёт моя падчерица; поклонись ей и отдай это колечко – скажи: братец на память прислал!
Старуха взяла кольцо и отправилась, куда ей сказано; приходит к белокаменному дворцу, увидала её красная девица, выбежала навстречу – захотелось, значит, вестей попытать с родной стороны.
– Здравствуй, бабушка! Как тебя господь занёс? Все ли живы-здоровы?
– Живут, хлеб жуют! Вот братец просил меня про твоё здоровье проведать да прислал в подарок колечко; на, красуйся!
Девица так рада, так рада, что и рассказать нельзя; привела старуху в комнаты, угостила всякими закусками да напитками и наказала своему брату родному низко кланяться. Через час времени старуха поплелась назад, а девица стала любоваться колечком и вздумала надеть его на пальчик; надела – и в ту ж минуту упала мёртвая.
Приезжают два богатыря, входят в палаты – сестрица не встречает: что такое? Заглянули к ней в спальню; а она лежит мёртвая, словечка не молвит. Взгоревались богатыри: что всего краше было, то нежданно-негаданно смерть взяла! «Надо, – говорят, – убрать её в новые наряды да в гроб положить». Стали убирать, и заприметил один на руке у красной девицы колечко: «Неужели так её и похоронить с этим колечком? Дай лучше сниму, на память оставлю». Только снял колечко – и красная девица тотчас открыла очи, вздохнула и ожила.
– Что с тобой случилось, сестрица? Не заходил ли кто к тебе? – спрашивают богатыри.
– Заходила с родной стороны знакомая старушка и колечко принесла.
– Ах, какая же ты непослушная! Ведь мы недаром тебе наказывали, чтоб никого без нас в дом не пускала. Смотри, в другой раз того не сделай!
Спустя несколько времени заглянула купчиха в своё зеркальце и узнала, что её падчерица по-прежнему жива и прекрасна; позвала старуху, дает ей ленточку и говорит:
– Ступай к белокаменному дворцу, где живёт моя падчерица, и отдай ей этот гостинец; скажи: братец прислал!
Опять пришла старуха к красной девице, наговорила ей с три короба разных разностей и отдала ленточку. Девица обрадовалась, повязала ленточку на шею – и в ту же минуту упала на постель мёртвою. Приезжают богатыри с охоты, смотрят – сестрица лежит мёртвая, стали убирать её в новые наряды и только сняли ленточку – как она тут же открыла очи, вздохнула и ожила.
– Что с тобой, сестрица? Али опять старуха была?
– Да, – говорит, – приходила старушка с родной стороны, мне ленточку принесла.
– Ах, какая ты! Ведь мы ж тебя просили: никого без нас не примай!
– Простите, милые братцы! Не вытерпела, хотелось из дому вестей послушать.
Прошло ещё несколько дней – заглянула купчиха в зеркальце: опять жива её падчерица. Позвала старуху.
– На, – говорит, – волосок! Ступай к падчерице, непременно умори её!
Улучила старуха время, когда богатыри на охоту поехали, пришла к белокаменному дворцу; увидала её в окошечко красная девица, не вытерпела, выскочила к ней навстречу:
– Здравствуй, бабушка! Как тебя бог милует?
– Покуда жива, голубушка! Вот таскалась по миру и сюда забрела тебя проведать.
Привела её красная девица в комнату, угостила всякими закусками и напитками, расспросила про родных и наказала кланяться брату.
– Хорошо, – говорит старуха, – буду кланяться. А ведь тебе, голубушка, чай и в голове поискать некому? Дай-ка я поищу.
– Поищи, бабушка!
Стала она искать в голове красной девицы и вплела в её косу волшебный волосок; как скоро вплела этот волосок, девица в ту же минуту сделалась мёртвою. Старуха зло усмехнулась и ушла поскорей, чтобы никто не застал её, не увидел.
Приезжают богатыри, входят в комнаты – сестра лежит мёртвая; долго они вглядывались-присматривались, нет ли на ней чего лишнего? Нет, ничего не видать! Вот сделали они хрустальный гроб – такой чудный, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать; нарядили купеческую дочь в блестящее платье, словно невесту к венцу, и положили в хрустальный гроб; тот гроб поставили посерёд большой палаты, а над ним устроили балдахин красного бархату с бриллиантовыми кистями с золотыми бахромами, и повесили на двенадцати хрустальных столбах двенадцать лампад. После того залились богатыри горючими слезами; обуяла их великая тоска. «На что, – говорят, – нам на белом свете жить? Пойдём, решим себя!» Обнялись, попрощались друг с дружкою, вышли на высокий балкон, взялись за руки и бросились вниз; ударились об острые камни и кончили свою жизнь.
Много-много годов прошло. Случилось одному царевичу на охоте быть; заехал он в дремучий лес, распустил своих собак в разные стороны, отделился от охотников и поехал один по заглохшей тропинке. Ехал-ехал, и вот перед ним поляна, на поляне белокаменный дворец. Царевич слез с коня, взошёл по лестнице, стал покои осматривать; везде уборы богатые, роскошные, а хозяйской руки ни на чём не видно: всё давным-давно покинуто, всё запущено! В одной палате стоит хрустальный гроб, а в гробу лежит мёртвая девица красоты неописанной: на щеках румянец, на устах улыбка, точь-в-точь живая спит.
Подошёл царевич, взглянул на девицу, да так и остался на месте, словно невидимая сила его держит. Стоит он с утра до позднего вечера, глаз отвести не может, на сердце тревога: приковала его краса девичья – чудная, невиданная, какой во всем свете другой не сыскать! А охотники давно его ищут; уж они по лесу рыскали, и в трубы трубили, и голоса подавали – царевич стоит у хрустального гроба, ничего не слышит. Солнце село, сгустился мрак, и тут только он опомнился – поцеловал мёртвую девицу и поехал назад.
– Ах, ваше высочество, где вы были? – спрашивают охотники.
– Гнался за зверем, да немного заплутал.
На другой день чуть свет – царевич уж на охоту собирается; поскакал в лес, отделился от охотников и тою же тропинкою приехал к белокаменному дворцу. Опять целый день простоял у хрустального гроба, глаз не сводя с мёртвой красавицы; только позднею ночью домой воротился. На третий день, на четвёртый всё то же, и так целая неделя прошла. «Что это с нашим царевичем подеялось? – говорят охотники. – Станемте, братцы, за ним следить, замечать, чтобы худа какого не случилося».
Вот поехал царевич на охоту, распустил собак по лесу, отделился от свиты и направил путь к белокаменному дворцу; охотники тотчас же за ним, приезжают на поляну, входят во дворец – там в палате хрустальный гроб, в гробу мёртвая девица лежит, перед девицей царевич стоит.
– Ну, ваше высочество, недаром вы целую неделю по лесу плутали! Теперь и нам не уйтить отсюда до вечера.
Обступили кругом хрустальный гроб, смотрят на девицу, красотой её любуются, и простояли на одном месте с утра до позднего вечера. Когда потемнело совсем, обратился царевич к охотникам:
– Сослужите мне, братцы, великую службу: возьмите гроб с мёртвой девицей привезите и поставьте в моей спальне; да тихомолком, тайно сделайте, чтоб никто про то не узнал, не проведал. Награжу вас всячески, пожалую золотой казною, как никто вас не жаловал.
– Твоя воля жаловать; а мы, царевич, и так служить тебе рады! – сказали охотники, подняли хрустальный гроб, вынесли на двор, устроили на лошадях и повезли в царский дворец; привезли и поставили у царевича в спальне.
С того самого дня перестал царевич и думать об охоте; сидит себе дома, никуда из своей комнаты не выходит – всё на девицу любуется. «Что такое с нашим сыном приключилося? – думает царица. – Вот уж сколько времени, а он всё дома сидит, из своей комнаты не выходит и к себе никого не пущает. Грусть-тоска, что ли, напала, али хворь какая прикинулась? Дай пойду посмотрю на него». Входит царица к нему в спальню и видит хрустальный гроб. Как и что? Расспросила-разведала и тотчас же приказ отдала похоронить ту девицу, как следует по обычаю, в мать сырой земле
Заплакал царевич, пошёл в сад, нарвал чудесных цветов, принёс и стал расчёсывать мёртвой красавице русую косу да цветами голову убирать. Вдруг выпал из её косы волшебный волосок – красавица раскрыла очи, вздохнула, приподнялась из хрустального гроба и говорит:
– Ах, как я долго спала!
Царевич несказанно обрадовался, взял её за руку, повёл к отцу, к матери.
– Мне, – говорит, – бог её дал! Не могу жить без неё ни единой минуты. Позволь, родимый батюшка, и ты, родная матушка, допусти жениться.
– Женись, сынок! Против бога не пойдём, да и такой красоты во всём свете поискать!
У царей ни за чем остановок не бывает: в тот же день честным пирком да и за свадебку.
Женился царевич на купеческой дочери, живёт с нею – не нарадуется. Прошло сколько-то времени – вздумалось ей поехать в свою сторону, отца с братцем навестить; царевич не прочь, стал у отца проситься.
– Хорошо, – говорит царь, – поезжайте, дети мои любезные! Ты, царевич, отправляйся сухим путём в объезд, осмотри этим случаем все наши земли и порядки узнай, а жена твоя пусть на корабле плывёт прямым путём.
Вот изготовили корабль к походу, нарядили матросов, назначили начального генерала; царевна села на корабль и вышла в открытое море, а царевич поехал сухим путём.
Начальный генерал, видючи прекрасную царевну, позавидовал её красоте и начал к ней подольщаться; чего бояться, думает, – ведь она теперь в моих руках, что хочу – то и делаю!
– Полюби меня, – говорит он царевне, – коли не полюбишь – в море выброшу!
Царевна отвернулась, не даёт ему ответу, только слезами заливается. Подслушал генеральские речи один матросик, пришёл к царевне вечером и стал говорить:
– Не плачь, царевна! Одевайся ты в моё платье, а я твоё надену; ты ступай на палубу, а я в каюте остануся. Пусть генерал меня в море выбросит – я того не боюсь; авось справлюся, доплыву до пристани: благо теперь земля близко!
Поменялись они платьем; царевна пошла на палубу, а матрос лёг на её постель. Ночью явился в каюту начальный генерал, схватил матроса и выкинул в море. Матрос пустился вплавь и к утру добрался до берега. Корабль пришёл к пристани, стали матросы сходить на землю; сошла и царевна, бросилась на рынок, купила себе поварскую одёжу, нарядилась поварёнком и нанялась к своему родному отцу на кухне прислуживать.
Немного спустя приезжает к купцу царевич.
– Здравствуй, – говорит, – батюшка! Принимай-ка зятя, ведь я на твоей дочке женат. Да где ж она? Аль ещё не бывала?
А тут начальный генерал с докладом является:
– Так и так, ваше высочество! Несчастье случилося: стояла царевна на палубе, поднялась буря, началась качка, голова у ней закружилась – и мигнуть не успели, как царевна свалилась в море и потонула!
Царевич потужил-поплакал, да ведь со дна моря не воротишь; видно, такова судьба ей назначена! Погостил царевич у своего тестя несколько времени и велел своей свите к отъезду готовиться; купец на прощанье задал большой пир; собрались к нему и купцы, и бояре, и все сродники: были тут и родной брат его, и злая старуха, и начальный генерал.
Пили, ели, прохлаждалися; один из гостей и говорит:
– Послушайте, господа честные! Что всё пить да пить – с того добру не быть; давайте-ка лучше сказывать сказки.
– Ладно, ладно! – закричали со всех сторон. – Кто же начнёт?
Тот не умеет, другой не горазд, а третьему вино память отшибло. Как быть? Отозвался тут купеческий приказчик:
– Есть у нас на кухне новый поварёнок, много по чужим землям странствовал, много всяких див видывал и такой мастер сказки сказывать – что на поди!
Купец позвал того поварёнка.
– Потешь, – говорит, – моих гостей!
Отвечает ему поварёнок-царевна:
– Что рассказать-то вам: сказку аль бывальщину?
– Сказывай бывальщину!
– Пожалуй, можно и бывальщину, только с таким уговором: кто меня перебьёт, того чумичкой в лоб.
Все на это согласились.
И царевна начала рассказывать всё, что с нею самой случилося.
– Так и этак, – говорит, – была у купца дочь; поехал купец за море и поручил своему родному брату смотреть за девицей; дядя позарился на её красоту и не даёт ей ни минуты спокою…
А дядя слышит, что речь про него идет, и говорит:
– Это, господа, неправда!
– А, по-твоему неправда? Вот же тебе чумичка в лоб!
После того дошло дело до мачехи, как она волшебное зеркальце допрашивала, и до злой старухи, как она к богатырям в белокаменный дворец приходила, – и старуха и мачеха в один голос закричали:
– Вот вздор какой! Этого быть не может.
Царевна ударила их по лбу чумичкою и стала рассказывать, как она лежала в хрустальном гробе, как нашёл её царевич, оживил и женился на ней и как она поехала отца навестить.
Генерал смекнул, что дело-то не ладно, и просится у царевича:
– Позвольте мне домой уйти; что-то голова разболелась!
– Ничего, посиди немножко!
Стала царевна про генерала рассказывать; ну, и он не вытерпел.
– Всё это, – говорит, – неправда!
Царевна его чумичкою в лоб да сбросила с себя поварское платье и открылась царевичу:
– Я-де не поварёнок, я – твоя законная жена!
Царевич обрадовался, купец – тоже; бросились они обнимать, целовать её; а потом принялись суд судить; злую старуху вместе с дядею на воротах расстреляли, мачеху-волшебницу к жеребцу за хвост привязали, жеребец полетел в чистое поле и разнес её кости по кустам, по яругам; генерала царевич сослал на каторгу, а на его место пожаловал матроса, что царевну от беды спас. С того времени жили царевич, его жена и купец вместе – долго и счастливо.
Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что
Владимир Милашевский. Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что
В некотором государстве жил-был король, холост-неженат, и была у него целая рота стрельцов; на охоту стрельцы ходили, перелетных птиц стреляли, государев стол дичью снабжали. В той роте служил стрелец-молодец, по имени Федот; метко в цель попадал, почитай – николи промаху не давал, и за то любил его король пуще всех его товарищей. Случилось ему в одно время пойти на охоту раным-ранехонько, на самой зоре; зашел он в темный, густой лес и видит: сидит на дереве горлица. Федот навел ружье, прицелился, выпалил – и перешиб птице крылышко; свалилась птица с дерева на сырую землю. Поднял ее стрелок, хочет оторвать голову да положить в сумку. И возговорит ему горлица: «Ах, стрелец-молодец, не срывай моей буйной головушки, не своди меня с белого света; лучше возьми меня живую, принеси в свой дом, посади на окошечко и смотри: как только найдет на меня дремота, в ту самую пору ударь меня правой рукою наотмашь – и добудешь себе великое счастье!» Крепко удивился стрелок. «Что такое? – думает. – С виду совсем птица, а говорит человеческим голосом! Прежде со мной такого случая никогда не бывало…»
Принес птицу домой, посадил на окошечко, а сам стоит-дожидается. Прошло немного времени, горлица положила свою головку под крылышко и задремала; стрелок поднял правую руку, ударил ее наотмашь легохонько – пала горлица наземь и сделалась душой-девицей, да такою прекрасною, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Другой подобной красавицы во всем свете не бывало! Говорит она добру молодцу, королевскому стрельцу: «Умел ты меня достать, умей и жить со мною; ты мне будешь нареченный муж, а я тебе богоданная жена!» На том они и поладили; женился Федот и живет себе – с молодой женой потешается, а службы не забывает; каждое утро ни свет ни заря возьмет свое ружье, пойдет в лес, настреляет разной дичи и отнесет на королевскую кухню.
Видит жена, что от той охоты весь он измаялся, и говорит ему: «Послушай, друг, мне тебя жалко: каждый божий день ты беспокоишься, бродишь по лесам до по болотам, завсегда мокрехонек домой ворочаешься, а пользы нам нет никакой. Это что за ремесло! Вот я так знаю такое, что без барышей не останешься. Добудь-ка рублей сотню-другую, все дело поправим». Бросился Федот по товарищам: у кого рубль, у кого два занял и собрал как раз двести рублей. Принес к жене. «Ну, – говорит она, – купи теперь на все эти деньги разного шелку». Стрелец купил на двести рублей разного шелку. Она взяла и сказывает: «Не тужи, молись богу да ложись спать; утро вечера мудренее!»
Муж заснул, а жена вышла на крылечко, развернула свою волшебную книгу – и тотчас явились перед ней два неведомых молодца: что угодно – приказывай! «Возьмите вот этот шелк и за единый час сделайте мне ковер, да такой чудный, какого в целом свете не видывано; а на ковре бы все королевство было вышито, и с городами, и с деревнями, и с реками, и с озерами». Принялись они за работу и не только в час, а в десять минут изготовили ковер – всем на диво; отдали его стрельцовой жене и вмиг исчезли, словно их и не было! Наутро отдает она ковер мужу. «На, – говорит, – понеси на гостиный двор и продай купцам, да смотри: своей цены не запрашивай, а что дадут, то и бери».
Федот взял ковер, развернул, повесил на руку и пошел по гостиным рядам. Увидал один купец, подбежал и спрашивает: «Послушай, почтенный! Продаешь, что ли?» – «Продаю». – «А что стоит?» – «Ты торговый человек, ты и цену уставляй». Вот купец думал, думал, не может оценить ковра – да и только! Подскочил другой купец, за ним третий, четвертый… и собралась их толпа великая, смотрят на ковер, дивуются, а оценить не могут. В то время проезжал мимо гостиных рядов дворцовый комендант, усмотрел толпу, и захотелось ему разузнать: про что толкует купечество? Вылез из коляски, подошел и говорит: «Здравствуйте, купцы-торговцы, заморские гости! О чем речь у вас?» – «Так и так, ковра оценить не можем». Комендант посмотрел на ковер и сам дался диву. «Послушай, стрелец, – говорит он, – скажи мне по правде по истинной, откуда добыл ты такой славный ковер?» – «Моя жена вышила». – «Сколько же тебе дать за него?» – «Я и сам цены не ведаю; жена наказала не торговаться, а сколько дадут – то и наше!» – «Ну, вот тебе десять тысяч!»
Стрелец взял деньги и отдал ковер, а комендант этот завсегда при короле находился – и пил и ел за его столом. Вот он поехал к королю обедать и ковер повез: «Не угодно ль вашему величеству посмотреть, какую славную вещь купил я сегодня?» Король взглянул – все свое царство словно на ладони увидел; так и ахнул! «Вот это ковер! В жизнь мою такой хитрости не видывал. Ну, комендант, что хочешь, а ковра тебе не отдам». Сейчас вынул король двадцать пять тысяч и отдал ему из рук в руки, а ковер во дворце повесил. «Ничего, – думает комендант, – я себе другой еще лучше закажу».
Сейчас поскакал к стрельцу, разыскал его избушку, входит в светлицу и как только увидал стрельцову жену – в ту ж минуту и себя и свое дело позабыл, сам не ведает, зачем приехал; перед ним такая красавица, что век бы очей не отвел, все бы смотрел да смотрел! Глядит он на чужую жену, а в голове дума за думой: «Где это видано, где это слыхано, чтобы простой солдат да таким сокровищем владал? Я хоть и при самом короле служу и генеральский чин на мне положон, а такой красоты нигде не видывал!» Насилу комендант опомнился, нехотя домой убрался. С той поры, с того времени совсем не свой сделался: и во сне и наяву только и думает, что о прекрасной стрельчихе; и ест – не заест, и пьет – не запьет, все она представляется!
Заприметил король и стал его выспрашивать: «Что с тобой подеялось? Аль кручина какая?» – «Ах, ваше величество! Видел я у стрельца жену, такой красоты во всем свете нет; все об ней думаю: и не заесть и не запить, никаким снадобьем не заворожить!» Пришла королю охота самому полюбоваться, приказал заложить коляску и поехал в стрелецкую слободу. Входит в светлицу, видит – красота невообразимая! Кто ни взглянет – старик ли, молодой ли, всякий без ума влюбится. Защемила его зазноба сердечная. «Чего, – думает про себя, – хожу я холост-неженат? Вот бы мне жениться на этой красавице; зачем ей быть стрельчихою? Ей на роду написано быть королевою».