1+4. Одна правдивая история и четыре байки

– Спасибо, чай, Ильяс, у тебя всегда отменный, – капитан с наслаждением отхлебывал ароматный напиток из пиалы, которая появилась на его столе через несколько секунд после отдачи приказа на подачу чая. – Себе-то тоже налей. Там, в тумбочке, еще печенье осталось. Угощайся, дорогой, не стесняйся.

– Спасибо, товарищ капитан, я потом, позже чай пить буду. Товарищу капитану еще что-нибудь нужно?

– Да, Ильяс, я утром чего тебя звал-то? Сказать хотел: надо транспарант над теплушкой обновить, а то совсем обветшал этот «Наш ударный труд и боевые успехи – тебе, Родина». Не дай бог кто из штаба приедет, устроят нам тут разбор полетов после залетов. Да и новый боевой листок1 не помешает.

– Ну, вы бы сразу так и сказали, сейчас уже все готово было бы. А то сразу живот бить и печень опускать. Зачем так больно товарищ капитан?

– Че?..

Услышав это слово и уловив своим звериным чутьем резкое изменение в настроении Кольцова, Хайбендинов моментально исчез из поля видимости начальника, занявшись выполнением поставленной задачи. Вот так одно слово, а точнее даже не слово, а междометие, произнесенное всего два раза за этот день, но в разных лингвистических ситуациях, привело к различным последствиям. В первом случае результатом его употребления стало наказание с применением физической силы, а во втором – немедленное и безоговорочное выполнение поставленной задачи. Все же велик и могуч русский язык.

Глава 2

Кольцову всегда нравилось быть командиром. Когда-то он закончил Симферопольское высшее военно-политическое строительное училище (СВВПСУ) и потому, даже имея квалификацию инженера-строителя, Александру Александровичу больше нравилось командовать и работать с личным составом, чем заниматься строительной инженерией. Нельзя сказать, что Александр Александрович был уж совсем никудышным инженером-строителем. Свою курсовую работу он посвятил принципам проектной разработки военно-морских баз. Кольцов во время учебы очень надеялся, что после выпуска попадет служить на Черноморский флот, но судьба распорядилась иначе. Вместо Крыма ему достался Дальневосточный военный округ, который, казалось бы, навсегда принял молодого лейтенанта в свои суровые таежные объятия. Новоиспеченный лейтенант имел достаточно поверхностное понятие о строительстве стальных магистралей, но распоряжение начальства было однозначным: «Вы строитель – вот и стройте, что приказали». И Кольцов строил, что приказали. Но из-за того, что строить дороги, тем более железные, ему не особо нравилось, он решил проявить себя как командир и политработник. Сначала было тяжело, ведь в училище, несмотря на то что оно было еще и командным, Александр Александрович так и не смог набраться опыта, необходимого для руководства подразделением строителей. Он был обычным курсантом и не очень-то и стремился стать даже командиром отделения. А тут тебе раз – и сразу почти семьдесят человек, практически не говорящих по-русски. И первый командир роты у Кольцова, его непосредственный начальник, был страшным пропойцей, готовым пропить не только выделенные стройматериалы, но и обмундирование, и технику, и личный состав. Командиру роты все равно, он себя похоронил в капитанском звании без квартиры, жены и детей. Ротный ждал выхода на пенсию и как мог избегал любой интерактивности с начальством, дабы не вылететь со службы раньше положенного срока. А молодому лейтенанту надо служить, карьеру делать, в люди выбиваться, гнездо для будущей жены и детей вить, а ради всего этого с начальством надо было не только ладить, но и показывать ему все свои положительные стороны. О командире всегда судят по его подразделению. Вот и пришлось взводному брать на себя командование всей ротой. Кольцов работал и за себя, и за того парня, вечно пьяного командира роты. Через некоторое время рота покинула категорию «вечный залет» и стала стабильно занимать средние позиции в таблице результатов социалистического соревнования между военными строителями на БАМе. Кольцов нашел подход к личному составу подразделения и заключил джентльменское соглашение с ротным о невмешательстве во внутренние дела, как он считал, его подразделения. Казалось бы, все шло по плану. Бойцы работали, ротный пил, подразделение потихоньку выходило на передовые рубежи социалистического соревнования. Командир взвода и замполит в одном лице планомерно, по кирпичику, без чей-то помощи строил свою карьеру. Но как это обычно бывает, в подобную служебную идиллию вмешался его величество случай.

Рота была задействована на строительстве линии электропередачи (ЛЭП) на одной из станций БАМа. Для установки бетонных оснований для столбов-опор, на которых потом подвесят провода, надо было выкопать ямы-котлованы. Эта задача была поставлена роте Кольцова. Бойцов поделили на группы по два человека и отправили рыть те самые котлованы. Котлован должен был иметь глубину четыре с половиной метра. Работа была простой, но трудоемкой. Ее суть заключалась в следующем: один боец работал на дне котлована ломом и лопатой, насыпая грунт в ведро. Второй наверху осуществлял подъем ведра за веревку. Как правило, внизу работал «дух», а ведро поднимал старослужащий. На глубине метра в полтора начиналась вечная мерзлота. Даже летом, когда на улице было плюс тридцать, под землей был лед. Зимой в котловане вообще приходилось разводить костер. То есть сначала шли в тайгу за дровами (вблизи ЛЭП все дрова уже давно были собраны, там шла просека). Потом жгли костер. Откидывали угли в сторону, долбили оттаявшую землю ломом, копали лопатой, углублялись, и затем все повторялось: угли возвращались на место, подбрасывались дрова – и так четыре с половиной метра. Летом чуть проще. Но летом мешал гнус и попадались грунтовые воды, только успевай вычерпывать. А самым страшным в летнюю пору был песок, и не просто песок, а сыпучий песок.

Именно в один из таких сыпучих песков угодил боец Ахметов. Как потом установила комиссия, проводившая расследование несчастного случая, дело было так: Ахметов работал со старослужащим Тагировым. После того как Ахметов выкопал положенные кубометры земли, он позвал Тагирова для того, чтобы последний, используя веревку и ведро, помог ему поднять оставшийся грунт и выбраться из выкопанного котлована. Тагиров у котлована отсутствовал, объяснив это необходимостью отлучиться для отправления естественных надобностей. Тогда Ахметов, используя штатный инструмент – лопату, начал делать углубления в стене котлована, используя которые он предполагал выбраться на поверхность без помощи посторонних. На незначительном удалении от стенки котлована находился песок, который из-за нарушения целостности стенки вырвался наружу и заполнил собой весь резервуар котлована вместе с находившимся в нем Ахметовым.

Никто из бойцов не слышал криков с места работы Ахметова. Когда Тагиров вернулся на место работы, он увидел, что котлован почти полностью засыпан песком. Нечленораздельные звуки раздавались из-под земли. Тагиров начал откапывать песок, позвав военнослужащих, работавших поблизости. Тело Ахметова без признаков жизни было извлечено военнослужащими через полчаса после начала работ. Практически весь личный состав взвода принимал участие в спасательной операции.

Кольцов находился на другом объекте за несколько километров от места несчастного случая. В то время подобные происшествия хоть и случались с отдельными бойцами и командирами, тем не менее событие подобного рода было достаточно серьезным, требовавшим особого разбирательства. В подразделение старшего лейтенанта Кольцова зачастили проверки.

А там, где проверка, там всегда залет будет найден, иначе зачем проверять. Эта аксиома не была опровергнута и в этот раз. Очередной внезапно приехавший майор из окружной прокуратуры затребовал к себе на беседу командира роты, который в тот момент был мертвецки пьян. Кольцов всячески старался отвести беду от своего начальника, но майор был непреклонен. Когда же перед майором предстал «пятнадцатилетний капитан» – командир роты строителей, все стало ясно и понятно. И ничего уже поделать было нельзя. Майор не подал вида и не стал устраивать разборки на месте. Он мило улыбнулся, сказал, что, мол, ничего, всякое бывает, и, сев в прокурорский уазик, убыл из расположения отдельной роты строителей. Ну а дальше все было просто и легко. Майор положил своему прокурорскому начальству рапорт о результатах проверки с детальным описанием состояния командира и, соответственно, с оргвыводами о состоянии дел в подразделении. Главный прокурор округа положил свои рекомендации по улучшению соблюдения законности и предотвращению воинских преступлений в отельных подразделениях командующему округа. Командующий дал разгон начальнику железнодорожной службы округа, тот своему заму по политической части. Зам опустил ниже плинтуса командира полка. Ну а тот, даже не доведя сути всего происшедшего до командира батальона, просто выгнал из рядов ВС СССР за систематическое нарушение воинской дисциплины командира роты, который предстал пьяным перед тем злополучным майором. Вот такой обычный принцип цепной армейской реакции сработал в «доме, который построил Джек на просторах бескрайнего СССР в Советской армии».

Кольцова назначили временно исполняющим обязанности командира роты, но представление на звание капитана командир батальона на всякий случай притормозил, ведь этой ротой теперь занимается сам командир полка. Рота опять оказалась в черном списке. В ней из-за пьянства, недисциплинированности, халатности и попустительства начальства погибают солдаты. С таким клеймом не то что на доску передовиков социалистического соревнования, но и в приличную тюрьму в Советском Союзе навряд ли пустили бы. Так что пришлось Кольцову вновь засучить рукава и начинать все с нуля.

Он опять дневал и ночевал на объектах. По поводу той злосчастной техники безопасности, которая упоминалась в каждом рапорте, у Кольцова появилась отдельная, особо изощренная головная боль. Теперь он сам следил за тем, чтобы бойцы, перед тем как отлучиться по нужде от котлована, докладывали ему лично. За каждое нарушение спрашивал с сержантов. Спрашивал очень строго. Через почти два года Кольцову все же дали капитана. Рота опять заняла лидирующие позиции в списке участников социалистического соревнования. Кольцов уже подал рапорт в академию. Но рапорт попал на стол в политотдел. А там, просмотрев личное дело, вспомнили, что это как раз тот самый Кольцов, у которого в роте погиб солдат. Так что рапорт вернули обратно с росчерком «Нецелесообразно». Кольцов не знал, что делать. Майора не присваивают, в академию не пускают… Как жить дальше, капитан не знал. Он продолжал уже по инерции рваться вперед, разрывая все на своем пути. Но куда вел этот путь, он и представить себе не мог.

Вот и сейчас, после того как все утренние дела были закончены, взводный озадачен, наряды закрыты, Хайбендинов работал над плакатом, командир роты решил позволить себе передохнуть. Он выпил приготовленный Ильясом чай, прилег с газетой на кушетку и не заметил, как погрузился в сон.

Глава 3

Саша стоял на белом как снег песке, а впереди него простиралось море. Море было очень похоже на то, к которому он привык за годы учебы в Крыму. А может, оно было и не совсем такое. Да нет, совсем не таким было это море. Ему виделась спокойная бирюзовая гладь, на которой то там, то здесь торчали каменистые острова, заросшие густой растительностью. Вокруг Кольцова находились люди русские и, наверно, нерусские. Он понимал, что он главный и все ждут его приказов и указаний. Все происходящее очень походило на Вооруженные силы Советского Союза, хотя, конечно, не было полной уверенности, что во сне Кольцов стоял на родной земле. Скорее наоборот, это была совсем не родная земля, чужбина. Люди, которые ему подчинялись, почему-то были без формы, точнее на них было какое-то подобие военного обмундирования. Но эти тельняшки-безрукавки, выцветшие на солнце рубашки цвета хаки и шорты не производили впечатления уставной одежды. Некоторые вообще были в джинсах, и вообще, откуда у солдата могут быть джинсы и уж тем более шорты? В брежневском «совке» джинсы вообще были великой редкостью, которую достать можно было только у цыган или у фарцовщиков. Идея о том, чтобы одеть личный состав родной армии в вожделенные всей молодежью эпохи застоя атрибуты потенциального противника, не могла возникнуть даже в самом воспаленном мозгу последнего советского диссидента. Во сне Кольцов, как обычно, руководил повседневной жизнью подразделения, но делал он это гораздо спокойнее, чем на БАМе, ни на кого не давя и не заставляя работать усерднее. Он видел много недочетов в работе, тем не менее все это приводило его в обычное состояние командирской агрессии. Его основной инстинкт как бы исчерпал себя, и это было ново и странно в его сне. Кольцову даже не хотелось никого унижать и заставлять переделывать все именно так, как он этого хочет. И вообще, в этом сне на побережье Саша чувствовал себя особенно расслабленным, спокойным и умиротворенным. Складывалось впечатление, что это действительно хороший сон, но на душе было неспокойно.

Солнце давно взошло, время близилось к обеду. Подразделение сворачивало работы на побережье, собираясь к столам, накрытым под соломенным навесом, который находился совсем недалеко от пляжа с необыкновенно белым песком. На столах стояло много тарелок с различными блюдами. Еда была вкусная и совсем не та, что обычно подавалась в солдатских столовых. Вместо дежурных солдат на столы накрывали симпатичные девчонки-подростки, но они были какие-то очень смуглые. Александр сидел и обедал вместе со всеми, наслаждаясь видом на море, солнцем и спокойствием, которого он не испытывал вот уже много лет.

Где-то далеко, там, где небо становилось непонятного голубого, белого и серого цветов одновременно, показались две черные точки. Эти птицы быстро увеличивались. Они приближались к тому месту, где находились Кольцов и его подразделение. Все заметившие этих птиц поднялись со своих мест и с криками радости побежали им навстречу. Одна птица села, а вторая зависла в воздухе. Люди с детской радостью кричали и махали им руками. Но тут случилось самое неожиданное: из чрева птицы, зависшей в воздухе, на землю стали падать яйца цвета хаки. Из этих яиц, упавших на землю, стали исходить струи огня, уничтожавшие все вокруг. Огонь распространялся во все стороны от этих песочно-светлых яиц, сметая все на своем пути. У яиц вдруг выросли ноги и руки. Кольцов видел, как его подчиненных эти руконогие яйца заталкивали во чрево севшей птицы. Тех, кто не хотел идти сам, заталкивали насильно. Струя огня – и загорелась соломенная крыша навеса над столовой. Тарелки под напором огня разлетались со столов в разные стороны, выплескивая на землю свое содержимое. Перед Кольцовым стояла смуглая девушка, ранее накрывавшая на стол. Она держала в руках дырявую алюминиевую кастрюлю, из которой на нее лилась горячая жижа. Девушка улыбалась, но у нее подкашивались ноги, она медленно опускалась на землю к ногам Кольцова. Птицы неистово рокотали, а руконогие яйца продолжали уничтожать огнем все попадавшееся им на пути.

На этом жутком моменте командира разбудил ефрейтор Хайбендинов.

– Товарищ капитан, там комбат приехал, пошел объекты смотреть.

– Чего ты меня раньше не разбудил, чурка! Точно сегодня вечером землю пойдешь копать вместе со всеми.

– Простите, товарищ капитана, я уазик увидел и сразу к вам бегом побежал. А комбат у объекта остановился, до теплушки не доехал. Простите меня.

Кольцов уже не слушал своего денщика. Надев фуражку, накинув шинель и прихватив портупею, он понесся по направлению к объекту, на ходу заправляя и подгоняя обмундирование. Кольцов любил спорт, даже получил разряд по бегу в училище. Хоть на сегодняшний день его физическая форма оставляла желать много лучшего, но почти полтора километра до объекта он преодолел за рекордное время, даже не сбив дыхания. За несколько метров до начальника капитан перешел на шаг, затем остановился, приставил руку к головному убору и четко доложил:

– Товарищ подполковник, рота в полном составе за исключением наряда находится на работах, согласно плану строительства. Происшествий не случилось. Командир роты капитан Кольцов.

– Точно, что происшествий не случилось? Ни одного бойца сегодня не закопал?

– Никак нет, товарищ подполковник. Техника безопасности полностью соблюдается.

– Упущение, однако. Рабочий день почти закончен, а все бойцы живы и здоровы. Теряешь ты былую хватку, Александр Александрович, – комбат ехидно улыбался, не забыв напомнить своему подчиненному в саркастической форме о старом несчастном случае на строительстве.

Подполковник стоял рядом со строящейся железнодорожной насыпью. Это как раз и был тот объект, которым сейчас занималась рота Кольцова. Рядом с подполковником стоял пухлый майор, который с совершенно неуставной улыбкой смотрел на все происходящее.

– Знакомься, Александр Александрович, это мой новый замполит майор Ситко. Прошу любить и жаловать. Про тебя я ему уже все рассказал, так что можешь не представляться. У майора к тебе дело. Вы тут поговорите, а я пойду посмотрю, что ты там настроил. Посчитаю, сколько солдатских ног из насыпи торчит, – еще раз съязвил комбат, изобразив подобие улыбки на лице.

На самом деле все прекрасно знали, что подполковник практически не умеет улыбаться. Нет, это вовсе не означало, что он был очень серьезным человеком. Просто его лицо почему-то не могло выражать радость. Для подчиненных это была проблема. Ведь никто и никогда не мог толком понять: шутит ли их начальник или говорит серьезно. Вот и сейчас подполковник пошел бродить по насыпи, а капитан думал: «Неужели подполковник все еще винит его за тот случай с Ахметовым или это просто такой черный юмор?»

– Здравия желаю, товарищ капитан, – прервал размышления Кольцова бодрый голос майора Ситко. Капитан дружески пожал протянутую ему мягкую ладонь замполита. – Давай сразу на ты. Мы же с тобой почти одногодки, да еще и одно училище заканчивали. Меня Сергеем зовут.

– Ты тоже СВВПСУ заканчивал?

– Конечно, иначе с какой такой радости я бы стал замполитом служить, да еще в железнодорожных войсках?

Шутка удалась, и бывшие однокашники пустились в воспоминания. Как это обычно бывает, они вспомнили годы учебы и даже девчонок, с которыми когда-то встречались. К большому сожалению обоих офицеров, они учились на разных факультетах и не были знакомы в училище, но имели, как выяснилось, достаточно много общих приятелей. Когда контакт был налажен, однокашники перешли к делу.

Глава 4

– Саш, тут такое дело, – начал издалека замполит, – нам, как водится, партия приказала взять повышенные обязательства и сдать в эксплуатацию участок, на котором ты сегодня работаешь, до нового года. Что ты думаешь по этому поводу?

– Извини, но больше ста километров насыпи за этот срок – нереально по любым нормам выработок.

– Я вообще-то имел в виду, не только насыпь, но и саму железную дорогу. То есть рельсы, шпалы и все, что с этим связано. Ну, ты сам знаешь.

– Товарищ майор, это чистой воды авантюризм. У меня не то что техники такой нет, у меня ни солдат, ни лопат не хватит, если даже двадцать четыре часа в сутки будем работать. Спасибо, конечно, за оказанное доверие, но мне, наверно, проще застрелиться, чем сказать: «Партия сказала надо, комсомол ответил – есть».

– Ты это… не ругайся, – майор улыбался, имея в виду слово авантюризм, – все не так страшно. С техникой, солдатами и лопатами мы тебе поможем.

– Сереж, ну не надо мне петь военных песен. Я сам как бы замполит и знаю, что если кого-то чего-то заставить сделать надо, то главное – обещать побольше. А вот когда человек уже согласился, с него и спрашивать можно. А обеспечил ты его всем необходимым для выполнения задачи или нет – дело десятое. Кто потом вспомнит, какие условия были обещаны. Задача не выполнена, а залетчик – вот он, здесь, сношай его куда положено и лишай всего, чего можно.

Пухлый майор немного насупился. До беседы со своим бывшим однокашником он не предполагал встретить настолько политически грамотного офицера где-то в тайге.

– Саш, пойми, у тебя есть шанс подняться. Получить звание, перейти на кабинетную работу, или чего ты там еще для себя желаешь?

– Серег, у меня еще и очень большой шанс есть залететь так, что во всех железнодорожных войсках и на протяжении всей Байкало-Амурской магистрали на многие годы мои имя и фамилия станут синонимами к таким словам, как «косяк», «залет» и «облажаться».

– Ну, хоть чем-то прославишься. А то просто сгниешь в тайге безымянным «пятнадцатилетним капитаном», – майор опять улыбался, но это уже был удар ниже пояса. – Если ты за это дело не возьмешься, то обязательно будет кто-нибудь другой, кому и все лавры достанутся, а ты все равно будешь на этом ударном прорыве работать, только не главным, а на подхвате. Так что если кто-то другой задачу выполнит, то ему почет, уважение, карьера и все остальное, а тебе в лучшем случае – спасибо, благодарность и добро пожаловать обратно в свою роту и тайгу.

– Ну а если этот кто-то другой облажается?

– Ну, тогда, как обычно, виноваты все. У нас, как ты знаешь, групповые наказания запрещены уставом, но принципы воспитания в коллективе и через коллектив никто никогда не отменял с тех самых пор, когда Макаренко их придумал. Сам знаешь, как это работает. Так что, как обычно, дознание по залету ведется со всем личным составом, а решение принимается по каждому персонально. Но в твоем конкретном случае решение, если твой предполагаемый начальник прорыва облажается, будет очень не очень. Тебе наверняка и Ахметова вспомнят, и, может, еще чего, чего даже я не знаю или знаю, но молчу.

Кольцов задумался. Получалось, как ни крути, но попал капитан «аж по самое не хочу». Вроде и не залетал он, вроде и рота в передовики трудового фронта вырываться стала, а вот на тебе – судьба. Служил бы себе спокойно, глядишь, на следующее 23 февраля майора получил, снова рапорт под это дело в академию подал. Изменил бы свою жизнь в лучшую сторону. А тут ничего не случилось, а залет – вот он, уже на горизонте, четко нарисовался. Хотя почему залет? А чем он хуже других рвачей? А может, это вообще его шанс на новую жизнь? Кольцов всегда считал себя реалистом, но стоя рядом с этим пухлым майором-однокашником, внутри него что-то шевельнулось. А шевельнулась обычная зависть. Чем он хуже этого толстого майора? Он все знает о строительстве, он отлично управляется с личным составом. Да пошел он, этот Сергей-майор, хоть они и однокашники, но Саша его сделает и жить будет лучше него.

– Сколько людей и техники дадите?

– Вот, теперь я слышу слова не мальчика, но мужа. Молодец, Саш.

– Пошли в теплушку чай пить, там все и обсудим. У меня писарь отличный чай заваривает. Подполковник, как я понял, далеко уже ушел по насыпи, так что подожди, я сейчас за ним бойца отправлю на чай пригласить – и пойдем.

В теплушке разговор двух политработников-инженеров плавно перетек от психологических баталий в русло технического совещания. Ситко доходчиво объяснил своему коллеге, что «прорыв» – это термин, придуманный политотделом для начальства. На самом деле план состоит в том, чтобы стянуть малозадействованные подразделения железнодорожных войск на участок Кольцова. Обеспечить его роту самой современной строительной техникой, полученной от японцев, и до наступления нового года этими силами ввести в эксплуатацию упомянутый участок. Но при всем при этом официально на участке будет работать только рота Кольцова с некоторыми прикомандированными подразделениями. Но состав и количество этих подразделений ни в каких сводках и рапортах указываться не будет. Технику тоже нигде не отразят, за исключением путеукладчика, конечно. Его скрыть невозможно, не так уж много подобных агрегатов на БАМе работает. Стране нужен трудовой подвиг, и руководство приняло решение его совершить, используя обрисованный Ситко план. Чуть позже к разговору присоединился подполковник. Он недвусмысленно дал понять Кольцову, что собирается контролировать каждый его шаг и действие. В общем, совет в теплушке закончился положительно. Решение было принято, роли распределены, задачи нарезаны.

Когда начальство убыло, Кольцов пустился во всевозможные политические и технические размышления. Он рассуждал так: если над этим вопросом пыхтят и замполит, и командир батальона, то наверняка их цель состоит в том, чтобы забрать весь жар чужими руками. В принципе, это и понятно, что везде нужен козел отпущения. Кольцов хоть и не имел желания выступить в роли упомянутого животного, но выбора у него на сегодняшний день особо не было. Он уже дал свое устное согласие на участие в афере. Ну что он может реально потерять? В принципе, учитывая его сегодняшнее состояние, скорее всего, ничего. Звание капитана у него уже есть, партбилет в кармане, должность командира роты у него тоже отобрать будет очень трудно, если, конечно, из армии не попрут. Ну а за что его могут попереть из армии, ну взял он на себя повышенные обязательства, ну не справился, и что? Да, конечно, позор, порицание, может, даже выговор по партийной линии, но приказов, распоряжений и уставов он не нарушил, так что и выгонять-то особо не за что.