О жандармах, императорах и изобразительном искусстве. Архивные заметки

Немаловажным обстоятельством оставления на постоянное хранение делопроизводства о той или иной дуэли была причина состоявшегося поединка. Публично нанесенные оскорбления, ссоры из-за денег, имущества, любовные истории – распространенные причины дуэлей, которые не принимались во внимание органами высшего политического надзора и лишь фиксировались в ежегодных ведомостях о происшествиях. Другое дело, если дуэль произошла на национальной почве, как случилось в 1853 г. в Дерите. На вечере в дворянском клубе, куда в числе прочих был приглашен и полицмейстер Львов с женою и дочерьми, ландмаршал Нолькен назвал женщин «непозволительными фигурами» и требовал не допускать в клуб всех вообще русских дам. Ландрат Либгарт, женатый на русской, посчитал это за личное оскорбление и вызвал Нолькена на дуэль «как основанием всему оскорбление русской народности»[115]. Дуэль состоялась, закончившись, к счастью, благополучно. Оба дуэлянта были приговорены к нескольким месяцем крепостного заключения, однако в силу немолодых лет по ходатайству рижского губернатора всемилостивейше прощены.

Заслуживающей внимания причиной дуэлей с точки зрения полиции было также и общественное положение участников дуэли, и политические разногласия дуэлянтов. В 1836 г. в Курляндской губернии произошла дуэль между уездным предводителем дворянства Фитингофом и кассиром кредитного общества Лансбергом «от последствий прений и толков бывших во время дворянских выборов»[116], а в 1876 году вызов на дуэль нижегородского помещика Панютина сделал сам губернатор Кутайсов. Как докладывал в III Отделение начальник нижегородского губернского жандармского управления А.Н. Коптев «… дуэль состоялась на рапирах и вследствие невежливого обращения губернатора…»[117]. В обоих случаях никто из дуэлянтов не пострадал, а заслуженные наказания были отменены в силу ходатайств влиятельных лиц.

Ходатайства, прошения о помиловании или смягчении участи участникам дуэлей – в большинстве своем были инициативными документами в подобных делах органа политического надзора. Как и прочие дела по жалобам, просьбам и прошениям, эти дела велись в делопроизводстве 2-ой экспедиции III Отделения. Более 5000 различных просьб поступало сюда ежегодно. Считалось, что подобные просьбы скорее и вернее дойдут до государя, и учреждение вполне оправдывало себя как орган высочайшей опеки. За дуэлянтов просили, в основном, их начальники и командиры, высокопоставленные друзья и родственники. Как правило, после сбора необходимых сведений, начальник III Отделения составлял всеподданнейший доклад, в котором помимо обстоятельств дела излагал собственные соображения по предмету, часто принимая сторону просимого. Интересно отметить, что подобные доклады практически всегда разрешались с благоприятным исходом. Пожалуй, только однажды, шеф жандармов не смог убедить императора в «полном прощении» дуэлянта. В 1832 г. к А.Х. Бенкендорфу обратился некий П.Г. Чернявский с просьбой «довести до сведения нашего милостивого Монарха ежели не обо мне, так как чувствую себя недостойным Его высокого внимания и милостивого снисхождения, то по крайней мере, об детях моих, которые быть может будут со временем полезны Отечеству и постараются загладить проступок своего несчастного отца…»[118]. Проступок заключался в вызове на дуэль полкового командира. История случилась в 1815 г. во время военных действий при осаде крепостей Страсбурга и Киля. Находясь ночью на дежурстве вместе с эскадроном, ротмистр Дубенского Гусарского полка П.Г. Чернявский на вопрос часового союзных баденских войск ответил так невнятно, что был принят за противника и обстрелян часовым. Развернув эскадрон в боевой порядок, Чернявский повел его в атаку, в результате чего был убит полковник союзных войск и понесены потери с русской стороны. При объяснении случившегося с командиром баденских войск, в действиях Чернявского вины не нашли, однако, при докладе своему полковому командиру, Чернявский вел себя заносчиво и легкомысленно, называя убитого им баденского полковника «дураком» и «серым волком». Полковой командир принял нелестные высказывания на свой счет и в пылу объяснений, толкнул Чернявского в грудь. Последний посчитал это за оскорбление и вызвал своего начальника на дуэль. За свой поступок Чернявский был приговорен к расстрелу, но по просьбе друзей и начальников смертная казнь была заменена разжалованием в рядовые «с нахождением непременно внутри России в Воронежской губернии». В течении 17-ти лет он проживал в Острогожске и как сообщал А.Х. Бенкендорфу начальник VI округа Корпуса жандармов «вел себя скромно, добропорядочно, занимался преподаванием уроков грамматики, истории, географии и немецкого языка, имеет жену и двух сыновей, живет в бедности. За учение получает 400 рублей в год, чем и содержит семейство»[119]. Приняв во внимание давность происшедшего, и войдя в обстоятельства жизни бывшего ротмистра, шеф жандармов составил всеподданнейший доклад «о бедственном положении семейства Чернявского». Но император Николай Павлович простил Чернявского лишь наполовину, написав на докладе следующую резолюцию: «Чернявский может, ежели желает, определиться рядовым и выслужиться»[120].

Следует отметить также и некоторые документы, которые напрямую не связаны с дуэльной темой, но имеют непосредственное отношение к участникам дуэлей. Например, в делопроизводстве отложились документы на некоторых дуэлянтов, которым был запрещен въезд в столичные города: справки об их поведении, круге общения, обстоятельствах жизни, перемещениях и т. п. Так, на известного дуэлянта Р.П. Дорохова в 1837 году завели дело по факту драки и ранения штабс-капитана Сверчкова[121]. Имя Руфина Дорохова всегда было на слуху – участник многочисленных драк, дуэлей, скандалов, он еще в 1820 году был разжалован за непристойное поведение в рядовые и сослан на Кавказ. Такая же бешеная храбрость как и его буйные поступки, снискали ему там славу героя в персидской и турецкой войне, он снова был произведен в офицеры и получил золотую саблю за храбрость. В 1833 году он по ранению уволился в отставку и поселился с женой в Москве. И вскоре снова оказался под судом. В пьяной драке он ранил ножом отставного ротмистра Сверчкова, которого накануне вызвал на дуэль за шулерство в карточной игре. Так как за Сверчкова некоторым образом хлопотал В.А. Жуковский, друг семьи жены Сверчкова, урожденной Плещеевой, дело было на особом контроле у III Отделения. Однако, заступничество известного поэта не помогло, и снова Сверчкова разжаловали в солдаты, и снова сослали на Кавказ, а в делопроизводстве III Отделения отложились документы этого нашумевшего московского скандала.

Таким образом, документы III Отделения являются хотя и косвенными источниками по дуэльной тематике, однако существенно дополняют, уточняют, а иногда и по-новому интерпретируют подчас хорошо известные обстоятельства многих поединков и их учасников.

1.2. Внутреннее устройство и архив III Отделения с.е.и.в. канцелярии

Штаты III Отделения

Указ о создании III отделения был подписан 3 июня 1826 г. Все делопроизводство нового ведомства было разделено на 4 экспедиции, каждая из которых занималась определенным кругом вопросов.

Для заведования делопроизводством в экспедициях были назначены экспедиторы с окладом по 2000 рублей в год, а также старшие и младшие их помощники с окладом содержания: первым по 1500 рублей, а последним по 2000 рублей в год. Назначены были также экзекутор с жалованьем по 2000 рублей, казначей с помощником, который одновременно являлся и журналистом. Итого вместе с управляющим -16 человек. Все без исключения сотрудники являлись ранее чиновниками Особенной канцелярии Министерства внутренних дел. Во всеподданнейшем докладе А.Х. Бенкендорф предлагал: «Передача бумаг, в пятнадцать лет накопившихся в МВД, и первоначальное устройство сего отделения потребует на некоторое время усиленных занятий. Впоследствии, когда все дела получат течение постоянное и правильное, долгом будет позаботиться об уменьшении числа чиновников и об увеличении чрез то окладов»[122].

В 1828 г. цензура драматических сочинений была передана из ведения Министерства внутренних дел в III отделение, соответственно увеличилось и число чиновников с 16 до 18 человек за счет цензора и его помощника. В апреле 1829 г. А.Х. Бенкендорф представил Николаю I всеподданнейший доклад о штате своего ведомства, указав, «что с момента учреждения III отделения, оно не получило штата, приличного своему званию и соразмерного с трудами, составляющее оное чиновников. Ходатайство о таковом штате было отложено в намерении: во-первых удостовериться, действительно ли предполагаемая многосложность дел будет соответствовать назначенному числу чиновников и, во-вторых, узнать по опыту меру их деятельности и способностей»[123]. Далее на высочайшее рассмотрение был предложен штат III отделения, который был одобрен и утвержден. Штат предусматривал увеличение количества младших чиновников на 2 человека и незначительное увеличение жалованья. Но все равно, даже по этому штатному расписанию чиновники III отделения получали жалованье меньше, чем в других отделениях Собственной Его Императорского Величества канцелярии, существовало также несоответствие в должностях и чинах.

В декабре 1835 г. высочайшим повелением чиновникам, получавшим 2000 рублей, было назначено добавочное содержание в размере 1000 рублей.

В 1839 г. были объединены должности начальника Штаба Корпуса жандармов и управляющего III отделением. По представлению Бенкендорфа на эту должность был назначен Л.В. Дубельт. Тогда же последовало Высочайшее повеление рассмотреть штаты всех отделений Собственной Его Императорского Величества канцелярии «для приведения содержания всех чиновников в единообразные оклады». Чиновникам III отделения были присвоены соответствующие классы и должности, произошло уравнивание в окладах с чиновниками других отделений. По этому штатному расписанию 4 чиновника по особым поручениям, состоящие ранее сверх штата, включены были в постоянный штат. Общее количество чиновников вместе с управляющим составило 27 человек[124]. Жалованье колебалось от 2000 рублей у старшего чиновника (V класс) до 515 рублей у помощника журналиста (X класс), объединенная должность управляющего III отделением и начальника Штаба Корпуса жандармов предусматривала жалованье только по Штабу Корпуса. Это побудило чиновников III отделения подать А.Х. Бенкендорфу записку с ходатайством о начислении Л.В. Дубельту жалованья как управляющему. По этой записке А.Х. Бенкендорф собирался составить всеподданнейший доклад об определении жалованья управляющему, однако Л.В. Дубельт не согласился на это, оставив на записке чиновников следующую резолюцию: «Хранить сию записку в нашей канцелярии. Пусть преемники наши читают! Не постыжусь сказать, что читая эту записку, я прослезился! Моя преданность, уважение и благодарность к моим сослуживцам за их усердие и честную службу еще бы увеличилась, если бы это было можно, так тронул меня их благородный порыв и их ко мне внимание. Но согласиться на их желание не могу, как потому что имея хорошее состояние благодаря доброй жене, мне отрадно служить Государю не обременяя казны, так и по той причине, что при вступлении в управление 3 отделением Его Величество не соизволил на назначение мне по этой должности жалованья, – а воля нашего царя всегда была и будет мне священна!»[125]. Жалованье, как начальник Штаба Корпуса жандармов, Л.В. Дубельт получал в размере 3900 рублей. Объединенная должность существовала до 1871 г.

В октябре 1842 г. была учреждена пятая (цензурная) экспедиция III отделения. Цензор драматических представлений соответственно стал именоваться старшим чиновником и получил нового второго помощника.

В 1849 г. произошло еще одно изменение в штате. Дело в том, что к 1849 г. окончательно оформился архив III отделения, и на основании всеподданнейшего доклада А.Ф. Орлова были введены сверхштатные должности начальника архива и двух помощников (в штат и в смету по III отделению как постоянные они были включены в 1862 г.).

В июне 1850 г. А.Ф. Орлов представил императору проект негласного дополнения к штату шести чиновников для письма, указав, что число дел и бумаг с каждым годом все более возрастает (например, если в 1826 г. по 1-ой экспедиции было заведено 120 дел, то в 1849 г. их количество увеличилось уже до 567). Государь разрешил приискать нескольких чиновников преимущественно «из молодых людей неиспорченной нравственности»[126]. Однако кандидаты, подходившие А.Ф. Орлову, являлись выпускниками высших учебных заведений и не имели трехлетнего стажа работы, необходимого при зачислении в III отделение. «Чиновников я скорее найду из числа молодых людей, которые не были в других службах, не изведали там канцелярских злоупотреблений и еще сохранили всю чистоту нравственности»[127], – докладывал императору А.Ф. Орлов и просил снисхождения. Учитывая это, шесть новых чиновников определены были сверх штата со всеми правами по службе и с содержанием наравне со штатными младшими чиновниками. В августе 1862 г. был утвержден новый штат III отделения. Прежде всего, в основной штат были включены все сверхштатные дополнения 1849 и 1850 гг. Главному начальнику разрешалось по своему усмотрению замещать вакансии младших чиновников чиновниками для письма. Для уравнивания содержания чиновников III отделения с содержанием чиновников прочих отделений Собственной Его Императорского Величества канцелярии было предложено не разделять производимое в III отделении штатное содержание на жалованье и столовые, а соединить оба эти оклада в один под общим названием жалованья. С 1863 г. добавочное содержание чиновникам предполагалось выплачивать не из суммы на секретные расходы, а из денег, получаемых от печатания в типографии Штаба Отдельного Корпуса жандармов бланкетов заграничных паспортов. По этому штатному расписанию было определено:

В 1865 г. из ведения III отделения была изъята драматическая цензура, все делопроизводство по ней было передано в Главное управление по делам печати, однако должности старшего чиновника и его помощника (по бывшей 5-й экспедиции) были оставлены за штатом III отделения.

В 1866 г. по всеподданнейшему докладу П. А. Шувалова одному из положенных по штату чиновников для особых поручений было присвоено звание секретаря при Главном начальнике с сохранением жалованья и должности чиновника особых поручений. В этом же году происходит разделение 3-й экспедиции, занимавшейся в то время политическими делами, на два отдела, во главе одного из которых стоял старший чиновник, во главе другого «особого делопроизводства» – чиновник особых поручений. Это продолжалось до 1869 г., когда дела 3-й экспедиции были вновь объединены. В марте 1871 г. дополнительно была утверждена должность товарища главного начальника III отделения. Должности управляющего III отделением и начальника Штаба Корпуса жандармов, соединенные в 1839 г., были разделены, должность управляющего была включена в штат III отделения с отнесением по IV классу и жалованьем 7000 руб.

В 1873 г. П.А. Шувалов представил императору свои соображения на предмет упразднения 4-й экспедиции, дела которой, не имея самостоятельного значения, находились в тесной связи с другими экспедициями. Был утвержден новый штат, количество чиновников по которому выросло до 58 человек за счет младших чиновников (число их увеличилось до 12) и за счет чиновников для письма (впервые введенных в штат в количестве 20 человек). Такой штат остался неизменным до упразднения III отделения в 1880 г.

Следует отметить, что процент чиновников, перешедших из III отделения в другие ведомства, был невелик. Многие чиновники проработали в III отделении всю свою жизнь, как, например, Александр Гедерштерн (зачисленный еще из Особенной канцелярии, службу оставил в 1863 г., дослужившись до чина тайного советника), Врасский (служил с 1830 по 1866 гг.), Кашинцов (1832–1850 гг.), Сагтынский (1832–1856 гг.), Грибовский (1837–1871 гг.), Никитин (1826–1858 гг.), Леванда (1830–1855 гг.) и др. В основном, это были люди дворянского происхождения, правда, встречались выходцы из обер-офицерских и солдатских детей. При зачислении в III Отделение учитывался опыт работы в «присутственных местах», на службу принимались чиновники, обязательно прослужившие в каком-нибудь учреждении не менеее трех лет, многие из чиновников имели высшее образование.

По сохранившимся формулярным спискам можно проследить судьбы чиновников III отделения. Например, первый начальник архива Александр Александрович Галлер, закончивший в 1836 г. курс Санкт-Петербургского университета и зачисленный канцелярским служащим в Департамент разных податей и сборов. В 1837 г. он был назначен старшим помощником начальника стола в Капитуле орденов, в 1838 г. переведен в III отделение «по высочайшему повелению за благородный поступок». Дело в том, что «он открыл преступное намерение бывшего учителя Александрова, который покушался на жизнь отставного штабс-ротмистра Яковлева и на домогательство миллиона рублей от отца его, и что отказался от 10 000 руб. асе., предложенных ему сим последним в изъявление благодарности»[128]. Галлер был зачислен в 1-ю экспедицию младшим чиновником, в 1846 г. прикомандирован к архиву для приведения его в порядок, а в 1849 г. стал его начальником. За усердную службу постоянно получал чины и награды, а в 1851 г. «за устройство общего архива и составление 12-ти томов алфавита представлен был к награждению орденом Св. Владимира 4 ст.»[129]. Ушел в отставку в 1851 г. по состоянию здоровья.

Помощник начальника архива И.К. Тимофеев, происходивший из солдатских детей, поначалу служил писарем в Департаменте военных поселений, в 1846 г. был прикомандирован к Петербургскому жандармскому дивизиону, а с 1847 г. в чине поручика штаба Отдельного Корпуса жандармов состоял при III отделении. В 1849 г., уволенный от службы «для определения к статским делам и с переименованием в губернские секретари»[130], был определен в III отделение сверх штата помощником начальника архива. За добросовестную службу имел награды, продвигался по служебной лестнице: за 27 лет работы в III отделении прошел путь от чиновника XII класса (губернского секретаря) до чиновника IV класса (действительного статского советника). Был уволен от службы в 1876 г. по состоянию здоровья.

Чиновники особых поручений Иван Андреевич Нордстрем после окончания курса наук в Казанском университете по нравственно-политическому отделению был награжден за отличные успехи золотой медалью и причислен к II отделению Собственной Его Императорского Величества канцелярии. В 1838 г. был перемещен по распоряжению начальства в Департамент государственных имуществ старшим помощником столоначальника, в 1840 г. определен секретарем при начальнике 6-го округа Корпуса жандармов, находился с ним в поездке по Грузино-Имеретинской губернии, высочайшим приказом в 1849 г. был переведен в III отделение, в чине тайного советника, в 1873 г. уволен в отставку с мундиром и пенсией[131].

Другой чиновник особых поручений Адам Александрович Сагтынский, вступил в службу в 1810 г. старшим переводчиком в штат княжества Валахского, а в 1814 г. был определен в Главный штаб великого князя Константина Павловича. В 1832 г. был причислен к III отделению чиновником особых поручений, специализировался в основном на политическом сыске за границей: в 1838 г. ездил в Париж «для ознакомления с французской прессой», в 1840 г. – в Берлин, в 1841 г. – в Палермо, а также в многочисленные командировки во внутренние губернии России. Уволен в 1856 г. с пенсией и мундиром[132].

Еще один чиновник особых поручений Николай Андреевич Кашинцов вступил в службу во Владимирское губернское правление, в 1815 г. был определен с чином губернского секретаря в Правительствующий Сенат, ав 1819 г. в экспедицию кремлевских строений, в которой прослужил до 1827 г. Затем вступил в Императорское человеколюбивое общество Московского попечительного комитета и стал директором Дорогомиловского богадельного дома, а в 1829 г. был избран Клинским дворянством в депутаты для составления родословных книг. К III отделению был причислен в 1832 г. по высочайшему повелению для наблюдения за всеми выходящими в Москве периодическими сочинениями, тогда же был пожалован в звание камер-юнкера[133]. В делах III отделения сохранились интересные отчеты-рассуждения Николая Андреевича о целях и задачах политической полиции и методах работы ее агентов. «Вопреки толкам многих в публике, – писал он, – наблюдение благородное никогда не унизится до шпионства: тут все доводится до света, там – мрак сомнения, пристрастия, пороков. Наблюдение необходимо, а шпионство – верное зло: это – подкуп, следственно, порча нравов, поколебание правил, шаткость обязанностей»[134].

Интересна история с чиновником А.М. Петровым, бывшим студентом Киевского университета Святого Владимира. Он был зачислен в штат III отделения в 1849 г. «по высочайшему соизволению» с правами младшего чиновника[135] за донос на Кирилло-Мефодиевское общество. Не желая иметь доносчика в своем учреждении, Л. В. Дубельт предлагал наградить А.М. Петрова деньгами, но А.Ф. Орлов заметил, что на зачисление Петрова было монаршее соизволение. Вскоре городской почтой на имя императора был отправлен конверт с вырезками из всеподданнейших докладов Орлова с резолюциями Николая I. В прилагаемой анонимной записке говорилось, что в III отделении за деньги можно получить даже автограф царя. Началось расследование. Была создана специальная комиссия под председательством А.Ф. Голицына, которая обнаружила причастность к этому делу А.М. Петрова. «Оставаясь дежурить по вечерам, Петров проникал в 1-ю экспедицию, брал там секретные бумаги, а также расшивал некоторые дела архива для передачи частным лицам»[136]. Этим частным лицом оказался капитан действующей армии в Варшаве, впоследствии редактор Военного сборника П.К. Меньков, который будучи знаком с Петровым и зная, что последний служит в III отделении, просил «о выдаче ему тех фактов, которые не составили секрета, могут прояснить пробелы исторические»[137]. А.М. Петров был арестован, провел более полутора лет в Алексеевском равелине, а затем в ссылке в Олонецкой губернии, где служил секретарем в суде. После снятия секретного надзора в 1856 г. выехал на жительство в Стародуб. Неоднократно обращался в III отделение с просьбами о помощи и получал оттуда денежные переводы.

После упразднения в 1880 г. III отделения чиновники этого ведомства были уволены с пенсиями, соответствующими количеству проработанных лет. Прослужившие 25 лет и более получали пенсию в размере оклада, от 20 до 25 лет – в размере 2/3 оклада, от 15 до 20–16 оклада[138].

Многие чиновники подали прошение о зачислении на службу в Департамент полиции. 21 прошение было удовлетворено[139]. Приоритет отдавался чиновникам особых поручений, архивистам и канцелярским служащим.

В заключение следует отметить, что, несмотря на всю широту интересов III отделения, его штат всегда оставался весьма немногочисленным – 16 человек на момент создания и 58 человек при упразднении. Увеличение штата происходило за счет канцелярских чиновников.

Изменение штатов III Отделения за 1826–1880 гг.

Начальники III Отделения

Товарищи Главного начальника III Отделения

Управляющие III Отделением

24 марта 1839 года должности начальника Штаба Корпуса жандармов и Управляющего III Отделением были соединены в одном лице. В мае 1871 была учреждена должность товарища Главного начальника III Отделением, должности Управляющего III Отделением и начальника Штаба Отдельного Корпуса жандармов были разъединены.

Немцы на службе в III Отделении (по данным формулярных списков)

Немцы и русские издавна стремились друг к другу. Различия характеров, как по законам физики, притягивали эти две нации навстречу. Немцев поражала русская расхлябанность и русское «авось», а русских удивляла немецкая пунктуальность, аккуратность и точность. Скованных, чопорных немцев привлекала открытость русской души, доброта и щедрость. Обоим народам была свойственна природная смекалка, выдумка и авантюризм.

Близость территорий двух государств обусловила тесные взаимоотношения, которые установились еще в IX веке, а упрочились в XV–XVI вв. По числу въезжающих в Россию иностранцев, немцы всегда были на первом месте. Их приезд значительно возрос при Петре I, активно привлекавшим немцев на службу в армию, на флот, в дела государственного управления[140]. С XVIII века укрепляются и родственные династические связи двух государств. Очередная немецкая принцесса, став русской императрицей или великой княгиней, оказывала покровительство многочисленным родственникам и друзьям, которые вслед за ней стремились в Россию, надеясь найти выгодное место при «Дворе», поступить на службу и сделать карьеру. А.Е. Пресняков отмечал, что Дом Романовых находился под сильным немецким влиянием, и был российским скорее лишь по национально-патриотическому настрою[141].