Дом бытия. Сборник рассказов «Психофантастический реализм»

– Да-а-а, – мечтательно протянула Крис, но потом махнула рукой и прыснула тоже, – но он оказался порядочным…, – она мучительно искала слово, а я мучительно пыталась ей не помогать!

– В общем, он действительно хотел выведать у меня все секреты и заполучить нашу линию поддержки в своё… блин, бизнес!

– Бедная… то есть, я очень сочувствую! Это очень неприятно… хотя полезный опыт!

– Да знаю, что полезный, знаю… но я терпеть не могу… и не хочу пытаться сказать позитивно, не подсказывай! Я действительно просто терпеть не могу, когда, знаешь, начинают корчить из себя эдаких благодетелей-благотворителей, ах, мне так важно всеобщее благоденствие, ах, у меня и проект в ноль и почти что в минус, ах, я выделяю деньги на обеды для бездомных! А я тут уж совсем не утерпела, спросила, а нищего у входа в наш банк Вы случаем не заметили? – а он такой, да нет, не приметил, а что? – Крис фыркнула так, что из-за соседнего стола на нас покосился мужчина из тех, что рождаются с бородой и в очках, а потом обрастают растянутым свитером.

– Ну а я дальше пру, мол, а кому именно Вы собираетесь отчислять благотворительность от своего проекта – ну тут он совсем загрустил, даже бабочка привяла, понёс какую-то… пижню про высадку лесов, мне стало так… невыносимо, что я извинилась, попрощалась и ушла!

– И он не стал тебя останавливать?

– Попробовал бы он! Я бы посмотрела!

Я посмотрела на Крис и подумала, что да, действительно, я бы тоже на это посмотрела – при всём небольшом росте и хрупком весе Крис, даже небольшой средневековый замок мог бы опасаться за свою неприступность рядом с ней! Я ничего не стала говорить, просто погладила Крис по руке.

4. Персонажи, которые старательно пытаются выдать себя за благодетелей и благотворителей, проходят через наш банк регулярно и с удовольствием. Некоторые вылетают из передних дверей как ошпаренные, некоторые кружат бумерангами, но всё без толку. Наша система безопасности не моргает, а Руководство предусматривает и классифицирует все эти случаи как «видимость благодеяния» и жёстко предписывает отказ с последующим удлинением испытательного срока. Пытаться обмануть законы нашего банка – гораздо более серьезный проступок, чем не знать о них и честно заблуждаться.

У моего стола меня дожидалась как раз такая искренняя незнающая – хрупкая и сухенькая, сумку она держала на коленях, а руки сложила за ней. Ранняя седина в волосах тщательно закрашена грубым чёрным цветом, аккуратное каре, ищущие, чуть испуганные глаза. Посчитаю-ка я лучше до пяти…

– Добрый день, рада видеть Вас в нашем банке, как Вас зовут и чем могу Вас осчастливить?

– Добрый день, – секундная заминка, чтобы не глядеть снова на бейдж, она же его уже изучила заранее, – Карина Владимировна, меня зовут Ольга и я бы хотела… открыть счет для своих детей… если это возможно, – смотрит на меня заискивающе и с надеждой.

Примерно этого я и ожидала. Теперь нужно потянуть время.

– Ольга, желание счастья своим детям – это святое желание каждого родителя. Подскажите, Вы уже говорили об этом с детьми?

– Нет, зачем, – пожимает плечами, – они еще очень маленькие… не поймут… когда подрастут, расскажу, конечно…

– А Вы знаете, что в нашем банке для всех детей ещё в момент зачатия открывается личный счет?

Она смотрит чуть испуганно, недоверчиво сощурив глаза.

– Вот прямо в момент зачатия?

– Да, представьте себе.

– И что же они с ним делают?

– Очень активно его пополняют. И чем больше они его наполнят в детстве, тем проще им будет потом. Знаете про «колыбельную для лётчика»?

Она, конечно, мотает головой как телёнок. Рассказываю ей про amosnell и domosnell, она смотрит на меня всё ещё недоверчиво.

– Но как так? Они же дети! Постоянно орут, ревут, плачут, постоянно у них что-то случается, ломается, разбивается… какой там счёт!

– Дети очень легко реагируют на всё, и все чувства проходят сквозь них легко. Даже глубокое горе, если его переживать с открытой душой, проходит и утекает, как вода омывает камень. Вы вот считали, сколько раз в день они смеются?

– Нет…

– А плач слышите всегда?

– Ну да, это же сразу надо побежать, помочь, приласкать, разнять, объяснить, – она чуть наклоняется вперёд и сразу видно, как быстро она срывается с места и бежит, бежит туда, и руки укрывают их словно крылья.

– А если б Вы бежали к ним, чтоб посмеяться вместе с ними? Что было бы по-другому? – чуть-чуть бы помолчать, но всё таки добавляю чуть тише, – И сколько это принесло бы на Ваш собственный личный счёт? Который только Вы сама и можете пополнить?

Ольга смотрит перед собой, кажется, меня в её мире сейчас уже нет, перед ней играют её дети, она смеётся вместе с ними – и робкая улыбка трогает её губы здесь, в моём маленьком кабинете. Я добавляю еще немного тише:

– А если каждый раз, когда Вы заботитесь о своем ребенке, Вы будете говорить себе «Я делаю это и для той маленькой Олечки тоже», поверьте, ваши счета и счета ваших детей всегда будут в полном порядке…

– Спасибо, я поняла, – почти шёпотом говорит она через минуту-другую, едва кивает мне и выходит. Я вижу, как по пути к двери расправляются её плечи, откидываюсь на спинку стула, вдыхаю глубоко и с облегчением вздыхаю. Честно, всё опять прошло куда лучше, чем я рассчитывала… мне кажется, или правда мимо дверей опять прошёл Дмитрий и шепнул «Отличная работа»?

И так же радостно свершался и весь остальной мой день, – и я очень надеялась, хотя и гнала от себя эту надежду, что Макс всё-таки не появится сегодня перед банком! А за полчаса до закрытия в мою дверь вошёл Очень Серьёзный Мужчина. Темноволосый, с землистым цветом лица и цепкими глазами, он решительно сел на стул и сказал:

– Добрый день, меня зовут Игорь, я хотел бы узнать состояние своего счёта.

– Здравствуйте, Игорь, минутку, я распечатаю Вам отчёт, – я начала открывать базу, уже примерно догадываясь, что там увижу. Но ему явно нужно было убедиться самому. Принтер выдал бледную бумажку. И лицо Игоря тоже немного побледнело, когда он её увидел. Он положил её, посидел, потёр ладонью лоб, посмотрел на меня. Я молчала и смотрела на него ровно и уважительно. Я могла многое ему сказать, и о том, как истощаются счета, и о том, как долговременные долги в нашем банке переходят на уровень тела, превращаясь в болезни, несовместимые с жизнью… но я четко помнила еще один важные урок Руководства «Ни при каких обстоятельствах не отвечайте на ещё не заданный вопрос».

– И что же мне теперь делать? – почти беззвучно произнёс он, скорее обращаясь к себе, чем ко мне.

«Сымать доспех и бегать», – прозвучал у меня в голове голос Ольгерда Ингердовича, но я не смогла бы объяснить эту фразу никому, кто у нас не учился. Был ещё один вариант. Сомнительный, но мог сработать. Я глубоко вздохнула и начала тихонько, медленно, словно бы сама себе:

– Сарра, жена Рабби Менахема из Берштадта, когда была беременна, заболела странной болезнью почек, и никто не мог ее вылечить. Она подумала: что шепчет мне эта болезнь, может быть, она несёт мне что-то, что мне необходимо? (Чуть-чуть я помолчала, чтобы вопрос повисел.) И она решила: я слишком запутала себя ненужной ложью. И она встала с кровати и пошла ко всем, кого любила, и сказала им об этом, и приблизилась к ним. А потом пошла ко всем, кого не любила, и сказала им об этом, и отдалилась от них. А когда она вернулась, чтобы снова лечь, оказалось, что болезнь исчезла. (Я помолчала еще немного, он сидел без движения, только мерно дышал.) Родившийся у Сарры сын Рафаэль с детских лет обожал молитву «Бог прям», и не было чище его человека.

Игорь по-прежнему смотрел в свой листок и было не очень понятно, слышал ли он меня вообще или слишком уж был далеко. Однако, я с вызовом в голосе проговорила:

– Что мне эти Ваши еврейские сказочки! Это ведь моя жизнь!

– Да! И Вы Творец её. Но что именно Вы хотите из неё сотворить? – мне было немножко невесомо в животе говорить это, но так требовали все подходящие к случаю Игоря пункты Руководства…

Он встал и взял листок, будто собираясь уходить, но шаги его были не так ясны, как ему самому хотелось бы. Он сделал шаг к двери, потом два шага к окну, положил листок перед собой на подоконник, опёрся на него обоими кулаками, стал смотреть вдаль, чуть раскачиваясь.

Я ждала молча. Старалась видеть лучшее. Мощные плечи и руки. Точная линия челюсти. Накачанная спина. Много ответственности. В том числе за других. Где там искорка в этих глазах? Где он помнит себя? Куда ему посмотреть? Чем ему подышать?

Я почему-то вдруг вспомнила своё первое знакомство с Лондоном. Маленькие лондонские квартирки, общая ванная на этаже, я поспала той ночью часа три, но зато успела в рассвет, вокруг никого, ни души – и пока в ванную набиралась вода, я открыла то малюсенькое окошко. За ним была зелёноватая хмарь, нависшие облака и воздух, воздух – сырой, сладкий, хмельной…

Зелёная дымка вдруг заполняет комнату, плещется около Игоря, гладит его по плечам – и потихоньку плечи его расслабляются, и не на кулаки уже он опирается, а просто на ладони, и морщина в межбровье становится меньше… и туман оседает и впитывается в пол, и вот уже только легкие зеленые завитки еле заметны в углах…

– Карина Владимировна, что бы Вы мне посоветовали? – он не отходит ещё от окна, не глядит на меня, но голос звучит уже чуточку по-другому.

– Вы знаете, у кого в нашем районе самый большой счет в нашем банке?

– Нет, конечно! – всё ещё не смотрит на меня, но руки уже заложил за спину, качается на каблуках, – А разве это не тайна банка?

– Да, но так уж получилось, что я знаю и могу рассказать Вам, – но только по секрету!

– Я весь ухо, – тут наконец он вновь подошёл, сел на стул, приставил к уху рупор из рук, навёл на меня. Актёрствует, сё добрый знак.

– У зеленщицы на другой стороне бульвара.

– Шутите? – он воззрился на меня с подозрением.

– Ничуточки.

– А можно у неё спросить, как так получилось?

– Многие так и делали. Но на словах не так это понятно, как если посмотреть на деле. Как она встречаааает людей (я немножко растяааааагиваю словаааа), как улыбается всем, что она им говорит, как берёт в руки зелень…

Он слушал меня и глаза разгорались. Вдруг он вскочил и начал ходить от стены к стене:

– О как! Спасибо! Ведь я и сам когда-то хотел – не зелень, конечно, но деревья сажать! А сколько лет не вспоминал об этом! И вот! Ну надо же! Я пойду к ней! Может, получится?

Я улыбалась, глядя на него, и кивала. Азарт распрямил ему плечи, снял лишний груз неудач. Теперь он летел и пружинил и я искренне залюбовалась им.

– Спасибо Вам! – он бросился пожать мне руку, потом спохватился, поцеловал, – и почти выбежал из кабинета.

А я стала собираться домой, задумчиво улыбаясь. Второй день завершается встречами с прекрасными мужчинами! Выйдя из дверей, я незаметно огляделась. Макса нигде не было видно. Слава Богу! Я вдохнула теплый вечерний воздух – и опять захотела немного пройтись.

Фонари еще не включали, и в воздухе висела легкая лиловая дымка. На той стороне бульвара Игорь стоял рядом с зеленщицей и размахивал руками, её лица видно не было, но я чувствовала издалека, как она ласково смеётся. Промчались по бульвару двое мальчишек, один на беговеле, другой на роликах, а за ними брюнетка-мама на самокате, весело смеясь. Женщина в синей юбке и нежной блузке сидела на лавочке и болтала о чем-то весело с приобнимающим её мужчиной, более средних лет, с седой головой и красивыми руками.

В конце бульвара я, легонько вздохнув, развернулась и пошла обратно.

Я тогда ещё не знала, что через неделю в банке меня будет ждать небольшой пакет с шестью деревянными резными панельками. В записке будет написано

«Пусть освещает Ваш дом днем и ночью этот первый в мире конструктор-светильник моей работы, о прекраснейшая Карина!

Когда на моём счету будет столько нулей, сколько в нём панелек, я буду счастлив увидеться с Вами снова!

Не Ваш, но свой собственный,

Макс».

А сегодня я всё еще иду по бульвару, обратно. И по левой его стороне в нашем офисе, что на первом этаже Дома бытия, гаснут тихонько лампы и люди выходят до завтра из больших стеклянных дверей, над которыми светится огромными буквами, ярко и торжествующе: БАНК СЧАСТЬЯ.

Апрель 2020

Карма-флоатинг

«Брахман пара»

Тимоти Лири и Мохиту Райне

Часть 1

Самое удивительное, что я уж и не вспомню, когда первый раз услышал про флоатинг этот… А, точно, меня туда позвал заклятый мой друг-приятель, Сергунька! Привалился на очередную посиделку дымную, сел в углу очень тихий и мрачный, но только еще тише и мрачнее обычного. Все дымили как могли, но мне как-то стало интересно и я подсел рядом. Ничего не говорил. Он тоже долго молчал. Потом поговорили о мерзкой погоде и головной боли, или я просто спросил «Как чо?», а он долго молчал, потом вроде как-то решившись, засопел и сказал «Работу я нашёл». Я опять помолчал.

– Так круто же.

– Да чо-то парит меня это место.

– Нечисто?

– Вот именно что нечисто. Грешновато…

Ну и на другую тему перевёл. А через неделю пропал. Натурально пропал, с концами, как в воду канул. Мы с пацанами искали его по всем своим каналам, потом по чужим – бесполезно. Но вот кому-то он сболтнул или обмолвился, что на работу устроился «в подворотне Банка счастья», а я проходил как-то мимо, заглянул туда, смотрю, круглая вывеска «Флоатинг «Брахман пара». Во думаю, дают, не постеснялись же. И дёрнуло меня, дай, думаю, зайду.

Встретил меня юноша бледный со взором горящим и с мандалой на футболке. На самом деле, конечно, не то чтобы горящим, но что-то было в его взгляде из-под очков в тонкой оправе такое… нервное. А может, наоборот, слишком расслабленный был взгляд? Я, говорю, хотел бы на работу к вам устроиться. Он только бровь поднял, а что слышали о нас? Ничего, говорю, не слышал особо, но флоатинг мне интересен был когда-то, книжку я про него читал какую-то, то ли Лири, то ли Лилли… а сейчас ещё и деньги нужны. Может, по работе можно будет и искупаться разок-другой?

Он только улыбался слегка и головой качал. Хорошо, мол, приходите завтра к шести утра, посмотрим, что получится. Испытательный срок, спрашиваю. Что-то вроде того, говорит, чтоб Вы всё на себе испытали. Как-то я поёжился в этом месте, но уж назвался углём, полезай в чашку. А как у Вас с уборкой помещений? – задумчиво добавил он. Нормально, говорю, швабру в руках держал. На том и порешили.

Утром всё оказалось не так страшно. Ро (так он представился) завёл меня в комнату и велел раздеваться. На весь мой немой вопрос сказал, что мне надо попробовать всё по чуть-чуть на себе, чтобы потом не было лишних вопросов. И первое была, кстати, не вода! А вовсе даже огонь. Он меня в трусах посадил в круг, велел сидеть тихо и молча, зажёг вокруг свечи и ушёл. Было холодно, потом жарко, потом опять холодно. Я старался ни о чём не думать, особенно о Серёге. Худо-бедно получалось. Минут через десять, а может пять, а может, полчаса Ро вернулся, обошёл вокруг, осмотрел свечи, и поманил меня в следующую комнату.

Там уже как раз была ванная. Он в основном жестами показал, что нужно сделать, беруши, всякая ещё амуниция – и опять оставил меня на полчаса. Я посомневался немного, потом всё-таки помылся и залез в ванную. Было темно, вода плескалась. Больше ничего не происходило. Сколько прошло – час, полчаса, пять минут? Я считал пульс, сбился, опять подумал о Серёге, опять перестал, начал вспоминать алфавит с конца, а вот тут в дверь и постучали.

А следующая комната поставила меня в тупик. Там было всего пару лампочек, но она вся отражала их и светилась призрачным серебристым светом. Ро с улыбкой наблюдал, как я озираюсь и недоверчиво смотрю то на него, то на огромную светящуюся трубу, в которую, видимо, предполагалось ложиться. Я смотрел на неё, видимо, с недоверием, потому что Ро добавил «Кнопки выключения света и звонка мне на базу вот тут», – и показал на внешнюю сторону трубы, куда легко было дотянуться изнутри. Я-то, конечно, не стал бы звонить, даже если бы на меня набросились лангольеры, но сама возможность была приятна.

Я снова остался один и после некоторых колебаний влез в эту странную трубу. Внутри было… ну, наверное, так себя чувствует сельдь в своей консервной банке? Только стенки очень гладкие. Чтобы не смотреть на себя, смешно растянутого в отражениях, выключил свет и закрыл глаза. Пахло металлом. Воздух как будто немного звенел. Через минуту-пять-три удалось чуть больше расслабиться и задышать глубоко. Ощущения были немного давящие, как будто труба была закупорена на концах – но нет, я чувствовал и движение воздуха, все-таки где-то была вентиляция, воздух двигался, и изредка случайный его завиток кое-где прохладно касался кожи.

Прошло еще минут пять, и внезапная четкая мысль прозвучала у меня в голове «Сереги здесь нет, искать его тут бесполезно». Я встрепенулся, даже глаза открыл, и следующая мысль смазалась, что-то про то, что местечко тут интересное и можно задержаться поработать – тем более, что деньги действительно не лишние, в нашу эпоху перемен. А через пару минут в дверь уже и постучали. Я оделся (пришлось для этого пройти через предыдущую комнату) и вышел в коридор. Ро смотрел на меня с улыбкой, выжидающе, мол, ну как?

«Прикольно» – не вдаваясь в подробности ответил я. Понравилось? Необычно. Остаёшься? Пока да. Тогда пойдем в подсобку. Если к девяти утра всё будет выглядеть так, словно тебя здесь не было, считай, ты принят.

Видимо, я справился. Потом уже Ро показал мне, что нужно будет протирать и дверные ручки, и внутренности трубы, и даже душевой рассекатель. Через недельку, даже если бы судмедэксперт захотел бы найти чьи-нибудь следы в нашем подвале, ему это удалось бы с большим трудом. Даже внутренности соляных ванн я тщательно очищал в конце каждого дня, лазая вокруг неё под инфракрасным и ультразвуковым излучателями. Блоха лапок не подковала бы.

Тех, кто приходил к нам, я не видел. Ро просил сидеть в комнатке и не высовываться, пока за клиентом не закроется внешняя дверь. И обязательным оказалось с утра проходить процедуру мне самому, хотя бы по нескольку минут в каждой комнате. Я негодовал, потому что это было огромной тратой времени, после себя тоже приходилось же всё отмывать! Но дней за пять уже наловчился особо ни за что не браться и оставлять после себя минимум следов. А где-то через неделю я впервые заметил на стене ванной странное.

Как будто там отпечаталось чьё-то лицо – ну или что-то очень на него похожее. Сначала внимания не обратил особо, слово «парейдолия» потом уже в Вики подглядел. Но повторилось раз, потом другой. Я осторожно спросил у Ро, тот как обычно только улыбнулся. Отскобли, скребок же у тебя есть. От «какого хрена, шеф» я в тот раз воздержался. Тем более, мы с Ро вообще говорили мало, и к тому моменту вряд ли обменялись хотя бы парой сотен слов. Мне не хотелось выглядеть идиотом, хотя я именно тогда вдруг снова вспомнил про Серёгу и как-то мне стало не по себе.

Но обстановочка становилась всё веселее. Лица на стенках ванной становились всё более явственными, а мне стали и в ванной, и в трубе слышаться разные звуки. Это было странно – я же точно знал, что мы в подвале, вокруг ничего нет, но звуки были всё отчётливее. Не то чтобы они были неприятными – то вроде море шумит, то чайка крикнет, то песок будто на дне шуршит… Но с чего?? Ведь не было раньше!

Неделю я терпел, потом всё-таки поделился с Ро. Надо сказать, что на «парные» вечеринки я к тому моменту ходить уже перестал. Как-то совсем расхотелось. Жил я один, и поговорить было реально не с кем, тем более о таких удивлениях. А с Ро мы хоть как сидели в этом грешноватом подвале целыми днями почти одни. Если два-три клиента было в день, то хорошо. Ну вот как-то вечером я ему и рассказал про свои волны и чаек.

Он покивал, даже удовлетворенно хмыкнул, дескать, всё в порядке, уважаемый Ва'лер (вечно коверкал моё имя как Бог на душу положит), так оно и должно быть, не переживайте. Если очень хотите, чтобы Вам научное обоснование подвели, давайте я Вам телефончик дам, наберёте нашему консультанту? Нахрен мне ваш консультант, многоуважаемый Ро (хотел добавить «в задницу себе его засуньте», да удержался), мне ведь просто понять хочется, мне кажется или нет! Он тихонько рассмеялся себе в мандалу. А в чём разница между кажется и нет? В том, что если есть волна, от которой идёт звук волны, то мне это не кажется! А если нету, то кажется!

Он уважительно так посмотрел на меня и спрашивает так серьезно, а Вы ведь знаете, что и звук тоже волна? Я чуть по уху ему не съездил, чтоб очки свалились, честное слово. Тем более причесочка у него была как любят все эти бледные юноши в мягких штанах с мандалами – по бокам выбрито, как раз вокруг ушей, а сверху и сзади хвост оставлен и в гульку закручен. Очень подходит для езды по ушам. Гульку твою тебе в нос, да скажи ты по-человечески, что ты голову морочишь! Знаю я, что звук волна! Но вслух ничего говорить не стал, есьтесссьно.

Но надо сказать, что на следующий день прекратились все морские шумы, а началась новая напасть: картинки стали приходить, поначалу бесхитростные. Началось всё просто – поле, русское поле, лес красивый такой, густой, мох, лишайники. Я такого леса и не видал до сих пор ни разу, разве что в книжках на картинках. Потом опять море, но разное – то спокойное, то в шторм, то просто туманное и седое. Иногда улицы, дома, поезда. Иной раз мудрёные здания, про какие я слыхом не слыхивал и видать не видывал. Однажды я вдруг почувствовал, что пора записывать – а может, просто образ пришел про бумагу да ручку и я всё скнокал?

С Ро, змеем эдаким, мы про это больше не разговаривали, да он особо и не стремился, только как-то обмолвился, что можно и днём сидеть-лежать, если намеченных клиентов нету. Я стал чаще, а что было терять? Зарплату не вычитали за лежание, да и смотреть на всякое разное красивое мне нравилось. К тому же я стал пробовать не только смотреть, но и что-то менять в том, что видел, здесь листочек добавить, там иголку. Особенно красиво выходили облака, иной раз прямо залюбуешься, а ведь как передать, рисовать не обучен, а описать словами такую красоту ну как удастся… раз я пролежал часа два, их разглядывал, еще музыку себе представил подходящую, фортепианка такая и скрипочки, прямо плакать хочется. Нехотя вышел, потому что пора уже было домой, и в темном коридоре чуть не налетел на Ро. Пора, говорит, нам с тобой поговорить, друг сердечный. Так и сказал «друг сердечный», представьте!

Заводит меня в какую-то каморочку, где я еще не был, сажает там и говорит, как ты думаешь, откуда берутся все эти облака? Я, признаться, присел на краешек стула и смотрю на него как баран, даже не спросил какие-такие облака, как-то язык не повернулся. Он молчит, ждет ответа. Ну, говорю, не знаю, откуда-то да берутся, может, я их в книжках видел, может, на небе, а может, и то, и другое. Ладно, говорит, пойдём-ка – и тут мы через дальнюю боковую дверь по какой-то потайной лестнице выбираемся на подъездную, а с нее (семнадцать этажей пешком, вот злыдень!) вдруг – на крышу.

Смотри, говорит – и я вижу, что вот же они, мои родимые, только что я их в своей люмитрубе видел, а теперь вот воочию на них на небе смотрю, да еще они закатным солнышком подсвечены так, что вовсе дух захватывает… Особенно после двадцати двух этажей пешком!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.