В пейзаже языка

Знаю я, тебе не нравится, что ввеля в свой круг одних военных да чиновных —что ж, признаюсь, мой Валерий, произволнеизбежно отразится на достойных.Да, воруют, но не больше, чем осел,тот, что был из вашей братии дворянской…Ты вот тоже разошелся – произвол! —выйди в люди, пошатайся по крестьянству.Рим расцвел: театры, бани, акведук,восстановленные храмы и скульптуры.И с чего ты взбеленился, милый друг,начинается частенько с авантюры,где посылом – обрести свободу рук,чтоб казна своя, что государственная (коль заэто взялся, позабудь про совесть, друг!),обернулась и в общественную пользу.Вот пример: поднес вам Галлию – врагисразу в вой, обогатился, мол, с насилья.Ты хоть в этом мне, приятель, под-моги:дай им волю – и тебе подрежут крыльяза талант ли, за богему, за долги,за любовницу, доведшую до пыток.Делай в тайне все, что хочешь – не могитолько выступить, Валерий мой, открыто,постарайся эту серость обойти,что страшится гонорок свой поутратить.У великих, мой Катулл, свои пути,наплевать им, как их вспомнит обыватель.Ты из тех же, что и я: казнить – проститьдля тебя, посланца свыше, тот же росчерк!Так зачем ты на моем стоишь пути —про любовь свою пиши, ведь это проще.

3

Ах, любовь… как не податься в этот миф,этот зов, такой отчаянный, но хрупкий!Я, конечно, уважаю твой по-рыв —только голову терять от каждой юбки…Кто не скажет, чуть в любовниках побыв,каково делиться с кем-то на 2, на 3?Сколько лучше срезать вовремя на-рыв,хоть лишь вспомню, что за грудь у Клеопатры,что за… Надо ж, снова лишнего сболтнул —вот что значит, не в свою дуду играю.Здесь тебе, пожалуй, равных нет, Катулл,я, военный и политик, где-то с краю.Спать на жестком, будоражить караулпо ночам, а не любовь – моя докука.Хотя тоже я подергался, Катулл,хотя тоже не промажу, как из лука.Лучше, друг мой, приспустить на тормозах,что тебе наобещают эти суки.Как-то больше доверяю я глазамв этом деле, где протягиваю рукии беру… Такое б мог порассказать,как с кем спал (ничуть не хвастая, конечно),но скажу – не доведут тебя глазадо покоя в этой склонности сердечной.Будь попроще, мой Валерий, не гонисьза особым выражением на роже:даже ночью раздевая, пальцы внизкинь по телу – все у них одно и то же.У твоей очередной, слыхал, каприз,доложили мне, что мечешься ты снова.Чем активнее ты катишься на низ,как ни странно – ярче, подлиннее в слове.

4

Тебя лихо подцепила на крючокэта баба (сомневаюсь, что любила —так… играла). Хоть признаю, мужичок,в этой слабости твоя окрепла сила,слог созрел. Но дай мне слово, что молчокна мои дела – варись в своей бодяге.Я был тоже не последний мужичок —вот об этом и бесчинствуй на бумаге.Что тебе слепить конфетку из говна…так пиши об эротическом и прочем,но не слишком: моя юная женаи друзья на твои вирши зубы точат.Ну, а править как, чтоб видела страна:все на месте, приутихли кривотолки —не подскажет, мой Валерий, ни жена,ни друзья и ни тома на книжной полке.Обвиняешь, мол, тщеславен… Это да,никогда вторым не буду – только первым!И твои мне эпиграммы – ерунда,как гетеры ласки: чуть щекочут нервы.Что мне купленный сенат – когда б водачуть почище… Его песенка пропета:кроме золота все нынче ерунда.У кого ж, скажи, тогда просить совета?Неужели я не смог бы отличитьнастоящего художника от б…?Так умерь свою божественную прытьхоть на грош, Катулл великий, пользы ради,славы ради, где достаточно прикрытьдыры в совести – ответим перед вечным.Я с трудом, поверь мне, сдерживаю прытьпримитивных мастеров своих заплечных.

5

Пишешь ты, что я опасней прежних двух —Суллы с Марием, что жду момент… Напрасно.Как угодливая льстивость режет слух,так и искренность порой небезопасна.Март уж скоро, и у вербы нежный пухпробивается – ты смутен и рассеян,словно птицы, вечность пробуя на слух,все никак не установишься, Валерий.Уж давно тебя покинули друзья,отказался даже собственный родитель.Обвиняешь: пру в цари… Отвечу я:может, нудного Катона захотите,чья давно уж вырождается семья,и жива-то на одних воспоминаньях.Или Брута, на кого, сам знаешь, язавещанье накропал? Но долг на знаньяопирается, любимый мой поэт,высоки, конечно, ваши идеалы,а республики как не было, так нет,даже в прошлом только видимость витала.Лучше б сблизиться, чтоб наш авторитетповлиял хотя б частично на процессыобновленья, а что сбудется, что нет,мир, война ли – оправдается прогрессом.И потомки будут спорить – я ли, вы льближе к истине без суетности вящей?Только как же Риму, Гай, без головы —а для этого я самый подходящий.Мне плевать: неправы кто, а кто правы —но коль к бунту тянешь массы в каждой строчке,не сносить тебе, мой резвый, головы!Нет, чтоб скромненько сидеть на пятой точке.

6

Мне приятно поболтать с тобой вдвоембез свидетелей, мятежный мой попутчик.Знаешь, споры лучше сдвинуть на по-томперед распрею гражданской, перед бучейнесусветной, где навряд ли переломдля людей случится к музыке и свету.Мир останется, еще прибавив томот великого правителя с поэтом,прежним миром, где сплошная суетапоглощает начинанья и надежды.Потому-то охлади свои уста,не на умного равняйся – на невежду.Что, Валерий Гай, святая простота,улыбаешься – про заговор не знаю…Больше мудрости не там, где льют устаклич крамольный – где хранятся по сараям.Часто жизнь, дружок, течет наоборот:шрифт стандартный передернется курсивом.Знаю, где тебя припрятал твой Не-пот,тот, что летопись ведет неторопливовека нашего, что движет на исходпоэтичного язычества слепого.Что же, кровь всегда лилась, и капал потработяг, кому горбатиться не ново.Тот, кто тянет на божественную высь,что тому пустая сутолока земная?Мой совет: итог один – остерегись,или, знаешь, в Риме всякое бывает.Я на этом, словно точку, ставлю мысльс поэтичного в диктаторское стойло:не забудь про мой совет, остерегись —не зарежут, так сгниешь на хлебе с пойлом.

2. Аргументы Катулла

1

И куда судьба покатит… Рим стоитна котурнах, твой отстаивая принциппоказухи, но дождемся ближних ид,где ты к царству, к справедливости – убийцы…относительной… Что больше нас растлит:проституция в словах или в постели?Может, с этих вот отчаявшихся иднам в себя прийти удастся в самом деле?Потому, диктатор, все твои мечтымир по-своему устроить – лажа: быстропронесется время – скажется, что ты,так себе любовник был, а уж министр…Распевают пусть казенные «хвосты»:величайший – знаешь цену этим бредням,и хоть был у Клеопатры первым ты,то по милости Венеры не последним.Вот талдычишь, будто каждую графутвоего посланья плебсу я имею,словно девку… Мне ли прятаться в строфу,как поэтишке престольному! Скорее,что на мраморе набросано – не тьфу,и похабщина, бывает, рушит стены.Лишь нащупать только тему да строфу,был бы повод – и покатится поэмаподцензурная, как в Галлии – во вне —поубавил ты людей, промчавшись шибко.Говоришь, внутри иначе, а по мнев Риме если не убийства, так подсидкадепутатов, что прошли не по родне.Каша варится, сам знаешь, в ближнем сброде:все опять перегрызутся, а по мне —и тебя же облажают при народе.

2

Тут весна… Уж лучше б с Лесбией заснул,чем базлать с тобой о праве. Толку мало.Так мальчишкой и останешься, Катулл,на постели жаркой скомкав одеяло.Да не с бабой – с королевой! Кто б взглянул —глаз не спрятал бы замасленных, воловьих.К черту лаковую будущность, Катулл,тут не славою воняет – тут любовью.Что поделать, коль не брезгует отдатьне единственному лакомое тело:время женское недолго, как не знать,и тебе б не заноситься очумело.Королева… с кем захочет, будет спать,где тебе, диктатор, в краткий промежуток —все бумаги… Остается, твою мать,второпях перескочить на проституток.Вспомни, как в начале самом был прокол:за местечко ли, за звокую монетук Марку Терму ты в любовники пошел —не с того ль на женщин нынче сил уж нету?И с чего в семье устроил произвол,только Клодий пригрозил украсить рогом?Не пора ли, чтобы на… ты пошел!Вот уж, право, не заблудишься дорогой.Как! меня с собой, распутником, свестиради бешеной карьеры в жизни краткой!Я такого не терпел до 30,а теперь чтоб согласиться с распорядкомполицейским… Ты б амбиции скостил,чтоб в толпе не засветиться жалким вором —накропаю тебе строк до 30римским матом (назовут потом фольклором).

3

Фрейд кивал на темперамент, я ж – на нрав,да неважно, чем означена хвороба!В чем-то, может, знатный тезка, я не прав,современники, мы бешеные оба,но по-разному: ты – к царству, как удав,прешь, я – к Лесбии, обоим не сидится.Только я себя бью – ты лишаешь прав,узаконенных веками. Где границы,говоришь, на благо избранных преграднам, пока еще свободным хоть по виду?Оба вкатимся в историю, назадне податься, только стерпишь ли обидуразвенчания в веках, хотя подрядбез причин, как Марий, Сулла, не караешь?Я ж, коль начал с ямбов, пятиться назад…Нет, шестеркою не буду, так и знай уж.Как завзятый забулдыга Архилох,стану тенью твоей, Цезарь, повсеместно.Хоть и рифмы наши – тоже ловля блохвам, играющим совсем в другие песни.Что ж до века, то не счастлив и не плох —суетимся, кто в поэзии, кто в пьянстве…Да не лучше твой диктат – укусы блохперед самою паскудною – гражданской,когда город обезлюдет на юру,сдав шакалам термы, храмы и могилы.Лучше, Цезарь, отмени свою игру:те кадят, что влезут в задницу без мыла.Сам ведь ведаешь, как ноют по кострунаши косточки, и божий суд уж скоро,где расплачиваться выйдет за игру.Рима жалко, утверждают – вечный город…

4

Да, весна… и «я бы плащ проткнул с утра,Ипситилла» – тут политика, изволь-ка!Возраст бога… и тебе, Катулл, порав 33 хотя утешиться бы ролькойкуплетиста. Те же игрища пераи тебе знакомы, Цезарь, на тот случай.Что ж, поцарствуй, не пришла пока пора,сколько раз хотя уж корчился в падучей.Оглянись, исправный муж которых женили, может быть, жена мужей немногих —в этом плане с пьедестала ты смещен,как все т-резвые. К чему стремиться в боги —вознесет хоть чернь, но после похорон,как все в том же марте отпоет другого.Что поделаешь, мир все еще смещен:вам – тиранить, нам в ответ – всего лишь слово.Прохрипит опять какой-то Иоаннна границе уже следующей эры,на которого приказ такой же дан,как и мне, трусливый, тайный – к высшей мере.Пусть мы сгинем, тут не местный – высший планвоздаянья всем твоим апологетам:что, царек, богатство, слава – будет данприговор и вам, разбойникам отпетым,коих в дальних прочих римах легионбыло, есть ли тоже тянущихся к трону!Нас совсем немного чокнутых: Вийонда Рембо, что вне традиций, вне законов.В жизни шаткой, но не скучной свой резон:хоть весна и пролетит погожим маем —говорят, за мной потянется Назон,и его, коль не убьют, то закатают.

5

Скажешь, в будущем такая же страда,механизм определен, увы, заране:на безрыбье, на безгласье – чехардаболтунов и карьеристов, как в Кампанье,потому, мол, появляется нуждав сильной власти – нет искать иной дороги б…Вот и там: как понесется чехарда,то еще подлее – варвары в итоге.Им свободы бы на несколько минут,да властителей совсем не тех, что ты хоть.Я-то думал, догадался честный Брут,что поэзия при этом – лучший выход.Говорят, определяется маршрутпоколений очертаньем побережий.Не ландшафт у них иной – скорее Брут,хоть заплечные расправы в общем те же.Тут важны отнюдь не принципы – средствабез насилья совершенствовать планету.Ну, слетит твоя, тщеславец, голова —все республики как не было, так нету.Так и там: едва наметится, едвачуть подсохнет непроезжая дорога —хоть с головки тухнет рыбка, головане себя винить решится, легче – бога.Я согласен, Цезарь, все это старьеиз привычных сплетен-буден книжной пыли.Потому не важно, современник, место чьеближе к славе – важно то, как мы любили.Только если вам плевать на мужичь-ё,в иды марта нам на вас плевать смачнее:как восточней время скатится на «ё»,так и мы отматеримся, как сумеем,

6

сознавая, что истории приплясбез гэбешных не обходится героев.Но ты знаешь: и крупнее кто из вас,ноготочка моей Лесбии не стоят,моей строчки, исковерканной не развашей страхом порожденной паранойей.Слушай, Цезарь, лучше б лучшие из васобходили нас подальше, стороною.Оба мы, частично прав ты, не у дел:нет меня уж в этом месяце пропащем,ты хоть жив, но так от власти пере-зрел,и тебе не избежать – сыграешь в ящик.Что ж останется от наших душ – не телпри несхожести позиции и крови,то бог весть, но Рим до воли не со-зрел,оттого ни ты, ни я не остановимэтот взгляд неразделенный, этот вздох,как Тацит шептал – с уходом бога Панаиз бессмертных… Впереди – переполох,в чем потомки будут рыскать беспрестанно,притворяясь, будто взятые врасплохна изъеденных, как плесенью, страницах.Как ни грустно, Цезарь, их переполохне сюрприз: руины те же, те же лица,разве мельче… Пыл угас твой, скис мой стих,что навряд ли пригодится как лекарство!Монолог мы раскатали на своихдвух исходных: вдохновенье – государство.Подведем итог: наш век на подлость лих,как сочтет потом занудная наука,дальше – больше, там убийц полно своих…На прощанье, Цезарь, все-таки ты – сука!

Дорога

Выхожу один я на дорогу…

ЛермонтовВ движенье только смысл, как ни крути,читатель, нечитатель, добрый, строгий.Но мы ли выбираем, нас пути,чтобы они означились дорогой,озвучились, как «господи, прости»в очередях за подаяньем бога?Не столько власть раздела до гола,как сами – что ж не бушевали яро…До моего медвежьего углаверст полтораста добрым трактом старым,где для бензина крал я от стола,как в притче о коротком одеяле.Дорога что же… щебень да песоклишь уложи на трепетное лоносвоей посконной родины, где б мог,как пить-дышать, прощать и быть прощенным.По главной, вроде, мчится кровотокживительный в естественно зеленомиюньском мире, там, где облаказа валом вал грядут попеременно,где жаворонков трели, как река,зальют на миг поток усилий бренных —да наша, чуть правее, так плохак самой деревне – словно в клочьях вена.Всего км каких-то полтора,истерзанных, измятых тракторами,и вот дежуришь с ночи до утра,чтоб выбраться со всеми потрохами,не бросив то, что вынянчил вчерав земле, воздавшей за труды дарами.От каждой ближней тучки стынет взгляд:и здесь, пусть не казенные – препоны!Все бросить… но от почвы путь назадуже не прост: и корни тут, и крона.А что дороги нет – сам виноват,что в суете мотался по вагонам,по учрежденьям, по конторам, погородским непыльным синекурам,когда вела всего одна тропана паперть, где разгуливают курыдавненько. Что же, молодость слепа,тщеславие уводит от натуры,вернуться к коей тщусь хоть к 40,чтоб избежать соблазна в этом роде:на кладбище Немецком, где тоскас былою славой сгрудились в проходе,актеры ль, генералы от пупка —проходит все… И что я о погоде!Дорога… я по ней девятый годмотаюсь, придыхая на пригорке:вот-вот домишко вынырнет, вот-вотберезка у окна, собрав оборкицветастой юбки, косы расплетет,и лето потечет, как в поговорке.

2

Зашли с того: «Дорогу укатать,засыпать-забутить, чтоб можно былов любую хлябь продраться…» – через «мать»так сходка деревенская решилас моей подачи (надо понимать)и новых русских (н/р), подошедших с тыла.Скрепив сердца, неверия полны,с энтузиазмом, сдобренным куражем,отправились по связям той страны,что взращена на купле и продаже,где все друг другу что-нибудь должныпо дружбе, по родне, по просту дажесоседскому. Но тут, увы, задорпошел на убыль – разбежались сходустаничники: «Сто тыщ – не разговор!А ехать… ехать можно и по броду.»Ну, что ж, народник хренов, я поперпо матушке и двинулся к народу.Я убеждал, возможно, невпопадс учительским своим наивным пылом,что можно пить три месяца подряд,но задождит – и всем одна могила,что дело общее… Уж лето шло на спад,а Муза с вдохновеньем не спешила,капризно к чудаку не снизошла,когда другим он занят был всецело.«Прими 100 грамм, – сосед, – хоть за дела,что начали.» Я гнался оробелоза призраком, отлипнув от стволафантазии, чтоб цель не потускнела.Дорога, вроде, тем и дорога,что тянется вдоль памяти нескорой:плывешь как будто там же – берегаиные, шире контуры простора…Жаль только, что настолько недолга:едва нащупал твердь – летят опорыземные, до небесных далеко,их придорожным взглядом не ухватишь…А что в деревне нужно: молоко,картошка, хлеб, просторные полати —пиши себе дождливым вечерком,лишь тема и размер подвалят кстати.Дорога тоже замысел меж двухискомых: то дошло, то не приспело…Так темноту разгадывает слухи в подсознанье тело ищет тела,пока же не под гнетом белых мух —пусть в неизвестность мчит поэма смело.Хотя незнамо, кто кого ведет,куда, зачем – бог весть, на то дорога:туда – назад, с провалов – до высотлететь куда-то, пусть пути до богасовсем не здесь… но слог зовет вперед,пусть мир не совершенствуется слогом.Вот так на ощупь брел и блудный сын,чтобы под кров отеческий вернутьсяуже не тем мальчишкой, от глубинвпитав всю фальшь церквей и революций —движений внешних… Но как первый блин,завяз я в глине, позабыв разуться.

3

Все было как всегда: за первый годмы одолели только часть оврага.Большой соблазн послать… Ну, и народ!Такой, подумал, не достоин блага.Но спохватился вовремя: как крот,он прячется от власти и гулага,ему б забыться в водке ли, в труде,отгавкаться от всех в каленом мате,когда зовут слова, дела не те —он знает: есть колхоз, хозяйка Катя…Какой там свет – он вырос в темноте.Что я о нем разнылся, как о брате?Кто мне сказал, что улица однаждет впереди, сам что-то будто знаю?По бездорожью тянется страна,кружным идет путем все ближе к краюобрыва. Есть ли в том ее вина,ее беда – иль уж судьба такая?Да и своя, когда впадаешь в лень:сопротивляться глупо, биться не с кем.Так поглощает скука деревень,смиряешься – а быть бы надо резким.Поднялся, вроде, на одну ступень —и что: встречают те же перелески.Как мало пряной свежести, как ма-ло невысказанных промельков навстречу —несется жизнь, как кадры в синема:сентябрь, глаза детей – что им отвечу?Что дома снова «горе от ума»?Что «тройка» встала? Так и их калечим…И бунт уж зрел в душе: какой резонопять брюзжать привычно – что ты? где ты?Нет, мы с н/р решили, что в сезонее песком хоть сгладим по кюветы,а там посмотрим, сможет гегемондожать или запутается где-тосредь городских чиновных мудрецов,пекущихся о нас в речах курчавых.Покатится ль дорожка, как яйцо,желтком песчаным протянувшись в травах,откликнется ли каждое крыльцов деревне, убежденной, что забаванапрасная, что не было и нетв противоборстве правой середины…Тем жаловаться – тем кивать в ответи вместе пить, и вместе вязнуть в глинах.Пусть заболтают наш приоритет,и все-таки удастся ль что-то сдвинуть?Дорога – расстоянье от границбесправия к иной судьбе и богу,то понизу, то вверх, пугая птиц,кометой, оправляясь понемногу.Что суета ей? Мы, играя блиц,спешим – куда… Один я на дорогукак будто вышел, звездным решетомночное небо двинулось навстречу…Я не о ней скорее, а о том,что прячется порой за бойкой речью:как нам жилось и верилось с трудом —век уходящий не тянул на вечность.

4

В средине осени я снова ехал чрезлеса в усталой желти аж по пояс,под скуку выцветающих небесвесь пейзаж бросался, как под поездКаренина… «Какой тебе прогресс, —Васильич пел, упрямо в грядках роясь, —каких тебе путей, каких дорог(он был мне как отец, судя не строгомой романтизм), сажай себе чеснок…»Но я узнать хотел, куда дорогав итоге приведет, какой итог,когда прагматика уж так стеснила бога.Усталым золотом цветной иконостаскуда-то плыл, наперекор приказам.Сосед: «На время хватит про запас,а там пускай другие …“ – „Что же, я – за.По осени цыплят считают – наскто и когда…» Ум заходил за разум,сомненья крыли помыслы, делаи предстоящий путь с утра пораньше,когда со старшим сыном развеладорога и туманно, как со младшим.Лишь муза, что случайно б подошла,да тяга к почве, может быть, оттащатот этих не вопросов – пропастей?Как в инобытие: светло да смутно…Дорога – лабиринт между страстейопределяющих – сиюминутных,но долг определен твой: знанья сейидущим следом – будет рост попутный.Пускай не так пряма: то взлет, то спад,то под ноги ложится, то над бездной,то с маем тянет ввысь, то в листопадна время отрезвит: куда полез на…Жизнь перманентна: то свернет назад,а то вперед сквозь новый век – железный,что кроет зыбкой сетью городав искусственном сближенье скоротечном.Но как же ощущается нуждав естественном, лишь свист сверчка за печьюв глухом селе натянет поводанезримых ожиданий о конечномпути куда-то ввысь… Не бытовом,что разрешил бы все противоречьяизвечные – решится смертью ль, сномили совсем иною с жизнью встречей…Я выйду в поле, звездным решетомночное небо спустится на плечии снова поведет через порогрождения, сквозь ясли и солому,сквозь радость бытия и муки строкна избранном пути к земле и дому,где совместимы тленное и богдорогой в никуда и в мир искомый.

Осенние эклоги

1. Эклога родины

Есть ли та родина, где и гекзаметры эти понятны?

Миклош Радноти– Знаем ли, что говорим, я обезумевший, ты ли —осень конем вороным мчится, пока не подбили,даже вступив не в свои стойла – в кварталы столицы…Миг усомниться в любви прежней, читая на лицахвновь отчуждения тень. Думаешь: стоит бороться —глуше становится день, глубже снега и колодцыверы утраченной, чувст, сбившихся в грязь у подъезда…Как в предвариловке, пуст, глух, как холодная безднатуч, натянувших покров, что прояснения застят.Мне от недавних костров хоть бы подобие счастья.– Жив этот пламень, потух – разве не сам ты в ответе:каждый учитель – пастух, ждут его взрослые ль, дети.В хмурый ноябрь, в апрель ясный – быть музыке тише ль?Что вдруг сорвался с петель?– Ветер гуляет по крышам,крупку сухую метет, в сны загоняя природу.– Очередной переход… Разве по времени годастоит судить ли, рядить страсти времен роковые?Чуть остуди свою прыть – в осень вступает Россия,в пору нелегкого сна, тяжкого, злого похмелья.– В склоках погрязла страна, в улицы из подземелийвыйдя, не сбросив оков рабства вчерашнего, в хаосрынков, палаток, лотков… Что с нашей верою сталов светлое завтра? Ужель только дорожка криваяв рынок, где скрутит метель легкой наживы? Не знаю…Идол фальшивый размыт, но не застыть на средине б.Скудно, один только быт… Вязко на русской равнине.– Чуть замело, ты подсел, словно мальчишка-подранок.Вот и остался без дел и погрузился в нирвану,словно павлин, на насест гордо усевшись витией…Если нечистый подъезд, значит, померкнет Россия?Время само поводырь будущим дням и вчерашним —что же рыдать во всю ширь в леса заброшенность, пашни?Разве вселенский размах только страстям на потребусуетным.– Дело в умах, где не одним только хлебомживы, какая-то часть снова готова под знамя!– Ждать справедливую власть, что разве в траурной рамеугомонится… за век переменилось четыре!– Осень конем вороным мчится, пока не подбили.Чувства ли мера, ума… главное дело – не в спорах,Родина – это зима, это сугробы, в которыхвязнем хотя б на краю, где ожидаем отсрочки.Жалко деревню, семью… Родина что – заморочкасмутной славянской души, что далека от расчетовденежных.– В нашей тиши, может, откликнется кто-тов Белеве, в Ряжске, в Ельце, в той пОтаеннОй глубинкес О-каньем круглым в акцент? Будто впервой по суглинкугряды в апреле копать, где не воскрес если – выжил!В снежном покрове вдвойне Родина горше и ближе.– Родина в Тузле, в Чечне, залитой общею кровью,где обретаться и мне, если б не страсть к Подмосковью,если б не служба… Но где, если опять вор на воре?– Ты про народ или тех… Что ж, еще раз переборем,оба пути к одному выведут. Если короче,выйдет: суму да тюрьму не выбираешь, как хочешь.– Значит, тащить до весны ворох напрасных усилий?– Осень конем вороным мчится, пока не подбили.

2. Эклога радости

Только лишь бедность одна, Диофонт,

порождает искусства,

Бедность – учитель работы.

Феокрит, Илиллия XVI– Что же ты: рад ли, не раджизнью летящею, брат?Даже в промозглую осеньмы ведь немногого просим,просто живем и живем,были б работа и дом…Ты мне: пиши поподробней…Что?– Узаконенный кровник,радость – спонтанный союзбыта и вымыслов муз,фактов и чувственных бредней.Каждый меж ними посредник.Хоть без тебя, есть семья,маятник бьется в краявех, где отнюдь не погодаприоритетом для рода.Радость как взлет и провал,лишь бы себя познавалне в суете, а напротив —в неторопливом пролетевдоль потаенных глубин,там, где один-на-одинс мудростью б встреча предстала,не отягченной финаломнашей разлуки.– У вассыгран свиридовский вальслистьев, скруживших по кругупрямо под зимнюю вьюгу?Грустно… Но тут не в странетолько причина – по мнерадость, увы, скоротечнав ноющей тяге сердечной.Как тут вписаться в проем,если не в силах вдвоемдальше плыть веком, в которомпройдены реки и горыобщие…– Наши путикто-то мешает пройти?Так ли от века зависим —что расстоянья для писем!Годы текут и текут,да, мы стареем, маршрутневеселей и короче,разве просторнее ночимыслям… Но пусть из окналяжет другая страна —та же одна незадача.– Я ведь о радости начал.– Радость, наверное, труд.Парки недаром плетутвязкую звездную пряжу,не потому, что прикажут.Сами уходим в отрыв,как осужденный Сизифв редкие всплески прозренья.– Это скорей вдохновенье.Значит, ты правильно шел.Мне ж избежать произволдуха над бренною плотьюне удалось, лишь лохмотьябыта: еда да тряпье…Радость не та.– На моем —те же законы чудачьи.– Значит, не можем иначе.Вот мой с побега урок:радость – пушистый снежок,первая строчка скупая,та, что во сне не растает.– Так к естеству и бредемпо одному ли, вдвоем,здесь, на чужбине ль – едино.– Но у тебя и от сынарадость, пускай и бразды.– Две голубые звездысветят еще в полнакалав осень мою, что немалосводней-судьбою дано.С ним я примчался бы, норадость, увы, не монета:денег по-прежнему нету.– Что ж, повседневность груба…Сам пишешь: сводня-судьбахоть одарит, все корежит.– В этом поэзия тоже.Если ж в отчизне раскол,в бедности служба как долгразве не выше богатства?– В этом и есть наше братство.Ну, а слова… что слова —словно взыграет травав инее взбившись плюмажем.В письмах-стихах не расскажешь.