Путь Черной молнии 1. Новая версия

Фальсифицируя некоторые политические дела, Овчинников чувствовал себя уверенно, так как надежно был прикрыт руководством. Интерес, конечно, состоял в своеобразном соревновании между областными УНКВД, получающими лимит на арест граждан. Но, «выработав» положенную норму, они с чрезвычайной настойчивостью выпрашивали повышения лимита. На совещаниях УНКВД ЗапСибкрая торжественно звучали фамилии особо отличившихся чекистов, в их число входил и Овчинников.

Капитан прошел к начальнику тюрьмы и, отдав ему последние распоряжения по поводу ночной, коллективной «свадьбы10», позвонил в спецкомендатуру и приказал начальнику прибыть в следственную тюрьму. Затем через тоннель, расположенный глубоко под землей прошел в соседнее здание управления НКВД.

Формально, отчитавшись перед начальством, Овчинников направился к служебной машине, чтобы поехать в библиотеку, которую, по словам Клавдии, посещает Лидия. Добравшись до места и, подождав полчаса, он протянул личному водителю фотографию Смирновой и распорядился:

– Проследишь, куда она направится, где проживает, с кем общается, и вечером доложишь.

– А если ее сегодня не будет?

– Я подключу еще одного человека, он продолжит наблюдение. Постарайся не обнаружить себя, подозреваемая не должна догадываться, что за ней ведется слежка.

Но все наставления оказались ненужными, после того как Овчинников увидел, как из здания библиотеки вышла молодая, красивая женщина. Он узнал ее, это была Смирнова. При виде «возлюбленной» учащенно забилось сердце. Он облегченно вздохнул: отпала надобность за ней следить. Овчинников решил не откладывать с разговором с Лидией и, приказав водителю ждать, направился через дорогу навстречу идущей по тротуару молодой женщине.

Если бы в тот момент перед Смирновой внезапно оказался разъяренный медведь, она была бы не так поражена и напугана. При виде Овчинникова женщина растерялась и остановилась. До капитана оставалось каких-нибудь десять метров. Она резко развернулась и, сойдя с тротуара, поспешила перейти дорогу.

– Смирнова, стой!

Услышав за спиной резкий оклик, она перешла на тротуар и бросилась бежать. Вдруг перед ней появился какой-то мужчина. Раскинув руки в стороны, он преградил ей дорогу.

«Все, попалась. Мерзавцы, все-таки разыскали». Лидии ничего не оставалось, как остановиться. В надежде, что произойдет какое-нибудь чудо, и можно будет ускользнуть от не желаемого поклонника, она сосредоточила свое внимание на действиях обоих мужчин. Когда Овчинников подошел вплотную, Лидия попыталась обойти его. Ухватив за локоть, он притянул ее к себе.

– Лида, мы должны поговорить.

– Нам не о чем с вами разговаривать, пустите меня, – она нарочито перешла на официальный тон и попыталась высвободить руку.

– Ты не можешь простить мне арест твоего мужа, но в той ситуации я был бессилен ему помочь, на него официально был зафиксирован донос.

– Вы тогда были начальником горотдела и это вы подписали приказ об аресте и отправке его из Прокопьевска. Овчинников, вы мне отвратительны. Вы, – Лидия вздохнула глубже и выпалила, – вы сломали жизнь всем моим родным!

– Замолчи, иначе нарвешься на неприятности, – его начало раздражать поведение Смирновой.

– И что вы мне сделаете, арестуете?

– Да, я имею на это право.

– И на каком же основании?

– Твой отец в розыске и как только мы найдем его, немедленно арестуем. Он является пособником враждебных элементов, арестованных на руднике, а ты, знавшая заведомо о его связях, не известила наше ведомство, и вдобавок ко всему целый год болталась неизвестно где, а теперь живешь в Томске без прописки.

– Называйте вещи своими именами, не донесла на своего отца, а что касается прописки, то я еще не выписалась из Прокопьевска, а только-только подала документы в мединститут.

– В который тебя ни за что на свете не примут, если я сделаю один звонок.

– Овчинников, что вы от меня хотите?

– Лида, ты же знаешь, как я к тебе отношусь, – капитан смягчил тон, – согласись стать моей, тебе ни в чем не будет отказа, а отцу твоему я постараюсь помочь…

– Как уже помогли моему мужу. Я вас никогда не прощу и ни за что на свете не стану с вами жить.

Лидия высвободила руку из цепких пальцев капитана и отступила на шаг.

– Подумай о своем отце и о себе, у тебя еще есть время, не усугубляй свою участь.

Лидия, молча, замотала головой и, повернувшись, быстро пошла по тротуару. Овчинников злобно прищурился и движением руки остановил своего сотрудника, рванувшегося за Смирновой. Наблюдая за удалявшейся женщиной, капитан моментально сформировал в голове последующий план.

– Проследи за ней. Позвони мне, как только выяснишь, где она живет.

Вернувшись в управление, зашел в свой кабинет и, дождавшись звонка от сотрудника, первым делом вызвал начальника милиции. Отдал ему срочное распоряжение найти по адресу проживающего в городе отца Смирновой, и подписал постановление о задержании и доставке обоих в следственную тюрьму.

Ночью, когда Овчинников спал в своей квартире, его разбудил телефонный звонок. Дежурный доложил, что арестованная Смирнова находится в камере. Через полчаса капитан сидел в служебном кабинете и, ехидно улыбаясь, с прищуром смотрел на Лидию. После жаркого дня, воздух казался удушливым, и чтобы проветрить комнату, он распахнул оконные створки. От свежего ветерка, ворвавшегося в кабинет, стало легче дышать. Решетки на окнах после небольшой реконструкции старинного здания еще не установили. Овчинников осмотрел темную улицу и, задернув занавески, сел за стол.

– Как видишь, уговаривать тебя больше не стану. Своих слов я на ветер не бросаю. У тебя есть два варианта, чтобы выйти из этого кабинета: ты согласишься со мной жить, или прямиком поедешь в лагерь.

– Какой же вы все-таки подлец и нахал, Овчинников. Не зря вас за глаза называют комбинатором11. Уверена, мое согласие стать вашей любовницей, всего лишь хитрость, вам не столько нужно мое согласие, как важно чувство удовлетворения, что вы меня унизили. Думаю, в этой ситуации нашлись бы женщины, которые в силу вашей наглости легли бы с вами в одну постель, но запомните Овчинников, я не из их числа.

Овчинников презрительно усмехнулся.

– Ты плохо кончишь и, по всей видимости, очень скоро. Я завел на тебя политическое дело, – капитан похлопал ладонью по бумажной папке, – в моей компетенции передать его выше, но я могу и не делать этого. Ты же не хочешь разделить участь со своим мужем и закончить жизнь так бессмысленно…

– Что вы хотите этим сказать? Овчинников, что с Егором?

– За участие в антисоветском заговоре и измену родине, твой муж приговорен к смерти. Приговор приведен в исполнение.

– Ты лжешь!

– Хочешь ознакомиться? Пожалуйста, вот выписка, – Овчинников достал из папки лист и пододвинул его к Смирновой. Строки машинописного текста запрыгали перед ее глазами. Едва дочитав до конца, она гневно произнесла:

– Какое же ты чудовище.

– Ты теперь вдова и можешь начать новую жизнь, в противном случае ты попадешь под недавно вышедшее постановление, жен изменников родины ждет срок до восьми лет лагерей.

Сознание Лидии захлестнула волна ярости. Она резко вскочила со стула и плюнула ему в лицо. Овчинников оставался невозмутимым и пока доставал из кармана брюк платок и утирался, Смирнова воспользовалась заминкой. Ловко вскочив на подоконник, она выпрыгнула из окна. Приземлившись на ноги, упала на колени и, вскочив, бросилась бежать по пустынной, темной улице. Затем долго ходила по ночному Томску и, скрываясь от случайных прохожих, пряталась в темных дворах. Присела на лавочку в затененном скверике и стала обдумывать ситуацию. «Наверное, это конец, теперь он точно меня посадит. А за что? О, эта сволочь найдет причину. Егора же он подвел под расстрел. – На глазах навернулись слезы от воспоминания о страшной новости. – Ладно бы меня одну, так нет же, изверг, он еще папу собирается арестовать. Что же мне делать? На поклон к этой сволочи я не пойду, лучше на себя руки наложу, чем стану его подстилкой! Тогда он от меня не отстанет, даже если я уеду в другой город, его организация найдет меня на краю света. Что остается? Нужно быстро идти предупредить и попрощаться с папой, наверно мы не скоро увидимся. Если Овчинников меня арестует, я буду сопротивляться, ему не удастся засадить меня в тюрьму». С такими грустными мыслями она вернулась на квартиру к своему отцу. Напрасно она думала опередить сотрудников Овчинникова, ее уже ждали с новым ордером на арест. Мебель была сдвинута с мест, в вещах копались, наверняка искали какие-то улики. Лидия хотела обнять отца, но ей не позволили и, жестко надев на запястья наручники, повели к выходу. Смирнова резко обернулась: отец провожал ее печальным взглядом. Она кивнула ему и уже скрылась за дверьми, как услышала оклик:

– Лидочка, за меня не волнуйся, все будет хорошо…

– Молчать! – Его слова перекрыл злобный выкрик офицера.

Смирнову, как она и предполагала, снова доставили в тюрьму на Ленина 42, и после изнурительного допроса и обвинения в пособничестве «врагам народа», спустили в подвальную камеру. Овчинникова она больше не видела, ее дело вел молодой следователь, пытаясь запутать и запугать. Не добившись от Смирновой признания и подписи протокола допроса, передал ее дело другому, более опытному следователю. Если бы она подписала хоть один документ, то непременно разделила участь своей подруги Клавы Марусевой, которую по приговору тройки, уже расстреляли.

Смирнову перевели в шестой лагерь, где содержались около тысячи таких же обездоленных, запуганных и отрешенных от всего мира женщин. Ей пришлось вытерпеть многочисленные допросы, пережить голод и холод. Иногда ее доставляли в следственную тюрьму, и там она чувствовала невидимое присутствие «зверя». Она знала, что больше не интересна Овчинникову, но ясно понимала, что он ждет, когда она сломается. Один раз, когда Лидию привезли в тюрьму на допрос, наглый следователь повел себя неподобающим образом, за что она запустила в него чернильницей. По прибытию в лагерь, ее посадили в изолятор. Был еще ряд наказаний за ее свободолюбивые взгляды и недовольные высказывания в адрес начальства лагеря. Благодаря беспринципности некоторых женщин – тайных доносчиц, ее запирали в камеру ШИЗО12. Наконец состоялся суд и, Смирнова получила шесть лет лагерей. Впереди ее ожидал суровый срок, казалось непосильный для женщины. Но она все выдержала, и могла с гордостью сказать людям, что всегда оставалась человеком, не смотря на тяжкие испытания, свалившиеся на нее в те страшные и трудные годы. Судьба отца, осталась для Лидии неизвестной.

Глава 2

Массовые аресты

Илья Тимофеевич Михеев, капитан РККА13, временно проходил службу в городе Колпашево. Несколько частей Красной армии были прикомандированы к горотделам НКВД и направлены на поддержание порядка в районах Томской области.

Природные условия северных территорий не позволяли окружным отделам НКВД свободно доставлять «врагов народа» на места. Единственным путем считалась Обь, и переправлять пароходами арестованных было слишком накладно. Выход нашли и приговоренных под усиленным конвоем, загружая в трюмы барж, доставляли в Каргасок, Парабель, Колпашево.

Обычно таким делом занимались войска НКВД, но в связи с активизацией антисоветских элементов и большим наплывом «врагов народа», в помощь присылали красноармейцев.

В последнее время неспокойно было на душе у Ильи Михеева. Имея свое представление о политике государства, он не поддавался всеобщему ликованию по поводу проводимых в стране крупных перемен. Преобразования, которые проводило правительство, шло в разрез с революционным прошлым. Несмотря на серьезные изменения, Михеев по-прежнему оставался убежденным сторонником старых большевистских идей. Тайные разговоры среди командного состава давали пищу к размышлениям: политика партии, направленная на очищение рядов Красной армии от чуждых элементов, порой ставила Михеева в тупик. Герои революции и Гражданской войны вдруг становились врагами Родины. Старые, преданные партии большевики, внезапно оказывались оппортунистами, искажающими идеалы революции. Особенные настроения народа ощущались после разоблачения главных шпионов и предателей армии: Тухачевского, Якира, Эйдемана и других военачальников. После публикации в газетах гневных статей, в городах Томске, Новосибирске, Новокузнецке, Колпашево прошли митинги и демонстрации трудящихся, заклеймивших позором «врагов народа».

Нет, не такой представлял себе жизнь Илья, когда семнадцатилетним парнем добровольно вступил в ряды Красной армии. В двадцатом году он был преисполнен решимости, творить благие дела, помогая молодому государству оторваться от некогда монархического управления и перейти к социалистическому образу жизни, провозглашаемого народными комиссарами. Имея идейный характер, Илья обладал твердыми взглядами на свой внутренний реальный мир и общественное окружение. Он был человеком с высокими моральными качествами, уважающей себя личностью, с чувством гордости и уверенным в своих силах. Все эти качества прививали ему с детства родители, по своей природе имевшие обособленные взгляды на устройство общинной жизни в деревне. «Живи своим умом и обустраивай жизнь собственными руками», – учил его родной отец, Тимофей Михеев. Потому Илья до революционных событий относился к бедным и богатым людям со свойственной ему справедливостью. Если крестьянин заработал своим трудом и приумножил богатства, значит, такой человек заслуживает уважения, на него необходимо ровняться. Если крестьянин жил в бедности и не мог собственными силами тянуть хозяйство, ему необходимо помочь всем миром. Но к пьяницам, и живущим за счет других людям, то есть мошенникам и эксплуататорам, Илья относился категорично.

Вспыхнувшие одна за другой революции, меняли людское мировоззрение, в том числе и у Ильи. Гражданская война, белое и красное движение раскололи общество на части, и в условиях тяжелого времени Михеев примкнул к большевистским подпольщикам, сопротивлявшимся колчаковскому войску. После установления Советской власти в Сибири, Илья по зову сердца, вступил в Красную армию. После окончания курсов младших командиров, он был направлен в Горный Алтай для восстановления Советской власти.

С таким характером, как у Ильи, первое время в армии было трудно. Гордая натура требовала принятия решения справедливым путем, но Советская власть, сформированная в его сознании, как освободительная сила, с годами и поступками отдельных командиров, ломала его юношеское представление о честной и справедливой борьбе.

За убеждения, правоту, хоть и молодого, его включили в состав комиссии по расследованию на Алтае красного бандитизма. Некоторые командиры Красной армии, а так же руководители партизанских отрядов, изымая без специального разрешения у крестьян имущество, дискредитировали Советскую власть и вызывали у зажиточной части населения недовольство. По иному говоря, шел прямой грабеж и необоснованные убийства, и действия нерадивых начальников приравнивались к бандитизму.

За годы, проведенные в разных частях РККА, Михеев научился глубоко мыслить и порой принимать кардинальные решения. Не один раз он подумывал уйти в отставку и вернуться к мирному труду, но после раздумий всегда себя убеждал, что кто-то должен делать свою работу по-настоящему.

Шли годы, в стране постепенно менялась власть, а с нею все представления Михеева о справедливой и счастливой жизни людей. Наблюдая, как руководители на местах зачастую действуют с перегибами, уходя от правильной линии партии, Илья постепенно разбирался в хитросплетенных перипетиях жизни.

За десять с лишним лет Михеев перевидал множество отставок своих сослуживцев, прошедших суровые испытания Гражданской войной. Иногда командиры исчезали бесследно. Их переводили в другие округа, части, а на самом деле они заканчивали свою жизнь у расстрельной стенки. Тайные разговоры среди командного состава постоянно касались этой темы, но Илья по-прежнему верил, что руководство партией при такой сложной обстановке разберется, найдет вредителей в своих рядах и накажет их.

Что творилось в горотделах НКВД, Михеев знал не понаслышке, иногда партийное руководство и главные чекисты ЗСК направляли части РККА для усиления конвоя арестованных. У Ильи в органах НКВД был друг – Сергей Романов, старший лейтенант, когда-то они вместе начинали службу. К тому же они были земляками, Романов жил в селе Топильники, а Илья в деревне Михеевка. При встречах чекист Сергей в строгой секретности рассказывал о проводимых операциях с «врагами народа», а так же о том, как ему изливали душу за стопкой самогона главные исполнители приговоров и прочие работники НКВД, у которых не выдерживали нервы от неиссякаемого потока «врагов народа». Когда речь заходила о бывших белогвардейских офицерах и дворянских особах, в глазах рассказчиков горел огонь мщения за якобы поруганную когда-то Родину. Но когда приходилось расстреливать сельского учителя за антисоветскую пропаганду или колхозницу, спалившую амбар с зерном, а то и подростка, передававшего секретные донесения организаторам мятежа, в голове у некоторых, немного мыслящих чекистов рождался вполне естественный вопрос: «Восьмидесятилетний старик или четырнадцатилетний паренек, они тоже контрики?»

В конце первой декады августа 1937 года Илью Михеева командир части направил с секретным донесением в город Томск. Добравшись до управления, Илья направился в кабинет начальника горотдела Овчинникова и вручил ему пакет лично в руки. Проходя по коридору управления, Михеев увидел молодого мужчину, следовавшего под конвоем. Тот обернулся и кивнул Илье по-дружески, но при этом получил от конвойного сильный удар кулаком в спину.

Когда Михеев возвращался в расположение своей части в Колпашево, то несколько раз силился вспомнить, где мог видеть арестованного. Перебирая в памяти односельчан, он все-таки вспомнил его. «Это же парень из нашей деревни. Он работал бухгалтером в колхозной конторе «Красного охотника». За что же его арестовали?»

По возвращению в Колпашево Михеев узнал, что несколько отрядов возвращаются к месту постоянной службы в Новосибирск. В городе остается только необходимая строевая часть. В число отбывающих военных попал и Михеев. Получив у командира разрешение на краткосрочный отпуск, Илья решил навестить родную Михеевку. Давно он не был там, соскучился по родне, друзьям и особо памятным местам в тайге. Мысли о предстоящей встрече и возможной охоте, подняли настроение. Капитану надлежало вернуться в Новосибирск через пять дней и отметиться в спецкомендатуре. Он сильно скучал по жене Марии и маленьким сыновьям, оставшимся в Новосибирске в казенном доме на улице Фабричной. Да, отпуск – это хорошо, нечасто ему удавалось в последнее время вырваться и повидать своих родных.

Перед отъездом он решил повидаться с Романовым, но длинного разговора, как бывало прежде, не получилось, старший лейтенант торопился на проведение какой-то секретной операции. Но опять же, как другу под строжайшей тайной сообщил Илье, что в верховьях Оби недалеко от села Топильники части НКВД проводят аресты «врагов народа», их будут сплавлять на спецбарже, приспособленной для доставки задержанных граждан в Новосибирскую или Томскую тюрьмы. Распутица, а иногда неспокойная обстановка в таежных местах заставляла руководителей НКВД приспосабливать плавучие баржи, превращая их во временные, передвижные «каталажки».

Илья забеспокоился, ведь село Топильники располагалось недалеко от Михеевки, и если судить по рассказу Сергея аресты будут проводиться в разных приобских селениях.

– Что-то конкретное случилось? – спросил он Романова, словно не знал об обстановке, – я заметил, что в вашем ведомстве и вообще, проводятся аресты граждан.

– Строго между нами, раскрыт крупный заговор контрреволюционеров.

– Революция, когда еще была, ты уж выражайся яснее.

– Не цепляйся к словам, – обидчиво произнес Романов, – пусть будут террористы. Можешь себе представить масштабы заговора: начиная от Новосибирской области и распространяясь к Нарымскому краю, действуют группы разной численности, и все они входят в одну повстанческую организацию «Союз Спасения России». Если бы мы немного промедлили, вся эта мощь подняла бы мятеж в ЗАПСИБ крае.

– Да, органам теперь работы хватит, не завидую я вам, – со скрытой иронией произнес Илья, – а мне вот повезло, командир на недельку отпуск дал, хочу домой съездить и оттуда в Новосибирск.

– А где ты у нас жил? – спросил Романов, словно забыв, что Илья является его земляком.

– Вот тебе раз, ты что забыл, что я Михеевский, – удивленно ответил капитан.

– В Михеевке… – задумчиво произнес Романов, – ах да, черт, совсем из головы вылетело. Извини, совсем заработался. Ладно, Илюха, мне пора нелегкая работа предстоит, а тебе счастливо отдохнуть.

Перед тем, как выйти из кабинета, Романов спросил:

– У твоего отца, какая фамилия?

– Конечно же, Михеев, – недоумевая, ответил Илья.

– А родные братья у тебя есть?

– Нет, только две сестры, а вот двоюродные братья, есть.

– Как их фамилия?

– Михеевы. Слушай, Серега, а почему ты спрашиваешь? – насторожился Илья.

– Да все нормально, просто твоя фамилия созвучна с другой, Михалев, вот я и спросил, – уклончиво ответил Романов.

Сергей, после того, как Илья ушел, призадумался: «Вот так ситуация, в списке, переданном председателем колхоза, числятся несколько Михеевых, все они подлежат аресту. Как же быть? Интересно, Илья действительно не вник в ситуацию или "Ваньку-дурака валяет"? Скорее всего, он догадался, что мы арестуем его родственников и в том числе отца Михеева. Черт! Откуда мне было знать, что Илья поедет в свою деревню. А вдруг он предупредит всех родственников. Вот зараза, зря я ему об арестах сказал. А может позвонить Овчинникову и доложить. Значит, Илью подставлю, его сразу задержат. Или догнать Илью и предупредить, чтобы не ездил в Михеевку, а сразу плыл в Новосибирск. Э, нет! Я еще не совсем голову потерял, меня же расстреляют как вражеского пособника. Черт, а вдруг кто-нибудь доложит начальству, что я встречался с Михеевым… Как же быть? Жизнь и служба мне все же дороже, я не пойду на такие жертвы из-за Михеева Ильи. Через три дня мне нужно быть на барже и конвоировать арестованных, но перед тем, как этапировать, согласно спискам, допросить подозреваемых о существовании тайной Топильниковской организации. Судя по сложившейся обстановке Илья сегодня отправляется в Михеевку, значит, его нужно опередить». С такими мыслями он направился к командиру отряда Новикову. Доложив ему об изменениях в планах, Романов, взяв с собой двоих сотрудников, приехал на берег реки Томь. Буксир и подготовленная к отплытию баржа уже находились недалеко от пристани. Но Романов спешил, уже сегодня необходимо быть в Топильниках, а баржа прибудет туда только на следующий день к полудню. Ему повезло, через два часа в сторону Новосибирска отплывало небольшое грузовое судно.

Илья отправил в Новосибирск телеграмму, сообщив жене Марии и детям, что скоро приедет. Они временно проживали в служебной квартире и вскоре Илье, как командиру РККА, обещали предоставить долгожданную жилплощадь. Отметившись в томской военной комендатуре, Михеев отправился на пристань, чтобы на попутном судне, добраться до родной деревни. Не задержись он на почте, успел бы на небольшое грузовое судно, отправившееся в сторону Новосибирска. Пришлось обратиться за помощью к капитану буксира. Пожилой мужчина был не против, чтобы взять попутчика, но баржа, согласно приказу, отправлялась в какую-то важную экспедицию и разрешение можно получить только у начальника отряда товарища Новикова. Михеев обрадовался, ему приходилось несколько раз видеться с Новиковым в присутствии Романова, потому он поспешил в управление НКВД. Договорившись об отплытии на раннее утро, Илья вернулся на буксир с письменным разрешением и, получив место в каюте персонала, крепко заснул.

Пробудился он от резкого стука в железную дверь. Подскочив спросонья, в темноте не рассмотрел вошедшего мужчину. Михеев поднялся и на всякий случай расстегнул кабуру.                               – Э-э, капитан, не балуй с оружием, – прозвучал громкий голос.

Илья узнал по голосу Новикова.

– Товарищ капитан, что-то случилось?

– Случилось, товарищ Михеев, я получил срочный приказ, отплыть. Так что вам в каком-то роде повезло, – ответил Новиков, зажигая на столе керосиновую лампу.

– В смысле, повезло?

– По пути остановим какое-нибудь судно и переправим вас на него.

– А вы?

– А мы займемся попутным уловом, – усмехнулся Новиков, – до Топильников доберемся не раньше завтрашнего обеда. Если хотите, то давайте с нами.

Илья согласился и, оставшись один в каюте, стал вспоминать разговор с Романовым, ему почему-то показалось, что не просто так он интересовался фамилиями отца и братьев. Действительно обстановка тревожила Илью, последние события говорили сами за себя: шли аресты, не только руководителей предприятий, но и учителей, врачей, людей разных профессий. Но чтобы это касалось деревенских жителей, работающих в колхозе, Илье почему-то и в голову не приходило.