Терма

Ещё одна попытка встать закончилась неудачей, которая заставила меня задуматься над детальным изучением остальных функций костюма. Всё-таки на такой случай должна была быть функция какого-нибудь корсета. Примерно десять минут я потратил на поиски и нашёл что-то подобное. Правда, это был раздел боевой механики: «усиление щита». Значение, как и сказала Краска, было выставлено на четверть.

– Это меня и спасло, – хмыкнул я, увеличивая показатель до сотни. Костюм стал намного плотнее и несколько тяжелее, а цвет изменился на чёрный. После этого у меня появилась еще одна идея. Я решил поискать настройку размера, припоминая тот момент, когда умная одежда сама подтянулась на мне. На это ушло ещё несколько минут, но оно того стоило. Я затянул корпус посильнее и смог нормально встать. Да, было больно. Да, дышать было тяжело. Зато я мог двигаться и наконец-таки вышел в главное помещение.

На месте пилота сидела Краска. Она ловко управляла капсулой, двигаясь по навигатору в сторону нашего маячка. Оказалось, что мы по-прежнему подо льдом и нам только предстояло выбраться из этой задницы.

– А где несдержанный? – спросил я пренебрежительно.

– Пошёл прилечь, – сказала Краска. – Есть два варианта, даю тебе выбор: либо ты садишься за штурвал, либо идешь готовить обед, – задумчиво протянула она, не отвлекаясь от полёта.

– Давай, наверное, я, попробую поуправлять, – я присел на место второго пилота. – Только не отпускай штурвал… Пока что.

– Совсем херово? – оторвавшись от показателей, она перевела на меня серьёзный взгляд.

– Ну… Зато я изучил костюм и смог настроить себе некое подобие корсета. Кстати, только благодаря этому я и пришёл сюда, – тело пронзила вспышка боли. – Не, давай я на кухню.

Краска выглядела из рук вон плохо: тяжёлые черные мешки под глазами, немытые волосы, цвет кожи отдавал всеми оттенками льда, которые я имел возможность когда-либо лицезреть. Сосуды глаз полопались от напряжения и продолжительного созерцания света прожекторов, жадно, как сухая губка, впитывающих в себя пустоту тьмы.

Превозмогая боль, тяжесть и неудобство в каждом движении, я колдовал над завтраком. Вокруг царила настолько гнетущая тишина, что мне хотелось спеть песню, но я не был уверен в своих силах. Когда-то давно, много лет назад, я слышал одну хорошую песню, которая запала в самую душу – это был популярный музыкант, правда, данная композиция была из числа его ранних работ и не столь широко известна публике.

– Ты больше не ждешь счастья с неба… – я начал бубнить себе под нос. – И чья улыбка согрела? Если б я с ней не был…

Краска отвлеклась и посмотрела в мою сторону:

– Ты чего это, старый? В маразм впасть решил?

– Да не, – пробурчал я, – песню вспомнил.

– Песню? – в её голосе прозвучало недоумение.

– Ну да, песню. А что тебя удивляет? – я внезапно понял, что в нашей суровой действительности было не так много музыки. То есть она есть, но её совсем мало.

– А что за песня? – она вернула свой взгляд в сторону прожекторов.

– Я был маленьким, предки в машине слушали. А исполнителя звали то ли «Чаяный», то ли «Чайный», то ли «Отчаяный», то ли «Чейни»… Не помню, если честно.

– Прикольно. Ну чё, начал петь, пой!

– Я хороший отец, – хмыкнул я, после чего поймал тяжелый вопросительный взгляд. – Раньше выражение было «Плохому танцору яйца мешают». Потом кто-то ляпнул что-то типа «Плохой танцор – отличный отец». Проведи аналогию и… – задумавшись на несколько секунд, я продолжил: – В принципе, даже такая аналогия имеет место быть, если отталкиваться от исторических фактов о певцах-кастратах, – я не стал озвучивать своих мыслей.

– Будь хорошим отцом, никто не мешает. Но раз петь начал, то пой! – протянула Краска, тем самым заставив меня напрячься, чтобы вспомнить слова.

– Если б я с ней не был… – вспомнил я последнее из того, что уже успел промямлить. – Такой огромный город строит судьбы, лего-за-лего.

Краска смотрела на меня таким взглядом, что я начал стараться именно петь:

– С безумной, бешеной скоростью… давай его замедлим?

Капсулу слегка тряхнуло, и Краска вновь сконцентрировала всё своё внимание на мониторах и внимательное изучение дороги под прожекторами.

– Всё, не отвлекай меня. А то ишь каков! Песни петь вздумал!

Меня позабавила та манера, в которой высказалась напарница, которая в свою очередь напряжённо спешила найти маячок на выход.

Глава 10

К моменту, когда мы достигли того места, которое послужило входом в подледье и должно было стать выходом наружу, я приготовил небольшой ланч. Краска разбудила Нэка, и мы вместе сели за стол.

– Ты, это… – начал было Нэк.

– Забей, – холодно ответил я, – забрал бы и вторую жизнь у меня, и ничего страшного.

Конечно, я был зол на него, но ещё больше я был зол на себя за то, что должным образом не изучил то оборудование, которое должен был использовать на постоянной основе. Бывший приятель ничего не ответил на мою едкость, на том и порешили: не возвращаться к произошедшему.

– Всё-таки я думаю, ваше помешательство не просто так, – заявил я, всё же приняв мысль о существовании неких организмов. – Мне кажется, вы подверглись воздействию способностей неких неисследованных живых существ, обладающих особенной способностью воздействовать на мысли.

– Не начинай, а?! – Нэк был белее полотна.

– Я продолжу уже начатое, – холодно ответил я. – Дело в том, что каждый раз, когда нас всех, а вас в особенности, накрывало, то я замечал тёмные силуэты с белыми глазницами… – немного помолчав, я добавил: – Ещё они оставляли следы на лобовом стекле. Дважды.

– То есть ты действительно думаешь, что на этой планете есть жизнь, помимо нас? – воскликнула Краска.

– Так, а почему ты молчал о том, что ты видел? – спросил заметно напрягшийся Нэк.

– Ты думаешь, что твои нервяки и возможные срывы были бы в тему? Или если бы я это озвучил, то это что-нибудь поменяло бы, а? Или ты хочешь сказать, что вы поверили бы мне, учитывая ваши замечательные кошмарные сны, в которых вы бились, орали и задыхались? – ответом послужило молчание. – Вот поэтому я ничего и не говорил. Операция, в нашем положении, была тем самым главным и первоочередным, чем мы должны были заниматься и занимались. Тем более, ты сам дал нам это понять, а ещё точнее, ты сам настоял на продолжении исследований одного конкретного места, а потом вроде как и готов был слиться.

– Завязывай, да! – рыкнул Нэк.

– Ладно, – ответил я, – в любом случае нам надо на ИЛ, а потом возвращаться сюда.

– В смысле «возвращаться»?! – возмутилась Краска. – Ты же развалишься, если мы сюда вернемся. Да ты вообще сейчас развалишься на части, если с тебя снять костюм!

– Знаешь, милая, я думаю, у нас нет выбора, – спокойно сказал я, – думаю, самым правильным вариантом будет тактика исследователя.

– В смысле? – недоумевала она.

– Мы должны вернуться и попытаться выйти на связь с теми, кто поселился здесь. Если, конечно же, здесь действительно кто-то есть.

– «Выйти на связь», «Установить контакт», «Узнать получше» – это всё без меня! Я ещё жить хочу! Я слишком молода, чтобы добровольно согласиться на смерть, – продолжала раздражаться Краска.

– Твоё право. Но знаешь, твоя позиция приведёт наш мир к повторному концу света. И там уже ничего не поможет. Человечество встретит свой последний закат и канет в небытие.

– С чего бы это? Как раз таки я за то, чтобы выслать туда группу зачистки, которая за несколько дней уничтожит всё живое и обеспечит человечеству жизнь и процветание.

– Ты действительно думаешь, что мы сможем победить? – прокручивая в голове последние неспокойные ночи, хмыкнул я.

– Думаю, если мы всей артиллерией выдвинемся, то сможем устроить там неплохие спецэффекты, которые как минимум отобьют у тех, кто, возможно, там есть, охоту лезть на рожон.

– А ты не задумывалась, что они могут быть куда сильнее, нежели видели мы, точнее, испытали мы? – в моем голосе царила смесь из осторожности и задумчивости крайней степени негодования.

– Заканчивайте этот бадминтон, – вступил в перебранку Нэк, – ваша перепалка ничего не даст нам. Я согласен с тем, что мы должны вернуться, но не для войны и изучения, – на его лице мелькнула тень страха, – а для поиска фильтров. Возможно, потом просто пометим это место на карте и больше никогда не будем там показываться и, типа, жить как жили. Друг друга не трогать – и слава богу!

– А что, если они разумные и через полгода уже будут отстраивать свою империю и нападать на нас? А с учетом их способностей…

Нэк перебил меня:

– Да что ты заладил-то?! Способности-способности! – в каждом его слове звучала истерика. – В таком случае Краска права. Сжечь их ко всем чертям, и до свидания.

– Ты же взрослый, грамотный человек. И это ни в коем случае не камень в твой огород, милая, – кивнул я Краске, – ты должен понимать, если между нами возникнет конфликт, мы должны быть готовы дать отпор. А для этого надо взять как минимум одного. По-тихому. И разобрать его на составные части, чтобы посмотреть, чем и как можно уничтожать их, а потом уже можно или пустить в расход, или на диалог выходить и всё остальное прочее.

– Вот же ты жесткий! – хмыкнула Краска. – Но тебе простительно. Думаю, ты под действием аффекта после травмы. Наверное, я и сама чувствовала бы себя не лучше, если бы отхватила так же жёстко.

– Да не в этом дело! Просто, если мы действительно нашли кого-то на этой планете, это значит, что тут может произойти всё что угодно.

– Например?

– Допустим, что вся ледяная корка может превратиться в ничто – это, с одной стороны, хорошо, а с другой – как-то не очень.

– Да с чего бы это? – выпалила она.

– С появлением этих существ, если они, конечно, на самом деле есть, они могли выползти из щелей или зародиться там и быстро прогрессировать до нынешнего состояния, а это все могло произойти из-за изменений температурного диапазона… – с трепетом и ужасом в голосе проговорил Нэк. – А если это так, то, может быть, нам больше не придется ютиться в ИЛ!

– Такое тоже может быть, а может, и нет, – пробормотал я, – эти существа могли появиться по какой-то странной случайности, под действием чёрт знает чего из прошлого.

– А могут быть просто плодом твоего воображения. Ведь кроме тебя этого безобразия никто и не видел, – проговорила Краска голосом, не терпящим возражения.

– А как же ты? – спросил я.

– Ну, я сама не поняла, что там тогда было! – не отступая от своих взглядов, спокойно проговорила она.

– Вот и я сначала не понял. Потом ещё раз не понял. После чего ещё несколько раз не понял. А в итоге у меня переломана вся грудная клетка.

– Ладно, заканчиваем препирания, – вклинился Нэк, – нам пора подниматься и давить что есть сил в сторону ИЛ.

– Да, согласен, – я кивнул головой, Краска тоже не стала становиться в позу и тоже махнула головой в знак согласия.

На этом на время наш спор закончился, но каждому было что сказать. Я был готов настаивать на возвращении и попытку поймать одну особь, Нэк занял нейтралитет и пока что не был готов однозначно выбрать одну из сторон. Краска же наотрез не хотела впутываться в это дело, и этот факт крайне расстраивал меня. Казалось, что на этом наши дороги могут разойтись.

Моему бывшему приятелю и Краске пришлось выполнять всю работу, связанную с подъёмом на поверхность. Я, конечно, попробовал им помочь, но организм был слишком слаб, а отдача от выстрела ружьем с гарпуном чуть не прикончила меня. Эта попытка увенчалась тотальным провалом, и Нэку пришлось тащить меня обратно в капсулу, так как сознание решило поиграть в прятки.

– Благо я нормальный разработчик и додумался спроектировать систему усиления, чтобы с легкостью можно было таскать всякий ненужный мусор, – сказал он, неся моё тело в капсулу. За такое высказывание мне захотелось настучать Нэку по лицу, и я даже сказал ему об этом, на что в ответ получил лишь мерзкий смешок.

– Я даже не знаю, чего мне хочется больше: настучать тебе с локтя по голове или взять то ружьё с прутьями и пару раз нажать на курок, прицелившись в наиболее болезненные места, – проговорил я, – и поверь, для меня главным будет не убить, нет… Всё не так просто! Главным станет вопрос о том, как бы сделать тебе больно. Без летального исхода. Может быть, с выписыванием тебе справки об инвалидности…

– Какой ты добрый, – проговорил Нэк, заходя в капсулу, – и можешь не верить, но я действительно сожалению о том, что случилось и что я прямо сейчас сделаю… Просто ты меня довёл до той самой кондиции, когда не ответить с моей стороны будет из ряда вон выходящей глупостью, – он нёс меня на горбу. Сказав это, он слегка подпрыгнул. Я поднялся в воздухе на несколько сантиметров и тут же упал на прежнее место, после чего последовал длительный, тяжёлый выдох от боли и обиды, наполненный матом.

– Ладно, прости, – продолжил Нэк, аккуратно опуская меня на кровать в мужском отсеке для отдыха. – Просто задел ты меня. Сильно задел за больное… Вот я и не выдержал…

– Точно сами справитесь? – спросил я, в глубине души надеясь на положительный ответ.

– Эй! А чего ты старикана на спинке катаешь, а меня нет?! – в отсек ворвалась Краска, которая всем своим видом показывала крайнюю степень удивления.

– Я попробовал себя в использовании ружья, – проговорил я, стараясь занять такое положение, при котором боль не возьмёт верх над моим сознанием.

– И как? – Краска смотрела на меня сверху вниз, на дне её глаз плескалось слишком много эмоций.

– А чё, не видно, что плохо? – я поднял руки и закашлялся от внезапно усилившейся боли в области груди – до крови.

– Нам срочно надо выбираться отсюда, – сказал Нэк, покраснев и съёжившись.

Сначала хотелось что-нибудь съязвить или просто покататься ему по мозгам, но отказался от этой идеи сразу, так как ментально почувствовал то, как он меня подкинул на плечах:

– Слушай, ты, наверное, зря меня сюда принёс. Помоги встать и дойти до пульта управления, буду там сидеть и отслеживать показатели. Хотя бы так постараюсь поучаствовать в общей работе.

– Уверен? – спросила Краска. – Ты ж опять сине-зеленый и выглядишь вконец уставшим.

– Да, совершенно уверен, – кивнул я в ответ. Хотя даже это движение отдалось сильной болью во всем теле, но я твердо решил не становиться иждивенцем.

Нэк помог мне встать и дойти до рубки. Там я занял место за экраном, на котором отображалась вся информация о состоянии капсулы и окружающей среды. Не то чтобы мне хотелось тупо пялиться на цифры и сообщать об увиденном моим коллегам, просто другой работы я не мог себе придумать. К тому же двигаться после такой убойной отдачи ружья стало ещё больнее и тяжелее. Я даже начал думать о том, что мои кости до этого были просто потрескавшимися, а после того, как инструмент резко дернулся, они издали мерзкий хруст, решив, что для них хватит… Ещё и Нэк подбавил.

Наш подъём осуществлялся при помощи стандартного набора операций: наведение, выстрел лебедкой, балансировка сторон и подтягивание наверх. Из-за хорошего чувства пространства, которым, к моему удивлению, владел Нэк, мы поднимались быстро и очень чётко. Я занимался тем, что наблюдал за показателями и иногда подсказывал, какую сторону надо подтянуть, какую подспустить.

С поставленной задачей мы справились за пару часов и выбрались на поверхность. Сейчас наша часть планеты, находилась в своём темном времени суток. Обычно все мусорщики, выбираясь из подледья, старались делать это именно ночью. На это было несколько причин: во-первых, никто не сможет заметить то место, в котором можно осуществить спуск. Операция последнего рывка достаточно мудрёная, и это могло потребовать большого количества времени, особенно если изначальный спуск был спонтанным по форме «мы ехали-ехали и провалились ко всем чертям». В таких случаях кому-то из членов экипажа неизбежно приходилось поиграть в ледолаза с лебёдками на тельце и огромным молотком, при помощи которого нужно будет вбить эти лебёдки в лёд. И, честно говоря, редко можно найти более-менее аккуратные спуски, по которым можно спокойно заехать.

Во-вторых, вопрос заключался в световосприятии. В самом простом, до смешного банальном, световосприятии, которое даже после пары дней в подледье включало режим бешенства и наотрез отказывалось воспринимать ультрафиолетовые лучи. В результате это было чем-то вроде негласного регламента «вылезать только по ночам». Только в экстренных случаях мусорщики вылетали из мира прошлого при свете звёзд и обуславливалось это проблемами либо с капсулой, либо с низким уровнем теплоты отдельных членов или всего экипажа, которой не хватило бы до следующей ночи. Также, но такое бывало куда реже, это могло быть связано с высокой вероятностью обвала льда. В таком случае операции по извлечению своих тушек из полостей превращались в балет или реслинг по качеству и скорости исполнения.

Мы достаточно быстро выбрались на поверхность. Краска пошла спать. Я боялся, что такими темпами она схватит переутомление и это может стать причиной сбоя работы организма и потребления им теплоты, а в нашем суровом мире это крайне опасно. Я даже знаю множество случаев, когда люди пренебрегали усталостью и переутомлением. Заканчивалось, такое отношение к себе смертью.

Нэк занял место первого пилота и принял всё управление на себя. В принципе, вёл он неплохо, но можно было бы и лучше. Я наблюдал за показателями и подсказывал, куда и как править. Также я следил за тем, по какой поверхности мы движемся, и давал рекомендации касаемо скорости. Бывший приятель внимал каждому моему слову и в точности следовал советам, и через несколько часов мы уже были на полпути к ИЛ.

– Ты реально думаешь, что там кто-то есть? – спросил Нэк.

– Да, – немного подумав и взвесив все свои «за» и «против», ответил я.

– А сам смеялся, когда я поднял эту тему, – он смотрел на меня со смесью грусти и презрения.

– Никогда не знаешь, куда судьба тебя заведет.

– Да-да, – Нэк кивнул головой, – я бы и подумать не мог бы о том, что мы будем путешествовать, находясь на борту одной капсулы.

– Я и сейчас об этом не хочу думать, – теперь уже я посмотрел на собеседника, только в моем взгляде читались скука, презрение и капелька ненависти.

Вновь воцарилась тишина. Я даже переставал давать советы по поводу того, как и куда вести капсулу. Мысли были о другом: я вновь задумался о реальности существования тех непонятных существ, которых я видел… или думал, что видел.

Мое самочувствие колебалось между двух состояний: плохо и очень плохо. Причём эти два состояния представлялись мне полюсами одной планеты боли. А в те моменты, когда мне становилось «никак», по всей видимости, я пересекал экватор небольшого вымышленного мира.

Оставшуюся часть дороги мы ехали молча. Краска проснулась только под самый конец нашего путешествия и проследовала на кухню, чтобы сообразить по-быстрому какую-нибудь закуску. Наши с Нэком датчики тепла к этому моменту были близки к минимально допустимому значению, так что завтрак в любом его виде приветствовался. Ещё примерно через полчаса мы остановились в нескольких километрах от ИЛ, чтобы спокойно принять необходимую для восполнения тепла пищу и продолжить этот чертовски тяжёлый и длинный день.

Заехав в стены нашей родной исследовательской лаборатории, Нэк проследовал к особому окошку на приёмке. Там он предъявил своё удостоверение, и в течение десяти минут нас приняла бригада чистильщиков во главе двух надсмотрщиков, которых ни я, ни бывший коллега не знали. Ещё через пять минут к нам поспела бригада скорой помощи. Две девочки в белых халатах притащили с собой пневматические носилки и уложили меня на них.

– Ослабь костюм и аккуратно сними с себя, – шепнул Нэк, – чуть позже я возьму его для анализа данных по твоему организму и по тому, с какой силой на него произошло воздействие. Плюс, думаю, есть смысл прикрутить функцию внезапного уплотнения, если ударная сила или давление на поверхность будет превышать, ну, допустим, двадцать или тридцать килограмм. Или я сделаю пропорциональную зависимость повышения уплотнения к повышению силы воздействия. Посмотрю, короче.

Краска просто ушла. Не попрощавшись, не сказав ни единого слова. Что-то мне подсказывало, что это было нашей последней совместной вылазкой. Внутри меня всё неприятно ныло и выкручивалось, и от этого было паршиво. Я вновь вспомнил нашу первую встречу и, в принципе, был готов понять и принять её решение прекратить наше сотрудничество. Я был к этому готов, но я всем своим старым мужским сердцем не хотел этого.

Меня занесли в отделение интенсивной терапии, раздели, и тут я почувствовал настоящую боль своего тела. Ко всему прочему, в самом центре моей грудной клетки была совершенно черная отметина, от которой во все стороны отходили разноцветные лучи.

Мне ввели какое-то сильнодействующее средство и начали осмотр. Для этого сначала меня просветили рентгеном. Девочки-доктора были в полном шоке, увидев то, насколько у меня все раздроблено, и в еще большем шоке от того, что с таким фаршем внутри я мог двигаться. Также они искренне не понимали того, как обломки никуда не сдвинулись и не повредили собой внутренние органы.

– Мне повезло, – уклончиво ответил я, – но вы же сможете поднять меня на ноги, ведь так, девочки? – я постарался улыбнуться и, возможно, у меня это получилось. Просто препарат, который мне был введён, был настолько сильным, что всё тело было как кусок ваты.

На меня посмотрели как на бездушный кусок мяса. Внутри всё свернулось то ли от этих взглядов, то ли от того же сильнодействующего препарата. Проверять этого не хотелось. Спать – единственное, чего очень сильно хотелось. Причём это желание пришло ко мне внезапно, резко, тяжелой волной усталости.

– Что вы мне… – я попытался проговорить это, но услышал что-то вроде: – Ш-ш-ш… м-м-м… е-е-е… – после чего вновь поймал на себе взгляды двух девушек, только на этот раз они были озадаченными и какими-то не верящими в произошедшее.

– Ты сколько развела? – спросила одна у другой.

– Полную порцию, – ответила симпатичная брюнетка, у которой длинные и стройные ножки были в форме буквы «х».

– Точно полную? – спросила первая ничем не примечательная и чем-то похожая на мышь девушка.

– Да точно, точно! – утвердительно проговорила вторая, и они вновь посмотрели на меня.

– Вы чего? – спросил я и вновь услышал какую-то звуковую кашу. – Что-то не так?

– Так он не спит?! – воскликнула невысокая молодая особа. – У него глаза открыты не потому, что он спит с открытыми, а потому, что он не спит!

– Ого! – проговорила высокая. – Я никогда не слышала, чтобы после такой дозы люди оставались в сознании!

– Да я тоже никогда не слышала о таком, – проговорила маленькая девушка, и обе вновь уставились на меня.

– Давай, наверное, позовем кого-нибудь из главных докторов? – спросила высокая.

– Сходишь? – девушка посмотрела снизу вверх, скользя своим взглядом по мне. – Хотя нет, давай я сбегаю, а ты посмотришь за этим, хорошо?

– Ну давай, – проговорила брюнетка, после чего неприметная рванула с места на поиски.

Высокая повернулась ко мне и посмотрела в глаза.

– Смотри, мы ввели тебе снотворное, седативное и обезболивающее одним флаконом. Обычно после такой дозы люди в течение пары минут отправляются в спячку на несколько суток. Кстати, на время твоего бессилия и отсутствия сознания мы посадим тебя на внутривенное питание. В остальном не знаю, что с тобой не так, но ты всё ещё в сознании, – она озадаченно посмотрела на меня, – давай проверим: если ты меня слышишь и всё понял, моргни или скажи что-нибудь.

Приложив огромное количество сил, я моргнул, пропуская мысль, что говорить, во всяком случае, пока что, нет ни сил, ни интереса.

– Охренеть! Вот это ты монстр! Интересно, как долго ты еще будешь держаться в сознании?

Я хотел ответить, но ни губы, ни язык не двигались. Так что мне не удалось издать ни единого звука. Пришлось прибегнуть к прошлому методу ответа и доказательства своего присутствия: я вновь медленно моргнул. В этот раз, наверное, мои глаза были закрытыми чуть дольше, чем в прошлый, так как когда я открыл глаза, доктор отчитывал девочек за то, что они вызвали его по каким-то пустякам. Наблюдая за ними непродолжительное время, я собрался с силами, чтобы попробовать вытащить моих целительниц из неприятностей, в которые сам их и впутал.

– А-а-а… ш-ш-ш… – сорвалось с моих онемевших губ. Хотя хотелось рыкнуть: «Остынь, я с вами!»

– Охренеть! – выдохнул мужчина в белом халате. – А вы точно ему полную дозу дали?

Обида и гнев сразу отпечатались на лицах девушек:

– Точно! – в один голос выпалили медсестрички, после чего мужчина приблизился ко мне, достал из нагрудного кармана небольшой фонарик и, раздвинув мне веки, посветил прямо в глаз.

– А-м… ф-р… а! – промялил я. В этом состоянии свет воспринимался особенно чувствительно. Мало того, что из-за действия препарата окружающий меня мир начал всасывать в себя цвета, подобно губке, при этом набалтывая контрастность и яркость на полную катушку.