Карантин любви, или Только не в Россию

Владимир Пиков

Карантин любви, или Только не в Россию

Г. Б.

Глава 1

Владимир вздрогнул от сигнала Ватсапа и тут же прочитал сообщение. Клиент вызвал его на Вацлавскую площадь. «Наконец-то», – подумал он и быстро запустил двигатель. Это был первый заказ за день, а время ланча уже закончилось. «Не получилось пообедать, так, может, поужинаю», – с этой мыслью он выехал на дорогу и встал в длинную пробку. Дорога до центра ночью занимала полчаса, но в час пик придется постараться, чтобы успеть вовремя. Ну ничего, он три года крутит баранку и знает Прагу почти как родную Ялту. Застряв на светофоре и посмотрев на серые здания под хмурым небом, Владимир вспомнил родные места и солнце, которое всегда было ярким и по-настоящему обжигающим. Но больше всего он скучал, конечно, по морю. Вот чего действительно здесь не хватало. Это совсем не удивительно, ведь он так любил устраивать пробежки своим пацанам по песку, наставляя при этом: «Хотите иметь бразильскую технику – снимите обувь и бегите босиком. Голеностоп должен быть цепким!»

Владимир в мельчайших подробностях помнил момент, когда встретил на рынке своего наставника и тот согласился взять его тренером детской футбольной команды.

«У меня Чеснакас уволился, на повышение пошел. От него и осталась команда „пешеходов“. Их бы разогнать, но они не бросают, проигрывают, но все равно ходят на тренировки. Так что хуже ты все равно не сделаешь. Приходи завтра: кто знает, сам футболистом не стал, так, может, кому-то поможешь», – сказал уже не молодой, но очень деловой Александр Евгеньевич. Платили, конечно, мало, не хватало даже на неделю холостой жизни. Первое время он присматривался к пацанам, никак не мог их запомнить, обращался все чаще безлично. Однако Владимир вдруг стал привязываться к своим мальчишкам. Сначала они казались ему одинаковыми и какими-то странными. Потребовалась пара месяцев, прежде чем он стал их различать и называть по именам. Да и ребята признали его тоже не сразу. Но один случай таки растопил юношеские сердца. Александр Евгеньевич договорился о финансировании с командой мастеров, и Владимир должен был выставить своих пацанов на первенство Украины. Что тут началось! Даже в местной газете написали о вопиющей несправедливости – дескать, худшая команда едет представлять регион на таком высоком уровне. Действительно, в республике были сильные футболисты и маститые тренера, и Владимир пытался отказаться от участия в Первенстве, но его наставник был неумолим: «От тебя победы не ждут, главное – показать, что у нас есть свои игроки. Да, пусть плохие, но свои! Тренеришки – я их по-другому не назову – нам завидуют. Я руководство Таврии убедил взять нас под свое крыло, вот остальные и взбеленились. Их же, великих, не пригласили! Меня тоже не позвали, однако я не гордый – ходил и уговаривал. А другие все ждали, что их пригласят, но не дождались. Так что потерпи».

На игру сборной республики с командой Владимира собрался весь город, лучшие игроки должны были уничтожить его воспитанников. Однако подходил к концу первый тайм, а табло показывало унылые нули. В последней атаке лучший игрок сборной региона с «футбольной» фамилией Шевченко врезался в Сашу, вратаря команды Владимира. Тот вскрикнул от боли и выронил мяч, оставшись лежать на газоне и держась за живот. Шевченко, не обращая на него внимания, отправил мяч в пустые ворота под дружное одобрение зрителей. Нарушение было очевидным, но «заряженный» судья засчитал гол. От такой ужасной несправедливости кровь ударила Владимиру в голову. И хотя весь стадион был на стороне «сборников», он один пошел разбираться с судьей. Это длилось минут двадцать: Саша не мог подняться, судья требовал замены, а Владимир кричал на него, чтобы отменил гол. Конечно, исправить было ничего нельзя, но после этого эпизода, когда он бился за команду – один против судей, стадиона, соперников, – отношения с ребятами изменились. Для него теперь каждый стал родным ребенком, а он для них – Константинычем. Через пару лет Владимир получил на день рождения от своих пацанов маленький кубок с надписью: «Лучшему тренеру планеты». Это были самые дорогие воспоминания из его Ялтинского прошлого.

Владимир резко затормозил около двух молодых мужчин:

– Садитесь скорее, на площади стоянка разрешена только для официальных такси, – произнес он скороговоркой. Мужчины молча устроились в машине, они явно были местными, что настораживало, ведь обычно его вызывали по сарафанному радио русскоговорящие туристы. Однако было уже поздно что-либо менять.

– Куда едем? – спросил Владимир, все еще надеясь на лучшее.

Мужчины, как он и чувствовал, оказались переодетыми полицейскими, которые проводили рейд по выявлению нелегально работающих в Евросоюзе мигрантов.

– Уже никуда, – самодовольно ухмыльнулся полицейский на заднем сиденье. – Предъявите паспорт, права и лицензию, – продолжил он с явным чувством превосходства.

У Владимира похолодело внутри: виза была просрочена, разрешения на работу вовсе не было.

– Видите вон там автобус? – Полицейский на переднем сиденье указал в сторону микроавтобуса, рядом с которым стояли люди с поникшими головами, ожидавшие своей очереди на загрузку. – Идите к нему, там таких нарушителей уже человек десять, – продолжил он, привычным движением забирая ключ зажигания.

Пока Владимир ждал своей очереди в автобус, к нему подошел товарищ по несчастью – светловолосый парень лет двадцати пяти, родом с Донбасса.

– Давно в Чехию приехал? – сразу как-то по-свойски начал он разговор невысокий.

– Порядочно.

Настроения общаться у Владимира не было. Он снова погрузился в воспоминания.

С самого детства он любил только футбол, но мама считала, что, если не имеешь великого таланта, нет смысла попусту тратить время. В семь лет Владимир сам записался в секцию, пришел счастливый домой и рассказал ей, что его отобрали из пяти человек. Но мама только спросила, как зовут тренера. На следующий день она приехала на стадион и поговорила с Александром Евгеньевичем о перспективах сына. Тот ее немного успокоил, сказав, что искра у парня есть. После этого мама не запрещала ему ходить на тренировки, правда, и не поощряла. Отца Владимир не знал, да и не спрашивал особо о нем. Нет и нет.

Зинаида Семеновна – мама Владимира – была женщиной волевой, очень умной и по-советски гордой. В детстве она была старостой класса и писала довольно приличные стихи, которые даже напечатали в журнале «Юность». Потом поступила в институт журналистики в столице, где познакомилась с коренным москвичом Константином Известным, довольно перспективным молодым человеком. Как часто бывает во время первой любви, он пригласил ее к себе домой. «Сталинка» в центре была небольшая, но уютная. Родители уехали в дом отдыха – Зинаида узнала об этом уже после того, как пришла. Это стало для нее сюрпризом, ведь она была уверена, что идет знакомиться с будущими свекровью и свекром. Она очень нервничала, как и подобает приличной девушке, одновременно стараясь казаться взрослой и потому колкой. Отступать вообще было не в принципах Зинаиды, однако после близости Константин резко оборвал с ней контакты, будто испарился. Девушке передали, что в студенческой компании о ней сально пошутили и Костя при этом присутствовал, однако не вступился и просто отмолчался. Она забрала документы и уехала домой в Крым, даже не сказав ему о беременности. С того момента она, хотя была все еще совсем юной и по-прежнему привлекательной, поставила крест на личной жизни. Частный дом на курорте всегда приносил доход, но отнимал все свободное время. Прошло уже почти тридцать лет с момента ее возвращения из непокоренной Москвы, а Зинаида Семеновна по-прежнему жила в родительском доме, сдавая его на лето в аренду туристам. Правда, в наследство ей достался большой участок, на котором она начала строить дом, более подходящий под гостиницу, но после две тысячи четырнадцатого власти стали строго спрашивать по налогам и все остановилось. Бизнес в последнее время шел плохо, приезжие предпочитали хорошие отели и оказались не готовы жить в «курятниках». Одно время она возлагала надежды на Владимира, но отношения с сыном как-то не ладились еще с его увлечения футболом. Так бывает – они всегда были разными, хотя очень любили друг друга. Сын думал только об игре, а она мечтала сделать из него программиста. По математике и физике в своем классе он был одним из лучших, но, зная его одноклассников, это было неудивительно. Хорошо учиться в их школе было непрестижно, ученики сразу назначали ботаном и начинали издеваться. Особенно Ирэн, высокая стервозная соседка по парте. Вообще-то по паспорту она была просто Ира, Ира Чичанова, но предпочитала, чтобы ее называли Ирэн. Во время выпускных экзаменов она неожиданно позволила Владимиру зависнуть у нее дома. Даже пару раз целовались, до большего, уж если совсем откровенно, не дошло. Но, как только закончились экзамены, она его сразу бросила, даже не соизволив попрощаться. Просто попросила больше не звонить. С тех пор прошло много лет, а Владимир так ни с кем и не завязал отношений. Неудачная первая любовь или постоянное безденежье – в чем была причина его холостяцкой жизни, он и сам точно не знал. Наверное, все по чуть-чуть. Стоит сказать, что Владимир поступил в институт на программиста, как и хотела мать, однако там в основном болтался между «удачно» и «неудачно». Короче, ни Маск, ни Дуров не выказали желание видеть его в своих рядах. Когда заканчивалась тренерская зарплата, он просил деньги у матери. Нехотя и скрипя зубами она давала, неизменно подчеркивая, что дает исключительно в долг, который, правда, он ни разу не вернул. В таком безрадостном состоянии безденежья и личной неудовлетворенности их и застал две тысячи четырнадцатый год. Как Крым стал частью России, Владимир даже не заметил. Он плыл по течению, тренировал, дома была вечная стройка, которая забирала его покой и деньги, что приносили туристы. На вопрос матери, собирается ли он получать российский паспорт, Владимир ответил:

– Мне-то какая разница, в моей жизни ничего не изменится, для меня и на Украине все было нормально.

Паспорт он все же получил, но и украинский сдавать не стал, как и некоторые его земляки. Мало ли, вдруг и правда Украину возьмут в Евросоюз, вот паспорт и пригодится. Зинаида Семеновна, в отличие от него, приняла перемены с надеждой. А вдруг сын изменит жизнь к лучшему? Она решила быть с ним построже и больше не спонсировать двадцатипятилетнего лба.

– Все, пришла Россия, теперь либо начинай работать по-взрослому, либо с голоду помирай, у меня на твои прихоти денег больше нет. Не нравится – иди звони Путину, – таков был ее ответ на просьбу сына об очередном долге.

– Ну нет! Работать на Россию? Не дождутся! – неожиданно выпалил он.

Как ни странно, Владимир действительно изменился. Он получил отпускные, купил билет и уехал в Чехию.

– Я буду жить только в НОРМАЛЬНОЙ стране. Лишь бы не в России! – это было последнее, что услышала от него Зинаида Семеновна.

Забавно, что в начале своего заграничного вояжа Владимир решил осесть в самом русском городе Европы – Карловых Варах. Именно здесь численность россиян превышает концентрацию соли в Мертвом море. В любую погоду он стоял с красным от ветра и солнца лицом на главной пешеходной улице и зазывал прохожих на экскурсии. Каждый год курорт посещали одни и те же туристы, поэтому отправиться в поездку желающих было все меньше и меньше. Поняв, что долго так не протянет, Владимир прибился к бригаде сантехников. Сначала его взяли учеником, а затем, поняв, что руки у него растут из нужного места, стали доверять работать самостоятельно. Однажды его вызвали в квартиру по распространенной причине – нужно было прочистить унитаз. Оказалось, что жилье арендует его школьный товарищ Павел. Из его рассказа Владимир узнал, что тот обзавелся небольшим заводиком в Крыму, а в Карловы Вары приехал на «профилактику оборудования».

– После того как моя фирма выиграла тендер по госзакупкам, печень стала отказывать. Бизнес требует жертв, – пошутил Павел, чтобы скрыть удивление от того, что лучший ученик класса работает сантехником, в то время как он не вылезает из-за границы и переехал в новую квартиру в центре Ялты. Владимиру от этой встречи было, конечно, не по себе, однако эмиграция настолько понижает самооценку, что любая дичь кажется нормой.

– Слушай, Вован, у меня партнер в Праге пару машин для извоза имеет. Хочешь, я договорюсь с ним? Будешь таксовать. Все лучше, чем ассенизатором работать, – неожиданно предложил Павел.

– Паш, спасибо, буду должен, – обрадовался Владимир и удивился не столько его предложению, сколько тому, что совсем не почувствовал зависти к троечнику-однокласснику.

– Какой базар среди своих пацанов! – Паша похлопал его по плечу, однако протянуть руку для пожатия все же побрезговал.

В автобус заглянул полицейский и пригласил Владимира пройти в участок.

– У тебя просрочена виза, нет разрешения на работу. Вот квитанция на штраф, – сказал он.

Владимир взял квитанцию и присвистнул.

– Это все мои накопления!

– Да, и еще, – тем же свистящим голосом продолжил страж порядка Евросоюза, – вам предписано покинуть Чехию. Выехать нужно завтра до полуночи.

– Мне выдадут билет?

– Тебе просто ничего не сделают. А вот если завтра ты все еще будешь на территории страны, я тебя закрою в камере. Ты слышал, что китайская зараза и до нас дошла? В наших больницах для своих мест нет, поэтому приказано мигрантов отправить по домам. Все ясно?

– Яснее не бывает. – Владимир вышел и направился в хостел, где снимал койку.

Штраф пришлось оплатить, но это были деньги, которые он копил на отпуск. Давно мечтал съездить на Ибицу. «Видно, не в этой жизни», – печально подумал он, аккуратно вкладывая чек в паспорт. Придя в отель, он попросил взаймы у пройдохи-соседа на билет до Киева.

– Да ты че, у меня у самого отложено для дочери. У нас в Кишиневе вообще жить не на что. Если я без денег вернусь, зиму не протянем, – ответил толстый молдаванин. – Кстати, у тебя, случайно, нет российского паспорта?

– Как раз есть. Перед приездом сюда успел получить, – удивленно ответил Владимир, не понимая, зачем ему эта информация. – А тебе зачем? – уточнил он.

– Да по телевизору объявили, что Москва своих граждан эвакуирует бесплатно. Так что дуй в посольство.

За последние пять лет Зинаида Семеновна практически не общалась с сыном. Как-то встретила на рынке его одноклассника Павла, тот сказал, что видел Володю в Чехии. Зинаиде Семеновне стыдно было признать, что они не поддерживают связь. Она сделала вид, что в курсе дел сына. Но потом все же позвонила Ирэн, той самой зазнобе Вовы, и все о нем разузнала. Девушка сообщила, что, со слов Павла, Володя работал сантехником, но сейчас устроился в такси.

– Спасибо, дорогая. Видела тебя по телевизору. Какая ты молодец, в люди выбилась, – похвалила Зинаида Семеновна Ирэн.

– Что есть, то есть. Зинаида Семеновна, у вас номера в чистоте содержатся? – безапелляционным тоном спросила она.

– Обижаешь… Конечно, в чистоте и порядке. Неужели кто-то пожаловался? – Зинаида Семеновна уже пожалела, что обратилась к ней.

– Да нет. Тут на днях карантин объявить должны. Мы гостей – тех, кто не успеет уехать, – будем на изоляцию распределять. За федеральные деньги. Могу и к вам группу завести. Но это между нами, – вкрадчивым голосом продолжала Ирэн.

– Ирэна Вячеславовна, – Зинаида Семеновна неожиданно вспомнила ее отчество, – я буду очень, очень признательна. Отблагодарю, – понизив голос, добавила она.

– Сочтемся. Готовьте номера и запасайте продукты.

Ирэн повесила трубку.

От волнения Зинаида Семеновна почувствовала себя хуже, она присела на стул, голова опять закружилась. У нее с юности были проблемы с сосудами, и уже много лет ей требовалась операция, но при Украине это стоило больших денег, а ей нужно было строить гостиницу, да еще помогать сыну, поэтому она ее все время оттягивала.

– Сначала выучу сына, потом построю небольшой отель. Вот тогда и лягу под нож, – приговаривала она, когда таблетки начинали действовать и головокружения проходили.

Однако в этот раз ее состояние заметно ухудшилось и срочность операции не вызывала сомнений даже у нее самой. Она хотела снова все отложить, ведь не за горами очередной туристический сезон. А тут Ирэн огорошила новостью о карантине. Скоро приедут жильцы, а ей совсем плохо. «На кого оставить гостиницу?» – спрашивала себя Зинаида Семеновна, зная, что из родных у нее только сын, с которым она не общалась уже почти пять лет. Женщина набрала номер участкового врача, чтобы вызвать на завтра, а сама прилегла на свою старенькую, но опрятную постель.

Глава 2

– Инга, давай скорее, мы, как всегда, из-за тебя опаздываем! – Ника торопила дочь, которая собиралась на вокальный конкурс в Рижскую филармонию.

– Из-за меня, что ли?! Сама вечно копаешься, – тринадцатилетняя Инга была, как обычно, упряма и взвинчена.

– Из-за меня? Так ты же меня попросила в последний момент юбку погладить. Вчера, что ли, ее не могла найти и привести в божеский вид? – мать возмутилась обвинениям дочери.

В свои тридцать два Ника была по-прежнему красива, правда, какая-то потухшая. Она родила довольно рано, в восемнадцать лет. Сравнительно небольшая разница в возрасте с дочерью имела и плюсы, и минусы. Конечно, она сама еще в чем-то была подростком, поэтому выбирала Инге модные, даже дерзкие наряды. Разумеется, это вызывало зависть у одноклассниц девочек и они старались ей подражать. У Ники был еще сын Раймонд, младше Инги на три года. И эта ответственность за детей тяготила ее, порой казалась чрезмерной, доводя до отчаяния.

– Я вообще не собиралась идти на конкурс, это твоя идея. Вот бы сама и искала наряд. – Инга и не думала сдаваться. Последнее слово должно остаться за ней.

– Ну-ка замолчи, сейчас же. Устала я слушать!

Ника была вспыльчивая, но отходчивая, поэтому часто уступала в спорах дочери, так же как когда-то – матери. Наталья Михайловна была музыкантом и происходила из семьи интеллигентов. Она была хронически недовольна мужем, отцом Ники, начальством и страной, поэтому грезила о лучшей жизни за границей. Эту мечту ей должна была помочь осуществить единственная дочь. Сразу после выпускного в школе Ника с мамой поехали в Ригу к Вере, старинной подруге Натальи Михайловны. Та хоть и не была профессиональной свахой, однако сводничество было ее коньком. В свои семнадцать Ника была потрясающе красива, дерзка и невинна и притягивала взоры многих мужчин. Тем удивительнее было то, что выбор Веры остановился на Валдисе, потомственном ювелире. Его мать была дантистом и снабжала золотом своего мужа, у которого в прямом и переносном смысле были «золотые руки». Во времена советского дефицита его клиентами были звезды эстрады первой величины, да и много кто еще.

«Натуся, эта семья – то, что доктор прописал. Ника твоя, будет на песцовых подушках спать», – уверяла подруга. После Вериных слов Наталья Михайловна буквально превратилась в каток. У Ники осталось два варианта: либо замуж за Валдиса, либо… На самом деле второго как раз и не существовало. В конце концов девушка в свои самые тусовочные годы решила сдаться, тем более сразу «залетела».

«Ладно, после свадьбы Валдис должен купить мне норковую шубу от „Браски“», – мечтала Ника, и даже на время бросила курить, стараясь понравиться родственникам жениха. Свадьбу она почти не помнила – мучилась от токсикоза… Потом последовал ее переезд в Ригу из Москвы, а Наталья Михайловна из-за пустяка разругалась с родителями зятя, хлопнула дверью и больше не показывалась. Плюс Вера не учла, что Советского Союза давно не было, а Валдис был не похож на отца. Он часто менял занятия и никаких денег в дом не приносил. Так что дружба дружбой, но даже в вопросе брака доверять нужно исключительно профессионалам, и желательно незнакомым.

Ника и Инга самыми последними вбежали в Филармонию.

– Где вас носит, мамаша? Мы уже почти закрыли регистрацию участников, – накинулась организатор конкурса Алина Сепсяевна – шестидесятилетняя, но задорная, молодая душой бывшая пионервожатая.

– Простите нас, пожалуйста. Мы поздно вышли, – брякнула Ника первое, что пришло ей на ум.

– А раньше нельзя было выйти? – не унималась Сепсяевна, сверля ее тяжелым взглядом из-под бровей, которые и не слышали о существовании косметологов.

– Поздно было раньше выходить, – стальной голос Инги не оставил никаких шансов на дальнейший диалог.

– Идите за кулисы, через полчаса ваш номер. – Сепсяевне тут же полегчало.

Они двинулись за сцену.

– Мам, мне плохо, я не могу петь, – как-то растерянно и совсем по-детски произнесла Инга.

– Что случилась? – Ника приложила руку ко лбу дочери. – Да, ты вся горишь. Что у тебя болит?

– Не знаю, меня всю трясет. Я петь боюсь. Вдруг я на сцене слова забуду. Инга присела на корточки и обняла коленки руками.

– Так, пошли скорее на улицу. – Ника схватила дочь за руку и буквально выволокла ее через служебный вход. По дороге она схватила чью-то бутылку газировки.

Возле служебного входа они оказались совсем одни, однако метрах в двадцати толпа спешила на филармонический концерт.

– Бери бутылку, – резко начала Ника.

– Зачем?

– Бери, сказала. – В нее будто вселилась Наталья Михайловна.

– Ну, взяла. – Девочка обхватила бутылку за горлышко.

– Бей по столбу. – Слова Ники прозвучали как приказ.

– В смысле? Там люди ходят, что они обо мне подумают? – попыталась сопротивляться Инга.

– Бей, говорю, со всей силы, пока не разобьешь. – Это уже была практически Наталья Михайловна.

Инга несильно, но ударила бутылкой по фонарному столбу.

– Сильней! Ввали ему! Давай! Ори! – не унималась Ника.

Инга стала колошматить столб, пока бутылка не лопнула. Со стороны это казалось какой-то дикостью. Мамаша с дочкой орут и избивают столб перед входом в Рижскую филармонию.

Через час Ника и Инга с грамотой лауреата вокального конкурса приехали домой, где их ждал невеселый Раймонд.

– Рома, поздравь сестру, она у нас победительница.

Ника скинула туфли и пошла на кухню – разогреть мясо по-французски. С раннего детства это блюдо стало ее фирменным. Ей очень хотелось праздника для себя и детей, хотя бы на обычной кухне, но с любимой едой.

– Поздравляю, – процедил мальчик.

– Мам, у меня проблемы. Точнее, у нас, – сказал Раймонд голосом печального странника.

– В смысле, ты что натворил? – Ника присела на стул.

– Да ну блин, не специально. Короче, я мячoм разбил стекло машины соседей.

– Каким мячом? Ты же на музыке был. Был?

– Ну не был. Меня пригласили сыграть в футбол за школу, я и тренировался, на музыку не ходил, – попытался объяснить Раймонд.

– Все. Это конец, – запричитала Ника. – Я с тобой не справляюсь. Я звоню отцу, пусть он приезжает и сам с тобой разбирается.

Она нехотя стала набирать номер Валдиса, краем глаза наблюдая за реакцией сына.

– Бесполезно, я сам ему звонил. Денег хотел попросить, в счет дня рождения, чтобы за стекло отдать, – неожиданно признался Раймонд. – Он вне зоны.

Шубу от «Браски» Ника так и не получила, зато у нее появились двое детей, холодный и отстраненный муж, который весь был в мечтах и проектах, а также его семья, для которой девушка так и не стала своей. Затем Валдис и вовсе уехал в Англию – так сказать, на разведку. Сначала присылал какие-то деньги, потом суммы стали меньше, затем вовсе сошли на ноль, да и звонить он практически перестал. Нельзя сказать, что Ника скучала, да и дети привыкли жить без него, однако все это было очень неопределенно и как-то лживо, что ли. Одним словом, кризис затянулся, надо было что-то решать, и тут Ника позвонила по объявлению о приеме на работу в русскую радиостанцию «Спутник W». Как ни странно, ее сразу приняли на должность креативного менеджера по рекламе. Так началась ее трудовая деятельность. Денег все равно не хватало, однако она как-никак была в социуме, коллективе. Многие мужчины за ней ухаживали, она даже сбегала на свидание с коллегой, однако перейти черту не могла. Нет, совсем не из-за Валдиса, все было что-то не то. Ника для себя решила: если уж сближаться с кем-то, то только по любви. Как ни странно, но в тридцать лет она точно знала, что найдет своего человека.

– Ладно, идите в свою комнату, мне надо на работу позвонить, я и так там уже два дня не была.

Инга, на правах старшей, толкнула Раймонда в спину и закрыла дверь на кухню. Брат, споткнувшись, побежал за мячом в свою комнату, девочка же осталась возле двери – подслушать разговор матери.

– Марта Григорьевна, здравствуйте. Это Инга. Извините, что не предупредила, резко проблемы семейные навалились. Я новую рекламу сделала, завтра в офис привезу, – запинаясь, начала оправдываться Ника.