Я, твой дом грёз

Денис Антонюк

Я, твой дом грёз

– Я, свои слова не забуду, мои грёзы сохранишь в своих муках. Вспоминаю всё, что запечатлел на холсте, – чьи-то мечты заставила пройтись по темноте, увидеть свет, в чужой душе оставил след. Не успел встать, как упали чужие надежды, не успел пожить, как разрушил чьи-то мечты. Привык к одиночеству, но появилась ты… Пришло время услышать «извини». Стало пусто, всё стало ненужным, это первое чувство – пустота в моей душе. Ещё одна мечты заставила идти на свет, из моей печали обрёл я грех. В моей душе оказалась дыра, не успел подняться, как мой мир пал, не успел пожить, как все чувства разбились на куски. В одиноких стенах я нашёл ответ… Рисуй – своё прошлое в пустоте, наши взгляды снова в огне. Рисуй – свои мечты во мгле, моя душа в огне. Рисуй – снова и снова мои мысли о тебе до конца моих дней.

– Я, без тебя на краю, мои нервы на виду, мысли в моей груди разрывают изнутри. Привыкла к одиночеству, появился ты… Пришло время нас спасти. Мечты обо мне – рисуй, слова мне – адресуй. Твои изломанные чувства сказали: «Хочу быть как они, другие люди», оставил меня в тишине, полной темноте. Пусто. Наши мечты стали ненужными. Это первое чувство, когда слёзы покатились по щекам. Первые крики новорождённого не выдернули меня на свет. Смотрю на всё, что осталось на холсте. Снова и снова мои слова о тебе. День за днём сгораю в огне. Жду не дождусь, когда приду к тебе.

ЦАРСКИЙ МАНИФЕСТ ВОЙНЫ

СЪ НАМИ БОГЪ!

МЫ, НИКОЛАЙ ВТОРЫЙ,

ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ

ВСЕРОССИЙСКИЙ, ЦАРЬ ПОЛЬСКИЙ,

ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ФИНЛЯНДСКИЙ,

и прочая, и прочая, и прочая.

Объявляем всем верным Нашим подданным:

Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови с славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно. С полным единодушием и особою силою пробудились братские чувства русского народа к славянам в последние дни, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для державного государства требования.

Презрев уступчивый и миролюбивый ответ Сербского правительства, отвергнув доброжелательное посредничество России, Австрия поспешно перешла в вооружённое нападение, открыв бомбардировку беззащитного Белграда.

Вынужденные, в силу создавшихся условий, принять необходимые меры предосторожности, Мы повелели привести армию и флот на военное положение, но, дорожа кровью и достоянием Наших подданных, прилагали все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров.

Среди дружественных сношений, союзная Австрии Германия, вопреки Нашим надеждам на вековое доброе соседство и не внемля заверению Нашему, что принятые меры отнюдь не имеют враждебных ей целей, стала домогаться немедленной их отмены, и, встретив отказ в этом требовании, внезапно объявила России войну.

Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную, родственную Нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение её среди Великих Держав. Мы непоколебимо верим, что на защиту Русской Земли дружно и самоотверженно встанут все верные Наши подданные.

В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится ещё теснее единение Царя с Его народом и да отразит Россия, поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага.

С глубокою верою в правоту Нашего дела и смиренным упованием на Всемогущий Промысел Мы молитвенно призываем на Святую Русь и доблестные войска Наши Божие благословение.

Дан в Санкт-Петербурге, в двадцатый день июля в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот четырнадцатое, Царствования же Нашего в двадцатое.

НИКОЛАЙ

Вступил 20 июля 1914 года.

Яркий свет

На полях пасётся стадо коров, а под деревом сидит старик, укрываясь от солнца. В глазах его – отблески воспоминаний о молодости. Он сожалеет об упущенных возможностях, завидует молодым и наблюдает за ними, словно за своим стадом.

Женщины на поле, тела покрыты потом от очередного жаркого дня, стоя на коленях закаливают позвоночники. Резкими ударами серпов срезая под корень пучки травы, после граблями собирают их в кучу.

В лесу мужчины рубят деревья. Их мускулы крепнут с каждым ударом, а вены натягиваются, как струны. Щепки разлетаются в разные стороны. Деревья падают одно за другим. Затем их начинают рубить и распиливать на части.

Каждый ребёнок чем-то занят. Некоторые из детей помогают своим родителям и учатся у них необходимым для взрослой жизни навыкам. Другие выполняют работу по хозяйству: ходят за водой к колодцу, присматривают за скотом, кормят животных и птиц. Девочки занимаются домашней уборкой, а мальчики колют дрова и помогают отцам в их делах. Большинство из детей хлопочут привычно и безропотно, но есть и такие, которые мечтают совсем о другом: о быте в большом городе, где ночью горят яркие фонари и кипит новая жизнь.

Вечером старик отдыхает рядом со своим домом, пока его жена накрывает стол, расставляя суп, сало, сметану, ржаные сухари с чесноком и картошку на второе. Он курит трубку и ждёт возвращения своих дочерей с работы – красавец рыжеволосых, воплощения молодости его жены. В это время старик наблюдает за танцующими подростками, которые полны сил и энергии, несмотря на трудный рабочий день. Старику есть что вспомнить из своей юности, и эти воспоминания наполняют его сердце тяжестью.

***

В большом доме с высокими потолками и гостиной, украшенной изображением «Адам и Бог», хозяева всё ещё спят, в то время как прислуга уже активно работает, развешивая чистые бархатные шторы и убирая пыль и паутину по углам красных стен. С самого утра на столе с накрахмаленной скатертью уже стоят красивые белые чашки с узором, блюдца, молоко, мёд, хлеб и горячие булочки с вареньем. Сегодня важный день: прибыл друг покойного зятя.

Хозяин с нетерпением дождался гостя, в первую очередь повёл к псарне, где живут в довольстве и тепле десятки гончих и охотничьих борзых собак. После обеда их уже ждали кони и борзятник, который держит на поводке своих дрессированных собак.

И вот, в путь к другим знакомым – туда, где встретят с хлебом и солью. Вместе они покатаются по полю, обсудят всё, что утекло.

Затем выстроятся в шеренгу, займут позицию, держа свору борзых наготове. Вот и зверь попался на глаза: задача гончих проста – загнать жертву на открытое поле, утомить до полуобморока. Борзые догонят, прижмут к земле, покусывая его по бокам, не убивая, а лишь не давая сориентироваться и сбежать от преследователей. Борзятник, подъезжая, хватает зверя, кем бы он ни был – волком, лисой или зайцем, и, когда добыча поймана, хозяин решает её судьбу. После славной охоты – гончим пир, борзятникам пьяные танцы, хозяевам слава.

В одной городской газете:

Стояли толпы людей в столице, под солнечным светом. Заполнена площадь и улицы. Люди махали, хлопали и выкрикивали «Ура!» Царю на балконе Зимнего дворца…

***

Городская жизнь. Люди шагали по большим чистым улицам. Полицейские разъезжали по городу, извозчики развозили людей на работу. С самого утра можно было увидеть бодрых дворников, подметающих тротуары, и водоносов, которые доставляли воду по домам и учебным учреждениям. Разносчики газет рассказывали о легенде «толпы людей на площади встречали царя».

Цирюльники открывали свои заведения, и у дверей уже стояли ученики, уговаривая мужчин постричься. Мужчины и женщины шли на заводы, на стройки, на фабрики и на рынки. Старьёвщики собирали ненужные, отслужившие свой срок вещи, чтобы всё переработать: рваные рубашки чинили много раз, штопали носки, перешивали пальто, распарывали и шили заново платья. Когда вещь становилась совсем непригодной, её пускали на тряпки для уборки.

Улицы всё больше оживлялись: появлялись странствующие музыканты и птицеловы, на пристань прибывали пароходы, повсюду открывались магазины. Людей становилось всё больше и больше. Сидели уличные молочницы на главном рынке Охты, бабушки и дедушки, продавая молоко. Мастера торговали хомутами для лошадей. Точильщик ножей шёл с точильным станком на плече и заглядывал в дома, на кухни, в магазины. Стекольщики, сапожники, золотари – все они ходили по улицам с инструментами и громко выкрикивали названия своих профессий. И среди всего этого разношёрстного люда бегали почтальоны, доставлявшие письма по домам, школам и больницам. И так каждый день, до заката.

Когда солнце село, на улицах города появился фонарщик. Он зажигает огни, следуя за светом звёзд в ночном небе. И представляет, что каждый фонарь – это искорка его души, отражающая его мечты и озаряющая любимый город. Всю ночь трудяга следит за тем, чтобы уличные лампы не погасли, подливая в них керосин. Он охраняет свои маленькие огни от хулиганов, разбивающих стёкла фонарей камнями. Только под утро, когда горожане выходят на улицы, фонарщик тушит фитили и завершает свою рабочую ночь.

На восходе, с первыми лучами солнца, в светлой комнате раздался пронзающий до глубины души крик женщины. Муки её были тяжёлые, но недолгие. Последний крик сменился прерывистым глубоким коротким дыханием.

– В 7:57 утра 20 мая 1890 года, – произнесла акушерка, держа новорождённого на руках. – Фамилия Мельницкие, мать – Диана, пол мужской, рост 50 сантиметров, вес 3 килограмма, имя Дан.

Поле было покрыто густым дымом болотного цвета, повсюду зияли чёрные, выжженные кратеры, земля была красной от крови. Всё усеяно мёртвыми воронами, трупами русских солдат с перевязочными алыми тряпками на лицах. Рядом лежали убитые немецкие солдаты с противогазами, измазанная кровью форма, раны по всему телу от пуль, с потерянными конечностями, перерезанными глотками.

Вдруг кто-то едва шевельнулся. Послышалось грубое тяжёлое дыхание ещё живого солдата, на форме которого был замазан номер 07081915.

Акушерка передала крикливого новорождённого младенца молодой светловолосой матери, которая лежала уставшая на кушетке.

– Поздравляю, Диана! – радостно воскликнула одна из акушерок, крепко сжимая руку роженицы. – Теперь вы мама!

***

…Общая мобилизация. Объявленная война с Германией. Дальше толпа… Не слышала слова царя из-за криков «Ура»… Тысячи жителей, продолжая выкрикивать громовое «Ура», упали на колени, подняли вверх флаги и плакаты с надписями «Да здравствуй, славяне и Россия».

В 1914 году первого декабря была выслана поддержка молодым солдатам русской армии, вставшим на защиту крепости на западном рубеже со стороны русской империи, возле реки Бобр. Белосток – транспортный узел за крепостью, который открывал дальше дороги к другим городам – таким, как Вильно, Брест, Минск, Гродно, и во всю Россию.

Задача не из лёгких: объект был очень важен для России, и необходимо было не дать пройти врагу через крепость. Немцам не удалось её обойти, поскольку вокруг были непроходимые болота, и не раз противник пытался взять штурмом крепость, чтобы добраться до Белостока.

Вся земля была покрыта снегом, и только железнодорожные рельсы прорезали белое поле. Заснеженные ветки деревьев покрылись льдом, который начинал таять под тёплыми лучами солнца. Поезд проезжал мимо, и вагоны сбивали лёд с веток, двигаясь дальше и въезжая в тёмный горный туннель.

Из-за высоких гор виднеется огромный чёрный силуэт, напоминающий человека. Его колени достигают уровня гор, а голова достаёт до самого неба, заслоняя солнце. По его телу переливается тёмная материя, похожая на нефть. Этот силуэт резко выделяется на фоне белого света. Трагедия скрыта в нотах шёпота, происходит в замедленном, сонном темпе, создавая собственную музыку – трёхчастную, минорную тональность, контрастирующую с окружающим миром. Шаг за шагом этот протяжный звук коснётся ладони, и все родные познают несчастье…

Я, гром твоих поступков, молния в тёмном небе. Явлюсь перед тобой словно вспышка, ты увидишь во мне свою правду, боль, страх, шрамы. Развею твой туман, выдерну из пустоты, готовься к последствиям. Иди вперёд без сомнений, не оглядывайся, не задумывайся, Я – мостик к бесконечности, ужас твоей веры, секрет при твоей жизни, конец страданиям, ответ на все вопросы… Ты будешь уничтожать, разрушать, убивать вопреки моей сущности. Я – погибель твоей религии, заберу твои счастье, боль, трепет, ненависть и душу. Ты моя реликвия, руины, у которых будут горевать.

Вагоны были забиты молодыми русскими солдатами: они дрожали от холода, из-за чего им трудно было заснуть – оставалось греться только чаем.

– Всё моё тело непрерывно трясётся от холода! – тоскливо произнёс один молодой человек.

– Но ведь дальше будет ещё холоднее, – заметил его попутчик.

Один из солдат, в отличие от всех, сидел в одиночку в дальнем углу: так ему было лучше следить за остальными. Он наблюдал за каждым находившемся здесь и даже за теми, кто его обсуждал.

– Как вообще его взяли на войну? – посматривая на одиночку, сказал молодой человек, который жаловался на холод.

– Как и всех: ему есть что защищать, – ответил его сосед. – Я даже ему чуть завидую.

– А чему завидовать?

– Например, тому, что он не слышит твоего нытья.

– Дурак ты! Он знает, о чём вы говорите. И ещё этот парень понимает немецкий – это третья причина, по которой он здесь.

Одинокий человек в углу улыбнулся, посмотрев на тех, кто его обсуждал, и подмигнул одному из них. К нему подсел солдат лет за тридцать.

– Привет. Прости, надеюсь, не мешаю? Ты понимаешь меня?.. И зачем так на меня смотришь? У меня на губах грязь?! – засыпал он одиночку вопросами.

– Нет… Говори! – ответил тот.

– Хочу тебя попросить кое о чём. Я знаю, что ты можешь читать и писать.

– Ты знаешь, что могу читать и писать, но не знаешь, почему так на тебя смотрю?

– Ну-у… Да и нет… – сомневаясь произнёс солдат.

– Ты спал, когда объясняли, зачем я нужен?

– Капитан скучно рассказывал. Я как бы уловил лишь основы. По прибытии нам ещё раз всё растолкуют. Слушай, я не привык к такому: мне лучше работается руками, чем головой.

– Говори, что хотел.

– Понимаю, что сейчас не очень хорошее время, и загружать тебя другими делами не хотелось бы, всё-таки на войну едем. Но меня дома ждёт жена – смог бы ты написать письмо моей любимой? Я бы продиктовал.

– А другие?

– Они то умеют, то не умеют. Таким людям я не хочу доверять свои письма.

– Понял, – коротко сказал парень-одиночка.

– Так просто? – удивился тридцатилетний.

– Да, а что? Или ты хочешь, чтобы я просил с тебя плату?

– Бери, что хочешь, я не против. А потом можешь прочитать мне ответ, когда придёт письмо?

– Конечно.

– Если мы продержимся и будем ещё в живых… – засомневался в своих словах неграмотный солдатик. – Ты сможешь меня научить писать и читать?

Склонив голову набок, посмотрев с недоверием на своего собеседника, парень-одиночка ответил:

– Ты говоришь, что слушать других тебе скучно, но ты хочешь, чтобы я научил тебя читать и писать? Это будет мукой для меня, и это непросто…

– Никогда не поздно учиться. Обещаю, что буду внимательным на все… – закатывая глаза, солдат пытался подобрать слова, – …пятьдесят процентов.

– Это половина.

– Половина… Ну, сколько там «процентов» – как обычно говорят люди?

– Сто.

– Хорошо. На сто пятьдесят процентов я буду внимательно тебя слушать.

– Договорились. Но почему сто пятьдесят? Почему ты туда ещё пятьдесят добавил?

– Для того, чтобы убедить тебя, что я ко всему и на всё готов. А больше пятидесяти считать я просто не умею, – признался тридцатилетний.

– Никогда даже не пересчитывал, сколько, например, голов скота в стаде? – изумился собеседник.

– Нет, я просто делал то, что говорил отец.

– Будь по-твоему, – засмеялся одиночка, – сто пятьдесят так сто пятьдесят. Смотри, ты мне обещал.

– Да, да, это так хорошо! Когда я научусь, буду писать стихи своей любимой.

– Стихи?

– Да, сначала я буду сочинять стихи, а потом ты будешь их диктовать. И я забыл назвать себя – Архип, – солдат протянул парню руку.

Тот представился в ответ:

– Дан, – улыбка вмиг исчезла с его лица: парень осознал, на что он согласился.

– У меня хорошие стихи, в голове постоянно крутятся, просто не могу их на бумаге изложить, – пояснил Архип.

– Ну, например? – спросил вдруг один солдат, подслушавший их разговор.

– …Лёгким бризом на ветру, ты находишься в моём аду, прямо в мои объятья…

По лицам солдат видно было, что они пытаются сдержать смех…

– Ладно, ладно, может быть, это было слишком – стих ещё не доработан, – стал оправдываться Архип. – Вот, послушайте другой…

– Кто-нибудь, остановите его, либо мы умрём и не доедем до указанного места, – крикнул кто-то из солдат.

Но поэт, будто не слыша возражений, стал декламировать:

– В моих воспоминаниях ты – тлеющий образ девы. В твоих глазах яркий свет, который не обжигает, а согревает. В мечтах среди тысячи звёзд мы найдём своё место…

Чистое небо заполнилось вражескими самолётами, скидывающими на крепость снаряды. Взрыв, другой, и вот камни разлетелись, русских солдат разбросало в стороны.

– …Может быть, я ещё увижу рыжеволосую пылающую любимую, почувствую на себе тот жаркий взгляд, то тёплое прикосновение ладони, тонкие пальчики, как жгучая стрела пронзившие моё сердце, притронутся к груди, чтобы вновь почувствовать душевную бурю. Перемешаются наши эмоции под свет луны на белой постели, мы будем ярко светить в синем небе, – продолжал повествовать Архип.

Отражая первую атаку – штурм крепости немцами, – русские стреляли в ответ, обороняясь. Они отвечали на вражеские удары огнём артиллерии, всё увереннее прогоняя противника от крепости, и всё дальше рыли окопы и натягивали колючие проволоки.

А затем началась вторая атака. «Большие Берты» били восьмисоткилограммовыми снарядами по двухметровым стальным и каменным стенам крепости, разрушая их. Огонь вёлся залпами каждые пять минут.

С момента приезда в это место подружившиеся парни были неразлучны. Архип стал для Дана ушами, а тот – учителем для него. До войны Дан много читал. Он погружался в мир книг, чтобы сбежать от реальности. Этот мир был его спасением, пока не пришло время, когда любой день мог стать последним. У Архипа не было чёткого объяснения своим ощущениям, но он заметил, что в Дане сочетаются некая скованность, грусть и смелость. Наблюдая за ужасами вокруг себя, парень будто не испытывал ни капли отчаяния, он, казалось, уже пережил страхи, мятежные клоки в душе. А во время разговора с кем-либо его взгляд был прикован к собеседнику, Дан не отрывал глаз ни на секунду. В его карих зрачках таилась некая тёмная глубина, и, чуть ли не сливаясь с чёрными волосами и бровями, они будто затягивали в омут, который так и хотелось исследовать. Парень неустанно следил за всем, что происходило вокруг, стараясь не упустить ни одной детали, и полностью контролировал ситуацию. Дан жил, опираясь на то, что видел, лучше понимая людей, чем многие другие. Это стало возможным благодаря его уникальности. Дан не считал, что у него особый дар, но для Архипа это выглядело именно так.

– Снова эти летающие чемоданы, – вздохнул Дан.

– Да, пусть погрохочут, может, вечером выспимся, – сказал Архип. – По ходу этот немец обиделся на коменданта за то, что он отказался сдавать ему крепость, и немец так и сказал, что «через двое суток от этих стен ничего не останется».

– Мы это уже слышали, когда только приехали сюда. И сколько времени прошло с тех пор?

– Около ста семидесяти дней, я думаю, – ответил Архип.

– Не ста пятидесяти? – переспросил Дан.

– Нет, – улыбнулся Архип.

– Ты думаешь, это из-за обиды?

– Всё может быть.

Солдаты уже давно привыкли к таким обстрелам, но, хотя все старались поддерживать настроение в положительном ключе, страх смерти всегда был внутри каждого из них. Ох, эти обычные разговоры и маленькие радости, которые согревали бойцов на войне. Холод снаружи компенсировался теплом горячего чая возле небольшого костра, свечи согревали уютом, а письма от близких помогали мечтать о встрече с ними. А за стенами крепости – мёртвые тела сослуживцев и врагов, молодых парней, которых вытащили из домов, отлучили от семей. Чьи-то сыновья, отцы, братья – гибли все, и хоронили их почти буднично, привыкнув к ежедневным потерям.

– Получил письмо? – спросил Дан после того, как Архип толкнул его ногой.

– Да. Оно двухмесячной давности. Почта, как всегда, работает медленно, – ответил Архип.

– Почтальонов понять можно. Моё письмо месячное, – сказал Дан. – И что же в твоём написано?

– До конца ещё не прочитал. Жена пишет, что мой отец пошёл добровольцем на войну. «Отогнать врага от святой земли, положить свою старую жизнь, чтобы молодые пришли домой», – процитировал строки из письма Архип, заметно волнуясь за отца. – Вот мои родные ждут теперь его письма. А у тебя что?

– Мои готовятся к рождению ребёнка. Предложила несколько имён. Если будет мальчик, то Михаил или Алексей. А если девочка – Диана или Дарья.

– Алексей звучит лучше. Когда должен появиться на свет малыш?

– В этом месяце.

– Жаль, что ты пропустишь рождение своего ребёнка. А сама жена так и не пишет?

– Нет. Моя тёща пишет за неё, хоть и не называет себя. Но любимого человека можно узнать по тексту – это точно почерк не моей жены, тем более что в письме чувствуется смирение, и это совсем на неё не похоже. Она всё ещё обижена на меня, и мне очень жаль, – вздохнул Дан. Он скучал по своей любимой, безумно скучал. Единственное, что осталось у него от неё, – это последнее воспоминание об их ссоре. – Понравился ли твоей любимой новый стих? – спросил он у друга.

– Сейчас посмотрим, – сказал Архип, доставая конверт из кармана. Он посмотрел на Дана. – У меня ещё вопрос. Ты бы поехал на войну, если бы знал, что у тебя будет ребёнок?

– У меня нет ответа на этот вопрос – ни для тебя, ни для себя, – ответил Дан. Взгляд его упал на письмо Архипа. – Помочь прочитать?

– Нет. Я сам! – заявил тот гордо. – Если ты не заметил, я могу читать.

Архип, общаясь с Даном, научился у него не только читать и писать, но ещё и отвлекаться от ужасов войны, не думать о том, что будет дальше. Ведь, может, завтра все его мечтания остынут вместе с холодным телом на сырой кровавой земле.

– О, да! Теперь мы грамотные! – с иронией сказал Дан.

– Да, – Архип похлопал друга по плечу с благодарностью. Он открыл письмо от любимой. Стал читать вслух: «Дорогой мой Архип…» – и тут же умолк.

– Ну что там? – спросил Дан после долгой паузы. – Ты забыл буквы? Или в письме что-то личное?

– Там особо ничего. Она назвала этот стих ужасным и, конечно, похвалила меня за старания. Она поблагодарила тебя за то, что ты помог мне улучшить навыки письма.

– Не расстраивайся, ты ещё удивишь её своим талантом. Тебе есть куда расти, ведь не все твои стихи ей не нравятся, правда?

– Ну да, ты прав, – Архип оживился, его настроение улучшилось. – Благодаря тебе я научился писать и читать. Теперь моя мечта – писать стихи. Может быть, даже книги.

– И на какую тему будет твоя книга?

– Ещё не знаю. Может, о любви, о мечте…

– Мечты – это хорошо.

– Ребят, у кого какие мечты? – спросил Архип у остальных. – Может, ваша мечта войдёт в мою книгу, а, как вам? Кто хотел бы быть в моей книге?

Со всех сторон раздались голоса солдат:

– Мне бы хотелось сейчас в поле – помогать отцу. Увидеть снова своих родителей и друзей, и так до своей смерти.

– Спокойной смерти, тишины и покоя.

– Хочется увидеть своих детей, наблюдать, как они растут, взрослеют.

– А мне вот хотелось иметь детей, – грустно сказал совсем молоденький боец.

– Почему же медлил, не завёл их до войны? – спросили его.

– Так не от кого было, – вдохнув, ответил бедолага.

– Я бы хотел уже наконец проснуться под тёплыми лучами солнца, от криков петухов, а не от шума выстрелов и грома снарядов, – озвучил снова кто-то свою мечту.

– А я – перестать бояться, что этот день последний, – сказал другой вояка.

Зашёл молодой офицер с тревожным лицом.

– Следующая смена караула! – строгим голосом сказал он. – И будьте внимательны: сегодня, возможно, будет очередная атака. А все остальные – готовимся и ждём.

Затем лейтенант рассказал о своей мечте, которая была похожа на сон. Если бы ситуация на фронте стала плохой, он хотел бы, чтобы этот сон стал реальностью.

– Сон был мой велик, в нём погибли мы все, – стал рассказывать он. – Наш подвиг не был забыт – он высечен на гранитной доске на аллее павших героев. С левой её стороны были посажены деревья с красными, синими и белыми листьями. У каждого саженца стояла медная статуя погибшего солдата с горящей свечой в груди. Наши внуки зажигали и меняли эти свечи, чтобы помнить наши подвиги и чтить память своих погибших предков.