Мельница времени

– А что? Это – идея! Давай попробуем!

Он напрягся, мелко задрожал, выпучил донельзя глаза, будто гонимый неодолимым ужасом и … сорвался с места!

– Братцы! Спасите! Помогите! – заполошно заголосил Яр, мчась во всю прыть прямо на чертей.

От неожиданности и жуткого крика музыка спуталась и захлебнулась. Старший черт, несмотря на свою неимоверную грузность, вскочил, как ужаленный и, выставив руки вперед, словно для защиты, растерянно забормотал:

– Э, э! Тормози! Ты что, непарнокопытный, ополоумел совсем?! Какие мы тебе братцы?!

– Братцы! – продолжил вопить конь, вклинившись в самый центр сборища. – Не дайте сгинуть! За мной Яга с Кощеем гонятся! Расправу учинить хотят! Умоляю, защитите!

При этих словах чертей мгновенно пробрал озноб. Они испуганно переглянулись, потом в воздухе возникло легкое «пых!», и на полянке осталось лишь облачко поднятой их копытами пыли.

Черти неслись стремглав, не утруждая себя огибать чахлые деревца. Вслед за топотом и треском сокрушаемых стволиков потянулась неширокая, но разборчивая просека. Яр, не теряя ни секунды, устремился вдогонку. Не давая чертям одуматься и остановиться, он принялся нагонять жути.

– У-у-у! – завыл он низким утробным голосом. – Стой! Не уйдешь! Яга, слева заходи, слева! Хватай его за копыта! У-у-у!

Черти наддали и уже не мчались, а буквально летели над землей. Через несколько мгновений они приблизились к раздвоенному стволу жиденькой сосенки, напоминавшему рога. По обе стороны от ее корней тянулась едва заметная черта, походившая на неглубокую бороздку. Тесня и толкая друг друга, беглецы стали торопливо протискиваться в эту неширокую щель. Яр, едва не отдавив последнему ноги, проскочил вслед за остальными.

Ах! – блеснуло золотом солнце. Ах! – пахнул ароматами лес. Ах! – окутал щебетом воздух.

От чертей не осталось и следа. Наверное, до наступления темноты стали невидимыми.

Конь остановился и блаженно вздохнул.

– Как же хорошо-то вокруг! – воскликнул он. – Я так истосковался по всему этому!

Вдруг он склонил голову, вытянул губы трубочкой и умильно, как говорят с малыми детьми, засюсюкал:

– Ути, ути! Ути, пупути! Какой ты холосенький!

Девочка выглянула наружу. У самых ног коня на травинке упруго покачивался кузнечик. Он очень походил на того, который боязливо и настороженно пытался покинуть мрачные владения Яги.

«Выбрался-таки!», – мысленно улыбнулась Катя.

По крайней мере, ей очень хотелось в это верить.

Кузнечик напряг вывернутые коленями назад лапки, оттолкнулся, расправил трепетные крылышки и легко перелетел далеко вперед.

– Ух, ты! – радостно заржал конь. – А ну-ка давай попробуем, кто дальше!

И тоже скакнул, опустившись рядом с кузнечиком. Потом припал на передние колени, как большой добрый пес, который заигрывает с маленькой собачкой – только, что хвостом в восторге не вилял, – и весело произнес:

– А ну-ка давай еще раз!

– Стой, стой! – отчаянно цепляясь за край его уха, что было сил, закричала Катя.

– Что ж ты голосишь-то?! – затряс головой Яр. – Так слуха лишиться можно. Как я тогда эту красоту слушать буду?!

– Я же вывалиться могу, – уже тише сказала Катя. – В траве затеряюсь. Там меня любая муха заест.

– Ой! – спохватился конь. – Совсем голову потерял от счастья! Погоди! Я сейчас!

Он осторожно лег на бок и высадил девочку на небольшой бугорок земли. Она огляделась. Вокруг нее необъятным простором раскинулся травяной лес, уходящий пышными кронами высоко вверх.

Яр поднялся и принялся выполнять те же замысловатые движения, что и прежде в своей пещерке. Только в обратном порядке. Так прошло какое-то время. И вдруг Катя почувствовала, что земля начала стремительно уходить из-под ее ног. Сама же она полетела кверху, как выпущенный из катапульты снаряд. Миг, и зеленые густые заросли оказались далеко внизу, едва касаясь вершинками ее щиколоток. Окружающий мир обрел привычные очертания.

У ее ног в траве виднелся кузнечик. Он удивленно таращил на девочку свои выпуклые глазки. Наверное, впервые на своем веку видел столь быстрое чудесное превращение.

От такого резкого возвращения в прежнее состояние у Кати даже закружилась голова, и она слегка покачнулась.

– Да ты присядь, отдышись малость, – предупредительно сказал Яр. – Минута, другая, и все пройдет.

Девочка обернулась. В нескольких шагах за ее спиной сквозь густую сочную зелень зловеще проглядывал хаос тощего сушняка и раздвоенный ствол сосны. Она тут же вспомнила поваленное дерево, к которому неосмотрительно протянула руку, поежилась и сказала:

– Давай лучше подальше отойдем. Мне так спокойнее будет.

– Давай, – понимающе кивнул конь.

И они, не спеша, двинулись вперед. Но останавливаться на отдых, чтобы прийти в себя, не пришлось. Через несколько шагов девочка почувствовала себя абсолютно нормально. Даже замечательно. Шаг стал бодрее, поступь тверже, а стремление продолжить путь – еще сильнее.

Они шли залитым солнцем лесом. Яр то восторженно фыркал, то радостно ржал, то, как жеребенок, пускался вскачь. Его настроение было понятно: за долгие годы пребывания внутри унылых бесчувственных глыб он истосковался по вольготной жизни. Скоро лес закончился, и путники вышли на опушку. Тут им открылся изумительный вид.

Левее раскинулся щедрый в своем пышноцветии и разнотравье луг, который пологим уклоном сбегал к небольшой извилистой речушке. Правее расстилались поля, колыхавшиеся под дуновением легкого ветерка густыми посевами овса. Вдали между лугом и полем виднелась деревушка. Широкие в основании просторные дома были сложены из толстых сосновых бревен. Даже на расстоянии улавливался исходящий от них тягучий смолистый дух. К нему примешивался щедрый медовый аромат. Он исходил от пасеки, устроенной на ближнем к лесу краю луга. Многочисленные ульи выглядели, как настоящие борти, выдолбленные внутри деревянные колоды с отверстием-дуплом посередке. Оттуда, вплетаясь в общую мелодию солнечного утра, доносился трудолюбивый гул деловито перелетающих от цветка к цветку пчел.

Катя собралась, было, вобрать полную грудь воздуха, чтобы в полной мере насладиться этим чудом, как вдруг рядом возникло настораживающее шевеление. Девочка вздрогнула и отпрянула в сторону. Из ближайшего густого кустарника стало крадучись выбираться что-то невообразимое. Очень крупное, присыпанное прошлогодней листвой и сплошь утыканное колючей щетиной сухой хвои. Яр мгновенно вскинул мощное копыто и напряженно замер, готовясь отразить возможную атаку. Существо сжалось, как для решительного броска, выгнуло спину, а потом зашлось крупной дрожью. От этого пожухший покров разлетелся в разные стороны и явил … кота!

– Ой, Баюн! – радостно всплеснула руками девочка. – А я уж думала, не увидимся больше! Ты как здесь оказался?!

– После того, как ты канула, бросился тебя искать. Ведь вслед за тобой сразу и ствол пропал, перелезать не через чего стало. Они, эти входы, выходы – с норовом. То появятся, то исчезнут. Решил черту найти и то место, где ее преодолеть можно. Бегал, бегал, отыскал-таки. Как раз прямо передо мной какой-то вертлявый чертенок сквозь рогатую сосну проскользнул, хохотнул злорадно и разом сгинул. Только за ним собрался, как разгневанные сельчане набежали. За ним, наверное, гнались. Вилами, косами, цепами яростно размахивают, угрозы какие-то выкрикивают. Рыщут всюду, отомстить за что-то хотят. Я, честно говоря, сдрейфил порядком, в листву поглубже зарылся. Думал, уйдут, я выберусь и тогда уж спокойно в развилку проскочу. Пока ждал, когда все окончательно стихнет, ты сама появилась.

Он вздохнул с видимым облегчением, уселся и мелодично замурлыкал.

– Вот, знакомься, это – Яр, – сказала Катя.

– Да мы знакомы, однако, – произнес кот.

Как показалось, в его голосе сквозила некая неловкость.

– Ну, да, – согласно кивнул конь, но как-то смущенно.

Девочка вопросительно воззрилась на них обоих.

– Мы, правда, знакомы, – неохотно выдавил кот. – Лет уж, почитай, сто. С предыдущего сражения. Он Кощею помогал, я – Яге.

– А из-за чего они бились в тот раз? – спросила Катя.

– Кто их знает, – пожал плечами Баюн. – Видать, снова что-то не поделили. У них постоянно так. А в чем причина, и не разберешь.

– Я думала, они заодно, – удивленно сказала девочка.

– Куда там! – махнул рукой Баюн. – Постоянно так соперничают, только держись!

– А вы? – поинтересовалась Катя.

– А что мы? – затряс гривой Яр. – Мы – подневольные. Что прикажут, то и делали.

– Тогда, если вам делить нечего, давайте миритесь! – бодро заключила Катя. – А то глаза друг на друга не поднимаете! Все, мир! На веки вечные!

– И то, правда! – оживился кот и обратился к коню. – Ты уж прости, что я в прошлый раз тебя так когтями хватанул.

– Да ладно, все зажило вскорости, – ответил Яр. – И ты не взыщи, что лягнуть пришлось.

– Пустое! – хмыкнул Баюн. – Столько лет прошло, и вспоминать незачем.

Восстановив, таким образом, отношения, все трое вышли из леса и бодро двинулись к деревеньке. Во время пути Баюн, нет-нет, с тревогой поглядывал в сторону приближающихся домов. Уловив его настроение, Катя сказала:

– Ты не беспокойся. Я всем расскажу, что эти страсти про тебя Яга выдумала. А сам ты – хороший, добрый и заботливый.

Вскоре они подошли к околице, довольно высокой, опоясывающей селище изгороди. Каждая ее часть, расположенная между вбитыми в землю толстыми столбами и называемая «прясло», состояла из плотно подогнанных друг к другу прочных жердей, призванных надежно защитить от дикого зверя или непрошеных гостей.

Путники остановились перед замкнутыми воротами, сколоченными из массивных дубовых тесин. Катя подошла и вежливо постучала. В ответ с другой стороны послышалось раздраженное ворчание.

– Опять чертей нелегкая принесла! Совсем распоясались! – прозвучал густой мужской голос, и одна из тяжелых створок натужно приоткрылась.

В образовавшуюся щель, стараясь закрыть собой проход, с трудом протиснулся здоровенный дядька, который крепко сжимал в руках ослоп, внушительных размеров тяжелую дубину с утолщением на конце. Внимательно ощупав взглядом пришедших и убедившись, что они – не черти, он приоткрыл полотно чуть шире и кивнул: входите, мол. Те робко вошли. Задвинув засов, встречавший еще раз оглядел друзей и, как показалось, несколько смягчился. Его заросшее густой бородой лицо подобрело, и он, будто извиняясь за свою прежнюю суровость, проговорил:

– Вот, вишь, повадились. Занятия у ним другого нет. Почитай, каждый день под воротами вьются. То бы им водицы испить, от жажды помирают. То – хлебушка ломтик, с голоду пухнут. То – то, то – се. А сами так и норовят внутрь просочиться, чтобы напакостить. Тут намедни один совсем обнаглел: дыру в изгороди проделал и у Марфы всех кур распугал.

– Ну, погодите! – погрозил он увесистым кулаком в сторону леса. – Ужо терпение лопнет, найдем проход через черту, всех разнесем в пух и прах, чтобы впредь неповадно было!

Потом обернулся и крикнул:

– Эй, старшина! – при этом сделав ударение на букву «и». – Выйди-ка на минутку! Гости к нам!

Из самого высокого дома, что располагался в середине улицы, неспешно и чуть вразвалку вышел мужчина.

– Что ж, мы гостям всегда рады, – с улыбкой проговорил он.

Катя взглянула на него и обомлела. Ростом и статью он существенно превосходил того, кто им открыл ворота. Хотя при входе казалось, что никого мощнее уже и быть не может.

– Михайло Потапыч меня звать, – представился подошедший.

– А меня – Катя, – сказала в ответ девочка. – Это – мои друзья. Конь Яр и кот Баюн. Они долго в плену были. Один – у Кощея, другой – у Яги. Мало того, что их там мучили, жаждой и голодом морили, Яга еще про кота всякие гадости навыдумывала. Вы им не верьте, пожалуйста.

– Ух, ты, в плену?! У этих злодеев?! Чтоб им пусто было! – воскликнул Михайло Потапыч и добавил. – Мы слухам не верим. Мы делу верим. Так что не волнуйся. Верно говорю, Степан? – обратился он к мужчине с ослопом.

Тот согласно кивнул.

Обернувшись к коню и коту, он добавил:

– Милости прошу к моему двору. Проходите, располагайтесь.

Затем своей огромной ладонью он нежно погладил девочку по плечу и произнес:

– А ты сама реши, что тебе милее. Хочешь, во дворе в теньке отдохни с дороги. А коли силы есть, с ребятками пока поиграй до обеденного часа. Скоро вечерять будем.

К этому времени вокруг них уже собралась приличная толпа ребятни. Девочки были одеты в длинные легкие сарафаны и с повязанными на головах платками. Концы каждого перехлестывались под подбородком и завязывались сзади на шее, оставляя открытым лишь лицо. Мальчики были в просторных рубахах и плотно надвинутых на уши шапках. Как, впрочем, и Михайло со Степаном.

«Что это они все так головы укутали? Жарко ведь», – удивленно подумала Катя.

И сказала:

– Я лучше пока с ребятами останусь, спасибо.

– Вот и хорошо, – промолвил Михайло. – Дуняша, дочка, займи гостью, – и повел коня с котом к своему двору.

Степан двинулся к воротам.

К Кате тут же подскочила плотненькая голубоглазая девчушка лет семи и бойко предложила:

– Давай в ладу играть!

И видя, что та не понимает, пояснила:

– Это когда один водит, а остальные от него бегают. Надо кого-нибудь догнать и заладить, дотронуться, значит. Понятно?

Конечно, было понятно. То же самое, что известные пятнашки, догонялки или салочки. Началась игра. Водить выпало Дуняше. Она старалась изо всех сил. Стремительно срывалась с места, металась из стороны в сторону, но долго не могла никого заглазить. Наконец, ей это удалось. Но не прошло и минуты, как ее запятнали вновь. Один из мальчишек постарше, сын Степана, радостно засмеялся и захлопал в ладоши. Дуняша насупилась.

– Все бы тебе, Егорка, над младшими изгаляться! – выкрикнула она. – Ну, смотри! Сейчас я тебе задам! – и бросилась за обидчиком.

Она, невысокая и коренастенькая, бегала за ним без устали, пока не настигла и не хлопнула ладошкой по его спине. Удивительно, но этот игривый шлепок был так силен, что мальчуган не удержался на ногах и покатился кубарем! Шапка отлетела в сторону, и Катя в изумлении распахнула глаза. Из-под волос мальчишки торчали … медвежьи уши!

Ни мало не смущаясь, он быстро подобрал ее, водрузил на прежнее место и бросился гоняться за остальными.

– Эй, неугомоны, вечерять пора! – донесся от дома Михайло женский голос.

Девочки направились к воротам. Войдя во двор, они остановились у прилаженного рядом с крыльцом рукомойника. Пока Дуняша старательно терла ладонь о ладонь, Катя огляделась.

Перед ней высился дом, сложенный из толстых сосновых бревен. В центре фасадной стены находилось большое окно, зовущееся «красным». По бокам от него были прорублены два оконца поменьше, так называемые «волоковые». Над ними под самой крышей располагалось еще одно, выходившее из самого верхнего помещения, светлицы. Стык крыши прикрывало вытесанное желобом вниз бревно, «шелом» или «охлупень», защищавшее от попадания внутрь дождя и снега. Его выступающая над фасадом часть была украшена резьбой в форме медвежьей головы. От нее под углом опускались две длинные тесины, « причелины», в тонкой изысканной резьбе. Под их нижними краями вдоль дома тянулись два бревна, также выбранные желобом, только направленным вверх, «потоки». Они были призваны отводить стекающую с крыши дождевую воду и надежно поддерживались загнутыми кверху деревянными крюками, «курицами».

Вплотную к дому примыкал просторный двухэтажный сарай, «поветь». Со двора к находящимся вверху его воротам вел бревенчатый настил, «взвоз». Он был настолько широк и прочен, что, казалось, по нему в распахнутый настежь створ можно было въехать на телеге. Внутри виднелись лодки, рыболовные снасти, сани и еще какой-то хозяйственный инвентарь. Отдельно в самом центре стояла прислоненная к стене большая борона с длинными мощными зубьями.

Строения очень напоминали архитектуру Русского Севера, не раз виденную Катей на фотографиях и картинках. Все – мощное, капитальное, добротное.

Дуняша управилась и побежала помогать матери накрывать на стол. Катя тщательно вымыла руки и перед тем как вытереть о полотенце, отряхнула их. Десятки искрящихся в закатном солнце капелек устремились на землю.

– Ш-ш-ш! Ты что делаеш-шь?! Чертей плодиш-шь! – тут же раздалось встревоженное шипение.

Рядом стоял Баюн и донельзя выпученными глазами таращился под ноги. Павшие вниз капли на удивление не впитались в почву, а мелко подрагивая, попытались торопливо утечь в стороны и спрятаться в траве. Кот тут же распушил хвост и принялся тщательно промакивать им то место.

Потом осуждающе взглянул на девочку и произнес:

– Как же ты таких простых вещей не знаешь?! Руки ни в коем случае стряхивать нельзя!

Вымыла, тут же полотенцем осуши. Не зря же на нем обережную вышивку делают. Она сразу все нейтрализует. А если капли обронишь, ночью из них черти наплодятся. Хотя и малюсенькие, но такие же вредные, как и большие. Мало того, что здесь напакостят. Сбегут потом незаметно за ограду и какое-нибудь лихо навлекут.

Катя, понурив голову, молча, стояла и, готовая от досады заплакать, часто моргала глазами. Ей было ужасно досадно, что по ее вине у гостеприимных хозяев могут возникнуть неприятности.

– Ну, ладно, ладно, успокойся, – принялся ободрять ее кот. – Я вроде все подобрал. Глядишь, обойдется. Иди к столу, однако. Там уже ждут.

Она вошла в просторную горницу. Вся семья была уже в сборе и чинно восседала за просторным столом. Во главе располагался Михайло. По одну руку от него находилась жена, миловидная голубоглазая женщина. По другую – Дуняша, самая младшая из детей, любимица отца. По двум сторонам стола напротив друг друга сидели мальчики и девочки постарше, человек шесть.

«Хорошая семья, большая и дружная, – подумала Катя. – Только странно, и за столом с покрытыми головами почему-то сидят».

Когда гостья уселась на предложенное место, хозяин обратился к жене:

– Ну, Марфа, угощай.

Стол был заставлен глиняными расписными мисками и горшками, полными немудрящей, но вкусной и сытной снеди. Здесь была и рыба, жаренная и вареная, и каша, и пареная репа, и, конечно же, свежевыпеченный хлеб, мед и всевозможные ягоды. Ели, не спеша и в полной тишине, как и подобает добропорядочному семейству. Правда, однажды мальчишки ни с того, ни с сего принялись, было, шутливо подталкивать друг друга и хихикать. Но стоило отцу взглянуть на них, как они тут же угомонились, и ужин вернулся в свое благопристойное русло.

После трапезы вышли наружу. Михайло Потапыч проверил, вдоволь ли дали овса Яру и рыбы Баюну, а потом присел на ступенях крыльца. Катя заняла место рядом.

Закатное солнце, скрывшись за горизонт, прощально вскинуло в небо алую ладонь своих лучей. В воздухе радостно подрагивали облачка мошкары. С реки доносился плеск разыгравшейся рыбы. От леса наползали прозрачные сумерки.

– Хорошо тут у вас! – любуясь окружающим пейзажем, произнесла девочка.

– Да, места замечательные, – согласился Михайло. – Их наши далекие предки облюбовали, когда сюда пришли. Так народ Берендеев здесь и обосновался. А до того, сказывают, веками в лесах жил, с медведями в родстве состоял.

«Ну, понятно, – улыбнулась про себя Катя. – В древности почти все народы мира верили, что с кем-нибудь в родстве состоят. С растениями, рыбами, птицами, животными. Такое, кажется, тотемизм называется. Эти тоже верят. И пусть. Медведь – хороший зверь».

– А ты как сюда забрела? – поинтересовался хозяин.

– Речку одну ищу, – ответила девочка. – Она журчит по-особенному.

– Да? – вскинул брови Михайло. – Тогда тебе нашу послушать надо. Она, будто переливчатыми колокольчиками позванивает. Мелодично так. Правда, в последнее время все реже и глуше почему-то, точно в трясине какой вязнет. Вот все улягутся, тишина наступит, ты и прислушайся. Может, повезет сегодня, услышишь и сравнишь с тем, что разыскиваешь.

С этими словами он поднялся и вошел в дом. Катя же, снедаемая нетерпением, уселась поудобнее, прислонилась к точеному столбу крыльца и принялась ждать.

Время неспешно текло. Темнота постепенно сгущалась, все шире расстилая свое уютное сонное покрывало. Девочка осоловело поглядывала по сторонам, стараясь не уснуть. Вдруг трава рядом с рукомойником будто зашевелилась. Катя, насколько было возможно, вгляделась. Как показалось, что-то маленькое, лохматое и черное, прячась под стебельками, стремительно засеменило к околице в сторону леса. Девочка затрясла головой, чтобы придти в себя и вновь посмотрела на то место.

«Да нет, все вроде нормально, – подумала она. – Привиделось, наверное».

Ночь перевалила за половину. В воздухе не возникало никаких звуков, и Катя не заметила, как начала задремывать. Неожиданно откуда-то сверху раздался громкий скрип. Девочка распахнула глаза и вскинула голову. Деревянное изображение медвежьей головы на коньке крыши, напряженно всматриваясь вдаль, натужно ворочалось из стороны в сторону. От этого охлупень подобно позвоночнику кривился из стороны в сторону, а покрывавшие скаты тесины набегали одна на другую, терлись и издавали бередящий сухой скрежет.

Окно светелки тут же со стуком распахнулось, и в него выглянул Михайло. Он слегка повернул голову, чуть приподнял один край шапки и начал внимательно вслушиваться. Потом, словно проверяя себя, вытянул голову вперед и стал принюхиваться. Это выглядело более чем странно. Как и шапка на его голове.

«Он что ли ее тут же надел, когда с кровати вскакивал? Или не снимал вовсе?», – мелькнула у девочки удивленная мысль.

Но дальше пуститься в размышления по поводу уместности хозяйского головного убора не представилось возможным, поскольку Михайло высунулся из окна по пояс и громко закричал:

– Ворота – настежь! Борону – наружу! Быстрее, быстрее!

С этими словами он отпрянул от окна и ринулся вниз.

Селение вмиг пришло в движение. Захлопали двери, заскрипели под тяжестью шагов ступени. Народ высыпал на улицу от мала до велика. Дуняша стояла посреди двора, терла заспанные глаза кулачками и растерянно озиралась по сторонам. Наверное, видела такой переполох впервые.

Михайло со Степаном и еще несколькими сородичами вбежали в поветь, подхватили борону и устремились в распахнутые ворота околицы. Отбежав с пару десятков сажень, они опустили ее на землю, ухватились за прикрепленные толстые веревки и натужно потащили вкруг деревеньки. Тяжелая конструкция длинными зубьями глубоко вгрызалась в землю, вынуждая мужчин прилагать неимоверные усилия, чтобы ее двигать.

Старшина, напрягая могучие мышцы, принялся напевно выкрикивать что-то похожее на заклинание. Сначала к нему присоединись соратники, а потом и другие сельчане, плотно обступившие изгородь с внутренней стороны. Дело пошло более сноровисто. Борона, оставляя в земле широкий взрыхленный след, ползла все быстрее.

Катя, ровным счетом ничего не понимая, глядела на происходящее широко раскрытыми глазами. Обнаружив рядом с собой кота, она недоуменно спросила:

– Что это они среди ночи такое придумали?!

– Когда борону волокут, значит, свое жилье обороняют. От бед, врагов, напастей всяческих. Так испокон веков заведено. Главное, с надлежащими приговорами полный круг успеть сделать. Иные, правда, борону на руках вокруг поселений носят. Но волочь по земле надежнее.

К этому времени мужчины благополучно управились с обрядом обороны. Истекая ручьями пота и шумно дыша, они торопливо вошли внутрь и прочно замкнули засовы на главных воротах. Остальные наблюдали за ними, храня полное молчание. Вдруг напряженную тишину нарушил голосок Дуняши.

– Тятенька, – робко спросила она, – а когда домой пойдем? Я спать хочу.

Михайло подхватил дочь на руки, трепетно прижал к себе и произнес:

– Потерпи, милая. Потерпи, хорошая. До первого лучика недолго осталось. Может, все и обойдется. Тогда и пойдем. Ладно?

Она, не совсем понимая, что должно произойти, а что миновать, согласно кивнула и доверчиво прижалась щекой к надежной отцовской груди. Тот же, нежно поглаживая любимицу, обратился к сельчанам:

– Давно нас никто не беспокоил, с бедой к нам не приходил. Но, видно, что-то изменилось. Внутри леса, там, за чертой, где ничего не выживает, что-то недоброе появилось, в нашу сторону рвется. Может, до рассвета и не успеет. Но всем быть начеку.

Люди плотно столпились на центральной улице и замерли в томительном ожидании. Несмотря на поздний час, никто и не думал расходиться.

Вдруг в воздухе возник повторный, рвущийся сверху тревожный скрип. Деревянная голова медведя заходила ходуном. Дуняша громко заплакала:

– Тятенька, скажи ей, чтобы не ворочалась! Мне страшно!

Сельчане подхватились и поспешили к изгороди. В сиянии отливавшей алым цветом луны было видно, как из леса стремительно потекла темная масса. С каждой минутой угрожающий поток становился все ближе, тускло отблескивая бугрящимся металлом. Постепенно он стал приобретать более явственные очертания. Катя пригляделась и обмерла. На селение, сопровождаемые дробным топотом, надвигались … Ягини! Правда, их было существенно меньше, чем тогда, когда они напали на Полканов.