bannerbanner
Курганник
Курганник

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 6

Больше ничего особенно интересного в цеху не было: корыто с водой, железная мойка с краном, двойной фанерный шкаф, большой, почти под потолок, сверлильный станок да точило. Впрочем, была еще одна вещь – символ кузницы и непременный ее атрибут – наковальня. Она, подобно бюсту героя, возвышалась над полом на широком деревянном пне. В пень была вбита скоба, на которой висели два молотка. Виктор подхватил самый большой, размером в два кулака. С уважением взвесил в руке – непросто целый день такой железякой орудовать. Вернул инструмент на место, едва не прищемив палец.

На глаза попалась пара заготовок весьма интересной формы. Это были тонко откованные, изящно изогнутые железные листья и лепестки. Ковалев удивленно цокнул языком. За то время, что друзья не виделись, Макар стал настоящим мастером. Даже как-то обидно: а кто ты, Витек Ковалев по корабельному прозвищу – Кова? Менеджер крутой компьютерной фирмы. Был вчера.

Виктор достал сигарету и вышел на улицу покурить.

Взгляд невольно уперся в колонку с ивами. Что-то хитрит Зотов: та тварь совсем на хомяка была не похожа, а на змею тем более. Больно уж глаза велики да шерсть длинна. Существо скорее напоминало глазастый пучок травы с ушками, как у ежа. Может, суслик, а может… Черт его знает!

На повозке храпел и булькал Спиридоныч. Мухи вились над ним, ползали по торчащему из-под кепки подбородку, по потной красной шее, норовили залезть в уши. Вадим Спиридоныч вздрагивал, вяло отмахивался, но просыпаться не собирался. Развезло старика на солнышке.

Виктор закурил, присел на лавочку, где еще лежала расстеленная газета с остатками обеда. Где-то в мастерской работало радио. Солист группы «Руки вверх» утверждал, что нелегко быть его женою…

На мобильный телефон Ковалев сначала не обратил внимания, а когда увидел – подскочил на месте. Любой человек узнает свою вещь из десятка похожих: там потертость, тут шероховатость, здесь царапнул – так и Виктор узнал свою «трубу» сразу.

– Макар! – Он вбежал в кузницу, совершенно забыв, что Зот уснул.

Однако друг уже переодевался в чистое, собираясь ехать домой.

– Та шо ж вы такой беспокойный, Виктор Сергеевич? – пробормотал друг, целясь ногой в штанину. – Пугаетесь всего.

– Откуда мобильник?

– Волоха принес – дурачок местный. – Макар подпоясался и стал натягивать синюю хлопчатобумажную безрукавку.

– Откуда он у него?

– Грець его знает. Я расспросить не успел. Тут ваша персона подкатила, а Володька чужих стесняется.

Зотов закрыл шкаф и забросил за спину рюкзак, в котором что-то тихо звякнуло.

– Где его можно найти, вашего дурака?

– Ты, земеля, не лютуй так, не лютуй. Ищи ветра в поле. Куда Волоха подался – одному Богу известно. Вещь, я так понимаю, твоя?

– Да, Зот, моя вещь. Я к тебе сегодня ночью приехал и свернул по указателю – черт дернул! На ваших всадников нарвался! Развели, как лоха последнего, – стыдно вспомнить. Машину забрали, а на меня – прикинь! – с луками охотились.

Макар слушал внимательно, уставившись на друга исподлобья.

– Светлые туфли ты к своему летнему костюму прикупил? – поинтересовался он, выслушав сбивчивый рассказ друга.

– Да. – Выдохшись, Виктор опустился на стул. – Я как вышел в траву – все, конец костюмчику.

– Пиджак потерял?

– В машине оставил и пиджак, и барсетняк, и мобилу. – Ковалев сокрушенно покачал головой. – Зот, этот ваш Волоха точно с всадниками тусуется. Надо бы его потрясти.

Макар широко улыбнулся:

– Да уж! Волоха со всеми… Как ты сказал? Тусуется? – Он вздохнул и добавил: – Я бы и сам не прочь познакомиться с теми, кого он знает.

Виктора вдруг осенила догадка.

– А ведь ты, Зот, тоже всадников знаешь. Ты ведь единственный в округе кузнец? Лошадей-то подковывать надо. Скажешь, нет?

Улыбаясь, Зотов покачал рыжей головой, хмыкнул:

– Прям Шерлок Холмс – «Союз рыжих», – и признался: – Скажу – да. Что дальше?

Ковалев помрачнел.

– Крепко вас тут держат. Наверное, и участковый в замазке?

Макар хрюкнул от смеха. Его карие глаза вспыхнули золотыми искрами.

– Расслабься, Кова! – Он положил горячую сухую ладонь на плечо друга. – Если твою машину забрали всадники, ее никто не вернет. Разве что Господь Бог. – Он снова вздохнул. – Ты даже представить не можешь, что у нас тут творится.

– Так расскажи, – сердито произнес Виктор, чувствуя, что его во второй раз хотят развести в деревне, в Гострой, блин, Могиле. Старый друг хочет развести! Ковалев уже сто раз пожалел, что приехал сюда, однако теперь деваться было некуда.

Взгляд Зотова стал печальным.

– Ты к нам надолго?

– Не знаю. Дома полный разлад, жена типа «ушла к маме». Безвозвратно. А тут еще машину угнали, и документы в ней остались…

– Ну и ладно. – Макар похлопал его по плечу. – Поживешь у нас, отдохнешь… М-да… Отвлечешься от своих проблем. А с машиной что-нибудь придумаем.

Ковалев видел, что друг недоговаривает. Успокаивает, подбирая правильные слова, – в глаза не смотрит.

– Поехали, – сказал кузнец, выкатывая на улицу зеленый велосипед с хромированными крыльями.

– На велике?

– Можно и на велике. «Украина» не Боливар – двоих выдержит. Только зачем упираться?

Он забросил свою педальную машину на телегу.

– У нас таксомотор есть!

Зотов приподнял кепочку: физия Спиридоныча стала похожа на бурак – такая же красная и круглая.

– Извозчик! – крикнул Макар. – Кобылу угнали!

Старик разлепил мутные глаза.

– Шо? – прошамкал он, дыша перегаром.

– Кобылу угнали, говорю, – строго произнес Зотов.

– Макарка? – удивился старик. – А как ты здеся зъявился?

– Ветром надуло. Вставай, Спиридоныч, счастье проворонишь.

Кряхтя, возница сел и оглянулся.

– А я тута тебе гостя из столицы привез… – начал было он.

– Поехали взад, – махнул рукой Макар в сторону села. – По дороге разберемся, кто кого привез.

– Тю-тю-тю! Швыдкий какой! – возмутился Вадим Спиридоныч, вытер кепкой вспотевшее лицо и шею. – А кобылу напоить? А обтереть? Скотина – она ить внимания требует.

– Да ну! – делано удивился Макар. – Эй, Маркитантка! Тебя поить-тереть надо?

Лошадь оглянулась, кося на кузнеца влажным глазом, и, фыркнув, замотала головой.

– Видал, – указал на Маркитантку Зотов. – Говорит, уже не надо.

Спиридоныч сплюнул с досады, закряхтел недовольно:

– Вот вражья сила!

– Грузимся, – сказал Макар другу, садясь на платформу.

Старик тряхнул поводьями. Послушная скотинка двинулась в путь.

Раскаленный мир дышал жаром. Виктор старался отвернуться от могучего светила. Похоже, он немного обгорел, хотя этим летом не раз ездил на море купаться и загорать. Видимо, даже солнце здесь решило досадить Ковалеву. Ну и хорошо! Ну и ладно! Пропади все пропадом!

Вон рыжий сидит себе и в ус не дует. Говорят, рыжие боятся солнца, сильно обгорают, а Зот загорел – конопушки на лице почти исчезли, – ресницы и брови стали цвета соломы.

Макар заметил внимательный взгляд друга и подмигнул ему: мол, не дрейфь, наладится.

Глава 6. Ганс Спиридоныч Андерсен

Рассказ мой, дескать, кончен, как ни жаль,К чему еще идея и мораль?А что концы не сходятся с концами —Так в жизни тоже так. Судите сами.Роберт Грейвз. Черт дает советы писателю

– Как поживают в Курганном, Вадим Спиридоныч? – поинтересовался Зотов, слегка толкая друга локтем в бок.

Извозчик дернул кепочку за козырек, прикрикнул на лошадь.

– Да так же, как и везде. Как там исчо поживать можуть, – уклончиво ответил старик.

– Как там кум твой – Петро Данилыч?

– А шо кум? Хорошо кум. Работает кум, шо ему сделается?

Макар улыбнулся, подмигнул Виктору.

– У этого шельмеца машинка работает, как у молодого, – тихо шепнул другу Зотов. – Пока кум на мехдворе трактор лелеет, он кумушку обхаживает.

Ковалев удивленно качнул головой. Спина Спиридоныча напряглась, а правое ухо едва не вытянулось в их сторону в тщетной попытке услышать слова кузнеца. В конце концов старик сердито прикрикнул на «вражью силу», тряхнул поводьями.

– Кум сказывал, шо опять мужики в степи хатку видели, – как бы между делом сообщил возница. – С поля они чимчикували. Поздненько так. По балке решили навпровстець, а там… В обчим, как всегда.

– Кто-то пропал? – спросил Макар, внимательно слушая старика.

– Та не. Наши ж ужо ученые.

– Так чего ж «как всегда»?

– А того ж! Хозяйку оне видели. Вот как я тебя.

– Как ты меня? Это через правое плечо, что ли? Выходит, мужики сразу стрекача дали.

Спиридоныч в сердцах плюнул, злясь на «грамутных кузнецов».

– Что за хозяйка-то? – шепотом поинтересовался Виктор.

– Байка местная, – так же шепотом ответил Макар.

– Хе-х! «Байка»! – Возница держал ушки на макушке. – Хороша байка, када народ щезает.

Зотов усмехнулся, покачал головой:

– Ну так расскажи гостю из столицы. Он не в курсе.

Спиридоныч повернулся к Макару, с подозрением посмотрел на него: не насмехается ли?

– Давай-давай, – подбодрил его кузнец. – И я послушаю, ехать-то далече.

Спиридоныч вытер ладонью лицо, прикрикнул на кобылу в качестве вступления.

– Ет исчо до кацапов было…

Виктор посмотрел на друга.

– До революции, – пояснил Макар.

– Шпарь – помесчик, знач, тутошний – на ноги хорошо поднялся, решил ен и балку захарланить. К рукам, знач, прибрать. От! Мужики ж оно как: покосить траву в маю, да больш ту землю стараются стороной обходить. Скотину пасли под хорошим приглядом – пастухи с кобелями сторожили. А до кургана, – Спиридоныч перекрестился, – прости Господи! не поминай к ночи – ходить боялись! Не то чтобы косить или скотину пасти. Конечно, оно раз на раз не приходится. Кто помоложе, так им хоть кол на башке теши. – Старик оглянулся через плечо на Макара. – С такими-то шустрыми усе и приключается.

– Ага. – Зотов тяжело вздохнул. – Доля у нас такая. Нелегкая.

– Доля ваша, – сердито пробурчал возница, – на жопу интересу искать. – Он откашлялся и продолжил: – Так вот. Под поздний вечерок трое мужиков домой верталися. Батраки с Курганного, знач, до дому навпровстець. А короткая дорожка, знамо дело, напрямки через балку идеть. Тут-то оне на хатку и набрели. Переночевали бы осталися, токма кожна сопля знаить, шо нет никакой хаты в степи до самой Гострой Могилы. Обошли оне ее десятою дорогой, а тута, как назло, из балки туман полез. Бредуть, горемычные, незнамо куда. Вроде как народ гутарить, коровы мычать, знач, в село мужики двигають, да села того и близко нема. Ни через час, ни через два.

Намаялись мужички, притомилися. Тут хата энта бисова из тумана появилася. Шо мужикам делать? Страшновато, так ить не среди ж степи укладываться. Заглянули в окошко единственное: никого не видать, тока стол посреди стоит, да свеча на ем горит. Собрались духом: «С нами крестная сила!» – да и вошли.

Спиридоныч вздохнул, покачал головой:

– Вошли оне, значит, и сразу на красный угол креститься, а икон-то нету. Мужичок, шо среди них старшой был, говорит: креститесь, братцы, креститесь да на стол все как есть выкладывайте. Много-то у мужиков не было. Усе, шо бабы на работу давали, за день пошти съели. Осталась впрок корка хлебная, пара луковиц да картошек печеных. Вот энто все как есть выложили на стол. Хозяйвам, знач, вроде гостинца.

Страх не страх, а мужики повалились на пол спать. Весь день ведь как заведенные косили. Не железные, чай. К утренней зорьке ближе самый молодой проснулся от того, шо его кто-то по имени кличет. Он глаза продрал, огляделся – в дверях, знач, стоит молодая женшина, в белое одетая, и рукой за собой манит. Зоветь, знач. – Спиридоныч тряхнул поводьями. – Эк, давай, Маркитантка, вражья сила!

– Так, Спиридоныч, то хлопец был или кобыла? – встрял Макар, сдерживая смех.

– Тю на тебя, Макарка! – обиделся возница. – Вот слова боле от меня не дождетеся!

– Да брось, Вадим Спиридоныч, – примирительно заговорил Зотов. – Я ж пошутил. Ты вон гостя моего совсем застращал. – Он снова толкнул друга в бок. – Вон у парня глаза навыкате от страха.

Виктору самому впору было расхохотаться, но и дослушать историю хотелось – так дорога короче будет.

Возница развернулся всем телом к парням, с подозрением глянул на их серьезные лица.

– Не слушайте этого трепача, Вадим Спиридоныч. Продолжайте, – попросил старика Виктор. – Позвала его женщина в белом. А дальше?

Спиридоныч дернул кепку за козырек и, отвернувшись, продолжил:

– Позвала она хлопца за собой. Оторопел парняга от такого дива, да, мож, и шага не ступил бы, тока ноги сами шагають след вслед за хозяйкой домика. А та вывела, знач, его из дома и дале манит за собою. Топает парень за ней. Туман – шо молоко, а хозяйка знай себе торопится, и завороженному не так-то просто поспевать… – Спиридоныч хотел было прикрикнуть на кобылу, но на полуслове поперхнулся, только вожжами тряхнул. – Хозяйка обернулась в последнее и исчезла в тумане, растворилась, знач. Слышит парняга – в селе петух прокричал. Нечисть, она вся кочета пуще пожару боится. От крику энтого туман рассеиваться стал, а хлопца приворот отпустил. Стоит посреди степи, ногами переступает, руками шевелит – радый свободе до беспамятства. Э-эх! Пшла, родимая! – по привычке крикнул Спиридоныч и покосился на кузнеца.

Макар молчал. Развалившись на платформе, он жевал травинку, погруженный в свои думы.

– Тут ен спохватился, обернулся к хатке, а та уж по крышу в землю вросла. Бросился парняга своим товарыщам на выручку. Где там! Хозяйка его далече отвела, а тех двоих с собою забрала. Покуда парень бег, земля над хатою сошлась и дерном накрылась. – Рассказчик тяжко вздохнул и перекрестился: – Прости, Господи, души их грешные! – Закончив креститься, продолжил: – Паренек-то тот, знамо дело, в деревню сперва бросился за народишком. Люди ему поверили, стали шукать пропавших. Та де там! Степь, она везде однакова – поди сыщи, под какой травой нечисть мужиков зарыла.

Спиридоныч смолк, ссутулился, словно скорбел по пропавшим душам.

– А с парнем-то шо стало? – тихо спросил Виктор, невольно подражая говору рассказчика.

– С парнем-то? А чего с ним? Барин – помещик Шпарь – не поверил ему, вызвал пристава. Сызнова искали, а посля парнягу на каторгу сослали за душегубство. Таки дела.

– А хозяйка не появлялась больше?

– Народ разное гутарит. – Спиридоныч обернулся. – Вот наши девки, кто замуж до срока не вышел, ходят до ней суженого покупать.

– За грош ломаный – дюжину, – вставил Макар и рассмеялся.

Возница в сердцах сплюнул и хлестнул лошадь.

Справа вдоль дороги потянулось нераспаханное поле, поросшее высокой, ныне сухой травой. Цикады грохотали в ней, и, казалось, не горячее марево искажает горизонт, а невидимые музыканты сотрясают воздух своей мелодией. Виктор задумался, глядя на горящее в солнечных лучах золото. Чем-то поле тревожило его, что-то напоминало. Ковалев вздрогнул, когда догадка пришла на ум: зеленая высокая трава в ночной степи! Озноб охватил его.

– М-Макар, – шепотом позвал Виктор, желая отогнать страх присутствием друга, стараясь унять стук зубов. Зотов не расслышал, а на второй призыв не хватило сил.

То тут, то там в траве стали появляться бугры, сглаженные дождями и временем. Продолговатые, едва различимые в земле, они напоминали Виктору… могилы! Старые могилы. Ковалев оглянулся – дальше стояли покосившиеся темные кресты, словно изъеденные неведомым кладбищенским зверем. Мокрая рубашка прилипла к спине. Казалось, чужая холодная ладонь легла меж лопаток, примиряя с неизбежностью: обречен, и поздно что-то менять. Живой мир ушел в небытие, и нет ничего, кроме пыльной дороги, кладбища и скрипучей телеги, влекомой понурой клячей. Телега, везущая покойника. Везущая Виктора Ковалева. Оцепенев от ужаса, он видел, как темнеет небо, надвигается сумрак и тускнеет солнце, а свет его становится неживым, электрическим.

Горячее коснулось плеча покойника.

– Что?!

– Да ничего. – Макар протягивал другу бутылку с водой. – Попей, умойся. На тебя смотреть жалко. Это жара.

– Да, жара. Спасибо, – прошептал тот, хватая бутылку обеими руками.

– Да, пожалуйста, – пожал плечами Зот. – Не смотри долго на траву – в глазах потемнеет.

От слов его Виктору полегчало – пригрезилось, значит.


Было около пяти вечера, когда они подъехали к дому Макара. Жара стала спадать, солнце клонилось к западу за Шпареву балку.

– Вот спасибо, Вадим Спиридоныч! – поблагодарил Зотов, снимая с воза свою «Украину».

– Всегда пожалуйста, – пробурчал Спиридоныч, проверяя упряжь.

Когда кузнец отошел к калитке, старик горячо шепнул Виктору на ухо:

– Тот парубок – Макаркин прадед. Ен об этом никому не рассказывает.

Виктор удивленно уставился на старика. В ответ тот многозначительно подмигнул: смекай, мол.

– Чего он тебе нашептал? – От Зота не ускользнул их разговор.

– Да так просто, – пожал плечами Ковалев. – Стращает все.

– Ага, и всем говорит, что тот паренек мой прадед.

Виктор хмыкнул: интриги как при французском дворе. Меньше всего хотелось встревать в них со своими мерками.

– А разве нет?

– Доля правды в его балачке есть, но очень малая. Спиридоныч у нас известный рассказчик.

– Что-то ты меня совсем запутал, Зот, – обиженно пробурчал Виктор, глядя вслед удаляющейся бричке.

– Не напрягайся, Кова. Относись к старику как к Гансу Христиану Андерсену, и все будет нормально.

Едва Макар ступил во двор, под ноги к нему бросился Рафинад. Радостно лая, щенок вертелся у ног, и хозяину пришлось поднять собачонка на руки.

– Э нет! Целоваться не будем. – Зотов отстранился, когда Рафинад попытался лизнуть его в щеку.

Щенок присмирел, но короткий хвостик продолжал неустанно вертеться от радости.

На веранде друзей уже ждал накрытый стол. Ароматы печеного, свежей зелени и чего-то сладкого вскружили Виктору голову. Желудок отозвался голодным спазмом.

– Ну-ка, Рафинадус, иди гулять. – Макар отпустил собачонка во двор. – Сюда нельзя, – погрозил он пальцем.

Щенок понял слова хозяина, порог не переступил, но и от двери не ушел, усевшись на бетон.

Кузнец повесил рюкзак на крючок на стене.

– Хозяюшка! – позвал он, заглядывая в кухню. – В огороде, наверно, – заметил Макар. – Тогда пошли. В душе помоемся.

Глава 7. Вечер обещал быть томным

Легковерен женский нрав,И изменчив, и порочен.Ф. Шиллер. Поминки

Петр вошел в бар, приподнял зеркальные очки. Она, как всегда, разливала местным забулдыгам водку и бросила на вошедшего беглый невыразительный взгляд. Конечно, Люба не оценила ни темно-фиолетовой рубашки из шелка, ни светлых брюк, тем более не заметила лайковых туфель с острыми носами. Петр знал – прикати он в бар на «харлее», девушка и бровью бы не повела. Однако сегодня у него было больше шансов привлечь внимание Любы не только хорошим прикидом.

Петр опустил очки и не спеша подошел к прилавку, коротко отвечая на удивленные приветствия завсегдатаев.

– Привет, красивая. – Тренировка перед зеркалом не прошла даром, но пара слов – еще не разговор. А Петр понятия не имел, о чем говорить дальше.

Равнодушный взгляд в ответ. Тонкие пальцы с черными ногтями быстро отсчитывают мелочь, темные глаза смотрят на него в упор, без выражения, как на любого другого посетителя.

– Привет. «Лонгер» с апельсином?

Приятно, что хоть это запомнила – он любил апельсиновый «лонгер». Петр замешкался: снять очки, чтобы она не подумала, будто он стесняется? Или не снимать? Пусть думает, что он спокоен и уверен в себе, что поездка к брату в Симферополь удалась, что он заработал приличные деньги и купил прикид за свои.

– Апельсин? Можно апельсин. Только не «лонгер»! – остановил он девушку и добавил с улыбкой: – Мартини. Пожалуйста.

Левый уголок алых губ насмешливо приподнялся.

– Ради одного стакана я бутылку открывать не буду, – предупредила она. – Хочешь купить полную?

Ага! Вот тут ты, красотка, попала. Петр широким жестом достал из заднего кармана портмоне из желтой кожи.

– Без проблем. – Его пальцы зависли над раскрытым «лопатником», выбирая нужную бумажку.

– Пятьдесят четыре гривны. – Ему показалось или ее голос действительно дрогнул?

Петр взглянул на девушку поверх очков – она едва сдерживала смех, оттого голос и дрожал. Он быстро поправил очки, чувствуя, что начинает краснеть. Едва сдерживая ярость, Петр большим пальцем правой руки припечатал сотню к крышке прилавка. Именно так, иначе она увидит дрожь в его руках. Люба тщательно вытерла салфеткой прозрачную бутылку со светло-салатной жидкостью, смахнула деньги.

– Сдачи не надо. – Петр тем же широким жестом вернул портмоне на место, но от волнения в первый раз промахнулся мимо кармана и чуть не выронил кошель. – Купи себе шоколада.

Однако Любовь уже положила остаток на пластиковое блюдце.

– Боюсь испортить аппетит, – ответила она, опершись на прилавок. – Меня сегодня пригласили в гости. К Зотову приехал друг из города – бизнесмен. Зашел заказать выпивку и пригласил. – Девушка поправила волосы. – Не могу, говорит, пройти мимо такой очаровательной девушки.

Петр стиснул зубы. Резко развернувшись на каблуках, пошел к выходу, но на полпути остановился:

– Я прибью его! Вот увидишь – прибью!

– Давай-давай! – подбодрила Люба, хохоча. – Только зубы не растеряй!


На веранде в обществе друга и его любимой девушки Виктор по-настоящему понял смысл слов «согреться душой». Привыкший быстро глотать обеды в кафе и ресторанах, Ковалев взялся за еду с привычным рвением. Отбивные под плавленым сыром дразнили нос и желудок, салаты дышали зеленью.

– А картошечки пожарить можно? – спросил он Лизу во время приготовления ужина.

Девушка внимательно посмотрела на гостя, удивленная странным пожеланием. Зотов рассмеялся:

– Да, зема! Придавил тебя стольный град Симферополь! А помнишь, как мы на камбузе втихаря картофан жарили?

Виктор пошел в отказ:

– Нет, если какие-то затруднения…

Кузнец чуть не лопнул от смеха:

– Затруднения? Ха-ха! Не боись, Кова, у нас даже молодая картошечка есть. Сейчас Лизавета мяско запечет и в противень меленькую картошечку целой положит, а потом в духовку – пщ-щ-щ!

Гость громко сглотнул.

– Во! – Зотов оттопырил большой палец. – Во будет!

Картошка действительно удалась на «Во!». Ковалев мурчал от удовольствия, позабыв о присутствующих дамах.

– Не-тара-пися, – приостановил его Макар, наливая в хрустальные стопочки рубиновую жидкость. – Никто отбивные не съест. Кроме меня, конечно.

Зотов улыбнулся:

– Ну, давай.

– За тех, кто в море!

Во рту Виктора разлилась малиновая вкуснота, язык щипнуло кислинкой. Гость восторженно уставился на пустой стаканчик, потом на бутылку с настойкой.

– Это вино?

– Та какое вино! – отмахнулся Зотов. – Какое вино в нашей Оторвановке? Чистый самогон.

– Макар делает из местного пойла прекрасные настойки и наливки. – Лиза коснулась пальчиками руки кузнеца.

Виктор позавидовал другу, когда увидел, с какой нежностью девушка смотрит на Зота.

Ковалев решил блеснуть красноречием:

– Как человек, кое-что понимающий в выпивке, – он ничего не понимал в ней, но статус столичного гостя обязывал, – скажу так: питье сделано с любовью. Какая классная штука! Можно создавать торговую марку.

Макар хохотнул, а Ковалева охватил приступ черной зависти, подогретый алкоголем. Лиза прислонилась к Зоту, едва не касаясь пушистыми ресницами его загорелой щеки. И что в нем привлекательного? Нос картошкой слегка облупился на солнце, брови выгорели. Полные губы? Длинные белые ресницы? Пожалуй, в сочетании с карими глазами они нравятся женщинам. Но рядом с аристократическим профилем Виктора Макар выглядел простовато. Деревенщина, одним словом. И все же Ковалев никогда бы не рискнул встать на пути Зота.

Виктора всегда удивляла одна особенность взгляда друга: когда он смотрел прямо на собеседника, у человека создавалось впечатление, что у кузнеца печальное лицо, нечто от плаксивого Пьеро. Потому многие обманывались, считая Макара трусом. Но стоило Зоту чуть наклонить голову, бросить взгляд исподлобья… Волчий яростный взгляд останавливал насмешника. А каким яростным бывает друг, Ковалев знал не понаслышке…


Полночь с 1987 на 1988 год

Над Кольским заливом стоял непроглядный туман. Так бывало, когда мороз под сорок и ниже. Час назад пробила полночь московская, провозглашая приход нового года. Виктору выпала редкая удача заступить в этот момент на трап. Понятное дело: кто же должен стоять на вахте в праздник, если не молодой карась? Макару повезло немного больше – он заступил к дизель-генератору. Шумно, зато тепло. А береговые команды – они суки. Взяли да и вырубили питание в десять вечера.

Витек вздохнул и потопал в корму корабля. На трапе – тоска смертная. Если не будешь топать взад-вперед, время совсем остановится. Оно и так едва ползет, будто не осталось внешнего мира или стоишь на самом его краю. Справа по борту – причал с громадой портового крана, контейнеры между его рельсами. Дальше – куб одного из цехов атомбазы ледоколов. За кормой черный округлый нос с надписью: «Арктика» да рыжая надстройка над ним.

На страницу:
4 из 6