Карантинная Мадонна. Враг не снаружи, враг – внутри

Но очень скоро Инга успокоилась. По очертаниям щупленькой фигурки, спускавшейся по приставной лестнице, стало понятно, что это – ребенок. И все равно, одна, ночью, на дереве? Куда смотрят родители? Инга придержала ходившую ходуном лестницу, хотела помочь девочке спуститься, подала руку, но та оставила ее без внимания. Отряхнув платьице, она молча уставилась на Ингу. В свете фонаря можно было с трудом разглядеть, что на вид ей было не больше десяти лет. Если бы не ее взгляд, лицо девочки можно было бы назвать милым. Круглолицая, с ямочками на щеках, распущенные волосы локонами спускались до плеч. Этакая куколка. Но взгляд… Он как будто проникал внутрь, оставляя неприятное чувство, что твой мозг просканировали.

– Привет, – сказала Инга, первое, что пришло в голову. Она не знала, о чем говорить с нею. Спросить, почему так поздно и одна? Где родители? Но девочка только мазнула по ней взглядом, и сосредоточилась на своем занятии – стояла такая независимая, и спокойно вытаскивала из волос остатки веток и кусочков древесной коры.

– Тебя как зовут? – спросила Инга, чтобы как-то перекрыть это молчание, которое слегка пугало. – Ты чья?

Ну, вот, теперь и она задает эти поднадоевшие ей самой вопросы, которые слышит в этом поселке весь день. Но девочка не ответила, и у Инги закралось подозрение, что та попросту ее не слышит. Глухонемая? Где-то вдалеке послышался писк летучих мышей. Девочка резко развернулась в сторону звука, и предположения о ее неполноценности тут же отпали. Слышала она хорошо. Писк приближался, мышь летела прямо к ним. Это почему-то сильно обеспокоило девочку. Она мотнула Инге головой с таким видом, как будто та обязана ее понимать с полу-жеста.

– Что? – не поняла Инга, почувствовав себя глупо.

Девочка тут же переключила внимание на другое. Схватила лестницу за нижние концы, потянула на себя, отбежала, лестница упала. Девочка подхватила ее за оба конца подмышки и потащила за собой, как санки. Инга побежала следом, не зная, что ей предпринять – помогать или остаться сторонним наблюдателем. Девочка то и дело оглядывалась на приближающийся звук мыши, похоже ее пугали эти животные. Но почему она не бросит лестницу и не убежит домой? Странная девочка. Но когда та приставила лестницу к темному балкону второго этажа и начала взбираться, стало ясно, что она хочет попасть в квартиру тем же способом, какой Инга спланировала несколько минут тому назад.

– Эй, ты куда? – задала она ненужный вопрос.

Вообще она была сильно растеряна всем происходящим. Ситуация какая-то уж совсем нестандартная. Она в чужом поселке, ночью. Эта необычная девочка, не говорящая ни слова, лезет в чью-то квартиру. А Инга как вынужденная соучастница наблюдает. Хотя все же думается, что девочка знает, куда лезет.

Инга ошарашенно наблюдала, попутно придерживая лестницу, чтобы девочка не упала. Та забралась и, пошуршав на балконе, спокойно открыла дверь. Неужели она так попала к себе домой? Инга все еще растерянно держалась за лестницу. Где же балкон квартиры Белоусовых? Теперь ее очередь так же взобраться, разбив окно.

И тут сверху на голову упало что-то увесистое. Хотя нет, не упало – приземлилось, потому что это «что-то» больно вцепилось ей прямо в кожу, выдирая волосы. Обезумев от страха и боли, Инга, заорала, замахала руками, сгоняя это нечто. Им оказалась летучая мышь, которая довольно шустро отлетела в сторону, и даже как показалось, недовольно зашипела, ощерив огромную для своей маленькой головы пасть. Сердце Инги испуганно затрепыхалось. Мысли в панике понеслись вскачь. Это был какой-то нонсенс. Летучая мышь напала на нее! Но такого не бывает! Насколько она помнила из разных и обрывочных источников информации, эти твари питались только насекомыми. И вдруг – человек?

Сверху полетел какой-то цилиндрический предмет. Животное увернулось от предмета, но не успокоилось, а снова направилось к Инге. Предмет, упав на землю, издал звук разбитого стекла. Инга задрала голову и увидела, что это сделала девочка. Она свесилась через перила, в ее руках опять что-то было. Она целилась в мышь. И эта поза, эта решительность ребенка стала для Инги призывом к действию. Надо спасаться.

Откуда взялись силы и проворство, но она с завидной скоростью взобралась на балкон. Лестница шаталась под нею, Ингу это не останавливало. Совершенно забыв о высоте и о том, что от любого неосторожного движения, она может упасть вниз, девушка, подтянувшись на руках, перекинула свое тело через бортики старого решетчатого балкончика. Девочка продолжала бомбардировать взбесившуюся летучую мышь всем, что попадется под руку. В ход шли старые лыжи, горшки с цветами и даже бельевые прищепки. Оказавшись наверху, Инга тоже начала оглядывать балкончик, чем бы можно запульнуть в озверевшую мышь? Но девочка уже открыла балконную дверь и тянула ее за собой. Как только дверь за ними захлопнулась – летучая мышь со всего маха врезалась в стекло. Инга как завороженная видела ее раскрытую, полную мелких зубов пасть. Мышь как будто прилипла к стеклу, потом медленно сползла вниз. На стекле осталась темная полоска.

Инга обернулась к девочке, ожидая хоть какого-то объяснения произошедшему, но та как будто растворилась в темноте.

– Эй, ты где? – испуганно позвала Инга, понимая, что бесполезно ждать ответа. Как только глаза чуть-чуть привыкли к темноте, она нашла выключатель. От вспыхнувшего яркого света Инга на мгновение зажмурилась, потом обвела глазами комнату, в которую ее занесло. Взбудораженные чувства потихоньку улеглись, и пришла отрезвляющая реальность. Одного мимолетного взгляда на стоящую на комоде фотографию в рамке было достаточно, чтобы понять – по непонятному стечению обстоятельств или по господней воле, но она попала в квартиру семьи Егора. И поняла, кто эта девочка.

глава 3

Она лежала на спине, а кто-то сидел возле нее на кровати, вполоборота, и гладил по голове. Как когда-то Егор, в начале их знакомства. Вот так же нежно, чуть ли не впервые в ее недолгой жизни. Ни мама, ни отец, только Егор. И сейчас наверняка был он. Ей трудно было поднять веки, сомкнутые липким тягучим сном, но она угадывала близкого человека рядом. Он гладил ее живот, и ребенок отзывался. Хотя, она еще ни разу не чувствовала его шевеления, и срок был слишком маленьким, но почему-то это ее не удивляло. Кому он еще может так радоваться, как не папе? Человек, сидящий у ее изголовья, смотрел куда-то в сторону, но Инга могла поклясться – улыбался. Егор… Ее губы невольно растянулись в улыбке.

С кухни донесся какой-то стук, Инга встрепенулась и человек, сидящий возле нее на кровати, пропал. Растворился. Неужели это был всего лишь сон? И не было рядом Егора, и покой, который она ощущала, не был настоящим, а только привиделся… Инга закрыла глаза. Она не хотела просыпаться, она не хотела в этот мир, похожий на западню.

Возня на кухне продолжалась, доказывая, что сон окончился, реальность берет свое. Не скроешься в раковину, не превратишься в точку и не перенесешься домой, а заодно и в прошлое… Как ни ужасно осознавать – все-таки, это действительность. Огороженная деревня, пустая квартира Белоусовых и откуда-то взявшаяся Алиса.

Забравшись вчера по лестнице и оказавшись в квартире, Инга сразу поняла, кто перед ней. Сестра Егора. Тот говорил о девочке как-то уклончиво, не вдаваясь в подробности. Только сейчас Инга догадалась – девочка страдает аутизмом. Хотя, «страдает» – неправильное слово, это ведь не болезнь, которую можно вылечить. И эта девочка впустила ее к себе, защитив от странных летучих мышей. Мыши… Инга поежилась от воспоминаний. Взбесились они, что ли? Может, неведомый вирус поразил и этих безобидный животных? Страшно представить, как ведут себя зараженные люди. Нет, лучше не думать…. Приедут вирусологи, спасут. Им всем помогут.

Пару раз открылся и закрылся холодильник. Интересно, что она там найдет? Вчера, почти сразу, как за Ингой закрылась балконная дверь, странная девочка тут же утратила всякий интерес к невольной гостье. Инга пыталась ее разговорить, представилась, но та была равнодушна. Или так искусно игнорировала. Пошла на кухню, достала какой-то кусок хлеба и с ним прошла в спальню. Легла, раздевшись, все так же, не замечая присутствия Инги, и легла спать. А Инга все еще приходила в себя.

Как же так получилось, что Егор с Алисой уехали вместе, а потом она вернулась одна? Уму непостижимо. Она знала Егора, не мог он бросить сестру без помощи. А значит, с ним что-то случилось. Сердце сжалось, заныло от плохих предчувствий, которые будоражили ее весь вчерашний день. Только не это. Пусть девочка убежала, отбилась, выпрыгнула тайком из автобуса, еще до новообразованной границы… Лишь бы, лишь бы…

Желудок свело от голода. Вчера Инга залезла в холодильник, нашла старый недоеденный суп, который не рискнула есть, выпила остатки молока и дожевала сыр. Потом обшарила кухню на предмет съедобного, нашла кое-какие сухие продукты, но в общем-то, ничего существенного. Надо бы сварить что-то для девчонки. Но та уже ушла с сухарем, так что, Инга решила, что все может подождать до завтра. Завтра, все завтра. А сегодня она валилась с ног. Столько событий могут за год не произойти, что произошли за день. Это нужно переварить.

Она сразу же уснула на широкой чужой кровати. Легла не раздеваясь, не приняв душа, укрывшись пледом. И вот уже утро. Из-за заклеенных бумагой окон в доме тень, но ясно, что вовсю палит солнце и отдохновения от зноя сегодня точно не будет.

На кухне что-то с грохотом упало, загудело, прокатившись по линолеуму. Да что же эта девчонка там делает? Инга поднялась и устремилась на шум, роняя по дороге плед. И встала на пороге кухни. На полу валялась кастрюля, как раз в центре лужи, а у плиты переступая босыми худыми ногами, стояла Алиса. В руке была макаронина, которую та индифферентно грызла. На присутствие Инги девочка никак не прореагировала, в глазах не возникло никакого интереса. Бедный ребенок, пыталась сварить макароны, да не удержала кастрюли. Инга прошла, наступив в лужу, подобрала посуду с пола. Взяла тряпку и начала собирать воду. Литра три, если не больше. Девочка все так же стояла и хрустела макарониной.

– Ты подожди, я сейчас все вытру и схожу в магазин, – сказала Инга, ползая на карачках и собирая воду из-под стола и частично из-под плиты.

Алиса снова не прореагировала. Инга только вздохнула, она никогда не сталкивалась с аутистами, не знала, как с ними общаться, что они понимают, а чего – нет? А вдруг она агрессивная? Точно, о чем-то таком Инга слышала. Аутисту может мешать какой-то звук, или свет, или прикосновение и они могут от этого испытывать приливы агрессии. Лучше эту девочку не трогать, не касаться ее и, может даже, не раздражать лишний раз вопросами. Сходит, купит еды, даст ей, и все ее действия по опеке ограничатся этим. С голоду не помрет и своих родственников дождется – большего для девочки она сделать не сможет.

Собрав воду, умывшись и кое-как причесав найденной в ванной расческой упрямо торчащие в разные стороны волосы, ужаснувшись, глядя в зеркало («Господи, так похудеть и осунуться за один день!»), Инга вышла на улицу. Хотела, было, что-то еще крикнуть Алисе, чтоб дожидалась ее здесь, но передумала. Девочка у себя дома, здесь ее каждый знает, может кто-то знакомый приютит, накормит, обогреет и оставит у себя до возвращения родных. Хоть бы так и случилось. Ведь наверняка у матери было куча знакомых и друзей. А ведь еще какие-то дальние родственники здесь есть… Должны быть, ну просто обязаны. Они еще пока не знают, что девочка вернулась. Вернулась одна. А когда узнают – заберут. Непременно заберут. С такой мыслью Инга вышла из дома. Перед уходом, впрочем, не забыв зафиксировать замок, чтобы попасть обратно.

На улице было оживленно. До магазина Инга шла уже вполне знакомой дорогой. Мимо то и дело прошмыгивали деловитые граждане, навстречу шли с полными сумками, сзади обгоняли чуть ли не бегом – пустые. Видимо не одна Инга была такой умной – все понимали, что на какое-то время придется пожить в некой блокаде. Продукты им никто не поставит. Хотя, может, и зря панику поднимают и все выйдет вполне цивилизованно? Им привезут гуманитарную помощь на танках. Ха-ха!

Возле магазина Инга замедлила шаг. Небольшое помещение торговой точки было забито до отказа. Через распахнутую дверь высовывался хвост из длинной человеческой очереди. Люди стояли на крыльце магазина и на ступеньках, недовольно переминались, не привыкшие к такой сутолоке. Кое-где слышались тихие жалобы на правительство, которое закрыло их, хотя были и такие, что смеялись. Ну, это оптимисты по жизни.

Инга тихо пристроилась за женщиной в цветастом халатике. Та вполголоса разговаривала с другой, пышногрудой. Обе были среднего возраста, любительницы посплетничать. Инга не особо прислушивалась, но делать все равно было нечего – очередь двигалась медленно.

– Валентину-то увезли вчера в город. Успели.

– Как хоть она там? Бедняжка, она так плакала, муж-то тут остался.

– Да кто ж теперь знает, что с нею стало? Дозвониться-то до нас невозможно.

Инга не удержалась и вступила в беседу.

– Это почему невозможно?

Женщины разом повернулись в ее сторону, внимательно осмотрели чужачку с ног до головы. Одна из женщин неохотно ответила.

– Так ведь на вышке-то наши сигналы перекрывают. Чтобы мы никому не сообщали, панику, так сказать, не сеяли. – Она посмотрела на Ингу как на глупую, типа, как это можно таких элементарных вещей не знать?

Ну что ж, вполне логично. Теперь понятно, почему она дозвониться не могла до Егора. Да и он, наверное, звонил ей раз сто. По крайней мере, в это хотелось верить. На душе стало немного теплее. Он в порядке, просто так сложились обстоятельства. И очень скоро они будут снова вместе. Они и их малыш.

Кто-то случайно толкнул Ингу. Она слегка отодвинулась. Странно, что при заразной болезни, для которой нужен карантин, народ стоит так плотно. Это же потенциально опасно. Чем больше народу, тем большая вероятность заразиться. Инга отодвигалась и отодвигалась и таким образом рисковала никогда не дойти до кассы. И уйти было нельзя. А может быть, болезнь не переносится воздушно-капельным путем?

– А что за болезнь здесь? – спросила она и народ, до этого гудящий о своем, замолчал. Инга растерялась, все взирали на нее.

– Что? Что я такого сказала?..

Люди запереглядывались между собой, и только одна женщина произнесла:

– А никто не знает.

У Инги мороз прошел по коже. И остальные как-то подавленно замолчали. Им напомнили о страшном. Нехорошо, что напомнили. Народ заозирался, стал приглядываться к тем, кто рядом.

Из магазина послышался душераздирающий женский визг, и внимание мигом перенеслось на новый объект. Люди ожили. На крылечко, распихивая всех по сторонам, вылетел щупленький мужичонка в мятом трико и вылинявшей футболке. В руках он держал палку колбасы. На лице мужичонки читалось бесшабашное отчаяние. Черт подери, да он – пьяный! Довольный собой, он припустил вдоль по улице. Никто и не подумал его задержать, так все были обескуражены.

– Эй, держи его! – продолжал надрываться женский голос. Народ в проходе снова недовольно расступился, на этот раз пропуская немолодую продавщицу. Лицо ее раскраснелось.

– Вот ведь гад! Украл!

Из магазина высунулись те, кто еще минуту назад был внутри, всем было любопытно.

– Мужики, ну что же вы? Что стоите-то? – напирала продавщица, еще не осознавая, что все ее призывы бесполезны.

– Да его уж теперь и не догнать, – со знанием дела сказал один из поселковых. Другие слишком активно подхватили: «Да, да…» «Вон как летит»… Бежать никто не хотел. Да и кому было надо? Вот если бы это у них из рук вырвали палку колбасы, разговор был бы другой. А так…

– Мужики, вы че? – почти шепотом спросила продавщица, и на глаза навернулись слезы отчаянья.

А воришка все бежал. Улица, по которой он удирал, состояла из небольших частных домиков, тянущихся вдоль дороги одной большой стеной, примыкая друг к другу заборами и воротами, создавая некий коридор и не давая преступнику увильнуть в сторону. А впереди маячил парк – еще метров двадцать и преступник скроется из вида. Ошалев от безнаказанности, наглец даже перешел на шаг. И тут из-за угла, ему навстречу вылетел автомобиль зеленого цвета, скорее отечественного завода, чем иномарка, чуть не врезался в воришку, резко тормознул. Мужичонка с колбасой хотел обогнуть его, но автомобиль взревел мотором, дернулся рывком в его сторону, загораживая проход. Из машины вышел мужчина лет пятидесяти, поджарый и хорошо сложенный. Какая-то женщина громко вскрикнула, всплеснув руками: «Да это ж Бобров!» Остальные радостно закричали, наблюдая, как следом за Бобровым из машины выпрыгнула большая собака и кинулась следом за преступником. Мужичонка прыгнул на забор, с намерением скрыться дворами. Одним молниеносным прыжком ротвейлер настиг его, сомкнув на его ноге свои мощные челюсти. Никогда раньше Инга не слышала крика громче и пронзительнее. Воришка, свалившись с забора, корчился, пытаясь скинуть с себя собаку, но та реагировала не больше, чем железный локомотив.

Мужчина подошел уверенной походкой, не спеша. Лохматые, сурово сомкнутые брови, резко очерченные губы, твердый подбородок. Его можно было бы назвать красивым, но отталкивала циничная полу-улыбка, застывшая на лице. Инга помрачнела. Радость от восторжествовавшей справедливости мигом схлынула, пришло отрезвление. Жертва, продолжая отбиваться от огромного ротвейлера, перешла на откровенный визг. Народ даже начал жалеть горемыку. А продавщица, еще сама недавно готовая насылать на голову преступника проклятия, сердобольно крикнула: «Ой! Собаку-то убери! Больно же ему!» Народ потихоньку стал подбираться к месту действия. Инга тоже двинулась вместе со всеми. Коллективный разум, черт бы его побрал. Зов толпы.

Бобров, не обращая ни на кого внимания, подошел к поверженному. Склонился. И неожиданно по-отечески так заговорил:

– Что ж ты, Василий делаешь-то? А? Как не стыдно, у своих же воруешь?

Мужичонка заискивающе заскулил, держась за ногу. Собака по-прежнему не отпускала его.

– Прости, черт попутал. Сам не знаю, как вышло…

– Эх ты, – пожурил Бобров и протянул руку, – давай сюда.

Бедолага не сразу понял, что от него требуется. Сначала подал свою руку, но по наморщенному лицу Боброва понял, что не то. Оглянулся. В траве, рядом с ним валялась палка колбасы. Василий дернул головой, как будто спрашивая, это ли нужно, суетливо схватил ее и протянул. Бобров бесстрастно принял продукт и передал всхлипывающей продавщице.

– Спасибо, Дмитрий Степанович, – благодарственно пролепетала она. Инге показалось, что еще немного, и та кинется целовать его руки. Стало как-то неуютно.

– А кто он? Полицейский? – тихо спросила она рядом стоящую женщину в халатике.

– Да нет. Зам главы администрации, из города, – прошелестело в ответ. Глаза подобострастно и немного испуганно устремились на Боброва. – Хороший человек.

Инга с сомнением проследила за ее взглядом. Ну да, впечатляет. Понятно, от чего женщины в деревне, при обычном недостатке хорошо одетых, трезвых и здоровых мужчин запали на него. Особенно впечатляла спина – прямая, властная. И Инга, как и другие чувствовала, что с этим нельзя не считаться. Бобров сделал еле заметный знак собаке, и та послушно отпустила воришку. Инга нехотя поежилась, а мужик заплакал, разглядывая окровавленную ногу через разодранную штанину. Кое-как поднялся.

– Беги, Василий, – милостиво разрешил Бобров, – и больше не воруй.

– Не буду, Дмитрий Степанович, – забормотал тот, прихрамывая и пятясь задом, все еще не доверяя скалившейся собаке. Отойдя на безопасное расстояние, побежал, как будто нога и не болела.

Народ засмеялся ему вслед. Засмеялась и Инга. Напряжение немного спало.

– Господа… – Бобров сделал широкий жест руками. Видно было, что слово «господа» ему дается с трудом. Не считает он их господами, но и товарищами назвать как-то уж совсем – отсталый век.

– К сожалению, мы все с вами попали в не очень приятное положение… – продолжил он как оратор, откашливая горло.

– Дмитрий Степанович, что слыхать-то в городе? – перебил один из поселковых.

– Когда нас откроют-то?

Люди окружили Боброва кольцом, ожидая, что вот человек возьмет всю ответственность на себя, все им объяснит и поможет. Главное, что кто-то все сделает за них, решит все проблемы.

– Ведь не могут же нас совсем тут бросить… – как-то неуверенно сказал мужик в выцветшей майке.

– Знаю не больше вашего, – ответил зам главы, поморщившись. Не очень-то он спешил всех успокаивать. – Обещали вирусологов, дополнительно – медицинских работников, но пока, как видите, никого нет.

– Что нам делать? Делать-то что? – прижимая годовалого ребенка к груди, причитала молодая женщина.

– Ждать. Надеяться. И прежде всего, оставаться людьми, а не такими скотами, – он ткнул пальцем в сторону только что убежавшего Василия. – Леонидовна, закрывай магазин, – скомандовал он продавщице.

Народ тут же заволновался. Это еще зачем? Почему закрывать?

– Будем продавать продукты по списку, на каждого человека выделим определенный лимит. Сколько нам тут куковать без подвоза – неизвестно. А еды должно хватить всем. Леонидовна, пересчитай на складе сколько чего осталось.

– Так еще же магазин у Лемешевых есть… – подал кто-то голос.

– Есть, – был простой ответ. – Но его мы тоже закрыли.

Кто это «мы», было непонятно, но, тем не менее, никто не стал спорить. Все как-то сразу согласились с условиями нового лидера. Продавщица побежала на склад, а Бобров достал из машины листы с какими-то отпечатанными списками.

– По прописке выдавать будут, – прокомментировала женщина с малышом на руках.

– По прописке? – повторила эхом Инга, занервничав, она-то ведь не прописана. Так что ж, ей не дадут? Оставят помирать с голоду? Да нет… И Инга, не веря в такую несправедливость, встала вместе со всеми в очередь. Авось, выгорит.

Сам магазинчик был небольшим. От полок с продуктами люди были отделены длинным прилавком, за которым расположился Бобров со своими списками. Он без конца перекладывал их туда-сюда, в зависимости от того, кто к нему подходил, карандашом отмечал какой семье сколько выдано. Продавщица молча выдавала по его указанию продукты, взвешивала, отсчитывала, принимала деньги. Дело двигалось медленно. Бобров слишком долго листал бумажки, искал фамилии. В магазине стояла духота, хотя все окна были открыты, а сбоку молотил напольный вентилятор. В дополнение к духоте воняло просроченной рыбой и тухлыми овощами. Здесь было еще хуже, чем на улице. Жирные мухи ползали по прилавку и продуктам, противно жужжали, когда их сгоняла толстая рука продавщицы. С потолка свисали коричневые ленты-липучки с торчащими на них насекомыми. Тяжелее всех было беременной молоденькой девушке, уж кто ее, беднягу, отправил сюда? Она еле стояла на ногах, держась за поясницу. Живот у нее был большой, как говорят в простонародье – лез на лоб. И ведь никто не пропустил без очереди.

Инга придвинулась к прилавку. Ее очередь. В горле пересохло. Не моргнув, быстро назвала адрес, по которому проживал ее жених, а теперь заселилась и она сама. Бобров молча поднял на нее глаза.

– Ты откуда?

– Я… – Под пристальным взглядом Боброва Инга сразу чуть трусанула. И саму себя обругала за детский страх. Ведь не съест же он ее? Уверенно затороторила, – Инга Белоусова. Жена Егора. Я вчера приехала…

– Насколько я знаю, Белоусовы выехали всей семьей, – сухо ответил Бобров, убирая карандаш от списков. Сердце Инги упало, но она решила бороться до конца.

– Я его жена, – твердо сказала она. – Да, они выехали, но меня не предупредили.

– Это точно, – подтвердил женский голос сзади. Инга тут же обернулась и сильно удивилась. Говорившая была та самая бабка-соседка, владелица кота. – Я ее знаю. Вдвоем они. С Алисой.

Инга с благодарностью посмотрела на бабку и, не скрывая торжества на лице, повернулась к Боброву. Ей показалось, что у того в глазах промелькнул интерес.

– Алиса здесь осталась? С чужим человеком?

– С тетей, – твердо сказала Инга.

Бобров усмехнулся, кивнул, отметил карандашом в своих списках жирную галочку и дал отмашку продавщице.

Возвращалась домой уже спустя три часа. Хотелось срочно что-то взять в рот, тут же, на улице. Отломить краюху от черствого хлеба и съесть ее, смакуя ржаной вкус. Удерживала только неведомая болезнь, разлитая в воздухе, как марево. Болезнь, о которой ей так ничего конкретного узнать не удалось. Ей чудилась чума. Вот идет она по средневековому городу, несет свою небогатую провизию, а кругом люди в балахонах и с посохами. Лица их прикрыты, но под покрывалами чернеют язвенные лица. От разбушевавшейся фантазии, содрогнулась всем телом. Хотя людей в балахонах видно не было, но Инга, до этого державшая свой пакет навесу, инстинктивно взяла его на руки и прижала к груди, как самое дорогое.