Аэлита (фантастическая поэма по роману А.Толстого)

достал консервы. Нож его остёр

Открыл жестянки. Мясо – солонина.

Поели жадно. Голод нестерпим.

Но всё путём. Консервы из свинины

деликатесы заменили им.

«Мстилав Сергеич, как насчёт запивки?

Ведь фляга марсианской есть наливки!

Отравимся? А может, пронесёт»?

Зубами вынул пробку и – вперёд!

Попробовал питьё и смачно сплюнул:

«Пить можно.– Отхлебнул большой глоток

и фляжку Лосю прямо в руку сунул:

«Попробуйте! Что виноградный сок»!

И пробуя, сначала пригубили.

Потом вдвоём полфляги осушили.

А жидкость сладковатая была

И сила в ней могучая жила.

Поднялся Лось и сладко потянулся.

Ему приятно, странно и легко

под этим небом. Словно окунулся

в жизнь новую, безмерно далеко

от всех земных печалей и свершений,

от всех забот, потерь и откровений.

Как будто грозный звёздный океан

пронёс его на волю сквозь туман.

А Гусев в аппарат отнёс корзину

и люк снаружи плотно завинтил.

Картуз линялый на затылок сдвинул:

«А мне не жаль, что с вами укатил»!

До вечера бродить они решили

по берегу, вдоль всех его извилин,

оранжевой равниной, по холмам –

разведать, что откроется им там.

Они пошли меж кактусов по полю.

Там в зарослях береговой откос.

Приятно и легко шагать на воле.

Но Лось вдруг стал. Как будто в почву врос!

Почувствовал он в зарослях движенье.

Его пронизал холод омерзенья.

Ни шелохнуться, ни бежать назад…

Большие лошадиные глаза

из зарослей глядели с лютой злобой.

Полуприкрыты веками они.

Такого моря ярости утробной

он не встречал нигде в былые дни.

«Вы что?– промолвил Гусев.– И тотчас

увидел в листьях пару жутких глаз.

Не долго думал: маузер и выстрел.

Успел заметить – убегает быстро

паук на бурых лапах, полосатый,

огромный, жирный. Выстрелил опять.

Застряла пуля в чудище мохнатом.

Под землю удалось ему сбежать…

Глава девятая

Заброшенный дом

Лось с Гусевым от берега шагали

к деревьям вдалеке, вздымая пыль.

Иссохшие каналы миновали,

засыпанных прудов степную быль.

В каналах кое-где под солнцем жарким

виднелись лодок остовы и барок.

А на равнине мёртвой целый ряд

блестящих дисков размещён подряд.

Их пятна тянутся к горам далёким,

к развалинам за рощей, меж холмов.

Вошли в лесок корявый, невысокий.

В нём сетка, меж деревьев у краёв.

Нагнулся Гусев, кочку пхнул ногою.

вспугнуть надеясь, что ни есть живое.

Но человечий череп по траве

скатился в яму с дыркой в голове.

В конце леска – развалины, разруха.

Как взрывом развороченный фасад.

Там две стены упали друг на друга,

там балки искорежены торчат.

«О, да, Мстислав Сергеевич, я вижу

тут было дело! Как я ненавижу

проклятую войну и там и здесь.

Везде одно: разруха, смерть и месть»!

Большой паук на мусорную кучу

залез, застыл и снова побежал.

Не пропускает Гусев этот случай:

нажал курок и гада – наповал.

Второй паук из дома выбегает.

Бежит к деревьям, в сетку попадает.

Он бьётся в ней, плохи его дела.

Недаром эта сетка здесь была!

Прошли лесок, преодолели сетку

и до построек добрались с трудом.

Там в глубине (такой увидишь редко)

стоял большой, на диво мрачный дом.

Сужались кверху аспидные стены.

Карниз массивный выступил надменно –

блестящий, наглый чёрно-кровяной,

он главный вход унизил под собой.

А в стенах дома длинные, как щели,

глубокие отверстия окон.

В них свет дневной проходит еле-еле.

Быть может, там, внутри, не нужен он?

Чешуйчатые, толстые колонны

над входом держат крепко, чуть наклонно,

из бронзы барельеф: там некто спит

Снаружи видный глаз его закрыт.

Три плоские, во весь фасад, ступени

вели к массивным створчатым дверям.

Меж плит висят засохшие растенья.

«Так, что же здесь? Гробница, или храм?–

подумал Лось. А Гусев прямо к двери.

Толкнул плечом, открыть её намерен.

Ещё налёг, со скрипом отворил

и осторожно в вестибюль ступил.

Потом они в огромном круглом зале,

где пыльный свет сливался с потолка,

рассматривать предметы, стены стали.

Везде видна художника рука.

На золотистых стенах полосою

мозаика цветистой чередою

пиры изображает и войну,

и звёзды, и бегущую волну.

События истории глубокой.

С врагами расправлялись праотцы.

Пришельцев жёлтокожих невысоких

громили краснокожие бойцы.

Меж звёзд фигура странная летела.

В морских волнах её сияет тело.

Стада животных гонят пастухи,

охота, пляски, птицы и жуки…

Мозаика смыкалась над дверями.

Гигантский цирк был там изображён.

И Лось смотрел и шевелил губами,

и повторял одну лишь фразу он:

«Как это странно, голова повсюду,

одна и та же, где на фресках люди»!

А Гусев потайную дверь нашёл

И Лося в коридор за ней повёл.

Там коридор и зал залиты светом.

У стен и в нишах статуи стоят.

Фигуры в бронзе, камне в зале этом

влекут к себе, притягивают взгляд.

А Гусев рыщет в боковых покоях.

И видит в них он всякое такое,

что говорит о жизни и борьбе,

трагической кончине, злой судьбе.

В одной из комнат на широком ложе

мучительно изогнутый скелет.

В углу – другой, застигнутый, похоже,

за трапезой, её остался след.

Там две стены обрушены зеркальных,

там высохший бассейн полуподвальный.

А в нём свидетель нестерпимых мук,

валялся дохлый, высохший паук.

Лось в коридоре осмотрел скульптуру.

Она его вниманье привлекла.

Всему, что видел, чуждая натура –

та женщина особенной была.

Обнажена. А волосы, как грива.

Лицо ассиметрично, но красиво.

С ухмылкою свирепой в даль глядит.

И взгляд её живое холодит.

На голове обруч сверкает звёздный,

с параболою тонкой надо лбом.

Внутри её два шарика с напёрсток,

налиты словно внутренним огнём.

Рубиновый один, кирпично-красный

другой. Сияют оба светом ясным.

Во взгляде и чертах лица её

волнующе-знакомое живёт,

всплывающее в памяти глубинах

непостижимо, непонятно как.

За статуей решётка под картиной.

За нею, в нише беспросветный мрак.

Лось чиркнул спичкой. Осветилась ниша.

Там маска золотая словно дышит.

Глаза закрыты. На лице покой

На лбу припухлость, словно глаз другой.

Нос – острый, клювом. На губах улыбка.

Ей освещён лунообразный рот.

И Лось узнал. Не может быть ошибки:

на фресках всюду этот лик живёт.

И на Земле он видел снимки масок –

следы культуры мощной, древней расы,

открытых при раскопках городов,

что в Африке нашли в долине Снов.

Одна из боковых дверей была открыта.

Лось в комнату высокую вошёл.

Шкафы и полки книгами набиты.

И на хорах Лось много книг нашёл.

И каменные смотрят отовсюду

учёные, задумчивые люди.

Учёных много собралось сюда.

И всех накрыла общая беда.

По комнате удобные сиденья

расставлены повсюду. И стоят

при них экраны. В этом заведенье

возможно, что-то странное творят.

И валики на столики к экранам

положены. Но этим, как ни странно,

Лось не был удивлён и поражён.

Их назначенье смутно понял он.

Из шкафа Лось взял книгу осторожно.

Сдул пыль с неё и рукавом обтёр.

В ней разобраться было невозможно

И он смотрел на буквенный ковёр.

Цветные треугольники, кружочки

бежали по страницам. Риски, точки –

всё на бегу сплеталось меж собой,

то, словно лес, то синею волной.

И не было конца им, ни начала.

Затем негромко что-то зазвучало.

И Лося обуял восторг и страх:

звучала музыка в его ушах!

Закрывши книгу, он стоял у шкафа.

Взволнован, очарован, потрясён.

Его трясло, и он едва не плакал,

той музыкой небесной оглушён.

«Мстислав Сергеич!– разнеслось по дому,–

Скорей сюда! С таким мы не знакомы!

Я здесь всего лишь несколько минут.

Должны вы видеть, что творится тут»!

И в комнате просторной, полутёмной

увидел Лось туманное стекло.

А перед ним три кресла, с виду скромных.

«Так что вниманье ваше привлекло?–

у Гусева спросил он с нетерпеньем.

А тот ему ответил: «Наважденье!

Висит над креслом шарик золотой.

Ну, думаю, сорву, возьму домой.

Теперь смотрите, что же получилось»

И шарик Гусев снова потянул.

Стекло внезапно ярко осветилось.

Всю комнату толпы наполнил гул,

Перед глазами улица и люди,

огромные дома. Но, что же будет?

Вот кто-то очень тонко прокричал.

Толпа идёт от стенки прямо в зал…

Над нею тень крылатая скользнула,

закрыв на миг знамёна и дома.

Вдруг молния экран перечеркнула.

Раздался треск, затем упала тьма.

«Короткое, должно быть, замыканье,–

промолвил Гусев.– Больше нет желанья

тут оставаться. Нам пора идти.

До аппарата добрый час пути»…

Глава десятая

Закат

Пылающее солнце к горизонту

клонилось, раздвигая облака.

Закат алел вдоль облачного фронта.

Недвижим воздух. Тишь. Ни ветерка.

Лось с Гусевым шагали по равнине

под загустевшим небом тёмно-синим.

А солнце уходило за поля.

И Марс грустил, как вечером Земля.

На пепельном закатном небосводе

взошла большая красная звезда.

Свой гневный глаз она на Марс наводит.

В её лучах вселенская беда.

Но вот другие звёзды высыпают,

созвездия весёлые сияют.

Наполнены небесные поля.

А Лось глядел на ту. Сказал: «Земля».

И Гусев снял картуз и неотрывно

на родину глядел, что там, в выси

плывёт среди иных созвездий дивных.

«Земля,– промолвил,– помни и прости».

Довольно долго так они стояли

у древнего канала. Их печали

развеялись, растаяли вдали,

где вечность отбывают корабли.

Но вот над горизонтом появился

луны-малютки новый ясный серп.

А Гусев снова, как дитя дивился:

«Глядите позади! Ведь я не слеп!

Там полная луна, побольше этой»!

А над равниной поднимался светлый

Почти что полный, диск второй луны.

Все диски на холмах при нём видны.

«Вот ночь, так ночь,– пробормотал сердито

товарищ Гусев,– В небе две луны»!

Спустились с берега по белым плитам.

Внизу одни лишь кактусы видны.

Вдруг чья-то тень шарахнулась в сторонку,

комок пушистый из-под ног – вдогонку.

Заскрежетало, вскрикнуло навзрыд.

И жуткий вой вселенную накрыл.

И тут же тишина. Вой оборвался.

А Лось и Гусев ринулись бегом.

И словно к дому, к аппарату рвался

любой из них по полю прямиком.

Но вот блеснула под луной обшивка.

Да, ноги принесли их без ошибки.

И вот он, тёплый от жары дневной,

теперь их сердцу милый, дом земной.

«Ну, нет! Я по местам паучьим этим,–

промолвил Гусев,–ночью не ходок»!

Люк отвинтил: «Да ни за что на свете»!

И в аппарат, закончив монолог.

Лось не спешил, прислушивался к полю,

приглядывался ко всему на воле.

И вот увидел: меж ночных светил

корабль крылатый, словно призрак, плыл…

Тень корабля проплыла и исчезла.

Лось на обшивку аппарата влез,

уселся и глядел в ночную бездну,

в бескрайний полнозвёздный свод небес.

А в аппарате Гусев всё возился.

Добро считая, не угомонился.

Он выглянул из люка и сказал:

«Нет, я не зря вот эти штуки взял.

Мстислав Сергеич, что ни говорите,

а золоту с камнями нет цены.

Отдам их Машке. Вы уж, как хотите,

а в Петрограде ценности важны»!

И снова Гусев скрылся в аппарате.

Потом затих счастливый, при награде.

А Лось не мог уснуть и всё сидел.

Курил он трубку, в небеса глядел,

в послушной памяти перебирая,

что видел, посетив старинный дом.

Откуда эта маска золотая

со стрекозиным глазом надо лбом?

Мозаика и эти великаны,

то в море, то меж звёзд в полёте странном?

Парабола и двух шаров семья:

кирпичный – Марс, рубиновый – Земля?

То символ власти над двумя мирами?

Непостижимо! Не понять умом!

А странный город, тот, что перед нами

в туманной мгле явился за стеклом?

А книга, что мелодией небесной

очаровала сутью бессловесной?

И почему покинут этот край?

И между кем борьба здесь и раздрай?

Скорей бы день. Ведь марсианский лётчик

дал знать о нас. Не зря он улетел.

А тот корабль, что пролетел здесь ночью,

нас, видно, не заметил в темноте.

Лось глянул в небо. Шар Земли в зените

и лучик от него зелёной нитью

шёл прямо в сердце, доставляя боль.

И вспомнил Лось печальную юдоль.

Бессонной ночью, у ворот сарая

он также видел восходящий Марс.

Прошли одни лишь сутки, отделяя

от этой были тот прощальный час.

Земля, Земля, от края и до края

любимая, жестокая, родная.

Моря, пустыни, рощи и поля –

покинутая родина моя…

А Человек, он, как эфемерида.

Вся жизнь его – мгновение одно.

И вот он – Лось один. Его обиды

и боль его в нём дремлют всё равно.

Да, он один своей безумной волей

от родины ушёл, но он неволен

от самого себя навек уйти.

Такого в звёздных далях нет пути.

Плечами передёрнул от прохлады,

влез в аппарат и там, в тепле прилёг.

А Гусев спит, похрапывая рядом,

уставший от похода и тревог.

Он человек простой и безыскусный,

не предал родины, ему не грустно,

и совесть у него вполне чиста.

Он здесь, как дома – новые места…

Лось задремал. Во сне он видел Землю.

Видение утешило его.

На берегу реки берёзы дремлют,

вода сверкает, в роще никого.

С той стороны явился кто-то в светлом,

И манит, и зовёт его приветно.

С улыбкой спал он, набираясь сил.

А утром шум винтов их разбудил.

Глава одиннадцатая

Марсиане

Плывут по небу розовые гряды,

под утро накативших, облаков.

В просветах тёмно-синих их громады

корабль крылатый, как из детских снов.

Корабль, залитый солнцем, трёхмачтовый,

как золотистый жук черноголовый,

три пары острых крыльев на боках,

парит в своей стихии, в небесах.

Прорезав облака, он опустился,

над полем всей громадою навис,

включил винты на мачтах, примарсился

и трапы опустил на почву, вниз.

И марсиане – тонкие фигурки –

шлем, как яйцо, серебряная куртка,

по лестницам, по кактусам бегут,

в руках они оружие несут.

А Гусев хмурый ждал у аппарата.

И маузер на взводе, как всегда.

Глядел, как марсианские солдаты

построились поодаль в два ряда

и на руке держали дулом ружья.

«Совсем, как бабы! Даже много хуже!–

на это глядя, Гусев проворчал.-

Никто из них винтовку не держал»!

Лось, на груди сложив спокойно руки,

с улыбкой ждал прибытия гостей

Последним с корабля сошёл без звука.

в халате чёрном, словно чародей,

голуболицый, старый марсианин.

Весь череп в шишках, словно был изранен.

На Гусеве свой взор остановил.

Затем с одним лишь Лосем говорил.

Он руку поднял с рукавом широким

и тонким, птичьим голосом сказал:

«Талцетл», и снова голосом высоким,

сказав «Талцетл», на небо указал.

«Земля,– промолвил Лось членораздельно.

«Земля,– тот по слогам сказал отдельным.

Затем на солнце рукавом махнул –

«Соацр» протяжно слово протянул.

Потом на почву показал и тут же

как будто шар руками обхватил:

Промолвил «Тума», а затем, не хуже

названье «человек» он объяснил:

На Лося, на себя и на солдата

он строго указал, как на собрата,

и слово «Шохо» чётко произнёс.

Потом он много слов до них донёс.

И к Лосю подошёл и очень важно

коснулся безымянным пальцем лба.

Лось процедуру выдержал отважно

и голову нагнул в ответ едва.

И Гусев длинный палец не отринул,

но после козырёк на лоб надвинул.

И пробурчал: «Ну, что ни говори,

а мы для них почти что дикари»!

А марсианин мелкими шагами

неспешно к аппарату подошёл.

он с широко открытыми глазами

у аппарата пять минут провёл.

Смотрел сначала с явным удивленьем.

Затем оно сменилось восхищеньем:

он понял принцип, осознал его,

и стало чудо ясным для него.

Всплеснув руками, быстро повернулся

и стал солдатам что-то говорить.

Затем руками к небу потянулся,

ладони стиснув, знаки стал творить.

«Ану!– ему солдаты отвечали.

И слово троекратно прокричали.

Тогда на лоб он положил ладонь

Пылал во взоре радости огонь.

И прямо к Лосю с речью обратился.

«Ану угара шохо,– он сказал,–

дация Тума,– и остановился,–

ра гео Талцетл,– тут же продолжал.

Закрыв глаза рукою, поклонился.

Казалось, он от радости светился.

Позвал солдата, нож у парня взял

и на обшивке тут же начертал

яйцо, над ним из ткани, вроде, крышу,

солдата рядом. Гусев пояснил:

«Нам этот знатный дядя, как я вижу,

охрану аппарата предложил.

Он аппарат накрыть палаткой хочет,

охрану учредить и днём и ночью.

Но только люки наши без замков.

хватай, тащи, что хошь, и будь таков»!

«Ах, Алексей Иваныч, в самом деле,

пора бы бросить дурака валять!–

промолвил Лось.– Когда б они хотели,

могли бы силой всё себе забрать».

С большим вниманьем слушал марсианин,

их разговор. Он ждал с одним желаньем

на предложенье получить ответ –

скорей от них услышать да, чем нет.

Лось показал руками, что согласен

оставить под охраной аппарат.

Дальнейший ход вполне ему был ясен.

Он понимал, что нет пути назад.

А марсианин взял свисток и свистнул.

Корабль ответил точно тем же свистом.

На борт их марсианин пригласил.

И жестами, и, что-то говорил.

Солдаты неспеша их окружили.

А Гусев мимо них прошёл, и в люк.

Взял два мешка с бельём, что отложили.

«На всякий случай, пригодится вдруг»!

Люк завинтил и указал солдатам:

«Сюда для вас дороги нет, ребята!

Не то, перестреляю подлецов»!

И сделал очень страшное лицо.

Следили марсиане изумлённо

за всем, что делал этот человек.

«Ну, Алексей Иваныч, окрылено

промолвил Лось.– Запомнится навек

и это утро, и грядущий вечер:

произошла немыслимая встреча!

Мы гости или пленники – вперёд!

Планета Марс нас ныне в гости ждёт»!

Мешок он вскинул на плечо, и оба

пошли они к большому кораблю.

На мачтах корабля проснулись снова

винты подъёма – радостно поют.

Приопустились маховые крылья.

Ещё не веря, что столкнулись с былью,

Лось с Гусевым по лестнице взошли.

Что ждет за облаками их, вдали?

Глава двенадцатая

По ту сторону зубчатых гор

Корабль летел невысоко над Марсом.

Лишь марсианский командир и Лось

на палубе вдвоём. К солдатам сразу

спустился Гусев. Полетели врозь.

В плетёном кресле Гусев угнездился.

Он на солдат глядел и веселился:

худющие и острые носы.

Ни выправки военной, ни красы…

Жестяный портсигар затем он вынул.

Заветный, всё видавший, портсигар.

По крышке хлопнул. С добродушной миной

всех пригласил «отведать наш товар».

Солдаты испугались поначалу.

Затем заулыбались, мал по малу.

Один взял папироску, рассмотрел

и спрятать от других в карман сумел.

Тут Гусев закурил и марсиане

испугано попятились назад.

И птичьими своими голосами

шептались и покрикивали в лад

какие-то слова: «Шохо тао тавра

шохо-ом». И ещё: «Шохо тао тавра»!

Все с ужасом следили, как один,

как «шохо» не спеша глотает дым.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.