Полная версия
Страшный суд над богом и дьяволом
Роман уже имел неудовольствие работать с Сергеем Сергеевичем Тининым. Главбух «Бета-банка» легализовывал распил бюджета по приказу своего руководства. Но однажды Тинина подвела чрезмерная исполнительность. Бюджет был намного больше обычного, и настолько вспух, что его заметили сверху. Руководство господина Тинина решило, что главбуха дешевле сдать, чем делиться. Тинин, уверенный в своей защищенности, помноженной на безнаказанность, лишь самодовольно хмыкнул в лицо аудиторской комиссии. На всякий случай он попросил свою сестру, занимавшую солидный пост в налоговой инспекции, подстраховать любимого брата. Но половые связи победили родственные узы. Любовник сестры Тинина был подчиненным Сергея Сергеевича, и ночами страстно мечтал самоудовлетворяться соблазнительным бюджетом, а не рутинно жить с опостылевшей зарплатой. В результате Тинина посадили на восемь лет. Потом эти восемь лет фантастическим образом превратились в двенадцать. Но через год двенадцать лет неожиданно усохли до пяти. С приходом к власти великого сына России, то бишь Александра Призонова, мужественный диссидент Тинин, посаженный исключительно по идеологическим соображениям фашистского лилипутинского режима, был амнистирован. Обошлось это Сергею Сергеевичу недешево. Письмо в поддержку несправедливо осужденного, больного на все органы, да еще и с семилетним сыном, оставленным на целых два года без отцовской ласки (и очень этим обрадованным) было подписано тридцатью тысячами человек, по пять евро за подпись. Заказные статьи, а также пара теле– и радиосюжетов – еще сто пятьдесят тысяч. Еще по сто пятьдесят взяли на троих прокуратура, МВД и ФСБ. В общем, Тинин вышел на свободу с большой жаждой деятельности во благо Отечества. Практически без паузы он сжег партбилет «Единой России» и вступил в «Счастливую Россию». Партия решила направить Сергея Сергеевича на трудный и ответственный участок. С кабинетом, подчиненными и бюджетом, разумеется.
Наконец, Монтекова допустили к телу господина Тинина. Сергей Сергеевич вскользь взглянул на Романа и углубился в свой монитор.
– И вам здравствуйте, – вздохнул Монтеков и начал наугад. – Вам известна цель моего визита?
– Много говорите, – рассердился Тинин. – Где смета работ по межпланетному порталу?
Монтеков порылся в карманах, но сметы не обнаружил.
– Хорошо, что вы ее еще не сделали, – обрадовался Сергей Сергеевич. – Дело в том, что я еще раз произвел оперативный аудит имеющихся ресурсов и понял, что бюджет на все работы по созданию портала, включая заработные платы, должен составлять не тридцать, а двадцать пять процентов от бюджета нашего департамента.
– А каковы остальные проекты нашего департамента? – ситуация из абсурдной превратилась в знакомую, хотя не менее нелепую, и в Монтекове проснулся исследователь. Впрочем, он никогда и не засыпал.
– Я удивляюсь вашей некомпетентности, – покачал головой Тинин. – Наш департамент создан исключительно для работы над порталом!
– Я правильно понимаю, – улыбнулся Роман. – Бюджет на создание портала должен составлять четверть бюджета на создание портала?
– Не ебите мне мозги! Здесь вам не Париж! Вы что, забыли, кто вы такой?
– Что здесь не Европа, я уже вижу. Напомните мне, кто я такой?
– Вы – рядовой сотрудник! Я поставил перед вами вопрос, и вы обязаны его прорабатывать! Ваш вопрос – это четверть, а семьдесят пять процентов – это не ваш вопрос! Если вы не свой вопрос перед собой поставите, он на вас упадет и придавит!
– Почему я рядовой сотрудник? Ведь я изобретатель портала!
– Ну и что? Схему любой дурак нарисует! Я вам десять таких схемок за одну ночь нарисую! Главное, Рома – поступки и результаты. Создать ядерное оружие – это мелочь. Вот применить его – это поступок! И вследствие поступка имеем результат. А которые только создавали и не применяли – те в полном пепле!
– Быть варваром проще, чем творцом. Но, увы, эффективнее. Пепелище – это убогий результат, невзирая на его масштабы! Кстати, господин Тинин, скажите, почему руководитель – вы? Вы уже руководили такими проектами?
– Я уже руководил. Чем и как – дело десятое. А вы не руководили, поэтому вы – рядовой! Жизнь – конкуренция! Не добились, не пробились – получите меня! Я – профессиональный начальник и свое дело знаю.
– Свое вы знаете, не спорю. Но у нас, увы, есть еще и общее дело.
– Это ваши проблемы. Вы по науке, я по бюджету.
– В общем, вы усваиваете, то есть, осваиваете бюджет, а рядовой пусть работает. Все типично, я понял.
– Рад за вас. Кстати, в какие сроки возможно соорудить первый межпланетный портал?
– При нормальном финансировании и адекватных сотрудниках – максимум год. Но, учитывая ваше чуткое руководство и российский менталитет – минимум два года. Приплюсуем специфические условия – два с половиной года. И умножим эти сроки вдвое, беря в расчет ядерную войну по всем фронтам.
– Вот это, что вы тут того – глупость. Вы здесь мне не там, а я в наличии, поэтому – все в целом! – нахохлился Тинин.
– Что-что? – переспросил Роман.
– Я говорю, что всесторонний анализ финансовых рисков доказал уязвимость и неправомерность вашей позиции. Временной промежуток выполнения плановых работ по порталу будет выполнен оптимально и в соответствии с плановым графиком, то есть в течение полутора лет плюс-минус полгода.
– А-а, ну если только это, так сразу и того, – иронично сказал Монтеков.
***
Планета Земля, Русская Империя,
Россия, Призоновград (бывшая Москва)
40 год от рождества Александра Призонова
(2013 год по старому летоисчислению)
– Чуть что – эти либеральные господа брезгуют всем и вся, боясь испачкаться, – вещал с телеэкрана некто в очках, щетине и грязной футболке. – Возьмем пример. Заблудились в лесу сторонник идеологии либеральной и сторонник идеологии нашей. Что делает наш человек? Он убивает зверей, строит палатку, обживается, выживает и выходит из темного леса на волю! А либерал? Ах, ему противно проливать кровь! Он не хочет пачкать руки грязью, строя палатку! Да он же умрет, как и вся либеральная…
Седой, болезненно бледный человек с ярко-красными глазами вздохнул, отпил кофе и щелкнул пультом.
– Ну и что, что эта корпорация досталась в наследство? Если ум достается в наследство, им же не попрекают!
Щелк.
– Какой еще культ личности? Это же сколько дерьма надо иметь в башке, чтобы назвать искренние фильмы и превосходные памятники началом культа! Вы что говном харкаете? Хотите сказать, что мы возвращаемся в кровь, в грязь, в хаос, в фашистский режим Лилипутина? – зашелся в очередной патриотической истерике Михаил Блевонтьев.
– Не путайте культ с режимом, – робко произнес его оппонент, очень умеренный псевдооппозиционер.
– Что вас не устраивает в режиме? Вы как к Призонову сами относитесь? – перебил оппонентов Владимир Соловушкин.
– С большим уважением.
– Вот видите. И я тоже. И поэтому…
Щелк. Экран погас.
– Звери и темный лес, ум в наследство, искренние фильмы, – задумчиво сказал человек. – Иногда я думаю, что недооцениваю свой народ. Но тут же понимаю, что переоцениваю.
– Антихрист, зачем тебе все это? – из темноты выплыла прекрасная брюнетка.
– Миссия, – коротко сказал человек, моментально преобразившись. Волосы вновь стали иссиня-черными, тело порозовело, глаза приобрели нормальный цвет.
– Я спросила, зачем это тебе.
– Я понимаю. Между толпой из десяти голов и толпой из десяти миллионов тел есть только одна разница – в количестве. Но эта разница обеспечивает силу и безопасность. Мою, разумеется. В этом и состоит моя миссия. Парадоксально, но миссия папы – практически в том же.
– Лучше смотреть на них, как на смешной зоопарк, а не на страшных упырей, – женщина обняла мужчину.
– Дрессировка и угол зрения, – впился в ее губы мужчина. – Одно без другого бессмысленно.
– Кстати, о дрессировке, – брюнетка поцеловала шею мужчины. – Сегодня ваша филиппика, Император…
– Холуи уже ждут? – недовольно спросил Император.
– У ворот.
– Махаллат! – строго сказал Александр Призонов.
– И что? Подождут.
– Они – хоть вечность. Но я не хочу ждать. Всего.
Он вновь страстно поцеловал брюнетку.
– Седеешь, – сказала она, погладив его по голове.
– Волосы старше возраста, а лицо моложе. Хуже, когда наоборот.
– Особенно если паспорт старше тебя на пять лет, – усмехнулась Махаллат. – Тебе пора!
– До встречи, сестренка, – подмигнул Призонов.
Улицу высекал ливень. Члены правительства Русской империи, открыв зонты и рты, преданно ожидали Императора.
Новое прогрессивное правительство, уже в который раз ведущее мир к светлому будущему, почти целиком состояло из коррумпированных членов антинародного лилипутинского правительства. Аналитики и геополитики говорили, что это очень тонкий политический ход. Журналисты и публицисты усмотрели в этом многоходовую стратегию. Никому не пришло в голову, что Призонов принял это историческое решение спонтанно, как, впрочем, и все другие. Просматривая досье на членов правительства, он подумал, что таких сволочей еще поискать надо. А зачем искать, когда они уже нашлись?
Впрочем, кое-какие кадровые перестановки Александр Призонов произвел. Владислава Гиенова он назначил Глебом Падловским, а Падловского – Гиеновым. Премьера Зубатова он отправил на давно заслуженную пенсию. Новым премьером был назначен Иван Денисович Гонялов – бывший министр внутренних дел, бывший министр обороны, и, по слухам, распространяемым им же, бывший уголовник. Также Призонов вышвырнул в отставку и забвение Смердюкова и Лаврикова. На их места Александр Призонов назначил весьма интересных господ. Новым министром обороны стал Алексей Андреевич Угрюм-Бурчеев – узколобый мужчина с неподвижным лицом. Биография его была весьма туманна, но, как человек, представленный лично Александром Призоновым, он сразу же вызвал у россиян глубочайшее уважение. Министром иностранных дел был назначен Дементий Варламович Брудастый, суровый человек с родимым пятном в полщеки. Своим красноречием и верностью демократическим идеалам он моментально наполнил любовью сердца сограждан.
Александр Призонов сделал ручкой. Избранники народа вытянулись в струну. Император щелкнул пальцами, и тучи рассеялись. Дождь затих, и грязные зонты осветило яркое солнце. Правительство выразило свое восхищение, синхронно щелкнуло каблуками и распахнуло перед Александром дверцы персональных автомобилей – каждый член правительства на всякий случай предложил Призонову свое авто. Александр прошел мимо и сел в собственную машину. Перед тем, как сесть, он поманил пальцем Пастухова. Директор ФСБ рысью поскакал на зов и сел перед Призоновым на задние лапки и сиденье его «линкольна». Лимузин Императора тронулся, за ним гуськом потянулись остальные. Естественно, соблюдая строгую очередность. Сзади императорского «линкольна» пристроились еще трое идентичных автомобилей – один на случай покушения, второй на случай поломки, а третий на всякий случай.
– Прекрасный день! – восхитился Пастухов.
– Я старался, – кивнул Призонов.
– Между прочим, сегодня пять лет со дня смерти, – многозначительно сказал Николай Платонович.
– Бедный Вовик! Остался от господина Лилипутина лишь холмик за оградой кладбища, – улыбнулся Александр. – На похороны даже жена с дочками побоялись прийти! Только его собака каким-то образом добралась. Повыла, помочилась и убежала. Животное, что с него взять. Ни страха, ни разума, одна привязанность.
– Вы откуда знаете? – удивился Пастухов.
– Ты думал, только твои люди догадаются скрытую камеру поставить? – хохотнул Император.
– Я вообще-то имел в виду годовщину не этой смерти, – с какими-то новыми нотками сказал Пастухов.
– Коля, – Призонов внимательно взглянул на директора ФСБ. – Ты очень хороший исполнитель. Не стоит претендовать на роль душеприказчика моей бывшей и прошлой семьи.
– Вас понял, – понурился Николай Платонович.
– Кстати, почему моего отца убивало целых двадцать человек? Да еще с такими мерзкими рожами!
– Лично подбирал. А двадцать, потому что ваш отец не может быть слабым. Он же ваш отец, а не чей-то.
– Это уже перебор.
– Перебор чего?
– Всего. Толпа убийц менее эффектна, чем небольшая группа.
– Зато казнить их было красивее…
– Всех гильотинировал, или монтаж сделал?
– Всех, конечно! Вот шофер ваш не даст соврать.
– Нас убили всех, без исключения, – подтвердил шофер Призонова.
– Ты смотри у меня, наймит ЦРУ! – рассмеялся Александр.
– Куда смотреть прикажете?
– Пока на дорогу. Там имеет наглость быть пробка.
– Происки Запада? – предложил версию Пастухов.
– Мелко. К тому же не пробка, а авария, – сказал Призонов. – Убило кого-то. Женщина в крови на носилках.
– Рожает, – присмотрелся шофер.
– Непорядок, – нахмурился Император. – Население демографический вопрос решает, а малый бизнес в виде пары КАМАЗов ему мешает?
Он щелкнул пальцами, и от столкнувшихся грузовиков осталась лишь груда пепла. Машины робко дернулись в сторону пепелища.
– Неблагодарные твари, – рассердился Александр. – Никакого уважения!
Шофер включил мигалку, и машины рядовых россиян вновь встали, как вкопанные, но уже перед своими командирами, а не другими бедствиями. Вереница черных машин с тонированными стеклами поехала сквозь народ.
– Перекройте за нами дорогу не на полчаса, а на час, – брезгливо сказал Александр, – А то еще увяжутся!
– Вас понял! – сказал Пастухов и стал давать ценные указания своему мобильному телефону.
– Разрешите обратиться? – спросил шофер.
– Ты и так оборотень, чего стесняешься? – оскалился Призонов.
– Александр Аркадьевич, а женщина-то родит?
– Не успеет, – усмехнулся Император.
– Это правильно, – добавил Пастухов.
– Очень правильно! – подтвердил шофер.
– Вам виднее, друзья мои, – вздохнул Александр.
***
– Я открываю шестой съезд партии «Счастливая Россия», – торжественно сказал спикер Кони Лабрадорович Загрызлов. – Но прежде, чем начать, я объявляю минуту молчания в память об ушедших от нас отце и брате Императора. Аркадий Платонович Призонов и Игорь Аркадьевич Призонов навсегда останутся в наших сердцах, как первые солдаты великой Третьей Мировой Войны. Но мы…
– Россия – Призонов! Призонов – Россия! – раздался многотысячный рев и в зал взметнулись транспаранты.
– Отомстили за них, – закончил Загрызлов и помолчал секунд тридцать.
– Я также приветствую бывших иностранных граждан, – продолжил он. – Которые побороли мелкие амбиции и нашли в себе мужество присоединиться к нашей партии в нелегкие годы борьбы. Эти граждане получили по…
– Победа – Призонов! Призонов – победа! – заглушили Кони Лабрадоровича дикие вопли толпы.
– Заслугам, – нахмурившись, продолжил Загрызлов. – Император доверил им управление колониями Русской Империи!
Члены «Счастливой России» Николя Саркози, Ким Чен Ир, Герхард Шредер, Тони Блэр и другие достойные господа встали навытяжку и низко поклонились.
– Раньше надо было их бомбить! – шепотом процедил Блэр.
– А я предлагал! – прошипел Ким Чен Ир.
Раздались громовые аплодисменты. Удивившийся Блэр поднял голову и понял, что они предназначаются вовсе не наместникам Императора, а самому Александру Призонову, вышедшему на трибуну.
– Мой Император! – склонил голову Загрызлов. – Я не буду говорить о ваших заслугах – они огромны. С юных лет вы зорко охраняли рубежи нашей Родины от скопища внешних и внутренних врагов. Еще тогда вы приняли единственно правильное решение – рубежи должны стать шире. Самое долговечное дерево – это…
– Призонов – ура! Ура – Призонов! – начала скандировать толпа.
– Самое большое дерево, – докончил Загрызлов. – Перед нами – новые российские флаги. И даже когда они истлеют от…
– Гуманность – Призонов! Призонов – гуманность! – заорала толпа.
– Времени, – заскрежетал золотыми зубами Кони Лабрадорович, – Вся страна будет помнить то, что сделал для нее ее великий сын – Александр Аркадьевич Призонов. Ржавые гнилые решетки…
– Свобода – Призонов! Призонов – свобода! – вновь развопилась толпа.
– Тюрьмы, в которую пытался посадить страну антипатриот Владимир Лилипутин, – попытался перекричать толпу спикер, – Разрушены полностью. Вся страна вышла на свободу! Отныне наша свобода – это весь мир!
– Миру – мир! – загрохотала толпа.
– Я предоставляю слово Императору! – Загрызлов вытер пот с залысин и ретировался.
– Сограждане! Господа! Товарищи! – закричал Призонов. – Народ наконец-то получил свое! Теперь страной управляет…
– Партия – Призонов, Призонов – партия! – толпа слилась в общем вопле.
– Настоящий народ! – продолжил Император. – Не трусливые интеллигенты в чистых костюмчиках, недостойные звания народа, а простой народ! Такой же простой, как лучшие его представители!
Над толпой взвился транспарант «Народ и Призонов едины».
– Мы сами творюги, то есть творцы своего счастья! Мы хотели стать единой нацией – и стали ей! – взревел Александр. – Мы хотели уничтожить чужую и чуждую нам идеологию – и теперь все ее приверженцы умываются кровавыми соплями!
– Мочить, резать, бить! – закричала толпа.
– Да, у нас еще много работы, – улыбнулся Призонов. – Но во славу Русской Империи, вашу, товарищи славу, да и нашу тоже, не говоря уже о моей, мы придем к сияющему будущему и сломаем хребет гидре мирового капитализма и сионизма! Но не забывайте о миролюбии, господа! Любите мир, нашу партию и друг друга! Но будьте сильными, отважными, и в любую минуту готовьтесь дать отпор враждебным нам элементам! Вы граждане – и вы обязаны! Вы русские люди – и вы должны!
Толпа грохнула аплодисментами.
– Но мы всегда были и будем с вами! Мы поддерживаем и направляем вас на путь истинный! Кто собьется – тех не жаль! Мы достойны тех, кто достоин нас! Единство! Братство! Демократия! Империя! Христос с нами! Я с вами!
– Товарищ Призонов! – в умоисступлении крикнула красивая девушка, стоящая к Императору вполоборота. – Можно, я вас поцелую?
Призонов усмехнулся и подкрутил ус.
– Я всегда был близок своему народу, – сказал он и поманил девушку. Девушка вбежала на трибуну. Александр увидел страшный ожог, изуродовавший почти пол-лица русской красавицы. Девушка приблизила к Призонову свое лицо. Император резко отвернул от себя изуродованную часть лица и впился в чистую кожу. Девушка зашлась в ответном поцелуе.
– Откуда такое личико? – шепнул Александр.
– Я, когда началась война, в Италии с мамой отдыхала, – понизила голос девушка. – Маму не спасли. Я теперь только вас люблю.
– Понимаю, – отстранился Призонов и повысил прекрасно поставленный голос. – Кто вы по профессии?
– Психиатр! – громко сказала девушка.
– Нужная России профессия! – одобрительно сказал Император. Девушка жалко кивнула и сошла с трибуны.
– Я тоже ваш врач! – заорал Александр. – Я вырежу ваши болезни огромным скальпелем! Я – ваш хирург, ваш анестезиолог, ваш патологоанатом, ваш диагноз!
– Россия – Призонов! Призонов – Россия! – снова завыла толпа.
***
– Ваша речь была прекрасна, Александр Аркадьевич! – восхищенно сказал Владислав Гиенов.
– Моя речь? – удивился Призонов. – Я просто повторял то, что сидит в их незатейливом подсознании. Главное – не слышать воплей, а уметь слушать эти отдаленные подобия мысли.
– То, что они орут, а не думают – хорошо и нужно. Но почему они орут невпопад? – сердился Кони Лабрадорович, запивая граппой свежие устрицы.
– Это тоже хорошо. Другой народ нам и не нужен. Энергии много, понимания мало, – снисходительно взглянул на него Император. – Плохо то, что их могучую энергию пора вновь применять, а уже не на ком. Если не найдем очередного страшного врага, они начнут задумываться – как так, мы всех забомбили, а лучше жить не стали? Кто виноват? А всех виноватых уже и нет. Если это столь же больное, сколь дикое древнее животное по имени «народ», вдруг проснется, и поймет, что оно само себе господин, может быть интересно…
– Враги всегда найдутся! – гаркнул Гонялов. – Апельсинов к примеру! Развел тут антипартийную линию, гуманист фашистский!
– Никогда не думал, что будем судить Апельсинова и его нацболов за гуманизм, – влил в себя виски спикер Миноров.
– Это же враг народа! – жутковатым металлическим голосом выкрикнул Угрюм-Бурчеев. – Клейма негде ставить! Война – благо! В сорок пятом двадцать миллионов мальчиков умерло с улыбкой на устах! Во имя Родины и двадцати миллиардов таких мальчиков не жалко! Умереть за Отечество – счастье!
– Самое противное, что этот мерзавец уже заявку в Думу сбацал, ЦИК обошел! – сказал Падловский. – Его же туда допускать нельзя!
– Без прессинга! – оборвал его Призонов. – Мы самая мирная страна в мире! К тому же единственная. Сделаем просто – введем дополнительный критерий по выборам в Думу. Например, по весу. Он ведь худой?
– По сравнению со мной – да, – заинтересовался Миноров.
– Вот и все. Своим, как понимаете, мы веса с голосами добросим. А чужой не прошел по весу – прощай, иммунитет! С Апельсиновым потом тихонечко, без крика, как обычно. Не мне вас учить, Николай Платонович.
– Вас понял! – резко кивнул Пастухов.
– Замечательно! – воскликнул Падловский и сразу потянулся в креатив. – Сделаем серию роликов о том, что Русская Империя – это страна сильных, здоровых людей, а не тощих очкариков с бородкой! Эх, Кукрыниксов бы сейчас воскресить!
– Могу устроить, – величественно сказал Император.
– И Пушкина можете? – вдруг заинтересовался Падловский.
– Зачем нам живой Пушкин? – удивился Призонов. – Хватит и живого Игоря Кириллова!
– В качестве врага, разумеется, – заулыбался Падловский. – Эфиоп, русофоб, агент Моссада и так далее. Для массового эффекта и дружков его можно воскресить – Муравьева, Рылеева, Бестужева…
– Не стоит будить нового Герцена, – покачал головой Император. – Ограничимся Кукрыниксами, а то круг замкнется. Ведь еще кое-где смеют самостоятельно думать!
– Моя недоработка, – поник Падловский.
– Вы уж разберитесь с бывшими иностранными гражданами! А то, приезжаю с Дементием Варламовичем к мсье Саркози для подписания мирного договора о полной капитуляции. Договор простой и типовой. Мне – все, вам – кусочек всего, народу – как всегда, Саркози – жизнь. Так этот Коля-Николя вдруг заявляет, что должен посоветоваться со своими коллегами, так как живет по демократическим принципам! Дементий Варламович, у нас ведь тоже демократия, не так ли?
– Так точно! – рявкнул Брудастый.
– И никаких других демократий быть не должно, правильно?
– Не потерплю! – убедительно сказал Брудастый.
– Дементий Варламович – это воплощение нашей демократии! – одобрил Призонов. – Потом конечно, этот Николя у меня в ногах валялся, но осадок остался…
– Может, его тоже того? В осадок? – плотоядно облизнулся Пастухов.
– Не спеши, Коля. Всем придет черед, – со значением сказал Александр.
– Народ вообще нагл, злобен и инертен, – сказал Свинюгин. – Люди кричат, что все их налоги идут на наши счета. А на что мы, спрашивается, ядерное оружие сооружали? Армию на что содержим, которая их от них самих защищает?
– Твари неблагодарные! – поддержал Миноров и запил свою обиду коньяком столетней выдержки. – Работаем, как рабы на галерах…
Призонов брезгливо поморщился и вдруг щелкнул пальцами. Все, кроме, Гонялова, превратились в фарфоровых кукол с плоскими овалами вместо лиц.
– И что? – спросил Гонялов.
– И все! – с торжеством сказал Император.
– Вам надоело быть пастухом, вы хотите стать садовником. Решили превратить животных в растения? Надолго или насовсем? – переспросил Иван Денисович.
– Пока тренируюсь, – ответил Призонов и вновь щелкнул пальцами.
– Народ нагл, злобен и инертен, – повторил слова Свинюгина Падловский, доверительно наклонившись к Загрызлову. – Люди кричат, что все их налоги идут на наши счета. А армию на что содержим, которая их от них самих защищает? А на что мы, спрашивается, ядерное оружие сооружали?
– Неблагодарные твари! – нахмурился Кони. – Работаем тут, как рабы на галерах…
– Кстати, о рабах, – сменил тему Александр. – Наша партия автоматически стала не только главной в стране, но и ведущей в Русской Империи! В связи с этим пора менять…
– Кого? – всхлипнул рупор партии.
– Название, Кони Лабрадорович, сейчас только название!
– Так это мы запросто, не впервой, – расцвел Кони. – Единая, простите, «Счастливая Русская Империя»!
– Аббревиатура этого названия не вполне отражает внутреннее содержание нашей партии, – сказал Призонов.
– Вы, как всегда, правы, – поник Кони.
– Я предлагаю подобрать к слову «счастливая» подходящий синоним. Вот, к примеру, для вас, Дмитрий Анатольевич, что такое счастье?
Вице-премьер радостно улыбнулся.