Паштет из соловьиных язычков

– Так что там насчет субботы? – спросил Марк.

– Ничего сложного, – сказал Изя. – В субботу нельзя заниматься действиями, от которых может измениться мир. Например: зажигать огонь, писать что-либо на бумаге и так далее. От зажигания огня мир может сгореть или согреться, а от написания лишней строчки – превратиться в ад. Но если огонь зажжен в пятницу – ничего страшного. Можно им пользоваться. И даже жарить на нем пищу.

– Бр-р-р! – рявкнул Марк. – Ну тебя в баню с твоим еврейством! Ничего не понятно. Расскажи лучше о ком-нибудь другом. Ну, хотя бы о Генрихе Новицком, флаг ему в гузно!

Как оказалось, Генрих жил в большом американском городе, где владел роскошным ювелирным магазином. Был он очень обеспеченным человеком, но о боге нисколечко не забывал. Регулярно посещал синагогу и чтил субботу как положено. Как-то, гуляя в городском парке, он переходил небольшой ручей по ажурному навесному мостику и уронил в воду кошелек.

Ручей был мелок, да и в кошельке находилась незначительная сумма: что-то около трех долларов. Да и лежал он совсем не глубоко. Его можно было легко достать, поскольку он был прекрасно виден в струях чистой прозрачной воды. Но падение кошелька заметили мальчишки, резвившиеся на одном из берегов ручья.

Эти хулиганы тут же бросились к воде, сбрасывая с себя одежду. Выражения лиц просто кричали о гнусных намерениях своих хозяев! Генрих понял, что его кошелек сейчас будет мгновенно выловлен, разорван в клочья и чужое имущество быстро поделится между несовершеннолетними прохвостами!

Он заметался по мосту, пытаясь определить, какой берег ближе, но понял, что все равно не успеет спасти честно нажитые деньги. Тогда Генрих снял с головы котелок, аккуратно надел его на одну из балясин ограждения и отважной рыбкой нырнул головой вниз с моста.

Прыжок вышел потрясающим по красоте, но, к сожалению, ничем Новицкому не помог, кроме моментального зачисления в отряд ангелов. Оказалось – глубина ручья всего один метр, высота моста пять, а дно усеяно крупными булыжниками. Кошелек, кстати, так и не удалось спасти. Пользуясь суматохой, пацаны все-таки вытащили его из воды и благополучно разграбили.

– И это из-за трех долларов? – спрашивал Марк, трясясь от смеха.

– Да, представь себе! – со всей серьезностью отвечал ему Изя. – Дело не в деньгах, и тем более не в их количестве! Дело в принципе. Не твое – не трогай. А нашел – принеси, и тебе вознаградят. Не в этой жизни, так потом.

– Тебя уже вознаградили! – продолжал хохотать Марк. – И твоего дурака Генриха тоже! Ты еще скажи, что найденные кошельки надо в полицию сдавать!

– Именно туда и надо сдавать!

– Ох! Теперь понятно, почему ты был неженатым. Да за такого придурка ни одна женщина замуж не выйдет! Особенно после сдачи найденного кошелька в полицию!

Изя обиделся. Марк, вытирая глаза пальцами и иногда взрыкивая от остаточных позывов веселья, кое-как помирился с ангелом, и устало затих на нарах.

– Ладно, – сказал Изя. – Мне пора. Опаздывать к отбою нельзя.

– У вас что там, и вечерняя поверка есть? – недоверчиво поинтересовался Марк.

– А как же! – с гордостью ответил Изя. – Во всем должен быть порядок.

– Ну-ну, – уклончиво сказал Марк. – Слушай, ответь мне на один вопрос.

– Пожалуйста, – с готовностью ответил Изя.

– Ты говорил, что мой отец не ел яиц. Понятное дело. Но ты сказал как-то, что он не ел паштета по утрам. Он что, на одной свекле и капустных кочерыжках жил?

– Ну, бывает, что на ужин дают несколько вареных картофелин или, скажем, кабачок сырой, – Изя слегка замялся.

– Не верю, – твердо сказал Марк. – Потому что сужу по себе.

– Ну, я таскал из столовой хлеб, – признался Изя.

– Но ведь ты здесь не так давно. А до тебя?

Изе явно не нравились вопросы Марка. Он, косясь на выход из пещеры, сказал:

– Давай завтра, а?

– Нет! – твердо ответил Марк, схватив Изю за рукав. – Говорим так: вопрос-ответ. Идет?

– Не получится, – уныло сообщил Изя.

– Ладно, – напрягся Марк. – Отвечай: как у отца с кормежкой было до тебя?

– По-разному, – пожал плечами Изя. – Об Элеазаре я тебе уже рассказывал. А дальше – в зависимости от ангела. С переменными витаминными впрыскиваниями и насильными кормежками с использованием шлангов и клизм. До меня была еще пара ангелов, с которой он неплохо уживался. Но от этого остались легенды. А из того, что знаю я – отец твой не сахар. Одного из ангелов он связал туникой и на подлете воткнул ногами в кучу дерьма, которая находится с западной стороны горы. Пока другие ангелы спохватились, суслики отожрали ангелу нос и уши и теперь последний никак не может загореть в этих местах, потому что они пластиковые. Отца твоего потом наказывали дубинацией, но уши и нос у ангела все равно не отрасли. Потому что пластик – неизменная вселенская данность. Этот ангел до сих пор в нашем отряде находится.

– И звать его Генрихом Новицким?

– Нет, конечно! Ну что ты всех собак на него вешаешь? Я тебе потом покажу. Хотя, думаю, ты и сам увидишь. Ладно, мне пора. Пока!

– Пока! – помахал рукой Марк.

Изя вышел из пещеры, взлетел и был таков.

Марк сбросил набедренную повязку, вымылся у ниши и брякнулся чистым телом на нары.

– Эх, женщину бы сюда, – сказал он вслух, засыпая.

И она тут же явилась в образе восхитительной Шейлы Уайльдхукер. Одетая лишь в черные кружевные чулки, туфли на шпильке и распахнутую на груди блузку, она вошла раскованным шагом в пещеру и заявила:

– Марк! Ну где ты все это время был? Я по тебе скучала. Да и деньги уже закончились!

Марк рывком вскочил с кровати. Никакой Шейлы в пещере не было, но это никак не повлияло на его потенцию, которой на данный момент было хоть отбавляй.

– Ч-черт! – выругался он.

Марк сел на краешек нар таким образом, чтобы доски впились ему в зад самым немилосердным образом. Но это не помогло. Шейлу Уайльдхукер захотелось еще сильнее. Прислушавшись к своим ощущениям, он понял, что дело не в Шейле! Точнее – не в ней именно. В данную минуту ему хотелось просто женщину. Любую! А еще лучше – несколько.

И вдруг на стене пещеры справа от него возникла красная надпись, сопровожденная буквами поменьше. Надпись эта гласила: «Промискуитет». И прямо под ней имелось пояснение: «Беспорядочные половые связи».

Марк, сжав разом все мышцы тела, вскочил на ноги, в два прыжка вынесся из пещеры и над ночной пустыней разнесся его громкий вопль.

– А-а-а! – орал он, уже падая в пропасть.

Полет продолжался недолго. Но в этот раз он был не совсем обычным. По мере приближения к земле скорость падающего тела замедлилась, и уже на излете Марк плашмя врубился во что-то мягкое и липкое. Густая каша залепила ему лицо, и страшная вонь ударила в ноздри. Тело тут же пошло вверх, но вонь никуда не исчезла, сопутствуя движению.

Марк догадался, что неосознанный ночной прыжок загнал его в тысячелетнюю кучу дерьма, покоившуюся под горой. И если раньше он не долетал до ее поверхности – в этот раз вышла осечка. Видимо, принятый вечером алкоголь дал ход сбою в настройках полета.

Шлепнувшись на площадку, Марк встал на ноги, посмотрел сначала на луну, заливавшую гору желтым светом, потом бросил взгляд на свой живот, заляпанный дерьмом, и вдохнул полную грудь воздуха, наполненного зловонными миазмами. Никаких женщин ему уже не хотелось!

Он встал на четвереньки, подполз к обрыву и принялся изрыгать в пропасть все, что еще оставалось у него в желудке. Над пустыней разнеслась череда зверских звуков, наверняка напугавших до одури всех сусликов в округе.

Закончив дело, Марк подполз к нише с водой и принялся в ней мыться. Но воды было мало, и когда она закончилась, невымытыми остались ноги. Смердело по-прежнему мерзко, и смысла возвращаться в пещеру не было никакого, так как можно было испачкать нары и шкуры.

– У-у-у-у! – в необъяснимом душевном порыве завыл Марк в ночное небо.

И небо откликнулось!

Луну заволокла туча. Хлынул ливень.

Марк, стоя под струями, с жадностью глотал холодную воду и тщательно мыл каждую частицу своего тела. У него даже хватило соображения вымыть нишу, из которой он всегда пил, и убрать подход к ней, заляпанный жидким дерьмом.

Когда дождь закончился, Марк с удивлением обнаружил, что нисколечко не замерз. Более того – он даже вспотел. Но самое главное – мозг его был абсолютно трезв.

С чувством выполненного долга Марк зашел в пещеру, вытерся шкурой, привычно выплюнул изо рта набившуюся туда шерсть и улегся на нары. Закрыв глаза, он мысленно позвал Шейлу Уайльдхукер, но она не явилась, напуганная, видимо, запахом, который не сразу исчезает даже с чисто вымытого тела, и потому Марк заснул, несолоно хлебавши, жалея, что решился на авантюру с ночными полетами в незнакомой местности. И снилась ему всякая чепуха, о которой даже не стоит упоминать.

*

Утром его разбудил Изя.

– Марк! Марк! – возбужденно выкрикнул ангел, переступив порог пещеры.

Ночной летчик, приподняв голову, уставился сонными глазами на Изю.

– Вставай, Марк! – воскликнул Изя.

Он поставил на стол обычную миску с паштетом и теперь делал руками Марку странные знаки.

– Что с тобой, Изя? – удивленно спросил Марк, садясь на нарах.

– На завтра назначена казнь! – крикнул Изя, приплясывая от нетерпения.

– Какая казнь? – Марк непонимающе встряхнул головой.

– Обычная! Время пришло!

Марка будто ударили!

Он вскочил на ноги и хрипло спросил:

– Ты издеваешься надо мной? Я тут всего две-три недели…

– Время здесь идет по-своему, – нетерпеливо отмахнулся от него Изя. – За тот промежуток, который провел здесь ты, в обычном мире пронеслись долгие годы!

– Да ладно! – недоверчиво воскликнул Марк. – Что же ты мне об этом сразу не сказал?

Он медленно стал приближаться к Изе с явно недружественными намерениями.

Ангел, пятясь, произнес скороговоркой:

– Сейчас не время выяснять отношения. На подлете Генрих Новицкий и архангел, отвечающий за завтрашнюю церемонию. Они объяснят тебе ее порядок. Хочешь отсюда выбраться – слушай их внимательно и не перечь!

– Получается, все это время я пытался изуродовать себя зря? – злоба так и распирала Марка. – Выходит, дни летят здесь настолько быстро, что мне не надо было кончать с собой? Достаточно было потерпеть всего две-три недели? Так?!

– Тихо-тихо, – попытался утихомирить Марка Изя.

В этот момент ангел уже вышел на площадку. И здесь ветер, дунув немного в сторону, изменил направление, и от Марка, вплотную приблизившегося к Изе, вынесло на простор ту часть сероводородной вони, которая не сразу исчезает вместе с отмытым в свое время дерьмом.

– Что это? – с брезгливостью воскликнул Изя, начав водить своим носом из стороны в сторону. – Ты обделался в постели?

– Сейчас ты у меня тоже обделаешься! – вскричал Марк.

Он уже не контролировал себя. Схватив Изю под руку, Марк одним мигом подтащил того к краю обрыва и вместе с ним сиганул вниз.

Но Изя, как оказалось, дураком не был, и, по всей видимости, слыл среди ангелов опытным асом воздушного пилотажа. Потому он на половине пути начал работать крыльями и оба прыгуна зависли над кучей дерьма метрах в пяти.

– Давай, сволочь, ныряй! – кричал Марк, пытаясь перевернуть Изю головой вниз.

Последний, даже не брыкаясь, терпеливо ждал и дождался. Обратная сила подхватила обоих летунов и вышвырнула их на площадку.

На вершине горы, прямо возле входа в пещеру стояли двое. Одним из них был Генрих Новицкий, неоднократно появлявшийся здесь ранее, а вот второй был Марку неизвестен.

Быстрый полет вверх произвел на узника пещеры обычное действие, и потому он, часто дыша, отпустил локоть Изи и согнулся, уперев кисти рук в колени. Ангел встряхнулся как собака, отгладил руками переднюю часть смокинга и солидным голосом произнес, обращаясь к архангелу:

– Ваше наисвятейшество! Я вынужден был в очередной раз доказывать наглядным примером невозможность самоубийства. Нынешний очищаемый на редкость упорен и непредсказуем…

– Заткнись! – резко прозвучал голос архангела.

Изя тут же умолк и сделал от Марка несколько шагов в сторону, после чего почтительно замер в стойке небогатого и потому совсем не гордого джентльмена. Марк распрямился, скрестил руки на груди и поднял глаза на голос.

Перед ним стоял высокий и толстый человек, одетый в просторную хламиду, спускавшуюся странными складками от плеч к бедрам. Голову его покрывал кудрявенький седой пушок. Борода тоже была седой, но лопатообразной, благодаря чему дико таращилась волосами подобно пробившимся сквозь препоны огородника росткам сливовой поросли.

Лицо архангела было мордатым – и этим все сказано. Зато глазки его, заключенные в глубоких амбразурах кожи под прикрытием бровных козырьков, сверкали откровенной злобой и были самыми колючими из всех, виденных Марком ранее. Толстые губы архангела кривились в злобной усмешке, а пивной живот его вибрировал подобно мембране, натянутой на барабан военного оркестра.

На правом бедре архангела висела резиновая труба с рифленой рукояткой, и Марк догадался, что видит именно тот дубинал, которым Изю хлестали по мягким частям тела.

– Ага, – презрительно цедя слова, произнес архангел. – Барыжий выкормыш никак утихомириться не хочет?

Вопрос его был обращен к Изе и тот сразу же ответил:

– Работаем! Скоро у него исчезнет желание.

«Вот сволочь! – подумал Марк. – Работяга нашелся».

Но он благоразумно молчал, недобро поглядывая на толстого архангела.

– Это «скоро» должно закончиться завтра! – гаркнул архангел. – Я надеюсь, он понял, что к чему и не станет больше убивать своего папашу, вавилонскую башню им обоим по очереди в…

Архангел закашлялся.

Изя и Генрих Новицкий подобострастно засуетились. Генрих ударил архангела по спине, а Изя, подскочив, протянул носовой платок. Но архангел внезапно прекратил кашлять, выхватил из изиной руки платок, утер им рожу, вернул платок хозяину и жестом показал на точку, куда должен отпрыгнуть Изя. Последний тут же выполнил распоряжение и занял прежнее место рядом с Марком, торопливо засовывая сопливый платок в карман брюк.

– Чтобы завтра – никаких фокусов! – заявил архангел. – Красс-старший должен вернуться к тому, что ему положено получить. А вы контролируйте!

Генрих Новицкий, легкий умом как чугунная свая, поинтересовался:

– Как же нам контролировать, если запрещается присутствовать при казни? Что мы можем сделать?

Архангел резко повернул голову к Новицкому. Хламида колыхнулась, и Марк понял, что никакая это не хламида, а просто сложенные за спиной огромные крылья.

– Мне плевать! – жестко произнес крылатый толстяк. – Но если Красс-старший снова соскочит с моциона, отдубинированы будете оба: – и он ткнул пальцем сначала в Генриха, а затем в Изю.

Посмотрев на Марка, архангел добавил:

– А ты, ублюдок, рожденный не от Красса, запомни: незачем принимать на себя наказание другого, тем более – не родного тебе человека. Чтоб завтра к секире даже не прикасался!

Марк, туго дыша сквозь раздувшиеся от гнева ноздри, медленно пошел на архангела.

– Стой! – страдальческим голосом крикнул Изя, пытаясь схватить его за руку.

Но Марк отмахнулся от ангела, продолжая приближаться к обидчику. Архангел посмотрел на Марка с любопытством, а Генрих с непониманием.

– Ах ты, гнида иерусалимская, – ласково произнес Марк, останавливаясь в шаге от архангела и отводя назад правую ногу. – Знаешь, что такое футбол?

Архангел кивнул головой утвердительно.

– Так вот: в футболе происхождение форварда не имеет значения. Лишь бы он по воротам не мазал.

И с этими словами Марк врезал архангелу ногой в пах.

Толстяк, выкатив глаза, с хриплым вздохом сложился пополам и, покачнувшись, завалился на бок. Изя с Генрихом, остолбенев, молча смотрели на тушу, распластавшуюся в пыли.

– Один-ноль в пользу ублюдков, – спокойно констатировал Марк.

Он зашел в пещеру и растянулся на нарах.

На площадке тем временем стало оживленно. До ушей Марка долетали всякие звуки: рев, визг, ругань и звонкие шлепки, как будто кто-то упражнялся в развешивании оплеух. Но Марку это было совсем не интересно. Он просто лежал и улыбался своим мыслям.

Спустя некоторое время звуки затихли, и в пещере появился Изя. Он был растрепан и краснолиц. Остановившись у стола, ангел с грустью посмотрел на довольного Марка и воскликнул горестно:

– Что ты наделал, Марк!

– А что я наделал? – весело спросил недавний футболист.

– Это же был сам Элеазар! – воскликнул Изя. – Он же относился к тебе с безразличием! Теперь нет. А худшего врага нажить трудно.

– Плевать, – махнул рукой Марк. – Завтра казнь.

– Да нет же! – голос Изи стал страдальческим. – Во-первых, порядок казни будет изменен. А во-вторых, Элеазар теперь совсем не против, чтобы ты остался вместо Красса-старшего!

– Как изменен?! – Марк рывком занял сидячее положение.

– Так. Секиры и колоды не будет. А что будет вместо них – я не знаю! Ну зачем ты его ударил?

– Нечего было обзывать меня ублюдком.

– Но это же правда! Нужно было совсем немного потерпеть…

– Это неправда, – сказал Марк сквозь зубы. – Рим был жесток. Во время сулланских проскрипций трупы убирали возами. Красс-старший мог взять меня за маленькую ножку, грохнуть головой о косяк и никто бы об этом не узнал. А если б и узнал, сам бы был грохнут. Но я жив. Потому он мой отец. И еще к этому: я никогда не слышал от него плохого слова. Я всегда ощущал его заботу и любовь. Он папа. Был, есть и будет. А на вас всех мне чихать! Даже на тебя. Ишь ты – работяга какой! Дрессирует он меня, оказывается… Брысь отсюда!

Изя, обиженно сопя, сказал:

– Я к тебе как к человеку, а ты – вон как!

– Уйди прочь! – крикнул раздраженно Марк.

Изя вышел из пещеры, и стало тихо.

– Эх! – воскликнул Марк. – Наконец-то я отсюда выберусь. И вообще. Семейство Крассов всегда было дружным. Если дело обстоит таким образом, каковым оно обстоит, надо оставаться здесь по очереди. Вот и устрою сюда Публия. Пусть будет его черед.

Марк опять растянулся на нарах.

– И что значат слова «порядок казни изменен»? – спустя минуту поинтересовался он у самого себя. – Нет. Все равно будет какая-то лазейка. Я уверен в этом. И потому нечего беспокоиться. Эта жирная туша, Элеазар, не может быть умнее нашего семейства. Ну, Публий, готовься к встрече с сусликом!

Марк повернулся на правый бок и быстро уснул. Снился ему матерый сусляра. В этот раз он был в мотошлеме и кожаных крагах, натянутых на передние лапы.

Зайдя в пещеру, сусляра заявил человеческим голосом:

– А никуда ты отсюда не денешься.

– Тебя забыли спросить! – ответил ему Марк.

– Забыли – не забыли, все равно, – ответил сусляра и сплюнул на стол. – Маловато отсидел.

– Я тебе сейчас как плюну! – разозлился Марк. – Ну-ка, брысь отсюда!

И суслик исчез. Но вместо него у стола тут же нарисовался Элеазар.

– Спи-спи, – с ненавистью произнес он. – Это твоя последняя спокойная ночь в жизни!

– Врезать по воротам еще разок? – предложил ему Марк.

Элеазар моментально растворился в воздухе, но вместо него на столе уже сидела Шейла Уайльдхукер. Она мотала длинными ногами и водила по столу пальчиком.

– Иди ко мне! – позвал ее Марк.

Изящный пальчик Шейлы вляпался в плевок суслика. Она брезгливо вытерла его об юбку и, показав Марку неприличный жест, сказала:

– Я теперь с ублюдками не сплю.

Марк, опустив руку вниз, нащупал на полу один из вьетнамских шлепанцев. Он схватил его, размахнулся, но Шейлы уже не было в пещере. Выпустив из пальцев шлепанец, Марк повернулся на другой бок.

Странное дело, но желание полежать с Шейлой в постели совсем не пропало! Он выругался, заснул еще крепче, и окунулся в мир эротических фантазий, в котором кроме него самого присутствовали: прелестная Шейла, а также Изя с Элеазаром, стоявшие у стола с горящими свечками, зажатыми в потных ладонях. Их сальные рожи выглядели несколько необычно при столь интимных обстоятельствах, но почему-то совсем не мешали ни Марку, ни Шейле.

Так очищаемый узник и метался во сне по нарам всю ночь перед казнью, нисколько не жалея свой организм.

ПОРЦИЯ СЕДЬМАЯ

Утро вошло в пещеру обычным солнечным лучом. Марк проснулся с ощущением праздника на душе.

Он сел на нарах, потянулся и заметил вслух:

– Надо же, вроде бы спал, а устал, будто вагон картошки разгрузил.

Он вдруг вспомнил сны, которые посетили его в эту ночь, и встряхнул головой.

– Приснится же такое! – проворчал Марк. – Не иначе Элеазар и компания трудится, насылая похабщину всякую.

Он встал, подошел к столу и увидел на нем миску с паштетом. Значит, Изя уже был здесь, но почему-то не разбудил своего подопечного. Этот факт показался Марку странным и он, раздумывая над ним, левой рукой оперся о стол, а правой взял миску и перелил ее содержимое себе в рот. Но пища не доставила удовольствия, так как вокруг что-то было не так.

Марк аккуратно поставил на стол посуду, проглотил последнюю порцию пищи, прислушался к ощущениям и мгновенно вспотел. Левая рука вляпалась во что-то мерзкое и липкое!

Он поднес ладонь к лицу и увидел, что с пальцев свисают бесцветные капли слизи. В памяти Марка тут же появились: сусляра в мотошлеме, хамски плюющий на стол, и следом за ним Шейла, вытирающая испачканный пальчик. Но неужели все это происходило наяву?! Марк зачем-то нюхнул руку и вдруг почувствовал непреодолимое желание исторгнуть из себя только что проглоченный завтрак.

Он выскочил из пещеры и понесся к обрыву. В процессе движения им было обнаружено необычное сооружение, стоявшее на площадке. Мозг Марка успел отметить, что раньше сооружения там не было, но желудок не дал рассмотреть конструкцию более детально.

Марк упал на колени и принялся исторгать из себя пищу в пропасть, пугая ее нижних обитателей зверскими звуками различных тонов и тембров. Закончив дело, он устало приплелся к нише с водой, где быстро отмыл левую руку и напился холодной влаги. Затем Марк вернулся к обрыву, нагнулся и посмотрел вниз.

– Сволочь фашистская! – прохрипел он туда. – Кто тебя воспитывал? Кто учил плевать в помещениях? Вот теперь вместо паштета жри мою блевотину. Приятного аппетита!

Марк плюнул в пропасть и направился к сооружению, ранее виденному им мельком. Но в пути ему в голову вдруг пришла мысль, что паштет, исторгнутый им в бездну, пробыл в его желудке не больше минуты и потому не успел перевариться. А раз так – эта сусличья морда получит к завтраку относительно свежий продукт. Но уж такой несправедливости Марк снести не мог!

Он развернулся, подбежал к месту, где ранее облегчил желудок, и мстительно справил в обрыв сначала малую нужду, а затем, немного подумав, и большую, после чего с чувством выполненного долга приступил к осмотру появившегося за ночь объекта.

Это был фрагмент обычной кирпичной стены не более трех метров длиной и двух высотой. Марк обошел стенку по кругу и заметил, что красный кирпич, из которого она сложена, имеет весьма плачевный вид, поскольку сплошь покрыт трещинами и вмятинами округлой формы. Создавалось впечатление, будто стена эта не раз использовалась для расстрела, и под ней народа полегло – будь здоров!

Марк, повернувшись задом, пнул ее пяткой. Стенка, спружинив, оттолкнула его ногу так резко, что она улетела вперед с дикой силой и чуть не вынудила ее хозяина сесть на продольный шпагат. Пробежав для сохранения равновесия несколько шагов, он увидел, как вьетнамские шлепанцы разлетелись в разные стороны, и стали похожи на воробьев, которых вспугнул кот.

– Черт! – выругался Марк вслух. – Резиновая она, что ли? Но если стена расстрельная, где же то, из чего положено стрелять?

Он подобрал шлепанцы, обулся и услышал шорох крыльев.

На площадке стоял Изя. Лицо его было печально и серьезно. Он держал в руках револьвер.

– На, – сказал Изя, протягивая пистолет Марку рукояткой вперед.

Марк взял.

– Там два патрона, – продолжил Изя. – Советую не делать глупостей. Патроны в барабане заряжены подряд, и первый из них уже стоит как надо. Отдашь пистолет отцу. Или можешь сам застрелить Публия, а потом себя. Отведешь курок назад для мягкости спуска и два выстрела обеспечены. А можешь не отводить… Ты ведь знаешь, как с ним обращаться?

– Разберусь, – ответил Марк, пряча оружие за спину. – Почему не секира?

Изя пожал плечами и ничего не ответил. Он смотрел на Марка с неподдельной грустью и молчал. Марку стало неловко. Ему вдруг захотелось что-нибудь сделать для Изи. Что-то такое, отчего бы ангелу непременно похорошело. И здесь шальная мысль ударила ему в голову.

– Слушай, Изя, – тихо заговорил Марк, зачем-то оглядываясь по сторонам. – Хочешь, я шлепну тебя, а потом себя?

Глаза Изи налились изумлением.

– Да-да! – горячечно шептал Марк. – Ну неужели ты не понял, что ад здесь устроен не только для нас, но и для вас? Разве это жизнь? Давай!