Ретроспектива

 Раскинула ноги шире, выгибаясь навстречу, приближая к себе монарха за шею.

 Мне вчера понравилось целоваться. Не гадала, что это может быть так приятно…

 Сама впилась в губы опешившего Файлирса. Стараюсь целовать как хочу, как он меня вчера. Глубоко и жарко. Порхая языком внутри него, ловя его язык и прикусывая, посасывая губы…

– Полёвка… – рассмеялся, глубоко вдохнув, – опять изголодалась? Осмелела…

 Не дала ему договорить. Припала ко рту снова. Будто там, внизу – он берёт меня пальцами, а я забираю его языком.

 Хитрый трюк и пальцы сменяет естество. Так и не разорвав губ. Застонала ему в рот, получив хрип в ответ.

 Жадные, не смолкающие громкие поцелуи… будто всё мало.

 Платье стянул с меня лишь наполовину, прерываться никто и не вздумал, чтоб снять. Рубаху попросту порвал, обнажая грудь. Не прекращая двигаться во мне всё сильнее и сильнее…

 Глаза, горящие во тьме, жадные пальцы, до тонкой боли сжимающие плоть мягкой груди и мужчина, нависший над распластанной мной… Мои руки по горячему телу, унизанному венами, липкой от пота спине…

 Под приклеенным взглядом птичьих глаз могло бы быть неловко, но нет этого.

 Чем громче мой стон – тем сильнее его ярость внутри меня. Прижалась губами к его лбу, поцеловала, ещё и ещё, собирая губами влагу. Файлирс задвигался ещё сильнее и схватил ртом мою колышущуюся в такт нашим движениям грудь. Присосал, прикусил, зарывшись носом в плоть. Зарычал зверем.

 Я вспыхнула в тот же миг. Ощутила, как умираю и снова воскресаю. На доли секунды перестала тело ощущать. Сквозь завесу вижу искажённое от удовольствия мужское лицо, сцепленные зубы, не дающие кричать… Пальцем провела по его губе и почувствовала, как он содрогается во мне, всем телом, изливаясь…

 На этот раз он не уснул сразу. Но распластался по мне, так и не разъединившись. Когда руки стали снова чувствоваться, я принялась водить кончиками пальцев по огромной спине, так надёжно меня укрывшей.

 Шевелиться не хотелось. И спать не хотелось. А хотелось… ещё!

– Жива, полёвка… ? – пробурчал Файлирс, перекатываясь с меня на постель. Лёг на спину. Я споро скинула болтавшееся платье и водой перетекла на него. Облепила по рукам и ногам. Ну где достала.

– Ещё как жива… ваше величество.

– Как звать тебя, целительница?

– Эля, – даже не задумалась, какое имя хочу слышать от него. – А вас?

 Он захохотал:

– А вашства тебя не устраивает более, наглая полёвка?

 Я отрицательно мотнула головой. Пусть он и не видит. Наши игрища тем и хороши, что проведай он, кто я – не посмел бы себе такие вольности, но часть меня хочет быть равной.

– Ты не придумывай себе ничего, я девок не обижаю, но и вольностей не люблю.

 Что ж… скользнула рукой с груди ниже… пальчиками пробежалась по каменному животу с редкими жёсткими порослями и сомкнула в кольце мужское естество.

 Пусть так, но кто сказал, что я не могу попробовать приручить этого зверя?

 Полный сладострастия вздох был мне ответом. Подтвердил мои мысли.

 Проведя по стволу вверх вниз несколько раз, оседлала мужские бёдра, с наслаждением и криком принимая его в себя.

 Словно и не было недавних безумств.

– Полёвка… мало кто меня пересиливал, а ты умотала. Откуда ты только взялась такая…

 Над морской гладью уже занималась заря, когда Файлирс проговорил это, засыпая.

 Ложиться я не стала. Кровь внутри бурлит, заставляя действовать. Созвала вьёрнов раньше обычного, выслушала, разведав, что у одного из дружинников час назад сын родился – надобно поздравить. Достала кошель, ссыпав туда мелочь Вереха. В казарму схожу после освещения…

 Освещение. Вот, где мне сегодня понадобятся силы. Воли, более других. Переносить церковников мне тяжко итак, что уж говорить, быть им обязанной. Но, похоже, показать благодать их создателя, что он сам, бог их, освятил мои колодцы – лучше способа сповадить людей пить воду нет. Потерплю. А вообще, суметь бы подчинить их, священников, княжеской власти. Так сделал отец моего ондолийца. При нём церковная власть из независимой стала подчинённой королю. Суметь бы, разведать. Да поподробнее бы расспросить, как их казённая система устроена, у такой махины. Это у нас всё по-простому. А когда Файлирс прислал сообщение, что заедет с визитом, я бросилась бежать изучать их правила да традиции… За два года ни одного правителя я не видела в живую. Сваты, было ринувшиеся по прошествию траура были вежливо, но твёрдо развёрнуты из замка, опираясь на поддержку Ондолии. Им, ведомо дело, выгодно, чтобы княжество наше хранило не только независимость, но и нейтралитет…

 Позавтракала пирожками, что забрала у спящего ондолийца. Тот, небось бы выкинул. У меня же ничего не пропадёт без дела.

– Княгиня, народ собрался и ждёт, пора, – Алирик, как всегда всё подготовил. Стоит собранный и чуть хмурый.

– Что с тобой? Что-то не так?

– Нет, княгиня. Всё хорошо, – попробовал было отвести взгляд, склонил голову, но тут же снова поднял.

 Смотрит как-то… именно так, как говорил Тулупчик, но, видать, и правда, я не замечала. Захотелось убедиться.

 Встала из-за стола, в простом, белом платье из лёгкой ткани, на юге по-другому никак. Обнажая руки, она облегает и пышную грудь и тонкую талию, расходясь книзу клиньями. Торжественности добавляет изумрудный пояс.

 Приблизилась к дружиннику, вышла в дверь оставив того стоять столбом.

– Алирик? – тряхнула рыжими кудрями, будто в недовольстве.

– Княгиня… – спохватился, догнал, оставаясь на шаг позади.

 Если бы я и захотела идти ровнее – не смогла бы. Мать-Земля, бёдра сами, не подчиняясь разуму, выводят кружева. А голодный взгляд и громкое дыхание сзади, словно придаёт им задору.

 Осёдланные лошади уже ждут. Все в сборе. Верех, я с верным Алириком и ещё два дружинника охраны.

 Алирик поддержал, помогая вскочить на Мару – мою вороную кобылу. Оказавшись в седле я всем телом почувствовала пристальный взгляд из окон хозяйской башни. Не обернулась, никак не дала понимания, что почувствовала. Погнала Мару, отдав ментальный приказ и прося Мать-Землю смягчить хотя бы цвет моих волос, не дать королю опознать во мне свою Полёвку. Не думаю, что при утреннем солнце мои рыжие волосы выглядят так же, как при свете лучин или магических светляков.

Файлирс.

– Кто это отъезжает со двора? – хриплым со сна голосом спросил брата.

– Абы они докладывали, – хохотнул тот, вставая рядом.

 Только что, секунду назад проснулся, как от удара. Словно неведомая сила заставила рывком подскочить к окну.

– Хм… занятно. Тебя девица заинтересовала?

– Не простая. С охраной ездит. Да и сама в седле, в окружении мужчин…

– Непотребство, экое! Не говори! Совсем никаких приличий не блюдут, – налил себе из чайника…

– Что это?

– А, это! Понюхай, экий амбре. Кофий у них. Где-то в горах выращивают.

– Мерзость, – чуть не сплюнул, вдохнув горькую вонь.

– Да ты попробуй, – герцог Прасгал сунул мне крошечную чашку, с трудом держа её в своих лапищах, едва не в рот.

– Отстань.

– Ты что не в духе?

 Что объяснить, если и сам не ведаю.

– Отстань, – повторил для скудоумных.

– Может это княгиня их? Страшна, небось, как адов демон…

– Думаешь?

– Ну а чего бы ей прятаться? Выходить не хочет. Явно же, увидела наш отряд да стушевалась.

– Хорошо бы так, – зашёл в купальню, дверь оставил распахнутой.

– Что сегодня, Фай? Пасеки и виноградники мы осмотрели. Остались рудники, но не пускают нас туда. Заставить мы не можем, сам понимаешь… Вот кофий, ты б попробовал, брат. Третий день пью, а не понимаю, как жил без него раньше.

– Ещё не хватало…

 Не смотря на умывание, доброе настроение так и не появилось. Окончательно его сбило то, что придя в кабинет, подноса с пирожками я не увидел!

 Какая дрянь посмела?

– Совсем они тут распоясаны, – ругнулся под нос. Чтобы в Келсе челядь вошла в опочивальню и личный кабинет без позволения…

– Жрать хочу.

– Так пошли. В столовой уже накрыто, местная кухарка сегодня в ударе. Там пирогов – обожрёшься даже ты, – Эмор дал шанс на что-то нормальное в этом дне.

– Фай! Я не понял! Это что такое? – породистая морда герцога и сына короля обиженно вытянулась. В руке он держит ошмётки рубашки полёвки, глаза скочат с них на меня. – Нам чешешь про приличия, что мы большой двор, приближённые короля и прочая лабуда… Даже улыбнуться никому нельзя, а сам!

 Я смотрел, как младший брат сжал сорочку, словно платок, медленно поднёс к носу, шумно вдохнул ткань, прикрыв глаза.

 Сам не понял, как оказался рядом, выхватывая белоснежную ткань из грязных лап.

– Фай! У меня восемнадцать дней бабы не было! Совесть имей! Кто она?

– Никто! Сказал же – жрать хочу.

 Сунул рубашку в свой сундук и вышел, чуть не выталкивая оболтуса взашей. Дотерпит до столицы. Пусть привыкает. Через месяц моя свадьба. Как окончатся торжества – женю и этого.

Глава 4

 Перекрёсток трёх дорог с течением времени стал подобием площади. Гораздо меньше замковой, но люди больше собираются здесь. Главная площадь Итвоза. Благодарить за это стоит церковь создателя, стоящую здесь же. Отнюдь не новый колодец. Пока.

 Людям нужна вера. Простому люду, который от зари и до зари работает на прокорм необходимо заверение, что если не в земной, то в загробной жизни их ждёт лучшая доля. Создатель это им и сулит.

 Утреннее небо слепит светом так, что трудно смотреть. Но утром лучше всего собрать народ, пока в воздухе осталась ночная прохлада, свежесть. Через несколько часов солнышко совсем проснётся и итвозцы только и будут, что молить о прохладе, прячась в тенях. Там и отдохнут опосля гуляний.

 Заунывные молитвы, окропление воды и самого источника, демонстративное отпитие епископом и мной, проповедь.

 Служитель создателя рассказывает о святых источниках, что усеивают райские кущи, о крещении младенцев – обряд приобщения к роду. Рождённый ребёнок-маг не проявится на родовом древе, пока его не отнесут в храм и не покрестят. Ребёнок-маг. Ведьмам не нужны эти ритуалы. Каждая ведьма чует своего ребёнка, так говорила матушка. Мы не теряем своих детей и нам не нужно подтверждение на пожелтевшей бумаге. Если, конечно ведьма не пустоцвет, как я… Простому человеку, опять же, нужна вера, что случись что с младенчиком, он попадёт в лучший мир.

 Проповедь закончилась и заиграли музыканты. Сперва тихо, расходясь всё громче, заливестей и веселее. Одиннадцать тушек баранов выкатили на площадь по команде Вереха. Виночерпии прямо у колодца черпают из бочек сладкие компоты и разбавляют их водой.

 Мы с епископом получили первыми наши чаши, следом дружина, после знатные. Несмело, но и простые жители стали подтягиваться, дабы утолить жажду, которую только подогревает солнце.

 Таких праздников, без вина и хмеля, у нас ещё не было.

 Где-то рядом басовито закричал мужчина. Пригляделась – кузнец. Затянул весёлую, народную прибаутку. Ему начали подпевать. Спасибо, Тар.

 Несколько девушек, среди них я признала дочку казначея, завели хоровод. В мгновение ока их окружили молодые парни, по-хозяйски охраняя танцорок.

 Странно, что не видно Тосэи – дочери одного из фермеров. Девушка из простых, но первая невеста в Итвозе. Смешливая, весёлая, первая красавица и заводила. Поискала взглядом и увидела её у стены одного из домов. Тоя держит пса на привязи, почёсывает холку чернышу и из-под ресниц поглядывает на статного мужчину. Тот глядит на неё, что волк на зайца, только что не облизывается. Всё бы ничего, но волк не из наших, пришлый. Как бы не обидел девочку.

 “Выспался?” – позвала крыса из седельной сумки, делая вид, что и дальше попиваю компот.

 “Что придумала?”

 “С кем это наша Тэйка любезничает?”

 “Видал в ондолийской свите”, – то, что знатные ондолийцы начнут заглядываться на наших девушек, то понятно. Без этого никак. Худо то, что разные у нас нравы, это далеко ходить не надобно, видно по королю их.

 “Приглядывай за ней, чтобы не вышло беды”.

 “Помешать?”

 “Нет. Если по доброй воле, то не надо. Проследи, чтобы не снасильничал, если откажет”.

 Тулуп выскользнул из сумки неразличимым движением.

– Княгиня довольна? – епископ. Немолодой, но и не старый ещё служитель создателя подошёл незаметно, но и не скрываясь, сбоку. Я сама увлеклась, сдерживаясь, чтобы не понестись в пляс. Вот и проморгала.

– Спасибо, ваше святейшество. Довольна. Только надобно довести дело до конца и проехать по всем колодцам, как и условились. Вы уверены, что плата вам не нужна?

– Более чем, – пепельная голова склонилась в полупоклоне. Удивительно, при таком статном лице, почти не тронутом морщинами, полностью седая голова. – Это мой долг, как представителя создателя на нашей грешной земле. Вы хорошо объяснили мне всю пользу дела. Создатель такому благоволит, – смотрит на народ, но каким-то образом я чувствую его внимание на себе. – Да и лично мне приятно быть вам полезным, княгиня.

 Такими речами меня не завлечь. Как ни мягко стелит епископ – всему есть своя цена. Я не сомневаюсь, что однажды он придёт за услугой.

– Государство и церковь – столпы нашего княжества. Мы должны поддерживать друг друга, оставляя это нерушимым.

– Конечно, ваше святейшество, – согласилась, но как по мне, власть должна быть одна. Негоже это, чтобы церковники были себе на уме. Только и силёнок у меня не как у моего ондолийца. Это у него церковь под королём.

 Весёлая песня птицей летит по Итвозу. От двора к двору, от дерева к дереву. Как солнечный луч, как морская волна. Народ – такая же стихия.

 Не удержалась и оставила епископа, влилась в толпу танцующих.

 Душа веселится и поёт, и не только от праздника.

 Немного потанцевав в кругу девок, отправилась дальше. Сегодня ещё казармы надобно посетить.

 Дружество с солдатами – вот оплот княжеской власти. Что бы там ни говорил епископ.

 Скорое построение. Созвали всех, как и подобает. Похвалила тренирующихся, пожурила наказанных.

– Нуасон! – улыбаясь во весь рот, кликнула молодого отца.

 Рыжий детина, чуть за тридцать, шагнул вперёд. Подошла ближе и вложила заготовленный кошель в сухую лапищу.

– Пусть растёт младенчик, отца да мать радует.

– Эх, княгинюшка! – залихватски прикрикнул, распираемый от радости Нуасон. – Можно?

 Подала руку дружиннику, рассчитывая на куртуазность, а тот… подхватил меня за талию, да как закружил! Что я завизжала от испугу!

– Ээээй! Руки б вымыл сперва, – командир гарнизона отвесил угомонившемуся подзатыльник.

– Так а я чего… это ж княгинюшка, она ж своя! – молодой отец и не подумал устрашиться. – А заходи сегодня к нам? Вся семья будет. Родители Надин приехали. Широкий праздник! И подарочек свой сама отдашь?

– Я постараюсь, спасибо Нуасон. Но не обещаю, могу и не успеть. Дела княжеские… Так что подарочек-то возьми.

– А я и возьму! Спасибо, княгиня! – теперь дружинник поклонился уже уважительно, отбросил дурашливость.

 Спасибо Мать-Земля! Мне только не хватало по детям ходить, душу себе рвать.

 Немного пошутили с солдатами, поговорили с командиром, я уже взбиралась на коня, как меня окликнули.

– Княгиня, – не успев прыгнуть в седло, я сейчас смотрела на главного снизу вверх, щурясь на солнце, – чуть не забыл. Гости ваши, тот из них, что главный, просил тренироваться с нами, пока они тут.

 Я глянула на Алирика, но ответа не нашла.

– А как просил? Небось, с норовом?

– Никак нет… – почесал бороду старший дружинник. – То и есть, что попросил. Сказал, что ближним его форму держать надобно, пока вдали от дома.

 Я недолго подумала.

– Дозволяю. Только ты следи, чтобы в грязь лицом мы не дали, не позорь княжью дружину. Да и следи за гостями, может опыт какой переймём.

– Княгиня! Нашим воинам…

– Лучшие наши воины. И без тебя ведаю, только знания не бывают лишними.

 Казарма недалеко. Всё в замке, который о две башни. В одной княжеские палаты, в другой дружинники. Доехали до конюшен, оставив там лошадей. Звуки музыки и народного веселья долетают и сюда – хороший праздник мы сегодня дали людям. Даже птицы в небе будто подпевают музыкантам.

– Что слышно? Долго ещё пришлые тут околачиваться будут? – верный Алирик, как всегда супится, как заедем к дружине.

– Не ведаю, не могу я у главного такой страны спросить, сам понимаешь. Мы для них – что пыль. Стряхнёт и не поморщится.

– Не нравится мне это. Что они тут хозяйничают.

– Да где ж они хозяйничают? Что по нашим местам ездят, так то понятно – у нас договора торговые. Какой купец не хочет видеть, что и откуда он покупает?

 С ответом Алирик не нашёлся. Он итак не мастак на слова, что уж…

 День пролетел в кабинете. Только кажется села, как уже опомнилась под светляком. Солнце давно зашло, когда крыса скользнула на стол. В делах тяжких, Тулуп весь день следил за парочкой. Пока те не распрощались. Крамолы не было, а поцелуи да объятия – дело привычное. Пришлый не принуждал ни к чему, не заставлял. Оба были рады такому общению.

 “Ты всё равно, приглядывай за ними”.

 Оставила Тулупчика отдыхать, а сама, посетила помывочную, сменила рубашку да платье, шагнула в теневой переход.

 Король мыться изволил. Я не стала ждать и постучала в тяжёлую дверь.

– Полёвка, ты? Заходи, – я следила через дверь, как он даже глаз не открыл, только на несколько секунд углы губ растянулись и вернулись на место.

 Открыла дверь, вошла.

– Чего так долго сегодня?

– Вы не звали.

– А ты всё равно пришла, – на это мне ответить нечего, – какая ты: ходишь, где захочешь, да когда захочешь… чем не Полёвка?

 А я стою и любуюсь. Крепкой грудью, что лежит над водой… сильными руками, обхватившими борты лохани больше чем вполовину… спокойным лицом, которое до коликов в пальцах хочется потрогать…

– Помой меня.

– Что?

– Помой меня, Полёвка.

 Послушалась. Подошла ближе, натёрла мочалку, и провела ей осторожно по руке, от пальцев к шее. Мужчина откинул голову, давая больше тела. Несмело, крепко боязно не так что-то сделать, обошла и провела по второй руке, помыла шею сзади, скользнула на грудь. Стоя на коленях у лохани с королём, бросила взгляд в лицо Файлирса, встретилась с ястребиными глазами, только сейчас поняла, что от усердия прикусила губу и почти не дышу.

– Ну же, Полёвка…

 Покончила с грудью, повела мочалку ниже, обтёрла живот, ещё ниже… провела тряпицей по члену, тут же помогая себе рукой. Обхватила ствол и услышала тихий выдох короля – тот опять прикрыл глаза. Сперва медленно, принялась водить вверх-вниз, смотря на лицо, полное удовольствия. Осмелев, стала водить быстрее, то крепко сжимая, то нежно поглаживая… А перед глазами уже темно, и ощущения… словно не рукой массирую, а он во мне опять, как вчера, и так хорошо… его удовольствие: частое дыхание, приоткрытый рот, губы, что хочется облизать…

 Сама не поняла, что тихий стон – мой… Лишь когда Файлирс открыл глаза, я поняла, проследив, куда тот смотрит, что та моя рука, что была свободна, уже на груди, трёт, сквозь ткань, вставшую вершинку и молит о большем, о другой руке… которая тут же смахнула мою ладонь, по-хозяйски стиснув грудь. Мужчина подался наверх, отчего раздался плеск воды по каменному полу, член показался и скрылся снова, моя рука за ним… уже сильно сжала, хорошо, ускоряясь, пока мужские пальцы нырнули за отворот платья… сжимая сосок, прокручивая его в пальцах, тиская грудь. Стонов от этого действа, такого откровенного, бесстыдного, сдерживать не стала. Сама подаю грудь ему на ладонь, рукой скользя под своим промокшим от брызг платьем.

 Мокрая ткань, будто и не чувствуется. Провела аккуратно у себя по бёдрам, огладила губы…

 Неправильно, неприлично, но у меня нет сил думать, как поймёт меня ондолиец. Если он удовлетворится сегодня такими ласками, не уйду же я ни с чем?

 Пальчиком вожу по кругу, как это делал он сам мне… уже вся поддалась этому движению… Как же хорошо, Мать-Земля, почти так же хорошо, как когда это делает он…

– Полёвка… – хриплым, чужим гласом позвал король и я открыла глаза.

 Смотрит дико, голодно. Не то хочет ударить, не то завладеть…

 Миг, и он встал в лохани, а я так и осталась сидеть, не в силах подняться. Шагнул и мокрый, как был, подхватил меня на руки.

 Не останавливаясь, не обтираясь, пошёл прямо в спальню. Мне бы засмущаться, что он меня так застиг, но я не смогла, лишь протянула вниз руку, обхватывая его естество, как опору.

 На миг он перестал дышать, а после – сгрузил меня на кровать, тут же наваливаясь сверху. Стоило ему войти, без трудностей и помех – я того давно ждала, как рот его накрыл мой, забирая, поглощая крики и стоны…

 Время словно замерло, растворилось, и я вместе с ним…

 Не успела насладиться желанным поцелуем, как он снова перевернул меня, входя сзади. Разум не стал снова обижаться на такое обращение, а когда его рука скользнула к моему лону, когда сильные пальцы так ловко вошли в тот же ритм, что и член во мне… Я стонала, я кричала… сходила с ума от жажды разрядки и желания, чтобы это длилось вечность… Лёгкое онемение в пальцах рук и ног, и я захныкала, что-то бормоча, приговаривая сама не понимая что…

 Файлирс задвигался быстрее, так быстро, сильно и резко, не издавая ни звука, только дышит громко, где-то надо мной.

 Несколько мгновений и в глазах потемнело. И время наконец замерло для меня…

Глава 5.

 Ночь в Эстесадо, что наше же вино: густая, тёмная, влажная, тягучая и сладкая. И хмельная. Такая хмельная, что не надобно никакого хмеля. Он в воздухе.

 Быть хозяйкой – не просто носить княжью шапку.

 Быть хозяйкой – заботиться о людях и земле. Слышать землю и зверя. Видеть то, что не видно простым ведьмам, если таковые и живут на моей земле.

 Как чУдно можно обо всём забыть. О заботах и делах, о своей сущности… быть не хозяйкой, не княгиней, даже не женой князя – женщиной.

– Уснула? – я уж думала, что это он, сокол мой, уснул, утомился.

– Нет, – одна его рука перебирает мои волосы, что разметались, небось, на пол кровати. Другая, пальцами гуляет по животу.

– Ты чья, Эля?

 Я даже глаза открыла. И голову с широкой груди подняла, дабы переспросить.

– Не простая, как я сперва подумал, из каких ты?

– Простая. Лекаркой служу при княгине. Она меня и потчует.

– Магия твоя сильная, такую мигрень снять – большой резерв надобен. Кто родители?

 Заколебалась. Соврать бы, что простыми были. Да нехорошо это – мёртвых порочить.

– Умерли они давно.

– Не серчай. А… – маленькая заминка, и как выпалил: – муж у тебя есть?

– Вдовая, – рука на моём животе вновь пошла гулять пальцами.

– Давно?

– Два года как.

– А кто старший в роду?

– Никого нет. Сама я.

– Что ж… у мужа ни брата, ни другого родственника нету?

– Не объявлялось.

 Немного помолчали. Я было подумала, что допрос окончен, как дальше:

– Как же ты одна… без мужчины… здесь, в замке… здесь же дружина постоянно… – экий он… заботится.

– Я же при княгине. Кто ж меня тронет? Да и я ж магичка сама…

– Да я о другом. Что столько мужчин здесь смотрит на тебя, а честь защитить некому.

 Я приподнялась и взвизгнула: Файлирс, пока беседы беседовал, да допросы допрашивал, накрутил мою прядку на свой палец, за что я и поплатилась своим рывком.

– Тшшш… Это всё потому, что женщине одной нельзя – ей всегда мужчина нужен. Даже вдове. Пусть племянник, или ещё какая родня хоть и по мужу. Вы же здесь собственность имеете?

– Имеем.

– Вот. Чтобы хозяйством управлять, здесь ум нужен. Не женский. Женщине такого не сдюжить. Там суровость нужна, да сила. А бабу, разве челядь будет бабу бояться? – “мудрый король” помолчал, а потом не сдержал другой поток мудрости. Понёс в массы: – Женщина должна детишек рожать, да дом устраивать. Приёмы давать, да визиты делать, чтобы семья в обществе была. Вот это – дело женщины. А не мужские дела.

– В твоём государстве так? – готовилась, что он взъярится на моё панибратство. А он только улыбнулся.

– Если бы ты стала вдовой в моём государстве, то по смерти супруга стряпчий нашёл бы его старшего родственника, передал бы тому всё имущество, вместе с заботой о тебе, – как он говорил, всё более хмурился. На последнем слове совсем сдвинул густые брови.

– А если бы он запер меня, или голодом заморил?

– Если бы ты провинилась только…

 Интересные у них там порядки.

– А если бы…

– Полёвка! – король сел на постели. Лёгкая простыня сбилась у паха, обнажая сильную грудь и руки. – В моём государстве женщин не обижают! Наказать могут, если баба виновата, но не зверствует никто!

– А кто ж решает, виновата она или нет?

– Старший и решает.

– Опекун тот, значится…