Загребин тут же сделался печальным. Данилевский напомнил ему, как его компьютер подцепил в Интернете вирус, который едва не стер все данные на жестком диске – винчестере или, как называли его программисты на своем жаргоне, «винте».

– Проверка пока ничего плохого не дала, – ответил Борька. – Посмотрим, как сегодня заработает мой старичок…

Данилевский тем временем подумал об Ольге Ивановне. Надо непременно встретить ее с дежурства и проводить домой, иначе она исчезнет из его жизни так же внезапно, как появилась, а Данилевскому этого не хотелось. Но также не хотелось раньше времени рассказывать об Ольге Загребину. Надо было что-то придумать. Данилевский не любил враньё, но сейчас другого выбора у него не было.

– Слушай, Борька, прикрой меня завтра с утра! – сказал Данилевский. – Теща совсем плохая. Хоть и бывшая, все ж член семьи. Аллка дежурит в больнице всю ночь, я обещал ее сменить…

Загребин понимающе кивнул.

– Сходи, что ж делать… Какое счастье, что у меня таких проблем не возникает! Женитьба – абсолютное зло. Ей-богу, если всё-таки и женюсь когда-нибудь, то только в старости и только на сироте.

* * *

Ольга Ивановна вела свою пациентку к реанимации и участливо приговаривала:

– Вот сейчас мы придем на Красную площадь. Я вас самым кратчайшим путем выведу.

«Черт бы побрал эту конференцию, – думала она при этом. – Все в актовом зале, даже позвать некого!»

Дело в том, что в тот день в больнице собрали совещание, куда ушли все врачи кроме дежурных. Ушел и новенький доктор Игорь Олегович Дудь, который завтра утром должен был сменить ее на дежурство. Сегодня он знакомился с реанимацией, и она, Ольга Ивановна, была его «гидом». Дудь, худенький невысокий мужчина со смуглой, слегка желтоватой кожей, был старше ее лет на двадцать, но держался с ней настолько дружелюбно, что разница в возрасте совсем не чувствовалась. Он был так трогателен в своей простоте, что Ольга сразу прониклась к нему симпатией.

Недавно от ее ушел молодой человек. Она переживала, чувствовала себя одинокой и потому старалась обращать внимание на каждого мужчину – можно ли им заменить бывшего? Что сделать, чтобы забыть того, к которому она так привязалась за полгода их романа?

С момента расставания прошло уже около месяца, но душевные раны не заживали. Ольга научилась с головой окунаться в работу, с радостью брала лишние дежурства, но дома тоска возвращалась. Придя с суток, она сразу же ложилась спать, чтобы не думать и не грустить.

Тем временем они с пациенткой миновали белые двери и оказались снова в реанимации. «Слава Богу! Почти добрались, – подумала Ольга Ивановна. – Еще чей-то родственник некстати пришел… Только бы не ее!»

Ольга Ивановна подвела больную к койке и сказала:

– Вот остановка троллейбуса, даже скамейка стоит! Давайте вместе присядем и подождем троллейбус! – а сама думала: «Только бы она послушалась!»

Рядом стояли медсестры с приготовленным успокоительным.

Потом Ольга Ивановна объяснялась с посетителем, который, как назло, оказался родственником именно этой пациентки, а затем кончилась конференция, и вернулся доктор Дудь.

– Пойдемте покурим, и я домой пойду, – предложил он.

Тогда еще не было выпущено приказа о запрете курения в медицинских учреждениях, и около реанимации была специальная комнатушка, куда персонал ходил на перекур. Там стоял старый диван и небольшой стол со стеклянной литровой банкой, которая заменяла пепельницу.

– Спасибо, Вы мне очень помогли сегодня, – улыбнулся Дудь.

– Завтра будете без меня, – почти назидательно сказала Ольга и сама удивилась, что разговаривает так с человеком, который годится ей в отцы.

– Что ж, придется, – снова улыбнулся Дудь. – Зато Вы домой пойдете, отдыхать будете.

– Знаете, – вдруг сказала Ольга, – я не люблю бывать дома. Вам, наверное, будет смешно, но мне не забыть, как я там встречалась с моим парнем.

– А сейчас вы уже не встречаетесь?

– Нет. А у Вас есть жена?

– Есть, но мы развелись, – ответил Дудь.

–И дети, наверное, есть?

– У меня была дочь. Она умерла.

– Что?..

Ольга Ивановна недоуменно посмотрела в глаза доктору Дудю, а тот продолжал:

– Да. Ее убили. Муж застрелил.

Ольга не верила своим ушам – этот мягкий немолодой уже человек, с которым она почти подружилась, оказывается, хранил в себе такое горе. Видно, ему захотелось выговориться, и он продолжал:

– Я даже какое-то время героин принимал, потом бросил. Гепатитом С заразился.

Ольга еще больше округлила глаза, но показывать недоумение было не прилично, и она постаралась перевести в шутку:

– Значит, целоваться не будем!

Дудь улыбнулся, но промолчал.

«Что ж, будем просто друзьями, – решила Ольга Ивановна. – Хорошо, что он сразу сказал, что болен».

Следующим утром, выкроенным столь самозабвенным враньем, Данилевский отправился в больницу и ровно в девять – ноль-ноль стоял у дверей реанимации. «Надо попробовать, – думалось ему. – Чёрт, цветы не купил… А может, и правильно: от денег она отказалась, вдруг от цветов тоже откажется?»

Ему казалось, что он простоял вечность, но стрелка часов почему-то отсчитала только пятнадцать минут. «Может быть, она ушла раньше?» – испугался Данилевский и постучал в двери.

К нему вышла полная, похожая на ожившую гору женщина в белом халате и пробасила:

– Вы к кому?

– Простите, – растерялся Данилевский. – Не подскажете, с Ольгой Ивановной можно поговорить?

Женщина оглядела его с головы до ног, будто определяя, подходит ли он для молоденькой докторши, и, уже миролюбивее сказав «Подождите», исчезла внутри.

От внимания Данилевского не ускользнул этот оценивающий взгляд. «Кажется, проверку прошёл», – усмехнулся он про себя.

Прошло еще неопределенное количество времени, двери раскрылись вновь, и оттуда вышла Ольга. Данилевский еле ее узнал – она была в кожаной куртке, а прежде собранные в хвост волосы свободно рассыпались по плечам. Взглянув на него снизу вверх, она сказала:

– Мой рабочий день закончен. Сегодня будете беседовать с Игорем Олеговичем!

– Ольга, я просто хотел Вас увидеть.

«Неужели? – удивленно подумала она. – Родственник больной, да ещё и женатик… Только не это». Вслух же сказала:

– Ну что, увидели? А теперь я пойду домой. Спать, знаете ли, хочется.

– Можно я вас провожу?

Она вновь подняла на него глаза:

– Проводить? Интересное желание. А Вы на машине?

– Нет… – с сожалением ответил Данилевский. – «Безлошадные» к проводам не допускаются?

– Особенно женатые.

– Я разведен.

– Правда? – с сарказмом спросила Ольга Ивановна. – Вчера, помнится, у Вас была теща!

– Да это же теща бывшая! – рассмеялся Данилевский. – Мы с женой давно развелись, а тут у неё на кафедре защита, она оппонент, и так некстати мать заболела… Она никак не могла вырваться, попросила помочь. Ну не мог же я отказать человеку, с которым прожил столько лет. Оля, мы правда в разводе. Хотите, паспорт покажу, если не верите?

– Хочу! – выпалила Ольга. Не смотря на состояние «активного поиска» у неё был принцип – никаких близких отношений с женатыми, пациентами и их родственниками.

На ее удивление Данилевский вынул паспорт и начал его листать.

– Ладно, верю, – устало сказала она. – Пойдемте. А Вы всегда такой безотказный?

– Вы о чём?..

– Ну, вот вы ведь уже развелись, а она всё равно просит Вас что-то сделать, Вы отпрашиваетесь с работы, хотя это нужно ей, а не Вам… Или Вы не работаете?

– Работаю, – улыбнулся Данилевский. – Я действительно отпрашивался. Как Вы точно заметили! От Вас ничего не скроешь!

– Надо же, в разводе, а всё равно помогаете… Бывают же такие мужчины!

За этими разговорами они вышли в залитый солнцем больничный двор. Ольга Ивановна потянулась и с наслаждением произнесла:

– Хорошо-то как на воле!

Данилевский улыбнулся:

– Хотите погулять?

Она удивленно вскинула брови:

– И куда Вы меня собираетесь вести?

– Куда захотите.

Поворот дел был любопытен, и в другой день она, наверное, согласилась бы, но только не сейчас – дежурство выдалось напряженным, больные поступали тяжелые, и за всю ночь прилечь почти не удалось. Сейчас ей действительно очень хотелось спать.

– Вы забыли, что я с дежурства? У меня ноги заплетаются, а Вы гулять зовете! Дайте сначала выспаться.

– Хорошо. Чтобы Вы по дороге не расквасили нос, я доведу Вас до дома, запишу телефон и, когда Вы проснетесь, позвоню. Согласны?

Ольга одобрительно кивнула, и, сопровождаемая Данилевским, вышла за ворота больницы. Ей так нравился утренний город, от улиц которого пахло свежестью и свободой. Как сладостно было ехать домой в то время, когда весь народ спешил по делам!

– Простите, Оленька… Ведь можно Вас так называть, правда?

– Пожалуйста, я не на работе.

– Меня интересует один нескромный вопрос, и пока я его не задам, не смогу успокоиться.

– Я не замужем. Но это не значит, что можно ломиться ко мне в постель.

Данилевского немного покоробила такая прямолинейность, в поведении Ольги был явный перебор. «Большого о себе мнения, – подумал он. – И додумывает слова за меня, а ведь я хотел другое спросить. Но, в общем-то, она близка к истине, ради приятного бонуса всё это и затевалось… Что ж, тем интереснее».

– Хм. Вообще-то, я о другом. О деньгах, которые Вы не берете.

Ольга с удивлением посмотрела на Данилевского, и он пояснил:

– Бывшая жена сказала, что у вас все их берут. А Вы отказались. Почему?

Смягчившись и, явно польщенная, она начала объяснять:

– Видите ли, взятками можно нажить крупные неприятности. Мой диплом и годы, проведенные в институте, не стоят тех денег. Ваша жена – простите, бывшая жена – по-моему, чудовищно неправа. Если кто-то и взял ее деньги, это не значит, что так поступает каждый врач. По крайней мере, можно принять благодарность в конверте, но только тогда, когда пациент идет на поправку. А тяжелый больной – вдруг он завтра умрет? А потом будут претензии: как же так, вы деньги взяли и не уберегли… Как будто человек – это механизм какой-то.

– А разве нет? – вновь улыбнулся Данилевский.

– Конечно же, нет! Каждый индивидуален. У каждого есть свои особенности.

– Никогда не задумывался об этом. Признаться, я частенько слышал о том, что врачи требуют денег, но теперь, благодаря Вам, понял, что это не так.

– Это все средства массовой информации. В газетах – сплошные разборки врачебных ошибок и ни слова о достижениях. Все читают, и создаётся картина, будто мы не лечим, только взятки берём. Хоть бы кто-нибудь рассказал, как мы тяжелых больных спасаем.

Меж тем они дошли до автобусного кольца. Около столбика с желтой вывеской номеров стояло две полупустых маршрутки.

– Ну все, вон моя стоит, – указала Ольга на одну из них. – Я поехала.

Поехала? Одна? А ведь сначала соглашалась, чтобы ее проводили до дома, отметил про себя Данилевский.

– Оля, а телефон?

– До свидания.

Она хотела было убежать, но Данилевский мягко взял ее за руку:

– Оленька, обманывать не хорошо. Вы обещали.

– Ничего я не обещала, – ответила она и примирительно добавила: – запишите мне свой. Я отдохну – и сразу же позвоню вам. Но берегитесь, если нарвусь на жену!

«А вы, Ольга Ивановна, злючка. Это даже забавно!» – думал Данилевский, царапая на клочке бумаги свой рабочий и домашний номер. Мобильный он не написал – входящие и исходящие звонки тогда стоили очень дорого, экономия была в порядке вещей.

– Телефоны готовы, – сказал он, – протягивая записку. – Не захотите встречаться – я не настаиваю. Но вдруг я понадоблюсь Вам как программист?

– Так вот, значит, чем Вы занимаетесь, – улыбнулась Ольга. – Компьютера у меня нет, но всё равно – интересно!

Лабиринт

На работе до вечера Данилевский хмуро сидел за монитором, по привычке иногда выходя на перекуры. Он даже пытался курить за рабочим столом, но тут же был одернут некурящими коллегами – женщинами, старавшимися вести здоровый образ жизни. Их было всего две, но от их принципов страдал весь отдел. На минутку прибегала Майская – худая бухгалтерша, не устоявшая перед чарами Борьки Загребина. Она была настолько высокого роста, что приходилась вровень Данилевскому. Свои короткие волосы Майская постоянно перекрашивала, и сейчас они были неестественно бордового цвета. Цвет назывался «дикая слива». Еще Майская носила большие очки, что делало ее похожей на стрекозу. За последний месяц ее приходы в отдел участились, что не ускользнуло от внимания окружающих. После ухода Майской посыпались едкие комментарии, парируемые явно польщенным Борькой.

А вечером позвонила Лана.

– Приходи завтра ко мне, – сказала она.

«С чего это вдруг?» – удивился Данилевский. Оказалось, Лосев уехал в срочную командировку.

– И на долго он отбыл?

– Не знаю точно. Дня на два – три.

Данилевский возмутился:

– Ты соображаешь, куда зовешь меня? Чтобы я очутился героем плохого анекдота, когда внезапно возвращается муж?

Конечно, он немного лукавил – он бывал у нее дома в отсутствие Лосева. Сколько горячих ночей было проведено в той квартире!.. Но теперь Данилевский, вспоминая об этом, удивлялся, как мог тогда на такое решиться.

– Ну что ты, – возразила тем временем Лана, – мне самой это не выгодно. Я-то больше тебя потеряю. Так что не беспокойся – все под контролем.

Данилевский усмехнулся:

– Может, тогда переедешь наконец ко мне, и нам не придется больше прятаться?

Она замялась и, стараясь смягчить разговор, сказала:

– Данте, миленький, я сейчас не могу этого сделать. Ты же знаешь нашу ситуацию…

Он знал. Он слышал об этом уже в течение нескольких лет: Антон должен полностью выкупить свой бизнес, тогда они станут независимы от партнеров, и можно будет развестись. Говоря по правде, Данилевский не совсем понимал, какое отношение бизнес имеет к браку, но спорить с Ланой было крайне сложно.

– Я вечером дома и буду тебя ждать, – предложил он.

Они еще поболтали о чем-то – именно поболтали, это был разговор ни о чем, – и распрощались. «Надо Алле деньги вернуть», – вдруг вспомнил Данилевский. Предназначенная для больницы купюра все еще находилась у него.

Дозвониться до бывшей жены оказалось делом не простым. В результате телефонного разговора вечер грядущего дня обещал быть необычайно насыщенным: Данилевский поочередно ждал в гости и любовницу, и бывшую жену. Он даже немного забеспокоился, что может произойти накладка, но вскоре беспокойство сменилось усталостью. Как же они обе издёргали его своими «хочу-не хочу», «могу-не могу» и «ты бы сходил, ты бы сделал»… «Если одна опоздает или другая вздумает прийти раньше, им же хуже», – бесстрастно подумал Данилевский и включил Интернет.

Сайт независимых новостей. Заголовки манили:

«Миллениум: будет ли конец света?»

«До краха компьютеров остается девять с половиной месяцев»

«Коронованный долгожитель празднует сто шестидесятый день рождения».

* * *

После юбилея Короля-Мумии минуло всего две недели, а у Густава Девятого уже появился повод для визита в Эвентурское королевство, где царствовала королева Августа.

Весь день Виктория не могла найти себе места. «Встреча лидера государства» – момент, когда Густав с сопровождающими выходили из небольшого белоснежного самолета на яркие ковровые дорожки, был наполнен особенного волнения. «Он приехал. Боже, как скоро это случилось… А вдруг у него действительно только деловой интерес?» Виктория с волнением наблюдала, как вслед за монархом из самолета появляется его свита. Министр финансов, министр иностранных дел… Советника по социальным вопросам не было, хотя раньше Густав Девятый брал ее с собой повсюду. Отсутствие тощей дамы вселяло в Викторию надежды.

Потом прошла дипломатическая встреча, на которой монархи обсудили пути дальнейшего сотрудничества, и наступило время ужина.

Стол накрыли в самом большом зале замка. Испокон веков здесь проходили королевские пиршества. Этот зал помнил крестины принцессы Авроры – те самые, на которых явившаяся без приглашения фея прокляла новорожденную, а другая, из числа официально приглашенных гостей, постаралась смягчить проклятие. Несколько столетий минуло с тех пор. Теперь приглашать ко двору фей стало считаться дурным тоном, и никому из них нынче в голову не приходило обижаться на королей. Феи жили в своих маленьких домиках, тихо наблюдая, как граждане сказочных королевств овладевают чудесами современной техники, и снисходительно улыбались: они-то знали, что рано или поздно всё равно обратятся к ним.

За весь день Густав Девятый ни разу не обратил на Викторию заинтересованного взгляда. Все время он оставался сух и бесстрастен, и лишь дежурная вежливая улыбка скрашивала его лицо. Как будто не было ничего в Тибии… «А может, действительно не было? – сокрушенно подумала Виктория. – Неужели мне все показалось?..»

То же происходило и за ужином. Велась обычная светская беседа; ни слова не было сказано гостем Принцессе. Девушка была в отчаянии. «Какая же я самоуверенная дура», – ругала она себя, сгорая от стыда за свои влюбленные взгляды.

Королеву Августу ситуация радовала – выходило, что дочери опасная связь не грозит.

Вечером, когда совсем стемнело и гости разошлись в отведенные им покои, Виктория отправилась к себе, от расстройства не пожелав ни с кем разговаривать. Придя в свою комнату, она разрыдалась.

Время перевалило за полночь, но Виктории не спалось. Она даже не ложилась, предаваясь передумыванию минувшего дня. В комнате царила духота, от которой не спасало даже открытое окно – на улице стояло безветрие. Отодвинув легкую занавеску, Виктория с удовольствием вдохнула ночной воздух. Он казался наполненным легкой прохладой и ароматами свежих трав. «Надо пойти погулять, – вытерев слезы, подумала Виктория. – Там так спокойно и хорошо… Подышу свежим воздухом и, быть может, засну. Господи, как же глупо я себя вела! Как стыдно, как нестерпимо стыдно!..»

Переодевшись в любимые джинсы и футболку, зашнуровав кроссовки, она вышла из комнаты.

В коридорах замка оказалось пустынно – час стоял поздний, все давно спали.

В парке было темно и немного прохладно. Луна стояла высоко, переливаясь серебристым светом на листьях высоких, ровно подстриженных декоративных кустов. Это был удивительный парк, появившийся во времена, когда замковые укрепления потеряли свою актуальность, а в моду вошли сады. Король, правивший в те годы, захотел создать то, чего не было ни у кого из соседей – огромный зеленый лабиринт, и это ему вполне удалось. Дорожки, обсаженные живыми стенами стриженых кустов, то пересекались, то уходили в тупик. Когда-то лабиринт был украшен мраморными статуями, но потом в целях пущей сохранности их переместили в национальный музей, заменив точными копиями из искусственного материала.

Виктория медленно шла по лабиринту, вглядываясь в звезды и вдыхая ароматы ночных фиалок, как вдруг услышала за спиной знакомый голос:

– Вам тоже не спится, Принцесса?

Оборачиваясь, она чувствовала, как неистово забилось сердце.

Позади нее стоял Густав Девятый.

Он был совсем близко – в какой-нибудь паре метров. Лунный свет поблескивал на его седеющих волосах и мягко обрисовывал контуры худощавого лица. Он подошел еще ближе:

– Если я нарушил Ваши раздумья, прошу меня простить. Скажите – и я удалюсь.

– Ну что Вы, нисколько! Нисколько не нарушили, – улыбнулась Виктория. – Я очень рада видеть Вас здесь!

«Боже, что я говорю! Не слишком ли это откровенно звучит?» – проносилось у нее в голове, но чувства уже затмевали разум.

– У вас удивительный сад, – сказал Густав Девятый.

– Да, его создали более двух столетий назад. А раньше на этом месте был крепостной ров.

– Что Вы говорите! Стыдно сказать, но я тут чуть не заблудился.

Его бархатный голос звучал завораживающе.

– Ничего удивительного, – ответила Виктория, – ведь это лабиринт.

Она старалась говорить спокойно, но внутри у нее все переворачивалось от волнения.

Густав Девятый удивленно произнес:

– И Вы не боитесь гулять тут, да еще и ночью?

– Я с детства знаю все закоулки, – улыбнулась девушка. – В скульптурах скрыты подсказки! Хотите, покажу Вам, как здесь надо ходить, чтобы не заблудиться?

Она протянула ему руку. Он подошел совсем близко, взял ее ладонь и, не говоря ни слова, поцеловал в губы. Какой это был поцелуй!.. Он не был долгим, но для Виктории это был миг небывалого счастья. Оторвавшись от ее губ и внимательно посмотрев ей в глаза, Густав вкрадчиво произнес:

– Простите, Принцесса. Если я Вас оскорбил, скажите об этом. Можете даже дать мне пощечину – я не обижусь.

«Если я, как положено приличной девушке, скажу, что оскорблена, хоть это и неправда, он больше не подойдет ко мне, а если скажу «нет», он решит, что я дурная», – лихорадочно размышляла Виктория, но слова вырвались сами:

– Мне очень стыдно, потому что я не должна так говорить, но мне был приятен Ваш поцелуй.

Густав Девятый тут же крепко обнял ее и, прижав к себе, вновь прильнул к ее губам. На этот раз поцелуй был долгим и горячим. Виктория, ранее не имевшая опыта в интимных делах, с удивлением ощущала его мягкие губы и страстный язык. Ей казалось, что вот это – верх земного блаженства. Теплые руки Густава внезапно скользнули под ее футболку и уже гладили спину. Виктория обняла его крепче, будто давая понять, как она счастлива и благодарна за те ласки, которые он дает.

– Девочка моя, как же ты свежа и прекрасна, – шептал Густав, скользя губами по ее шее. Руки его продолжали исследовать под футболкой тело Виктории. Они незаметно переместились к груди, опускались всё ниже и уже гладили ее живот. Взявшись за пояс джинсов в том месте, где была застежка, Густав внимательно посмотрел Принцессе в глаза и спросил:

– Ты позволишь?

Будучи в нерешительности, Принцесса медлила с ответом.

– У тебя когда-нибудь был опыт с мужчиной?

Виктория отрицательно покачала головой.

Густав высвободил руки из-под ее футболки, и, обняв, поцеловал в макушку.

– Прости, дитя, – мягко сказал он.

Виктория вновь была в замешательстве: отсутствие опыта его смутило?.. Он считает ее слишком юной? И неужели всё, что было только что, больше не повторится?.. Она посмотрела в его глаза, пытаясь найти ответы. О Боже, как эти глаза были прекрасны!..

«Господи, она влюбилась»… – понял Густав, поймав взгляд Виктории. Этот девичий взгляд, такой нежный и трогательный, испуганный и одновременно желающий…

– Ты хочешь, чтобы это произошло? – осторожно уточнил он.

Виктория несмело улыбнулась.

– У меня действительно нет никакого опыта, – тихо сказала она, – и я боюсь разочаровать Вас или показаться неприличной… Но – да, я хочу этого.

Садовые скамейки, коих в лабиринте было не много, уже слегка отсырели от росы. Казалось, воздух стал ещё более насыщен запахом ночных цветов. Виктория наслаждалась новыми ощущениями и близостью любимого человека, а он – ее юным телом и той любовью, которой было наполнено каждое ее движение, каждый ее взгляд и стон…

Потом они бродили по зеленому лабиринту, то и дело предаваясь объятиям и поцелуям, пока небо не посветлело от первых лучей солнца.

И так было каждую ночь, пока Густав Девятый не уехал.

Но тайная связь продолжалась.

Дипломатические визиты следовали один за другим, становясь всё продолжительнее. С утра проходили деловые встречи, подписывались соглашения, но для Густава и Виктории эти события были необходимой работой, лишь выполнив которую можно было получить заслуженный праздник. Тот, который наступал вечером – только для них двоих.

Они встречались тайком, стараясь никем не быть замеченными. Виктория показала своему гостю самые потаенные места замка. Там они, не обнаруженные никем, уединялись и познавали любовь, в которой Густав был весьма изощрен. Это был абсолютно новый мир для юной принцессы.

Поэтому бывали минуты, когда, ощущая её молодость и наивность, Густав Девятый начинал терзаться сомнениями. «Подумай, что ты делаешь? – говорил он Виктории в такие моменты. – Я старше тебя боле чем на три десятка лет. Беги от меня, пока не поздно!» На что она неизменно отвечала: «А ты не занимайся арифметикой».

«Беда в том, что ты влюблена, – вздыхал Густав Девятый. – Относилась бы ты к нашим отношениям, как к веселому приключению – я бы не переживал».

«Любовь – не беда, а великое счастье», – отвечала на это Виктория. Ну что тут было возразить? Густав вздыхал, мысленно корил себя, что зря всё это начал, но тут же признавал: любовь юной принцессы необычайно приятна и льстит самолюбию!

<1 2 3 4 >

На страницу:

Перейти

3 из 4