Арфеев

– Ты будешь рядом?

– Буду.

– Хорошо. – Настя расправила плечи и, улыбнувшись, зашла в кабинет.

4

Он был совсем небольшим. Можно даже сказать – маленьким. Не больше обычной кладовой, только здесь из мебели стояли лишь чёрный стол и два стула, один из которых в гордом одиночестве грустил в углу. Роме не понравилось, что комната для прослушиваний была такой маленькой. Если стены нежного голубого цвета и вызвали в нём какое-то уважение, то эта клетка сразу же вернула всё на свои места. Да, именно клетка. Люди заходили в неё показать своё талант в надежде, что их возьмут на роль, и если они чертовски волновались, то тогда замечали, как вдруг начинают сдвигаться стены. Эта комната давила и, казалось, играла с нервами выступающих, заставляя их всё чаще заикаться и заливаться краской.

Рома чуть напрягся, но на его лице продолжала играть счастливая, ни капли не фальшивая улыбка. После того, как при входе поздоровалась Настя, поздоровался и он, закрыв за собой дверь.

Она податливо щёлкнула, отгородив клетку от остального мира.

За столом сидела женщина лет пятидесяти, которой явно не помешало бы сбросить пару десятков килограммов. Слегка небрежное каре доходило лишь до того места, где должны были быть скулы. Цвет волос никак не мог определиться с собой и остановился на чём-то, отдалённо напоминающим блонд, хоть кое-где и просматривались полосы тёмного каштана. На лице застыло выражений как-же-я-хочу-домой, а в глазах читалось полное безразличие ко всему происходящему. Даже толстые линзы очков не смогли скрыть этого равнодушия. Укоризненный взгляд переметнулся на Рому с Настей, когда те вошли, пока пухлые руки гоняли туда-сюда, судя по виду, тяжёлую и дорогую ручку.

Женщина вскинула подбородок, и маленькие глазки за оправой очков стали внимательно изучать вошедших гостей.

– Кто пришёл пробоваться на роль?

– Я, – Настя подняла руку, чуть выйдя вперёд.

– Отлично. Просто прекрасно. Тогда молодой человек может подождать вас в коридоре.

– Нет, – Рома подошёл к столу, прошёл мимо и вернулся уже со стулом, после чего поставил его у самого стола, рядом с той женщиной, в чьих руках сейчас могла быть судьба Насти. Он аккуратно присел и положил одну руку на поверхность чёрного лакированного стола. – С вашего позволения я останусь здесь. Знаете ли, я с детства очень боюсь коридоров, особенно с голубыми стенами. Одному мне там будет страшно, поэтому я посижу с вами.

Он смотрел на неё, выдерживая взгляд мутно-зелёных глаз. Спустя пару секунд молчания она протянула руку и сказала:

– Эльвира Рафаэльевна.

Рома пожал её и, удивившись столь крепкой хватке, ответил:

– Роман Андреевич, но для вам могу быть просто Ромой. А эту красавицу зов…

– Не надо. – Эльвира пресекла его речь жестом, после чего продолжила: – Пусть сама себя представит.

Настя слегка замялась, но как только встретилась взглядом с карими глазами, обрела в себе уверенность и заговорила:

– Меня зовут Анастасия, я пришла покорять этот мир девятнадцать лет назад и собираюсь сделать это прямо сейчас. – Левый уголок губ Эльвиры еле заметно потянулся вверх. – Я увидела в интернете, что вы ищите актрису на главную роль в новом фильме. Меня это заинтересовало, но также смутило три вещи.

– И какие же, дорогая?

Настя выдержала двухсекундную паузу, продолжая смотреть в мутно-зелёные глаза, пока те, в свою очередь, вглядывались в её серо-голубые.

– Во-первых, там не было указано ни названия фильма, ни имя режиссёра, ни характеристики подходящего актёра и вообще толком ничего про сам проект. Признаться честно, я слегка насторожилась.

– Но вы всё-таки пришли, Анастасия.

– Да, но я пришла не одна, а со своим мужчиной. – Она посмотрела на Рому, и он тут же улыбнулся ей. И от этой улыбки – от этой чертовски приятной улыбки! – Насте чуть полегчало. Она вновь перевела взгляд на Эльвиру Рафаэльевну и когда заговорила, в её голосе не было и намёка на дрожь. – Перед тем как показать свои способности, я хочу знать, на что претендую. Расскажите мне о фильме.

О да… В игру вступила чертовка. Наконец-то.

Рома расслабился и начал просто наслаждаться тем, как его девушка потихоньку разгорается, чтобы вспыхнуть ярким пламенем и доказать всему миру, что пламя это должен увидеть каждый во всех кинотеатрах этой огромной планеты.

После слов Насти в кабинете (в безумно маленьком кабинете) повисла тишина, но не тягучая, а наоборот – выжидающая, будто была этаким затишьем перед бурей. Прерывал её только мерный стук ногтей по металлической ручке, которая у Эльвиры, похоже, была самой любимой. Это постукивание со временем начало успокаивать и даже слегка убаюкивать Рому, так что его веки вдруг показались тяжелее обычного, а подруга-усталость массировала плечи, предлагая немножечко поспать.

Спустя несколько секунд молчания Эльвира заговорила:

– Вы хотите знать о филь…

– Дайте мне пощёчину. – Рома чуть наклонился к ней, смотря прямо в глаза.

– Что?

– Дайте мне пощёчину. Пожалуйста. – Впервые с её лица спала маска безразличия, и теперь на нём читалось искреннее замешательство. Флуоресцентные лампы просвечивали в глазах удивление и лёгкую потерянность, которая просто не могла быть у такой серьёзной, всегда знающей, что делать, женщины.

Но она была.

– Эльвира Рафаэльевна, просто влепите мне оплеуху, чтоб мозги ударились об череп и я перестал хотеть спать. А то вы так убаюкивающе стучали по этой ручке. – Он дотронулся до неё и ощутил тепло настоящей стали.

Маленькие глазки цвета забытого всеми болота внимательно изучали его лицо, но в них всё так же проглядывал тот самый испуг, возникающий, когда тебя поймали за чем-то постыдным, за чем-то очень и очень личным.

Рома сдерживал этот взгляд, пока его не ударили.

Голова тут же откинулась вправо, а левую щеку обдало жаром. На миг перед глазами взорвалась армия чёрных точек, рассыпавшихся по всему миру. И уже через секунду контуры реальности стали чётче, будто бы вгрызались в глаза и наполнялись более яркими цветами.

– Так сойдёт?

– Сойдёт, – Рома приложил к щеке ладонь и почувствовал, как горяча кожа. – Ещё как сойдёт. Спасибо большое, теперь я точно не засну дня два.

Эльвира перевела своё внимание на всё ещё стоящую Настю, скулы которой слегка тронула кровь. Она вновь начала постукивать ногтями по ручке, но почти сразу же перестала и отложила её, сцепив ладони в замок. Подбородок вновь вскинулся, а в глаза вернулась уверенность, что всё идёт под полнейшим контролем.

– Я хочу знать про два других аспекта, которые смутили вас, Анастасия.

– Но вы не рассказали мне о филь…

– Милочка, – Эльвира подалась вперёд, не переставая сверлить взглядом юную красавицу, внезапно решившую, что она может быть актрисой, – вы сейчас не в том положении, чтобы ставить мне условия. Вопросы здесь задаю только я, так что не думайте…

– У вас вкусные духи, – Рома придвинулся к Эльвире чуть ближе и с шумом втянул воздух над её плечом. – Охренеть какие вкусные духи! Это что? Лаванда? Или аромат индийского мёда? Я слышал, он очень вкусный. Вы когда-нибудь пробовали индийский мёд?

– Нет, ни разу. – Пальцы в замке слегка напряглись, казалось, сам замок стал прочнее.

Рома взял недавно отложенную ручку и зажал её меж указательным и средним пальцами.

– Знаете, в школе я увлекался тем, что писал рассказы. Зачастую неплохие. Многие девочки плакали, когда читали их, и как же мне при этом было приятно! Но, – конец ручки стукнулся о стол, – жизнь сложилась так, что я не стал тем, кем хотел стать – писателем. Грёбанным писателем, представляете? – Рома засмеялся, украдкой бросив взгляд на Настю. Та стояла на месте – ничего не понимающая и краснеющая всё больше и больше.

Проигнорировав это, он продолжил:

– В итоге я стал бизнесменом. У меня есть своя небольшая компания, даже конторка, но тем не менее она приносит мне приличную прибыль. Также у меня есть куча связей, особенно в компаниях-застройщиках, так что живу я неплохо. Можно даже сказать – шикарно! Но временами – обычно это происходит глубокой ночью – мне хочется писать. Плевать что, главное – писать. Я наслаждаюсь самим процессом, понимаете? Вам знакомо это чувство?

Мутно-зелёные глаза непонимающе смотрели на него, и яркий свет ламп только подчёркивал то замешательство, что сквозило в этих зрачках.

– Я не зна…

– Конечно не знакомо. Все эти надувающиеся как индюки критики разносят всё в пух и прах: картины, книги, фильмы, игры, хотя сами ни черта не могут создать! И порой некоторым из них тяжело понять, каково это – сидеть, сгрызая ногти, в коридоре и ждать своей очереди на прослушивание, пусть вокруг и голубые стены. Но да ладно, я отвлёкся. – Рома положил руку обратно на стол и откинулся на спинку стула, продолжая говорить: – Я пишу иногда и сейчас. Когда я делаю это, ко мне приходит моя муза, которая постоянно посещала меня в подростковые годы. Её имя – Мэрилин Монро. Знакомо? Уверен, что да, вы обязаны знать про таких личностей. Будучи четырнадцатилетним парнишкой, я влюбился в неё, точнее – в её образ, хоть на тот момент она уже как более сорока лет была мертва. В интернете я прочитал все её высказывания, которые только смог найти. Даже сейчас я помню многие из них.

Рома поближе наклонился к Эльвире и сделал свой голос мягким и бархатным, который так заводил Настю при массаже.

– Хотите, я расскажу вам одну? Звучит она так: «Нет женщин, не любящих духи, есть женщины, не нашедшие свой запах». Я соврал вам, когда сказал, что ваши духи вкусно пахнут. Мужчинам такие не нравятся, они их отталкивают. Эльвира Рафаэльевна, посмотрите на мои часы. – Он вытянул левую руку и слегка приподнял рукав рубашки. – Что вы видите?

– Что сейчас почти час ночи.

– Почти час ночи… – Рома медленно повторил эти слова. – Почти час ночи, а вы сидите здесь. Женщина, у которой есть мужчина, была бы уже давно дома. Не всем из нас везёт по любви да и вообще по жизни, но это вовсе не повод не давать шанса хорошо сложиться жизни другого человека, даже незнакомого вам.

– Вы что, собираетесь обсуждать мою личную жизнь?

Рома долго смотрел на неё, наслаждаясь окутавшей их тишиной. Он слышал, как дышит Настя, но не позволял себе сводить взгляда с этих маленьких глаз, спрятанных за линзами очков. Он видел, как под этими самыми глазами сузились губы, побледнев и превратившись в тонкую, почти незаметную линию. И только когда Эльвира, отвернувшись, схватила ручку, Рома заговорил:

– У Мэрилин Монро есть ещё одно высказывание. Я его процитирую: «Каждый является звездой и заслуживает право на сияние». И я считаю, что это чертовски верно. Так что давайте мы вместе с вами не будем задавать Насте лишних вопросов, тем самым ещё больше нервируя её. Мы просто дадим ей сиять. От вас, Эльвира, требуется только сказать, что сделать, и всё.

Она глубоко вдохнула, после чего поправила очки. Отложила ручку. Ещё раз поправила очки. Рома наблюдал за ней, расплывшись в лёгкой улыбке, что не могла не притягивать к себе. Он закинул ногу на ногу, а руку положил на стул Эльвиры, всё так же не сводя глаз. Наконец она посмотрела на Настю и, прочистив горло, произнесла:

– Хорошо. – И уже чуть громче: – Вы спрашивали про фильм, Анастасия. Вдаваться в подробности не буду, скажу лишь, что нам нужна молодая девушка на роль юной красавицы – застенчивой в обществе, но открытой с друзьями. На протяжении фильма она будет идти к своей цели – петь на сцене Большого театра. Соответственно, режиссёр хочет показать её рост в психологическом плане. Это называется развитием персонажа.

– Я знаю, как это называется. – Голос Насти был полон уверенности, и от этого по телу Ромы прокатилось тепло.

– Прекрасно, я рада за вас. – Ручка отлетела в сторону и со стуком ударилась об органайзер, где и остановилась. Руки Эльвиры вновь сплелись в замок и с грохотом опустились на стол. – Что ж, приступим к самому главному. Вы сказали, что пришли сюда покорять мир. Прошу, он весь ваш.

Брови Насти выстроились небольшим домиком, и когда в глубинах её зрачков промелькнуло замешательство, Рома заметил, как резко дёрнулся краешек губ, будто пытался спародировать какую-то улыбку. Пальцы на руках сжались в фалангах, а к лицу обильным потоком начала приливать кровь, чертовски сильно выделяя потерянные, ищущие поддержки глаза.

Они вцепились в Рому как за спасательный круг, и он буквально почувствовал, как её взгляд закричал у него в голове.

– Давай, Рапунцель. – Последнее слово подобно лёгкому перу, подхваченному ветром, долетело до неё и прошлось по всему телу, заставив чуток расслабиться. – Не волнуйся, я рядом. Ты же хочешь быть любимой мной?

Невидимая искра пробежала между ними, наэлектризовав вокруг воздух. Казалось, его становилось всё меньше и меньше, так что лёгкие еле-еле насыщались. Только сейчас Рома заметил, что в кабинете нет окна и даже хоть какой-нибудь вентиляции. Чёрт! Это была не просто клетка! Это была самая настоящая камера пыток, и всё, что здесь происходило, становилось ещё ужаснее в жаждущем кислорода сознании. Тело уже начало нагреваться, поэтому пришлось расстегнуть две верхние пуговицы рубашки, чтобы дать ему возможность хотя бы как-нибудь остыть. Горло успело пересохнуть в диалоге (скорее, монологе) с Эльвирой, и теперь к нынешним потребностям организма добавилась ещё и жажда. Если продолжим в таком же духе, совсем скоро со всех сторон задвигаются стены в надежде раздавить всех, кто поимел смелость заглянуть в это Адово место.

Рома расстегнул ещё одну пуговицу и встал со стула. Проигнорировал взгляд Эльвиры и направился к двери, уже не в силах выносить такую духоту. По пути он слегка замедлился и, наклонившись над плечом Насти, прошептал:

– Пойдём со мной, – после чего двинулся дальше.

Перед тем как коснуться ручки, он повернулся и посмотрел на Эльвиру. В её мутно-зелёные глаза, которые то ли проклинали его, то ли боготворили.

– Мы выйдем на минуту, просто здесь очень душно. Вам следовало бы купить и установить здесь вентилятор, если не хотите, чтоб парни и девушки играли на этом полу трупов. Ещё парочка минут, и я превратился бы в одного из них.

Затем он вышел, не обратив внимания на те слова, что доносились до его спины из-за чёрного лакированного стола. Дверь закрыла уже Настя, и теперь их обоих встретили не только голубые стены (эти проклятые голубые стены), но и молодой мужчина, в одиночестве стоящий по центру коридора. Щетина, судя по всему, не покидала его несколько дней, а уставшие глаза молили о сне, дефицит которого заставила их покраснеть.

Рома взял Настю за руку и, оглядевшись по сторонам, поймал взглядом табличку с надписью ТУАЛЕТ и белой стрелочкой, указывающей налево. Они быстрым шагом преодолели большую часть коридора, свернули, нашли дверь с иконкой WC и зашли внутрь, даже не посмотрев, женский это туалет или мужской.

По отсутствию писсуаров Рома догадался, какой именно.

– Что ты д…

– Послушай, – его руки легли на её хрупкие плечи и легонько сжали, но всё же достаточно крепко, чтобы удержать на месте, – ты видела, как она себя ведёт. Это одинокая, разменивающая уже шестой десяток женщина, а ты знаешь, что нет на свете ничего хуже, чем одинокая старая баба.

Свет в туалете был не намного бледнее, чем в коридоре, но даже так сияющие лампы играли бликами на блестящих глазах Насти. Краска ещё не успела сойти с её лица, а наоборот – ещё больше разукрасила нежно-красным, где-то даже розовым цветами проступившие скулы. Рома чувствовал исходящий от неё жар, видел тёмные, пока не очень большие пятна под мышками и ощущал всем своим телом, как бешено бьётся сердце его девушки.

Он опустил голову, закрыл глаза. В сознании возникло два мутных огонька, отдававшихся слабой-слабой зеленью. За ними – толстые линзы, за ними – горячий воздух. Секунды одна за другой пробегали мимо, утопая в напряжённой тишине, компанию которой составляло лишь жужжание ламп. Это проклятое жужжание ламп… С закрытыми глазами оно казалось армией летающих насекомых, что вдруг решили…

– Ром! – Он открыл глаза и встретился с другими – серо-голубыми. – Время идёт, а дела и так пошли хреново. Что ты хотел мне сказать?

Он молча смотрел на неё, думая, что делать. Проклятие мужчин (настоящих мужчин) заключается в том, что принятие важных решений ложится именно на их плечи, и ответственность за последствия, соответственно, тоже несут они. Порой жизнь ставит человека перед выбором, кажущимся незначительным, но имеющим колоссальное воздействие на светлое, а может и не совсем светлое будущее. И сильный, грамотный человек (а именно таким должен быть мужчина в семье) обязан распознавать подобные выборы. Иногда решения даются с трудом. Иногда – с невероятно большим трудом. Но одно остаётся неизменным: если уж взял ответственность на себя, не разыгрывай драму и по возможности не заставляй своих близких волноваться, ведь ситуацию под контроль берёшь именно ты, поэтому и оставайся внешне спокойным.

Зачастую людей больше всего выбешивает именно спокойствие. Умело орудуя им, сохраняя холодный рассудок в самых горячих ситуациях, можно выйти победителем из любой схватки.

Рома ощутил, как одна крупная капля пота на загривке медленно скатилась по шее и врезалась в воротник рубашки. Почувствовал, что воздух вокруг вновь становится горячим, проникает в лёгкие и обжигает их, пока жужжание сотни насекомых пыталось свести его с ума. Но нет, он должен оставаться спокойным, если и вправду хочет, чтобы мечта Насти исполнилась. Сейчас им обоим удалось схватить её за хвост, но если рука кого-то хоть чуточку дрогнет, то сразу окажется пуста.

Поэтому хватка обязана быть крепкой, сильной и пропитанной спокойствием.

Спокойствием…

– Ром? – Её голос слегка подрагивал, и даже глухой мог уловить в нём намёк на скорые слёзы. – С тобой всё хорошо? Ты выглядишь больным, мне это не нравится. Мы можем уйти отсюда – так будет лучш…

– Сними футболку. – Она замолчала, непонимающе уставившись на него. В ответ на это он убрал руки с её плеч и повторил. – Сними свою футболку. Сейчас же.

– Зач…

– Ладно, я сделаю это сам. – Он ухватился пальцами за самый низ футболки и мягко, чуть ли не трепетно попросил: – Подними руки вверх.

Настя молча сделала то, что он ей сказал, не проронив слова. Когда по её упругим грудям проходила ткань, сама она ощутила себя маленьким ребёночком, которого раздевают родители после детского сада. И в какой-то степени она хотела, хотя бы на одно мгновение, стать легкомысленным, беззаботным детёнышем, не волнующимся о вопросах взрослого мира. И это чувство – желание стать меньше пылинки на этом полу – не прошло и тогда, когда на неё посмотрел Рома, уже со снятой футболкой в правой руке.

Он бросил её в корзину для мусора, краем глаза заметив, как при этом дёрнулись руки Насти. По шее пробежала ещё одна капля пота, оставив после себя прохладный ручеёк.

– Зачем ты её выкинул?

– Я куплю тебе новую, не волнуйся. – Его глаза излучали умиротворённость, а взгляд сквозил уверенностью, так что когда Рома подошёл ближе, эта уверенность частично передалась Насте. – Послушай меня сейчас очень внимательно, Рапунцель. Этот крейсер под названием я-ненавижу-весь-мир будет бомбить тебя по всем фронтам и не успокоится, пока не увидит, что ты тонешь. Твоя задача – покорить её и не показать слабину. Будь упёртой и настойчивой, слышишь? Я запудриваю ей мозги, но всё равно, ты же понимаешь, что многое зависит не от меня, а именно от тебя. От тебя, Насть. Ты волнуешься, я вижу, но…

– Ты тоже, – она дотронулась до его лба и чуть не обожглась. На кончиках её пальцев заблестел пот, отражаясь бликами от нависших над головой ламп. – Господи, Ром, у тебя жар!

– Я знаю, но это не от волнения. Это другое, скоро пройдёт. Сейчас тебе важно думать о самой себе, а не обо мне.

– Что ты несёшь?! Как я могу…

– Вот так! – Она замерла, когда его крик разнёсся по всему туалету. Впервые за всё время Рома повысил на неё голос. И как только он увидел настоящий, неподдельный испуг в её глазах, как резко она дёрнулась и сделала шаг назад, тогда до него дошло, что сорвалось с его губ.

Отвернувшись от Насти, Рома спрятал лицо в ладонях, вытер ими пот и, расстегнув ещё одну пуговицу рубашки, вновь повернулся.

– Прости, я… Я не знаю, у меня, похоже, приступ клаустрофобии. – Увидев, как широко раскрылись её глаза, он тут же поспешил её успокоить. – Всё нормально, это у меня с детства, я тебе просто не рассказывал. Не хотел, прости.

Рома взглянул на Настю – такую прекрасную и молодую. Волосы свободно падали на плечи и ластились дальше, к грудям. На их поверхности игриво переливались мелки капли пота, поднимаясь и опускаясь вместе с самой грудью. Она была обтянута простым чёрным бюстгальтером, замочки которого Рома выучил назубок. Прямо под ним дышал плоский живот, несомненно, такой же горячий, как и щёки Насти. Вся она, казалось, пылала и готова была сгореть прямо здесь, в этом проклятом туалете. В этом безумно маленьком туалете!

Рома видел серьёзную озабоченность в серо-голубых глазах и возненавидел себя за то, что вызвал её. Где-то глубоко внутри разрастался сумасшедшей силы огонь, а окружавшие их стены (слишком огромные стены) только усиливали набирающие обороты панику. Но он должен быть спокойным, должен. Он не позволит своему пожару устроить такой же в душе Насти. Не допустит того, чтобы его детские бзики решали судьбу той девушки, что сейчас, вся покрасневшая, в джинсах и бюстгальтере, стояла напротив него самого. Нет, он не допустит этого. Он смог открыть свой бизнес, пусть и не многомиллиардный, смог пробиться в жизни и доказать миру, что многого стоит, поэтому сможет заставить эти грёбанные стены перестать двигаться и остановиться!

Он сможет.

Сможет.

– Насть, – горло ужасно пересохло, и теперь стенки его казались ребристой поверхностью, которую царапала слюна при каждом глотке. – Со мной всё хорошо, это скоро пройдёт. Мне просто нужно умыться холодной водой. Мне будет намного хуже, если сейчас мой внешний вид покоробит тебя и испортит всё прослушивание.

– Ты весь красный, Ром! Тебе нужно…

– Футболку я снял с тебя не просто так. – Он посмотрел на дальнюю стену и убедился, что та стоит на месте. Земля под ногами всё ещё была твёрдой, но затуманенный рассудок нашёптывал, что скоро она уйдёт из-под ног. – Твоё тело прибавит тебе очков, я в этом уверен. Самое главное – следи за тем, чтобы движения твои были смелыми, раскрепощёнными и незамкнутыми.

– Ром, у тебя глаза красн…

– Отыграй перед ней Монро. Можешь представить, что за тем столом сидит мистер президент, и поздравь его с днём рождения. Будь смелой, Насть. Покажи той суке, на что ты способна. А я знаю, на что ты способна. И я буду рядом.

– Тебе на улицу надо, дурак. – Она накрыла его щёки ладонями, чувствуя ими пылающий под кожей жар. – Я волнуюсь за тебя. Если это и вправду клаустрофобия и всё так серьёзно…

– Знаешь, что серьёзно, Рапунцель? То, что ты сейчас получишь то, о чём так долго мечтала – вот что серьёзно, а не мои красные глаза! Так что не вздумай сейчас оплошать, слышишь? Мне станет лучше, но роль потом ты уже не получишь, понимаешь прикол судьбы? – Несколько капель пота разом прокатились по шее, после чего впитались в белую ткань рубашки. – Пойди и возьми своё, а я продержусь. Не помру, это уж точно.

– Ты сумасшедший. Так и знала, что это была плохая ид…

Дверь в туалет распахнулась, из-за неё вышла Эльвира Рафаэльевна, аккуратно поправляющая очки. Как только её глазки зацепились за Рому с Настей, она замерла, остановившись в дверном проёме. Казалось, только чудо помогло пролезть сквозь него её широким бёдрам. Сама Эльвира – не сидящая за столом, а вытянувшаяся во весь рост – оказалась совсем маленькой и больше походила на злобного гномика, чем на серьёзную, безумно серьёзную женщину. Её рука так и замерла возле очков, не в силах двинуться куда-либо дальше. Казалось, всё вокруг перестало двигаться, и даже проклятые стены послушно стояли на месте, не смея приближаться.

Первой тишину нарушила Эльвира. Слабая хрипота слышалась в её голосе, когда она начала говорить:

– Вы что себе позволяете? Вы… – слова застряли где-то в горле, так что ей пришлось откашляться, чтобы продолжить. – Вы вышли в туалет за этим?!

Искреннее изумление кричало в её глазах, которым непонятно как удавалось не выпадать из орбит. Рот широко раскрылся, а челюсть напрочь отвисла, и картина эта могла показаться комичной, если бы её не омрачил сотрясающий тело жар. Рома почувствовал, как начали неметь пальцы, но тут же приказал себе не обращать на это внимания и сохранять спокойствие. Сейчас судьба играла с будущим Насти в опасные игры, и если Рома сумеет сохранить невозмутимость, то вытащит тот козырь, что принесёт им победу.

Победу, после которой можно отдохнуть.