Жена врага

Я восхищалась Раисой, она была идеальна во всем, приятная внешность, чуть прищуренные, раскосые зеленые глаза, тонкий нос, красивая форма губ, подбородок, ее аристократическое поведение, манера говорить и тонко рассуждать. Таких женщин ведьмами зовут. Не зря ведь в свое время православная церковь придумала себе врагов, женщины с зелеными глазами подвергались сожжению. Слишком красивые или с врожденными уродствами считались проявлением дьявола, и от них избавлялись. Раиса была именно такой, из всей массы она выделялась, словно занимая трон, восседала над всеми сверху.

Мне до безумия нравились ее огненные волосы, аккуратная стрижка, что легкой волной облегала ее голову. Раиса умела кокетливо их уложить, в таких-то условиях это давалось нелегко, быть красавицей, да еще и какой! Ведь Рая по возрасту была уже немолодой, но кто смел ей об этом сказать.

Она не трудилась все дни напролет. У нее были другие обязанности. Следить за женщинами своего отряда и порядком внутри своего барака. В банные дни выдавать кусок мыла, вести учет, выявлять хворых и отбирать красивых для чекистов. Сама же Раиса была центром внимания мужчин, а она и не возражала против этого. Кто знает, сколько их было у нее, но одно я знала точно: новое белье, кусок ткани, мыло не хозяйственное, а с запахом лаванды или роз, пастила, один раз даже зефир, крем для рук и другие женские слабости не просто так появлялись на ее полочке. За воровство ее атрибутики она же или ее подручные строго наказывали. Я сама не раз наблюдала картину порки или окунание головы в ведро с экскрементами.

Ни на шаг не отходила от Раисы одна из самых верных ее «подруг» Валентина, грубая, бестактная, мужеподобная особа, любительница прижиматься в блоке для мытья своей наготой, откуда она и за что попала в лагерь, мне было неизвестно, да и никто об этом не говорил.

Я помню наше знакомство. В первый же день после отработанных часов, вернувшись в барак, обнаружила, что мои вещи вывернуты. Беречь мне особо было нечего, посуда для приема пищи, гребень, набор ниток с лентами, сменное белье с нарезанными тряпками для критических дней, одна сорочка, кое-что из теплой одежды, юбка, единственная фотография сына. Все то, что разрешили взять с собой.

Сорочка и юбка исчезли, все остальное лежало в разбросанном виде на моем спальнике.

– Зачем тебе это? – противным тоном, подсовывая мне под нос коробку с нитками, прошипела Валентина.

Она повторила еще раз свой вопрос, не дав возможности мне и звука произнести. Тут же подошла Раиса.

– Ну чего ты на девку накинулась? Ты посмотри на нее, стоит как березка, вся тонюсенькая, не колыхнется даже, напугала только, – с приятной ухмылкой произнесла Раиса, заправляя мне мой локон выпавших волос за ухо.

Еще раз окинув взглядом, Раиса спросила:

– Как звать?

– Маша, – с осторожностью я произнесла свое имя, не пытаясь сказать полностью Мария.

– Мария, – словно мысли мои читая, вслух произнесла Раиса. – Красивое имя, главное – полностью произносить.

Я, не затягивая паузы, заговорила.

– Я шью, точнее, любила шить на свой вкус и вышивать, нравилось создавать платья и комплекты одежды по моде, которую не все принимают и понимают.

– Ну почему не все? – вдруг воскликнула Раиса. – Я вот люблю что-то новое и красивое, чтобы не как у всех.

Наступила пауза.

– Верни ей вещи, – не оборачиваясь, продолжала смотреть на меня Раиса, уже обращаясь к Валентине.

Та молча протянула мне смятый узел.

– Если я дам тебе отрез ткани, сошьешь мне? – уже более смягченно стала разговаривать со мной Раиса, будто по-родному.

– Да, конечно, вот только быстро не получится, работа ведь, – ответила я.

– С работой разберемся, за это не переживай. Может, еще какие таланты имеются? Поделись сразу.

Я рассказала, чем занималась до лагеря. Рассказала все, чем жила до этого дня. И про чтение книг, про изучение языков, рисование. Про работу счетоводом. За время общения я и не заметила, как наступила глубокая ночь, а через несколько часов уже объявят подъем. Суета в моих глазах меня выдала, это заметила собеседница и сказала:

– Не переживай, ложись, как проснешься, примешься за дело, а дальше видно будет, какая польза от тебя.

Так и началась моя дружба с женщиной намного старше меня, но при этом самым главным учителем в моей жизни.

Я то и дело что кроила новые модели, сначала не понимала, куда их в лагере носить, да и погодные условия не позволяли, а потом стало все известно. Раиса изготовленные мною вещи, броши, воротнички отправляла посылкой кому-то, а взамен получала чай, сахар, конфеты, сдобу, мыло, пудру, помаду, духи, алкоголь, иногда деньги. Однажды прислали граммофон и пару пластинок, в каптерке устроили вечер с танцами. Конвоирам выделили две бутылки самогона, и Раиса убедила нас всех, что можно спокойно расслабиться. Я знала, что она иногда проводит ночи с начальником, но об этом говорить было не принято.

Вообще, тема про мужчин из уст Раисы лилась с какой-то легкостью и непринужденностью. Она без труда могла составить любой психологический портрет мужчины, зная хотя бы пару привычек его. Она была разборчива и просто так, как обычная монета, не разменивалась на ухаживания среди местного окружения и слоев, как она считала, на свой взгляд, низшего общества.

Искать выгоду и удобное положение – это был ее конек. Этому она и учила других: «С мужчинами надо быть разборчивой, все подряд на себя класть не стоит, если уж и позволила, то будь уверена, что должна быть отдача, и ты не пожалеешь об этой связи в дальнейшем».

Многие из женщин в бараке смеялись, кто-то говорил про мужей, что один и на всю жизнь, по-другому быть не может.

«А любовь? Что такое любовь, вы любили, страсть, желания были?» – часто повторяла Раиса.

Всех женщин, кто был приближен к Раисе, эти фразы только вводили в краску и вызывали хихиканье.

А правда, есть ли она, эта любовь? Любила ли я своего Алексея? Потеря его малыми слезами обошлась. Но была ли это любовь или просто чувство привычки, вынужденный брак, удобство? Тогда, меня спасая, мама дала благословение, а что в итоге вышло, попала в ссылку, от чего так пытались спасти, да и от другого, понятное дело.

«Мужчина любит ласку, – продолжала Раиса, – когда его приласкать как малое дитя, он разум теряет, и тогда все в твоих руках, пользуйся!»

Бывает, наверное, что в союзе оба несчастны, вот сложилась у людей какая-никакая семейная жизнь, родились дети, но внутренне человек, это не принимая, подавлял свою любовь к кому-то другому.

«А тиранов сколько, им же все равно, кто жертва, главное, чтобы всегда рядом была жена, самое лучшее в деле. Он ее оскорбляет, унижает, бьет, а она терпит, ради чего – спрашивается. Ради детей, ради себя, ради мнения окружающих? В родительский дом не вернешься с позором, а больше идти некуда. Вот только сам мужик не задумывается над тем, что, называя свою бабу сукой и тварью, ложится с ней в постель и занимается любовью-похотью. Кто же он после этого? Если позволяет себя унижать перед той самой, что не заслуживает его!»

Раиса закурила еще одну папиросу, втянулась посильнее, выпустила дым и продолжила: «Запомни, Мария. У тебя все инструменты в руках по привлечению мужчин, вот только по типу солянки, всех без разбора не принимай. Ты достаточно хороша собой, немного поработать, но задатки есть. Твои большие выразительные глаза с ума сведут любого, точеная фигура, ухоженная кожа и волосы, твоя начитанность, твой нежный голос, ты и есть главное оружие, умей правильно пользоваться им! Здесь не бойся, ты у меня под крылом. Пусть вон другие отдуваются на обслуге, а тебя даже рублевой не назовешь, ох и хороша же ты!»

Мне еще никогда и никто не говорил таких комплиментов. Я действительно следила за собой, где бы ни находилась, в каком состоянии ни была бы, одно для себя знала точно, волосы и тело должны быть в полном порядке, ведь чистота дает легкость, настроение, прилив сил. Мне не было лень натаскать и нагреть воды, чтобы умыться перед сном. Я знаю, меня многие женщины за это просто ненавидели и презирали. Особенно когда я работала в конторе. Ведь их мужья свежую, собранную землянику мне везли и ждали лишь одного – мою улыбку в благодарность и общение.

Лишнего я себе никогда не позволяла, это не было флиртом или заигрыванием. Нет, так я просто питалась положительными эмоциями и заряжалась от мужчин. И каждый раз убеждалась, что мало тех, кто скажет, что внешность не играет особой роли. Еще как играет!

Глава 8. Волчица

Шло время, каждый день я не переставала думать о сыне, все надеялась увидеть его, но было бесполезно. Мои запросы в комендатуру уходили в никуда, информацию, в какой интернат был определен мой Юра, я не могла получить.

Это была моя первая зима вдали от дома, и она была намного суровее, чем те, к которым я привыкла.

Однажды ночью я проснулась от криков, как и все мои соседки по бараку.

– Что случилось? Что за крик?

Я лишь успела надеть на себя телогрейку, валенки, как вдруг двери открылись. Передо мной с ужасом в глазах стояла одна из заключенных, пытаясь что-то произнести. Но истерика переходила то в крики, то в рыдания, и понять было невозможно.

– Что? Что случилось? – трясла ее Валентина.

– Там, Господи, туда… – указывая пальцем в темноту, проговаривала она сквозь слезы.

Я вышла на улицу, за мной еще несколько женщин, и Раиса в их числе.

– Валя, Надя, посмотрите, что там, – обратилась Раиса к своим подопечным.

– Я уже оделась, пойду посмотрю, – произнесла я. – Кажется, кто-то бежит к нам, я свет вижу.

Это был Григорий, старший охранник с помощниками:

– Все целы? Пострадавших нет?

– Да, все целы. Что случилось, в самом деле, весь барак на ушах, как и остальные, наверное, – немного взвинченно произнесла Раиса.

– Волки, – произнес один из мужчин. – Совсем уже одолели. Живем впроголодь сами, что уже о звере диком говорить, местные мужики всех кабанов вблизи извели, да и зайчатину, вот те, наверное, с голодухи на деревню пошли.

– Напали на барак, где молодые мамаши с грудничками, – продолжал Григорий. – Многих женщин отправляют в ссылку, не обращая внимания на деликатное положение. В дороге рожают, младенцы погибают. А те, кто выжил, все равно немногие до года доживают. Вот и сейчас двоих волки разодрали и по кускам унесли, пострадала одна женщина, с сильнейшими укусами перевели в санчасть. Кто-то из наших мужиков снова заприметил ту самую волчицу.

Действительно, все было похоже на правду. Морозы стояли невыносимые. Когда до Раисы не доходили посылки, она понимала, что и другое продовольствие застряло где-то, значит, снова подъедать нам картофельные очистки. Но то мы, люди, выживали как могли. А вот волк стал смотреть в сторону деревни, в которой кроме как людей жрать больше было нечего.

Каждую ночь был слышен волчий вой, подходили они и ближе к баракам. Утром по следам это было видно. И вот стая перешла к действию.

Рассказывали, что когда-то из деревни убегал сторожевой пес, разгрызал ошейник и бежал в лес, а спустя время возвращался. Ничем его удержать не могли, ямы рыл, злился, еду не принимал, на волю рвался, но всегда возвращался. В лесу его ждала молодая волчица. Вот такая любовь у животных случилась. И принесла тогда волчица детенышей от этой странной связи. В тот же период бежали двое уголовников. На что эти бедолаги рассчитывали, дорог не зная, непонятно. Кругом тайга, весна пришла, лед отошел, без еды, подались в бега. Наткнулись они на волчье логово. Мать-волчица охотилась, а волчата ее ждали, совсем еще крохи были. Вот из всего помета двух волчат беглецы и сожрали. В тот момент прибежал навестить своих тот самый пес-отец, на лай и возню вернулась и волчица-мать.

Все закончилось печально, пса забил один из беглецов, так как тот, разъяренный, напал. Мать-волчица бросилась в защиту и перегрызла горло нападавшему.

Спустя время в лесу обнаружили два трупа беглецов и тело бездыханного пса. Волчица же ушла с оставшимися волчатами дальше в лес.

С тех пор небольшая стая волков и стала навещать деревню. Точнее, как только волчата подросли, вместе с матерью наведывались. Местные говорили, что мстит волчица за детенышей своих и их отца, всем людям мстит.

Сон уже не шел, я лежала и думала, каково это. Потерять своего новорожденного ребенка. Какие чувства испытывает мать. Но и волчицу мне почему-то по-своему было жаль.

После случившегося я не могла долго отбросить мысли о своем маленьком Юрке, постоянно думала о нем и не находила себе места из-за этого. На мое поведение с переменным настроением обратила тогда внимание Раиса и поинтересовалась, что меня беспокоит вот уже долгое время. Я, конечно, всю душу излила, то ли от радости, что кто-то захотел меня выслушать, то ли от бессилия все это держать в себе.

Выслушав меня, Раиса обещала помочь, раздобыть хоть какую-то информацию и сдержала слово. Спустя девять месяцев она вручила мне письмо от некой Прасковьи.

«Кто это? – подумала я. – У меня и знакомых-то нет с этого края, откуда пришло письмо». Повертев в руках конверт, я отошла в сторону и, разместившись, стала читать:

«Здравствуй, Маша! Мы не знакомы, поэтому представлюсь сразу, чтобы не было недопонимания в моем рассказе. Зовут меня Прасковья Григорьева, для близких просто тетя Паша. Сама я грамоте обучена, да со зрением беда, пишет за меня письмо соседская девочка-школьница. Замужем не была, детей своих не нарожала. Но так распорядилась судьба, что брат мой овдовел и остались у него двое сыновей. Старший Коля супруги покойной от первого брака и Толя совместный ребенок, совсем еще кроха. Дети после смерти матери остались без присмотра, отца их отправили на Дальний Север работать. Вот и приютила я ребятишек у себя, чтобы не раскидали их по приемникам. Сколько смогу прожить на этом свете, все дни отдам, чтобы поднять на ноги детвору. Когда про тебя весточку донесли, Коля очень радовался. Все не утихал, проговаривая: „Сестренка моя, Манюня, заберет к себе обязательно“. Говорить я ему не стала, где ты сейчас и по какой причине. Знай, ждем тебя. Адрес на конверте».

Значит, мамы больше нет… У меня остались братья. Я опустила письмо из рук на пол. Слез не было, только образ мамы перед глазами и пару воспоминаний из детства.

Я вспоминала, как она меня провожала. Наш последний разговор, как она плакала. Я беззвучно скорбела. Молча погоревав, решила, что во что бы то ни стало, но своих родных всех соберу и будем жить вместе обязательно.

Спустя лишь еще полтора года после письма от Прасковьи Раиса мне вручила вдвое сложенный листок.

«Это адрес, где сын твой находится, – погладив меня по голове, добавила: – Немного тебе осталось, да и мне вот уже скоро уходить. Ты, как только выйдешь, для начала меня найди, через кого связь держать, я тебе напишу. Вот адрес на всякий случай. Кто его знает, буду ли я в Одессе родной или куда в другое место занесет. А уже дальше будем решать, как твоих мальчишек собрать в кучу и где обосноваться, опять же работу найти».

После этих слов как-то легче на душе стало, спокойнее, что ли.

В день выхода Раисы все собрались у барака, каждый раз провожая кого-то, за годы прикипевшие друг к другу, как родные, прощались с объятиями и поцелуями. Слезы от радости за кого-то или вечное расставание преследовали всегда в этот момент. Обняв меня крепко, Раиса еще раз проговорила фразу, чтобы я ее нашла. Я только кивала и отвечала: «Да, конечно, обязательно». Ее напутствия я уже наизусть знала.

Глава 9. Дорога домой

Шли дни, за ними месяцы, приближался март 1941 года. Я находилась в ожидании документов. Были задержки, говорили, в столице какие-то перемены. Хотя они из года в год происходили.

– Куда направишься, Мария? – задал мне вопрос бригадир, выдавая документы в день выхода.

– К своим, – чуть спокойнее, чем мое сердце билось, произнесла я.

– А то, может, здесь, в деревню?

– Нет, Савелий Тарасович, сын у меня там, соскучилась я.

Спустя пару дней дорог добралась до большого города. Приехав на вокзал, разместилась на свободной лавочке и стала смотреть на часы. «Поезд только завтра утром, но ничего, я подожду».

Волнение шло какое-то, беспокойство, была вся в предвкушении. Еще одна мысль меня не покидала, тогда еще перед арестом я спрятала мамино колечко в чугунном котелке, который глубоко зарыла на кладбище. Как только появится возможность, обязательно вернусь за ним.

Мой долгий путь лежал к Раисе, как и обещала, я сначала должна приехать к ней. В вагоне поезда я все время смотрела в окно. Перед глазами стояла нереально красивая природа, как же она впечатляла, мелькающие сосны, реки, холмы, и все утопало в зелени. Спустя три дня дороги виды сменились на березки, поля, города.

Дом по адресу, который мне дала Раиса, располагался на одной из узких городских улочек, с красивым названием Цветочная. Я быстро нашла нужный двор. Вообще, у меня это с детства было, быстро ориентировалась на новом месте. Мне и компас не нужен был. А стоило один раз где-то побывать, так навсегда в памяти отложится.

Улица была усыпана деревьями акации, запах стоял головокружительный. Вот она весна в самом разгаре. Дом был из двух этажей, по строению догадалась, ранее принадлежал какому-то купцу. Спустя время он был отдан для проживания нескольких семей. В глаза вдоль длинного коридора бросилась кухня, где женщины что-то готовили, одна из них стирала, другая купала мелкого мальчишку. Я улыбнулась и прошла к нужной двери, немного подождав, постучала. Дверь открылась сразу, на пороге стояла она, моя дорогая и за все годы, проведенные вместе, горячо любимая подруга.

Раису было не узнать! Прическа, макияж, платье, мною сшитое кстати, – все так гармонично смотрелось. Радость в глазах, не сдерживая слезы, мы не могли поверить своему счастью, что встретились, что на свободе, что есть чем дорожить в этой жизни.

Раиса ввиду своей творческой натуры устроилась очень даже неплохо, учитывая связи. При местном Доме культуры подруга смогла заняться развитием самодеятельности среди населения, иногда давала сольные концерты к приуроченным датам. Свои актерские таланты она всегда умела применять.

– Ну вот что, дорогая моя, мне надо отлучиться на пару часов, постараюсь не задерживаться, а ты давай-ка располагайся, умойся с дороги. Я все тебе приготовила. Да картошки нам свари, мешок под кроватью, а где кухня, ты видела, хозяйничай.

Комната была очень чистой и по-своему уютной. Афиши со времен буржуазии с изображением Раисы красовались на стене над кроватью. На самой кровати восседали подушки, покрытые кружевной накидкой. На комоде стояла фигурка балерины и статуэтка незнакомого мне творчества. Там же расположилась красивая, из белого картона с изображением роз, круглая упаковка пудры, а рядом лежали веер и перчатки. И конечно же, духи.

Стол стоял посреди комнаты, круглый, покрытый бархатной скатертью, зеленого цвета с желтой бахромой. Как и, собственно говоря, абажур, свисающий над столом, был точно такого же цвета. В комнате еще вместились шкаф и софа.

Как и договаривались, вечером после восьми Раиса была дома, да не с пустыми руками. Накрыла стол, о котором я все последние годы мечтала, не могла скрыть, в каком предвкушении была. Подруга, увидев мои горящие глаза, засмеялась и поторопилась к столу. С огромным удовольствием я пила да закусывала, что чуть щеки себе не прикусила.

– Знаю, о чем ты думаешь и куда сердце рвется, но без денег далеко не уедешь. Ты вот что, наберись терпения, заработать я тебе помогу, все-таки билеты, дорога, сама понимаешь. Да и в порядок привести тебя как следует надо, – в разговоре между делом упомянула Раиса.

– Понимаю… Поэтому первым делом к тебе и приехала.

Прошло почти два месяца с моего приезда к Раисе. За это время мне удалось немного скопить денег, из остатков ткани заказчиков сшила себе костюм, а из старых вещей, которые кто-то отдавал Раисе, смогла скроить себе целое пальто, покрасив его в темный цвет. И получилась из меня вполне приличная дама. А золотые руки Раисы поколдовали над моими волосами, и я стала настоящей блондинкой.

Собрав свои вещи, держа в руках новые документы и заветный билет, я стояла на перроне в ожидании поезда. Привлекая внимание окружающих, в том числе и мимо проходящий патруль. Конечно, это не самое приятное ощущение, осознавать, что за плечами годы заключения, и не было бы так обидно, если бы не тот факт, за что пришлось отбывать срок. Пережить смерть мужа и разлуку с сыном плюсом ко всему.

Проверив мой билет и как-то оценивающе меня осмотрев, человек в форме произнес фразу:

– Временная была? Учились где? Трудоустроитесь, зарегистрируйтесь по месту жительства.

– Да, вот еду по направлению.

Благо он больше ничего у меня не спросил и последовал дальше по перрону.

Я нашла свободное место в вагоне и расположилась. Огляделась вокруг, в основном молодежь, распевали песни на тему патриотизма, бурно обсуждали что-то. Как я поняла, среди пассажиров оказались рабоче-крестьянские бригады.

Меня морило в сон, совсем ничего не хотелось, даже думать. Время тянулось так долго, было много остановок на небольших полустанках, люди выходили, а им на смену заходили другие.

Я периодически прижимала к себе свой узелок, проверяя ногами чемодан под лавкой. Думала о сыне, представляла много раз нашу встречу. Подарок, который я ему подготовила, должен был особенно ему понравиться. Это был самолет из дерева, а к нему краски, чтобы Юра смог сам разукрасить. Он любил рисовать, когда был маленький. Братьям тоже подарки были заготовлены, о них я думала не меньше.

От летней июньской духоты после захода солнца я наконец-то смогла немного вздремнуть. А проснулась от легкого толчка, даже не поняв, что произошло, меня кто-то взял под руки и с широко открытыми глазами произносил одну и ту же фразу: «Вставай, вставай, уходить надо, слышишь?» Это была женщина, сидящая рядом со мной. Я схватила вещи и направилась к выходу из вагона, не совсем понимая, что происходит вокруг, только оставалось наблюдать.

Поезд остановился не на станции, и даже не виднелся населенный пункт, только лес с одной стороны и поле с другой. Люди выпрыгивали из вагонов и бежали в сторону едва видневшихся деревьев, сквозь колосья пшеницы. Я остановилась и прислушалась, рассвет сопровождал какой-то гул.

– Ты чего встала? В укрытие надо! Слышишь? Давай! – кто-то кричал мне прямо в лицо.

– Что происходит? – уже на бегу спрашивала я.

– Война!

– Что?

И тут над головой я увидела самолеты, кажется, это были бомбардировщики. На их крыльях были изображены черные кресты. Я даже губу себе закусила. Кто-то в толпе прокричал, что это немецкие бомбардировщики Ю-88, о них писали в газетах, заголовки тогда так и пестрили о войне в Западной Европе.

Кто-то вдали стал тыкать пальцем в небо и кричать:

– Парашютисты, парашютисты!

Произошел взрыв, от которого все легли на землю и прикрыли головы руками. Сквозь дым и гул в ушах доносились голоса и плач.

Это были сброшенные бомбы, горела пшеница местами, взорваны вагоны поезда. Я и те, кто был рядом, продолжали двигаться в сторону леса. Гул приближался вновь.

– Они возвращаются, – произнес тот же самый мужской голос. – Надо торопиться, осталось совсем немного.

Я останавливалась, чтобы немного перевести дух, но тут же была подхвачена за руки.

– Не останавливайся, еще немного, ну, давай!

Не оборачиваясь, я услышала звуки выпускающих пуль, сопровождавшиеся кратковременными взрывами.

Мы успели добежать до леса, немного отдышавшись, надо было следовать дальше. Позади остались люди, и слышно было, как кто-то звал на помощь.

– Мы должны помочь, – обратилась я ко всем, кто оказался в одной группе людей, успевших скрыться в лесу.

– Поможем, слышишь, поможем, надо только немного переждать, слышишь? Если и нас расстреляют, то погибнут все! – взяв меня за плечи, произнес тот самый мужчина в военной форме, после чего он обратился к остальным: – Слышите, надо для начала успокоиться, переждать, а после будем действовать. Нам необходимо сейчас собраться и сосредоточиться, чтобы принять правильное решение о дальнейших действиях.

– Это война? – выкрикнул кто-то из толпы уцелевших.

– Думаю, да… – ответил военный.

– Думаешь? По-твоему, просто так решили пули пустить по людям? – снова голоса из толпы стали раздаваться, на этот раз взволнованной женщины.

– Не совсем по людям. Аэропорт рядом, цель он. А мы тут просто проезжали мимо, вот и зацепило.

– Мимо проезжали? Мирные люди на минуточку! – не успокаивался голос из толпы.

Началась паника, посыпались вопросы, плач детей и женщин. Мне было невыносимо это слышать, но люди не владели ситуацией, поэтому не могли контролировать эмоции.

– Что это?

Кто-то в небе разглядел белые пятна.