Цветные Стаи

Итак, воды принесли меня в лагерь оранжевых… Это удивительная удача, что попал я именно туда, куда сам собирался уплыть. И, хотя еще неизвестно, чем эта удача для меня закончится, мне стоит хорошенько осмотреться. Неизвестно, удастся ли мне еще когда-нибудь побывать где-то, кроме своего родного острова.

Насколько я знал, к оранжевым отправляли людей, которых правительство обвинило в идолопоклонничестве и возмущении всеобщего спокойствия. Их единственное преступление – вера в бога и неумное желание быть добрыми ко всему живому, даже к рыбе. Даже странно, что меня тут приняли. Если подумать, гость я далеко не самый желанный. Вор, бежавший от зеленых, наверняка разыскиваемый стражей… Видимо, этот Солнце обладает огромной властью, раз целая толпа умудренных жизнью стариков не решилась ему возражать. По их взглядам было ясно, что они уже все для себя решили: раз я беглый вор, значит, меня нужно или сдать страже, или выкинуть обратно в воду. И тут, выслушав мою историю, Солнце передумал и решил меня приютить на пару деньков в их благословенной обители! Никому это решение не понравилось, но никто не возражал, – вот она, власть истинного предводителя.

Однако, что должны значить для меня эти два дня отдыха, которые мне подарил Солнце? Уж точно не то, что я вдруг перестал быть для них подозрительным пришельцем! Определенно, Солнце хочет понаблюдать за мной и убедиться, что моим словам насчет черной чайки и предателя можно верить. Или, что скорее всего, ему нужно время, чтобы придумать, что со мной делать. Нужно быть хорошим мальчиком, а не то они решат, что я не только вор, но и врун, и тогда, в лучшем случае, вышвырнут меня в воду, а в худшем – сдадут страже.

Ладно… так-то подумать, я добился, чего хотел. Сижу в лагере оранжевых, живой и почти здоровый, мне даже работать не надо. Все равно, что выходной дали!

Улыбнувшись этим мыслям, я посмотрел вверх: за последние месяцы у меня появилась привычка отмечать так любую свою победу. Я жив, и я могу видеть небо, – у меня есть больше, чем у двух третей всего человечества.

Сейчас небосвод был чистым и синим, как морской камень, и я задержал взгляд, любуясь ровными переливами цвета от вершины до самого горизонта. Но солнце, неусыпно сторожащее свое сапфировое сокровище, тут же нашло мои глаза и стало нещадно жечь.

Обливаясь слезами, я отпустил голову. Все вокруг потемнело, было больно, но я чувствовал себя счастливым, как никогда.

Даже не верится, неужели могло так случиться, чтобы я умер вчера? Неужели я мог не увидеть этот день?

Страшные мысли о смерти мелькнули в голове и сразу же исчезли: все обернулось как нельзя лучше, так зачем думать о том, чего не случилось?

Я провел рукой по волосам, убирая их с лица. На зло всему, мне хотелось почувствовать тепло, исходящее от огромного огненного шара.

– Ты голоден? Я принесла тебе поесть.

Узнав голос, я обернулся и увидел девушку, которую видел с утра.

– Боюсь, этого не хватит: я голоден, как северная акула! – я улыбнулся и принял из ее рук миску похлебки. Проснувшийся желудок при виде еды как с ума сошел: я залпом выпил все содержимое тарелки, даже не заметив, что там было.

– Тогда пошли в столовую, там дадут еще, – она поманила за собой, улыбаясь. – У нас тут еды хватает на всех!

И еды в самом деле было много! В столовой меня накормили так, как я не ел с самого своего рождения! По приказу предводителя мне положено было еды, сколько съем, и воды, сколько выпью. Позже для меня даже поставили отдельный шалаш, где я мог валяться хоть весь день.

Валяться, конечно же, было неплохой идеей: после приключения в воде мое тело болело так, будто меня избили. Но, наученный граблями и киркой, я знал, что лучший способ избавиться от такой боли – побольше двигаться. Потому я попросил Нору, – именно так звали очаровательную девушку, которая за мной ухаживала, – показать мне лагерь.

– Все-то тебе знать надо, – усмехнулась она, показывая крепкие белые зубы.

– Не поверишь, но я правда собирался попасть к вам, чтобы познакомиться. С голубыми и зелеными, конечно, весело, но разве можно всю жизнь жить только с ними одними? Я для этого и плавать научился!

– Даже если я тебе поверю, у нас все равно не принято водить повсюду чужаков, – сказала она, продолжая улыбаться. – Если ты слышал о храме, то ты знаешь, чего нам стоило наше добросердечие много лет назад. Мы не хотим повторять тех ошибок. К тому же, у меня нет никаких причин доверять человеку, который взялся из открытой воды и говорит, что проплыл целых два километра!

– И то верно, – мне оставалось только согласиться. – Тогда скажи, чем мне можно заняться? Я не хотел бы сидеть без дела.

– Так, значит? Хорошо, – она хитро улыбнулась, показав крепкие белоснежные зубы. – Будешь помогать мне в работе. Недавно меня перевели на грядки с бобами. Ты будешь носить мне перегной миналии, а я – ухаживать за растениями. Согласен?

– Конечно!

В итоге я не пожалел о своем решении. Вместе с Норой на бобах работали только девушки, так что я оказался единственным мужчиной в их приятной компании. Конечно, меня заставили приносить вонючий перегной для всех, но это была небольшая плата за такое очаровательное общество… Они смеялись над любыми моими шутками, подпевали любой моей песне и приходили в полный восторг от моих историй про жизнь на Остове! Я купался во внимании дочерей солнца, как дельфин в море, и чувствовал себя на вершине мира.

Вечером меня снова накормили до отвала и даже дали какой-то травы от голубой болезни, так что ночью мой ужин остался там, где ему и полагалось быть.

После еды оранжевые развели большой костер в центре лагеря.

Огонь я видел не часто, разве что на кухне зеленых. Топлива отчаянно не хватало и разводить костры могли разве что для похорон кого-то особенно важного.

Оранжевые жгли сухие ветки кустов, и очень быстро пламя поднялось на добрые три метра. Жар палил, как из адской бездны, но люди рассаживались поближе. Ряды оранжевых образовали ровные кольца, люди стали затихать в ожидании чего-то.

Я спросил у Норы, можно ли мне сесть возле них, но она сказала, что это будет неуважением традиций, так как я не член общины. Я отошел в сторону, чтобы не бросаться никому в глаза, и стал наблюдать.

Когда на площади расселись все члены общины, даже самые-самые маленькие, из главного шатра стали выходить старейшины с разноцветными бородами. Последним вышел Солнце.

Кинув в костер пучок какой-то травы, он заговорил с общинниками.

Мне тяжело было разобрать слова, но общий смысл я все же уловил: это была вечерняя молитва. Оранжевые благодарили Бога за день, который прожили, радовались тому, что все прошло так хорошо. Солнце говорил, а ему вторили и кивали.

– Мы ели сытно и никто из нас не заболел!…

– Никто не заболел, еды хватило для всех!…

– Мы хорошо поработали, наши сады и огороды дали богатый урожай!…

– Упорным трудом мы вырастили богатый урожай!…

Потом предводитель замолчал и вскинул руки вверх, в сторону солнца, которое должно было вот-вот зайти. Люди умолкли. Солнце взял за руки двух старейшин, те взяли за руки друг друга и протянули руки людям. Образовалась сплошная цепь из рук, так что ни один член общины не остался один.

Солнце должно было вот-вот скрыться.

Закрыв глаза, вождь запел. Его громкий раскатистый голос в полной тишине звучал, как рог перед штормом. Звенело в ушах, ритм отдавался в сердце, так что становилось страшно: как будто мощные залпы энергии проходят сквозь твое тело. Казалось, для этого звука не существует преград: он не удерживали стены вокруг, он не встречался с шатрами и шалашами, с людьми. Как будто пели над открытой водой, где нет ничего!

Вдруг запели молодые девушки. Хор прекрасных юных голосов, подобных свирелям, окутал громовой бас. Теперь я ощущал себя не просто пустым местом перед этими звуками, я чувствовал, будто некая сила несет меня вверх с невероятной скоростью: я больше не был уверен, что стою на земле! Я боялся закрыть глаза, мне казалось, стоит это сделать, я и вправду оторвусь от земли, и вправду перестану существовать!

К девушкам присоединились мужчины и женщины, затем старики. Они пели без слов, но это были невероятные, колоссальные по силе звуки: я едва держался на ногах, слушай это сверхъестественное пение. Я не просто понимал, я чувствовал, о чем они поют! Каждая новая нота затрагивала что-то внутри меня, переворачивала ощущения, заставляя воспринимать мир иначе! Я видел, я слышал, я чувствовал все по-другому!

Солнце село и все внезапно умолкли. Тишина навалилась на меня, давя под собой, я готов был потерять сознание от невыносимого ощущения полной глухоты.

Борясь со своими ощущениями, я не замечал, что происходит вокруг.

– Ты в порядке?… – голос Норы и ее рука на моем плече заставили вспомнить о существовании мира вокруг.

– Да, – выдавил я, отпуская ствол высокого куста, в который вцепился мертвой хваткой, как утопающий в дерево.

– Наше пение всегда так действует на новичков, в этом нет ничего постыдного, – сказала она, ведя меня куда-то. – Пойдем, тебе нужно отдохнуть.

Нора привела меня к моему шалашу. Она даже зашла внутрь, чтобы убедиться, что внутри достаточно тепло и моя подстилка достаточно мягкая.

– Тебе понравилась наша песня? – спросила она. Ее глаза блестели в ожидании похвалы.

– Я никогда не слышал ничего подобного! Это что-то… что-то неземное, – выдохнул я. – Как вы это придумываете? Эти звуки?

– Хочешь, я расскажу тебе, как появилась первая песня? – спросила она. Я кивнул.

Я готов был слушать что угодно, лишь бы это чудо не уходило из моего шалаша… пока у меня испытательный срок, я и пальцем ее не трону, но потом… если все будет хорошо, я непременно вернусь к ней, даже если придется проплыть хоть пять километров.

– Давным-давно один человек собирал клочки травы на поверхности Остова, – Нора начала свой рассказ. Я слушал ее, подперев кулаком подбородок. – Солнце сжигало все живое, но в тенистых местах еще можно было найти травы, из которых получались лекарства. Никто уже не помнит, как звали того человека. Многие часы он бродил по Остову, карабкался то вверх, то вниз, его одежда изнашивалась, солнце обжигало его кожу. Но человек не останавливался, желание помочь больным гнало его все выше. И вот, однажды он достиг вершины. Ему было так тяжело, что он почти падал. Но тут он увидел, что прямо с неба к нему спускается желтая чайка. Эту чайку ему послал Бог. Чайка открыла клюв и начала щебетать песню. Она летала над человеком и пела снова и снова, пока он попробовал спеть вместе с птицей. Когда он пропел первую молитву, его раны затянулись, а тело наполнили силы. Когда он спел вторую молитву, трава под его ногами разрослась на глазах. Когда он спел третью молитву, он прозрел и понял, что все в мире создано Богом во имя любви…

Она говорила еще много всего, про разных святых и жрецов, но я не особенно слушал. История про поющую чайку и старика, который песенками заставлял траву расти даже на камнях, оказалась не самой дурацкой, дальше – хуже. Но слушать голос Норы, следить за ее красивыми губами, наблюдать, как двигаются ее длинные ресницы… я мог бы делать это вечно. Воды меня забери, это была первая девушка, которую я видел спустя столько месяцев!

Когда она закончила свои сказки, она пожелала мне крепкого сна и ушла, оставив меня одного. Сморенный наповал скучнейшей историей оранжевых, я тут же провалился в темноту.

На следующее утро я встал, чувствуя себя полным сил. От боли в теле не осталось и следа, голубая болезнь как будто вовсе исчезла!

Умывшись, я вместе с остальными оранжевыми пошел в столовую, надеясь найти там Нору. Но девушки нигде не было. Я пытался расспросить ее подруг о том, где она, но те отмалчивались, загадочно переглядываясь между собой.

Завтракать без своей прекрасной проводницы я не хотел, потому пошел искать ее в поселении.

В шалаше, где Нора жила вместе с дедом, ее не оказалось. Деда, впрочем, тоже не было. На грядках с бобами было пусто. В главном шатре не было даже Солнца: он в окружении своих стариков завтракал со всеми общинниками в столовой.

Мучаясь догадками, куда могла пропасть Нора, я стал бродить по поселению.

Случайно забредя на грядки с каким-то чудным высоким растением, я вдруг услышал грубый мужской голос. Как будто кто-то ссорится – если предположить, что оранжевые вообще могут ссориться. Затаившись, я подкрался поближе и заглянул через кусты.

Там была Нора, а возле нее стоял огромный парень с медной кожей. Этот громила за что-то ей выговаривал, он чуть не брызгал слюной от бешенства, а маленькая Нора стояла перед ним, неподвижная и решительная, как скала! Ее смелость поразила меня. Девушка не позволяла себе даже вздрогнуть, хотя он размахивал руками, едва не задевая ее!

Поначалу я сдерживал себя: я ведь не знал, кто ей этот парень и из-за чего он с ней ругается. Возможно, я сделал бы только хуже, если бы вмешался. Только когда я понял, что он в самом деле собирается ее ударить, я, не раздумывая, вышел из своего укрытия.

– Что здесь происходит!? – спросил я, смотря в глаза чернокожему громиле.

– Тебя это не касается, уходи! – велела мне Нора, нахмурившись.

– С какого перепугу он тут!? Ты попросила его прийти!? Так значит я прав, значит, ты теперь с ним! – закричал ее приятель, скалясь. Видимо, он уже достиг того состояния, когда говорить с ним было бесполезно: он слышал только то, что хотел. – С кем еще ты была!? С Чайкой!? Я всегда знал, что твои ноги вместе не держатся!…

Зарычав, негр бросился на Нору, но я успел оттолкнуть его в сторону, прыгнув сверху. На самом деле мне даже не удалось повалить его на землю: массы не хватило. Но зато я отвлек его от Норы.

Оторвав меня от себя одним движение руки, чернокожий повалил меня на землю и бросился сверху, собираясь ударить по лицу. Я попытался лягнуть его, но вовремя понял, что это плохая идея, и обхватил ногами его шею, лишив его маневренности. Он, пытаясь добраться до моего горла, протащил меня по грядкам, сбивая жесткие стебли растений. Я изворачивался, мешая ему полностью на меня навалиться, и заодно пытался как можно теснее сжать ногами его шею.

Страшное оскаленное лицо разъяренного громилы и его рычание лучше всяких слов давали понять, что он хочет убить меня и как можно мучительнее! Все, что мне оставалось, это попытаться сделать этот процесс как можно неудобнее для него и надеяться, что Нора позовет кого-нибудь, чтобы нас разняли.

Изловчившись, громила добрался до моего горла одной рукой и вцепился в меня мертвой хваткой, перекрыв ход воздуху. Это было больно, но одной руки, чтобы сломать мне шею, было недостаточно, а не дышать я мог долго.

Воспользовавшись тем, что он посчитал меня наполовину побежденным и замер, пытаясь меня задушить, я стал ощупывать второй рукой землю вокруг. Но здесь действительно была только земля, а не пласты мусора, как на остальных островах Огузка! Был бы тут мусор, можно было бы его чем-нибудь ударить… но нужно использовать землю. Я загреб в руку побольше песка и кинул ему в лицо, ненадолго ослепив. Он инстинктивно попробовал протереть глаза оставшейся рукой, которой держал мои ноги, и тем самым позволил мне вырваться. Прижав ноги к своему туловищу, я все-таки лягнул его, но толчок оказался слишком слабый и неуклюжий: он даже на землю не повалился, как я рассчитывал, только ненадолго отпустил мое горло.

Перевернувшись на бок, я попробовал встать, но громила схватил меня за ногу и потянул к себе, не обращая никакого внимания на мои попытки сопротивляться. Все повторялось: он опять пытался достать до моего горла, а я пытался ему помешать, пихаясь ногами и валяясь по земле.

Наконец, в него вцепились сзади чьи-то руки и оттащили от меня. Я тут же вскочил с земли и отпрыгнул подальше от своего противника, который усиленно вырывался.

Его удерживали трое рослых мужчин, а четвертый выливал на него ведро холодной морской воды. Мужчина, который должен был, если что, удерживать меня, стоял без дела.

Вокруг места драки моментально собралось несколько десятков зевак, они громко переговаривались, выдвигая разные версии драки. Громче всех звучали слова «ревность», «измена», «любовники» и «грешница».

– Тебя требует к себе Солнце, – сказала Нора, вдруг появившаяся из толпы.

Ее голос звучал холодно, а взгляд был полон непонятной мне злобы. Я так опешил от ее вида, что не сразу понял, что она сказала.

– Ступай к Солнцу, – меня кто-то подтолкнул. – Мы тебя приняли, а ты устраиваешь драки с нашими сыновьями!

– И это твоя благодарность за помощь, которую мы тебе дали!? – крикнул кто-то еще из толпы. – Пусти чайку к садку с рыбой!

Они кричали что-то еще, но я уже не слушал. Я быстрым шагом шел к поселению.

Дела мои плохи, судя по всему. Я и так тут не в чести, а из-за этой драки они могут подумать обо мне невесть что. И еще Нора так на меня смотрела… неужели это она сказала всем, что я на него набросился? Если так, то вряд ли Солнце даст мне второй шанс.

Может, разумнее сразу прыгнуть в море и попытаться уплыть отсюда? Вдруг они меня схватят и сдадут страже? От Луны я слышал, что нет людей более честных и справедливых, чем оранжевые, но он не говорил, распространяется ли эта их справедливость на чужаков с воровскими глазами…

В один момент и даже остановился на полпути, думая убежать к морю, но потом взял себя в руки и пошел к шатру Солнца. Я, может, и слабак, но точно не трус, чтобы убегать. Я поговорю с ними и объясню, что произошло до драки.

Когда я вошел в селение, на меня обратились десятки глаз. Оранжевые с любопытством косились в мою сторону и шептались о чем-то за моей спиной.

Я вошел в шатер, где меня ждал Солнце со своей бородатой свитой.

– Я требую объяснений, – произнес он, не тратя время на предисловия.

– Я видел, что он бросился на Нору, и попытался ему помешать, – уверенно ответил я.

– Бивень – ее жених. Она дала ему свое согласие. Ты мог наброситься на него, только если хотел оспорить его права на Нору, – объяснил главарь оранжевых.

– Любовь тут не причем: я не мог стоять в стороне, когда на моих глазах бьют девушку! Кто бы он ей ни был, он больше нее в два раза и еще смеет поднимать на нее руку, хотя она совсем беззащитна!?…

– Ты пришел в наш дом, мы дали тебе приют, – Солнце повысил голос, заставив меня замолчать. – А вместо благодарности ты избил одного из нас и опозорил молодую девушку.

– Я готов немедленно уйти отсюда, если своим поступком оскорбил ваши обычаи, – ответил я, внутри закипая от негодования.

Я его избил!? Неужели он слепой!? Я не смог бы навредить этому животному, даже будь он связан по рукам и ногам! По их разумению выходит, было бы лучше, если бы он набросился на Нору и побил бы ее!? Пусть в синяках ходит девушка, а не здоровый агрессивный морж!?

– Кхе, – кашлянул дед Норы, обращая на себя общее внимание. – Я предлагаю обсудить участь этого вора, прежде чем выносить ему приговор. У меня есть, что сказать всем вам насчет Бивня.

Мне велели выйти, чтобы я не участвовал в обсуждении своей участи.

Слоняясь вокруг шатра в ожидании суда, я увидел Бивня в компании своих приятелей. Он проходил мимо, но не заметил меня. Бивень рассказывал своим дружкам им что-то, яро размахивая руками, и выражение его лица мне не понравилось. Было похоже, что он подбивает их на что-то. Они кивали.

Интересно, что он задумал? Будет мстить мне или захочет наказать Нору? Кажется, этот полудурок из-за ревности способен на любую подлость…

Заметив, что нервно переминаюсь с ноги на ногу, я себя остановил. Наверное, не стоит позволять беспокойству брать верх в такой ситуации. Нужно успокоиться и что-нибудь предпринять.

Осмотревшись, я обнаружил в толпе подругу Норы и помахал ей, подзывая к себе. Она увидела меня, но заколебалась. В какой-то миг мне даже показалось, что она сделает вид, что не заметила меня, и пройдет мимо. Однако, девушка все же подошла ко мне, но с таким лицом, чтобы всем вокруг было ясно, что она не хочет этого делать.

– Где Нора? – спросил я.

– Она у себя, и я не советую тебе к ней соваться! – прошипела подруга, вспыхнув. – Ты мог бы подумать, прежде чем затевать драку? Хоть понимаешь, как это выглядит? Теперь все думают, что вы из-за нее дрались, потому что она дала тебе повод на что-то надеяться!

– Я помешал бы ему распускать руки, будь на ее месте любая другая девушка, – ответил я.

– Зачем ты меня подозвал? – спросила девушка, сложив руки на груди.

– Передай ей, чтобы не ходила одна, пожалуйста, – попросил я. – Мне кажется, ее приятель что-то замышляет.

– Тебе кажется? – она недоверчиво прищурилась.

– Я видел, как он подбивал на что-то своих дружков. Возможно, он хочет отомстить.

– Я передам ей, – кивнула девица и ушла, не сказав больше ни слова. Она направилась в сторону шалаша Норы.

Когда меня снова позвали в шатер, в воздухе там витало совсем другое настроение. Старики больше не хмурились и не морщились, только Солнце не изменил сурового выражения лица.

– Мы больше не считаем тебя виновным в произошедшем, но ты должен будешь покинуть наш остров сегодня же, – сказал он. – Прежде, чем уйти, ты должен будешь предупредить меня.

– Я понял.

Буря миновала. Все оставалось на своих местах.

Хорошо, что я не поддался страху и не сбежал: я бы все испортил! А теперь еще есть надежда, что я когда-нибудь вернусь сюда.

Я отправился в столовую, где плотно поел, чуя, что это последний раз, когда у меня будет возможность есть досыта. Правда, еда показалась мне довольно безвкусной: что такое бобы и картошка по сравнению со старой-доброй водорослево-рыбной похлебкой? Вчера, когда от голода я мог бы съесть и сырую рыбу, я этой разницы не заметил.

Позавтракав, я стал думать, как использовать свой последний день у оранжевых. К Норе я идти не решился: прошло совсем мало времени, вряд ли она успокоилась и готова говорить со мной. Поэтому я отправился на прогулку по острову. Мне захотелось тут все исследовать и выяснить, откуда лучше будет плыть. К тому же я лелеял надежду увидеть настоящий храм Солнца.

Вчера, когда я мог видеть только то, что показывала мне Нора, я едва ли обращал внимание на то, чем действительно занимаются оранжевые.

Если зеленые гребли миналию, а голубые тесали морские камни, то оранжевые выращивали овощи, фрукты и другие полезные растения.

Говорят, раньше, когда земля была повсюду, люди только и делали, что растили себе еду. Иногда они охотились или рыбачили, но в основном – выращивали. И это было вовсе не то же самое, что наши водорослевые плантации: собирай урожай да следи, чтобы несъедобные водоросли не примешивались. Нет, там нужно было вскапывать землю, поливать, удобрять, полоть… это был тяжелейший труд.

Сейчас, когда у нас и земли-то почти не осталось, растить что-либо на остове бесполезно: солнце выжигает любой росток, высушивает почву. Для большинства растений нужны теплицы, а для теплиц – территория, которой у нас нет. Раньше я думал, что земные растения на Остове берутся с секретных заводов на самой вершине, а оказалось, что их выращивают на Огузке оранжевые! Ведь они умеют убалтывать небесный огонь и знают секреты земли, потому и способны вырастить зелень под открытым небом… их научила желтая чайка, ага, знаем-помним.

Часть урожая оранжевые отдают страже, часть оставляют для себя, потому им легче всего было прятать что-либо от власти: стражники не наведывалась к ним каждый день, чтобы привезти пайки. Они приезжали только раз в две недели, и всегда без предупреждения. Тогда они обыскивали каждый угол, каждый шалаш, заглядывали в каждую нору и осматривали каждую грядку. Работа с урожаем прекращалась на весь день, а люди должны были сидеть в своих шалашах, нельзя было выходить даже поесть. Иногда проверки затягивались. На случай появления надзирателей в каждой семье была корзина сушеных фруктов и ягод.

Однако, такие неудобства два раза в месяц терпеть было несложно. Все остальное время оранжевые жили легко и весело: они работали, пели, перемывали кости соседям и рассказывали нелепые сказки, которые называли притчами. Эти притчи обезоруживали своей наивностью и неправдоподобностью, но оранжевые их очень любили и часто говорили друг про друга, что кто-то поступает как в такой-то притче.

Несмотря на утреннюю драку, некоторые чернокожие встречали меня приветливо и охотно отвечали на мои вопросы.

К вечеру я уже знал о лагере почти все: где что расположено, как проходят работы на разных плантациях, откуда приезжает стража, куда приносят урожай. Не узнал я только о храме Солнца, но это и не удивительно: стоило мне произнести это словосочетание, люди замолкали и не говорили больше ни слова.

Перед тем, как прыгнуть в воду с причала для стражи, я зашел к Солнцу, как он и просил. Вождь оранжевых был один в шатре, рассматривал рассыпающийся пергамент из водорослей. Неужели он читать умеет?…