Полная версия
Сердце Черной Пустоши. Книга 2
Река криков и шума потекла вниз по улице, а мистрис Одли тихо хлопнула в ладоши, и весь мой конвой двинулся вперед.
В груди появилось такое же ощущение, как в момент, когда дядя сообщил, что выдаст за Черного принца, а волна обиды и беспомощности прокатилась от пяток до самой макушки. Я резко остановилась. Идущие позади женщины едва не налетели на меня и теперь виновато опускают головы, пытаясь приседать в поклонах.
Я развернулась к старшей камеристке и произнесла:
– Мы разве не дождемся посыльную с вестями?
Мистрис Одли вытаращила глаза, словно я только что прилюдно ее оскорбила.
– Но миледи, – сказала она, – мы можем дожидаться ее у вас в покоях. В безопасности и удобстве, что и положено невесте его светлости.
– Но если те люди совершают беззаконие, – продолжила настаивать я, – мы можем помочь. Но как помочь, если мы будем в замке? Даже если посыльная расскажет все в самых ярких подробностях, мы можем просто опоздать.
– Миледи не следует вмешиваться в подобные дела, тем более на улице, – строго сказала мистрис Одли.
В голове пронеслось множество вариантов с картинами того, что происходит у тех людей, но ни одна не понравилась. Чувство справедливого возмущения второй раз за день вспыхнуло в груди, а старшая камеристка неожиданно стала раздражать больше Бенары.
В глубине души я понимала, в чем-то она права, и мне не следует лезть в дела королевства, в котором понимаю еще так мало, но игнорировать ощущения не могла. А истинное чутье буквально кричало о чем-то дурном и жестоком.
Я выпрямила спину и подняв подбородок, как это подобает высокородной леди, произнесла:
– Мистрис Одли, мы дождемся посыльную. Но не в замке, а здесь потому, что я хочу иметь возможность помочь, если будет нужно. И впредь прошу подбирать слова в разговоре с будущей принцессой.
Камеристка охнула и отшатнулась, выпучив глаза, как жаба, которой наступили на брюхо. Пару секунд она просто таращилась на меня, потом склонила голову и сказала четко:
– Прошу простить меня, миледи, если позволила думать, что намереваюсь оскорбить вас. Я лишь забочусь о вашей безопасности и благополучии.
– У вас это получается, – ответила я, – но…
Договорить не успела. Посыльная, которая возникла так же неожиданно, как и исчезла, шагнула в круг из женщин и присела в глубоком поклоне.
– Миледи, – обратилась она ко мне, игнорируя мистрис Одли. – Я узнала все для вас. Шум на улице из-за мага.
– Мага? – переспросила я и в груди екнуло.
Женщина кивнула.
– Да, – подтвердила она. – Маг, который прибыл из Авроры. Его собираются казнить.
Внутри все упало, во рту пересохло. Сама мысль о казни мага, человека, который отдаленно напоминает об Авароне и всём, что люблю, вызвала головокружение. Несмотря на то, что даже не знакома с ним, ощутила, что чувствуют люди из одного королевства, когда встречаются на чужбине.
Меня повело в сторону, но две женщины поддержали под локти, не давая упасть, а мистрис Одли встревоженно спросила:
– О, миледи, что с вами? Вы в порядке? Святое воинство, Лана, ты могла быть тактичнее!
Она метнула в посыльную гневный взгляд, и та опустила голову.
– Тебя придется наказать, – добавила старшая камеристка.
– Нет! – резко выкрикнула я быстрее, чем успела сообразить. – Никто никого наказывать не будет. Она выполняла приказ и все сделала правильно. Лана, верно? Так вот, скажи, Лана, когда собираются казнить этого мага?
Девушка, явна обрадованная, что чудесным образом избавилась от наказания, присела в книксене и проговорила, опустив голову:
– Казнь состоится немедленно. На площади Трех фонтанов.
Ледяная лапа еще сильнее сжала внутренности. Я бросила быстрый взгляд на мистрис Одли, которая смотрит на происходящее с явным неодобрением и плохо скрываемым возмущением, и сказала:
– Тогда мы идем на площадь, – решительно сказала я и хлопнула в ладоши, как это делала камеристка.
Сопровождение из женщин колыхнулось и двинулось вверх по улице.
Мне хотелось бежать, подобрав подол, но статус и толпа чопорных женщин вокруг заставляли соблюдать приличия даже в такой страшный момент.
– Миледи, – неуверенно пробормотала мистрис Одли, но я гневно оборвала ее.
– Достаточно! – ледяным, не терпящим возражений тоном, воскликнула я, а затем, уже мягче, уточнила: – Как пройти на эту площадь? Площадь Трех фонтанов?
С этими словами я выхватила длинный факел из руки одной из женщин, и подняла его высоко над головой, точно флаг во время торжественного шествия.
– Миледи, – с плохо скрываемым отчаянием выдохнула мистрис Одли, но я снова перебила старшую камеристку.
– Мы теряем время!
– Нам лучше обойти слева, через городской парк, – тихо произнесла мистрис Одли, и девушки закивали.
Когда оглянулась на остальных женщин, заметила, что все хмурят брови и поджимают губы.
– Я никого не держу, – быстро сказала им. – Кто хочет – волен вернуться домой, ритуал закончен, и вас никто не заставляет…
– Мы идем с вами. Все, – властно заявила невысокая коренастая женщина, и чуть махнула факелом, указывая дорогу. Она многозначительно нахмурила брови и добавила: – Правильно вы поступаете или нет не нам судить. Отныне вы леди Черной Пустоши и наш долг сопровождать вас.
– Тогда быстрее! – воскликнула я и первая устремилась в указанном направлении, едва не срываясь на бег.
Меня обогнула камеристка, та самая Лана, поднимая факел и освещая дорогу. Черный капюшон девушки откинулся за спину, ветер растрепал пшеничные кудри за спиной. Стоило ринуться следом, как, к изумлению, меня с легкостью обогнала мистрис Одли. Степенная, зрелая женщина передвигалась по улицам города едва не быстрее лани.
На какое-то время перестук легкой поступи, шуршания плащей и сбившееся дыхание нашей процессии заглушил кровожадные крики толпы. Но едва миновали темный, почти не освещенный фонарями парк, как крики возобновились с новой силой.
– Проклятый изменник!
– За сколько ты продался Караваре?!
– Предатель!
– Смерть предателю!
– Смерть! Смерть! Смерть!
Мы с Раминой вырвались вперед и первыми подбежали к людям, столпившимся у помоста. Я передала факел Рамине, которая, запыхавшись, пыталась поддержать меня под локоть, словно стеклянную, и принялась высвобождать себе проход локтями. Но удар чьим-то плечом отбросил назад, и если бы не Рамина, я бы упала.
Подоспевшая мистрис Одли пробормотала что-то на неизвестном наречии, судя по тону, ругательство, а затем перевела дыхание и властно крикнула:
– Леди Черной Пустоши!
Казалось, ее звонкий и не слишком громкий голос услышал каждый. Кровожадные крики стихли, сменившись суетливым шепотом и восклицаниями.
– Леди?
– Леди здесь?
– Леди Черной Пустоши!
– Дорогу леди Черной Пустоши!
Словно по волшебству толпа расступилась передо мной, как воды Звездного моря в древней легенде, и я побежала к высокому деревянному помосту.
Грубые разноцветные доски говорят, что помост сколотили наскоро. Прямо на них, вокруг высокого столба, сложены бревна и хворост. Только подойдя совсем близко, поняла, что к столбу привязан человек, которого из-за грязной, оборванной одежды различила не сразу. Лицо же несчастного надежно скрывает кровавая корка.
– Леди Черной Пустоши здесь для того, чтобы лично совершить правосудие! – проорал мне прямо в ухо какой-то человек и вложил в ладонь факел.
Я отшатнулась, но осталась стоять на ногах благодаря Лане и мистрис Одли, которые заботливо поддержали под локти. Лану тут же оттеснила Рамина, она и же и гаркнула в лицо человеку:
– Что себе позволяешь, смерд! Леди сама прекрасно знает, для чего она здесь!
– Вершить правосудие – долг леди! – запальчиво ответил человек, и толпа подхватила его слова страшным ревом.
– Долг! Долг! Долг! – понеслось со всех сторон.
Я сунула Рамине свой факел и поднесла пальцы к ушам, опасаясь, что оглохну или сойду с ума.
– Тихо! – приказала мистрис Одли, и толпа мало-помалу стихла.
Я подобрала полы плаща и шагнула на помост. Сразу несколько рук помогли мне подняться.
Оказавшись вровень с привязанным к столбу человеком, я протянула руку за факелом и выбрала один из заботливо протянутых. Осторожно, опасаясь причинить лишние страдания несчастному, я осветила его лицо и ахнула. Черное от крови, с опухшими, заплывшими веками и рассеченной губой оказалось лицо молодого человека, даже юного, едва ли старше нас с Нинель.
Веки мужчины дрогнули, и он с видимым трудом приоткрыл один глаз.
– Я уже в Чертогах, на Звезде? – пробормотал он. – В небесной обители магов? И меня встречает юная, прекрасная пери, которая отдастся мне по всем правилам, прямо под сводом небесных врат?
– Не сегодня, – хмуро сообщила я юноше. – Я бы не спешила на вашем месте на Звезду. Туда мы всегда успеем.
– Мы? – хрипло переспросил юноша, и голова его, безвольно мотнувшись, упала на грудь.
– Мы, уважаемый, – сухо ответила я. – Потому что я тоже маг. За что эти люди хотят вас казнить?
Маг с усилием поднял голову и пробормотал:
– Преследовали. С самой Авроры. Нагнали вот… Я виноват, леди. Виновен. Но и невинен. Меня обманули. Подставили.
Не обращая внимания на тут же возникшую резь в глазах, я посмотрела на ауру мага истинным зрением и увидела боль, страх, ужас, вину.... Но лжи не было среди этого страшного сочетания.
Я обернулась к толпе и подняла факел над головой.
Взволновавшаяся за время, пока говорила с магом, толпа тут же стихла.
– Этот человек не умрет сегодня, – твердо сказала я. – Его будут судить.
Толпа взревела сотней голосов, а когда утихла, я различила один-единственный.
– Что здесь, Дэйви Джонс меня дери, происходит?!
Шум моментально стих. Я оглянулась, подняв факел повыше и замерла. Внизу у самого помоста стоит виконт де Жерон и не отрывая глаз, смотрит на меня. В суматохе приготовлений, ритуалов и забот я успела забыть о нем, и сейчас смешанные чувства нахлынули волной.
Затянутые на затылке волосы серебрятся в свете факелов, металлические щитки на груди и плечах блестят так же холодно, как и его глаза. До меня медленно дошло, что военное облачение виконта связано с его прибытием из мест, где сейчас неспокойно, хотя момент его отъезда я пропустила. Теперь он сурово взирает на меня, а я разрываюсь от противоречивых чувств.
Выждав еще мгновение, виконт взлетел на помост, словно к его плечам привязаны веревочки, а вверху за них кто-то дергает. В полной тишине он приблизился ко мне и застыл, как гора с ледяными глазами.
Мистрис Одли начала объяснять:
– Леди Гриндфолд желает…
– Я обращаюсь не к вам, мистрис Одли, – резко оборвал он ее, не сводя с меня взгляда, в котором прочитала такое напряжение, что едва не отшатнулась.
Старшая камеристка поджала губы и поспешно присела в поклоне. Рамина и Лана как-то быстро оказались за ее спиной, видимо тоже опасаясь навлечь на себя гнев де Жерона. Лишь я оставалась на месте, выдерживая молчаливую ярость виконта.
Медленно он перевел взгляд на привязанного к столбу приговоренного, потом на меня, затем на толпу.
– Народ Черной Пустоши, – произнес от так громко, что я вздрогнула, – как поверенный его светлости, я имею право регулировать подобные собрания. Но для этого нужно знать, что происходит. Кто-то может внятно поведать о случившемся?
Толпа снова загалдела. Пока она гомонила, я приблизилась к виконту и спросила торопливо, стараясь для остальных выглядеть невозмутимой:
– Что вы делаете, виконт?
Он ответил, повернув лишь голову:
– Пытаюсь вытащить вас из нехорошей ситуации.
– Какой еще ситуации? – возмутилась я, хотя мне действительно было не по себе. – У меня все под контролем.
Де Жерон хмуро усмехнулся.
– Да уж. Вижу, – сказал он.
Из толпы вышел мужик с широкими плечами, в красной рубахе и сапогах до самых колен. Волосы на висках выбриты, зато от самого лба по середине головы заплетена черная коса.
Он остановился перед помостом и проговорил зычно:
– Господин, мы изловили этого гада! Он предатель!
Виконт кивнул, мол, слушаю, продолжай. Мужик, воодушевленный тем, что сам поверенный Черного принца дозволил ему говорить, стал рассказывать дальше:
– Он из Авроры, сказывают, убег. И схоронился в Городе-крепости. Но мы выследили его, ваше, эээ… м…
Кто-то за его спиной шепнул громко:
– Милордство.
Мужик просиял от подсказки.
– Ага. Ваше милордство, – сказал он. – Он давай бежать, а мы по всем улицам гоняться. Долго гонялись. Он же маг, ваше милордство. Но изловили, на славу изловили.
Виконт выслушал сумбурную речь мужика и стал потирать подбородок. Со стороны казалось, что он погружен в глубокие раздумья о высоком, и лишь мне видно, что он постоянно косится то на меня, то на приговоренного, словно прикидывает пути к отступлению.
Выдержав драматическую паузу, виконт сложил руки на груди и сказал:
– Вы все славно потрудились и за это боги наградят вас. Но чтобы отправлять человека на костер, нужно, чтобы вина его была тяжкой. Насколько это правда? Мы справедливое королевство и славимся этим. Поведайте, в чем виноват этот беглец?
Мужик глупо выпучил глаза и проговорил, почесывая затылок:
– Так это, ваше милордство… Он маг.
Толпа снова взревела, выкрикивая наперебой, что приговоренный маг, его надо казнить, повесить, четвертовать. Виконт дал им некоторое время прокричаться, а я, пользуясь возможностью, спросила его:
– Чего вы добиваетесь? Хотите казнить несчастного?
– Этот несчастный маг, – заметил де Жерон сурово.
– Я тоже, – ответила я резко. – Меня тоже надо привязать к столбу?
Виконт оглянулся так быстро, что я отступила. Челюсти сжаты так, что играют желваки, глаза выпучены, ноздри раздуты, как у разъяренного быка. Показалось, он сейчас меня ударит при целой толпе подданных, но де Жерон вновь обернулся к народу и вскинул ладони.
– Тихо! – крикнул он, и толпа постепенно перестала галдеть. – То, что он маг, еще не делает его преступником.
Мужик с косой по всей голове охнул и проговорил:
– Да как же это, ваше милордство! Он же в Авроре колдовал, как последний паскуда. А в Город-крепость прятаться прибег.
Виконт медленно повернулся, успев скользнуть по мне взглядом, полным тревоги и гнева. Затем шагнул к привязанному на столбе магу и проговорил:
– Этот человек обвиняет тебя в страшном преступлении. Сознаешься и ты, что совершил его?
Маг поднял на него запекшееся от крови лицо и попытался что-то сказать, но вместо слов вылетели хрипы. Он закашлялся, и на помост полетели кровавые капли. Несколько попали на нагрудные щитки виконта, но тот остался неподвижен.
Когда маг снова попытался заговорить, в его глотке что-то заклокотало, потом голова бессильно повисла, а дыхание превратилось в сипы.
Я не выдержала и крикнула:
– Приговоренный не в состоянии говорить! Он слишком слаб от побоев и ран!
– Добить его, и дело с концом! – донеслось из толпы.
– Да! Прикончить!
– Убить мага!
Я послала виконту умоляющий взгляд, чувствуя, как внутри все затряслось от осознания, что может случиться с человеком, во многом так похожим на меня. Видимо, это отразилось на моем лице, потому что де Жерон выпрямил спину и вернулся на середину платформы.
– Тихо! – снова приказал он и толпа замолчала. – Если этот человек виновен, его непременно ждет казнь. Вы все знаете, как справедлив его светлость Карл Сварт. Любого, кто совершил преступление, ждет неминуемое наказание. Но если маг не совершал того, в чем его обвиняют, мы отправим на костер невинную душу. Кто готов после смерти предстать с таким грехом в Священных Чертогах? Что вы скажете богам?
Народ притих. Видимо каждый прикидывал, насколько тяжелы его прегрешения, чтобы взвалить на плечи еще и этот. А виконт, пользуясь всеобщим замешательством продолжил:
– Мы оставим этого человека в темнице до возвращения его светлости. И тогда будет принято единственно верное решение, самим Карлом Свартом, защитником и мудрым правителем Города-крепости и всей Черной Пустоши! Слава принцу!
Народ секунду молчал. Затем улицы сотряслись от гвалта голосов, которые славили Черного принца, его правление, его мудрость, силу и желали плодородных всходов, что видимо относилось и ко мне.
Виконт сделал какие-то жесты. Несколько стражников стащили приговоренного со столба и повели по улице в сторону замка, где, по словам Альре, в подвалах находятся темницы.
Я бросилась к виконту и хотела схватить за руки, не зная, как благодарить, но холодный взгляд де Жерона остудил мой пыл и заставил соблюдать приличия.
– Виконт, не могу выразить, как я благодарна вам за спасение этого пленника, – проговорила я так тихо, что только он мог услышать.
– Пока не за что благодарить, – отозвался он сухо. – Его невиновность, как и вина еще не доказаны.
– Он невиновен, я точно знаю, – попыталась оправдать я мага.
Виконт поморщился.
– А я не знаю, – сказал он. – Как и остальные жители Черной Пустоши. А вы могли наворотить такого, что пришлось бы разбираться самому принцу. Он итак будет вынужден потратить на это время.
Мне стало горько и обидно, как на корабле, когда власть виконта распространялась на каждое мое действие. Я раскрыла рот, чтобы достойно ответить де Жерону, но тот опередил и обратился к старшей камеристке:
– Мистрис Одли, сопроводите леди Гриндфолд в ее покои. Она многое пережила за день. Ей следует отдохнуть.
Камеристка расплылась в довольной улыбке, как кошка, наконец поймавшая мышь и присела в глубоком поклоне.
– Сию минуту, милорд, – проговорила она.
Глава 4
Виконт легко спрыгнул с помоста, словно большой дикий кот, который, несмотря на тяжесть и мощь сложения, приземляется бесшумно и сразу на лапы. Я ожидала что он протянет руку, чтобы помочь мне сойти, но он даже не обернулся.
Я сглотнула, наблюдая, как посеребренный луной хвост, падающий на широкие плечи, скрывается в толпе и только потом увидела несколько протянутых снизу рук.
Спрыгнув, я неловко подвернула ногу и ахнула от боли и неожиданности.
Рамина тут же обвила рукой талию, за что я благодарно улыбнулась девушке. Лана приобняла с другой стороны, подставляя плечо.
Я мягко отвела руки девушек, не желая ковылять на глазах у будущих подданных, как калека, и камеристки осторожно отступили, не сводя с меня глаз.
– Дорогу леди! – крикнула мистрис Одли, и толпа, словно очнувшись ото сна, шарахнулась в стороны.
Я осторожно ступила на поврежденную ногу и тут же ахнула, проседая, когда щиколотку пронзило болью.
Рамина с Ланой тут же подхватили меня под локти, как солдаты с отличной выправкой. Так, зажатая между камеристками, я и вошла в замок, а затем принялась подниматься по бесконечной лестнице в собственные покои.
Боль в лодыжке полностью погружала в настоящий момент, почти не позволяя отвлекаться на досужие мысли о несчастном маге из Авроры, виконте, который поспел вовремя, и, по своему обыкновению, не преминул унизить, а также о том, что в первый день пребывания в новом доме я умудрилась попасть в переделку.
Показалось, прошла целая вечность, прежде, чем очутилась в покоях, но стоило дверям сомкнуться за спиной, я отодвинула от себя руки девушек и, стиснув зубы, на одной ноге запрыгала в сторону омывальной.
– Что собирается делать миледи? – спросила мистрис Одли, к которой вернулась прежняя невозмутимая деловитость.
– Хочу смыть с себя все воспоминания об этом дне, – заявила я, чувствуя, как меня начинает знобить, – и распарить поврежденную ногу не помешает.
С этими словами я раздраженно стянула перчатки и бросила их прямо на пол. Рамина тут же присела и подняла их. Озноб уменьшился, а слабость чуть отступила.
Мистрис Одли нахмурилась и произнесла категоричным тоном:
– Ни в коем случае, миледи.
– Ни в коем случае, миледи! – стройным мелодичным хором поддержали ее девушки.
– Это еще почему? – удивилась я.
– После вхождения в священные воды Съакса вам нельзя касаться воды до восхода солнца.
Я застонала, стараясь не высказать вслух все, что думаю о местных ритуалах. Но все же быстро взяла себя в руки и запрыгала по направлению к опочивальне.
– Я надеюсь, омовение на восходе предстоит совершать не в водах Съакса? – попыталась я пошутить, – мне кажется, я выкупалась там более, чем достаточно.
Девушки заахали, не оценив шутки, а лицо у мистрис Одли стало таким виноватым, что я, опираясь о стену, застонала на этот раз в голос.
– Вы хотите сказать, что.... – протянула я, а мистрис Одли развела руками.
– Таковы традиции Черной Пустоши, леди, – пояснила она, словно оправдываясь. – На восходе вам надлежит снова попросить благословения Черной Пустоши.
Словно не видя выражения моего лица, камеристка услужливо перечислила:
– Для всех страждущих, миледи, и для тех, кто в пути, и для тех, кого одолели недуги…
– Почему бы вам не предупредить меня заранее, – пробормотала я. – Я бы попросила благоденствия для всех разом....
– Но миледи, – начала мистрис Одли, но я раздраженно махнула на камеристку, вынуждая ту замолчать.
– Все-все. На сегодня все, – решительно заявила я и попрыгала к своему ложу.
Камеристки, и старшая, и младшие, устремились за мной, как выводок цыплят за курицей-наседкой.
Отвергнув помощь, я кое-как забралась на ложе и, когда уселась поудобнее, попросила:
– Будьте добры, подайте ужин прямо сюда. Но сначала теплой воды с медом и лимоном. Очень хочется пить…
Лица девушек вытянулись, мистрис Одли отвела взгляд, а Рамина принялась ковырять носком туфли пол.
– Меня еще и не покормят? – уточнила я тоном, не предвещавшим никому ничего хорошего.
– Традиции Черной Пустоши таковы, что вам надлежит соблюдать пост до следующего омовения в водах… – сказала старшая камеристка.
– Съакса, – усталым тоном закончила я за мистрис Одли.
Та смиренно кивнула и, следуя ее примеру, закивали все девушки, приседая в книксенах.
Я скрипнула зубами, чтобы не сказать, что действительно думаю о местных традициях, когда вошла Лана, и, выйдя вперед, присела в глубоком книксене.
– Может ли лекарь войти и осмотреть вашу ногу, миледи? – спросила Лана, не поднимая глаз.
Я поджала ноги к себе, обтягивая подол рубашки, и осторожно выставила вперед поврежденную ступню. Лодыжка распухла и покраснела, но истинным зрением серьезных повреждений не заметила. Если бы была в Авароне, нога пришла бы в норму по щелчку пальцев. Но учитывая, что здесь магия под запретом, а на восходе вновь предстоит шествие к Съаксу, поняла, что следует довериться местному лекарю.
– Конечно, он может войти, – сказала я Лане, которая ожидала моего ответа в книксене.
Прежде чем впустить лекаря, меня укутали в несколько покрывал, замотав чуть не до бровей, так, что открытыми остались лишь злополучная лодыжка и кисти рук.
Лекарь, который оказался высоким сухощавым мужчиной с вытянутым, чуть лошадиным лицом, бегло осмотрел лодыжку и важно изрек:
– Вывих.
Я сдержанно кивнула, чуть было не сообщив, что итак знаю, что вывих, когда Рамина вышла вперед и, присев, затараторила:
– Для нас нет ничего важнее, чем здоровье миледи. Здоровье миледи – это благоденствие всей Черной Пустоши. Немедленно и как можно быстрее поставьте нашу леди на ноги, а не то…
Я поморщилась, но к счастью, мистрис Одли быстро отправила Рамину за спину, наградив таким взглядом, что та осеклась на полуслове.
Тоном истинной скорбящей со Смутного переулка Аварона мистрис Одли произнесла:
– Можно ли спасти миледи, господин Вискольд?
Лекарь вскинул брови и с плохо скрываемым превосходством в голосе процедил:
– Я постараюсь сделать все от меня зависящее…
Я закатила глаза, а камеристки забегали вокруг, ахая и причитая, выполняя наказы лекаря – открыть окно и впустить свежий воздух в опочивальню, зажечь благовонные курильницы с ароматом лаванды и иланг-иланга, чтобы очистить пространство, а также разбрызгать в воздухе несколько капель розового эфирного масла.
После таких советов по лечению вывихнутой лодыжки я ожидала от лекаря чего угодно. Но, к моему облегчению, он споро наложил компресс, который на глазах снял отек и насухо растер ногу фланелевой тряпицей, щедро посыпанной голубоватой пудрой.
Когда я осторожно пошевелила пальцами, брови подскочили на лоб от удивления, если бы не видела манипуляций лекаря, решила бы, что меня вылечили магией.
Господин Вискольд по-мальчишески подмигнул мне и прошептал:
– Вся эта суета для этих ваших наседок, миледи. Женщины Черной Пустоши суеверны, им нужна особая атмосфера, чтобы преподнести чудо.
Я понимающе улыбнулась лекарю и, прежде, чем он покинул мои покои, попросила:
– Теперь вам следует оказать всю посильную помощь несчастному арестованному магу, господин Вискольд.