Схватка за параллель

В огромном холле в самом деле туман. Воздух влажен и прохладен. Лестницы не обнаруживаем, поэтому решаемся на путешествие вверх в лифте. Нажимаю изящную кнопку вызова; внутри шахты заухало, завыло, и, мгновение спустя, кабина к нашим услугам, вернее, была бы, если не робокоп, находящийся там. Он не просит поднять руки вверх, а бьёт со всех стволов. Буквально за мгновение успеваю откинуть напарника в сторону и спрятаться сам; разряды и очереди проходят мимо. Плазма обжигает руку даже на расстоянии. Боль оглушает, но заставляет мобилизоваться, и автомат работает в нужном направлении. Пули, специально утяжелённые ещё в отеле, гулко, с хлопками ломают броню на роботе.

– Степан, не вставай!

Робот, выползший из лифта, серьёзно изувечен, но живой, и я, дурак, не подумавший отползти, попадаюсь железяке в руки. Внутри хрустит. Похоже, ломаются рёбра, словно прутики сушняка над костром. Мысленно прощаюсь с жизнью, но очереди двух пистолетов-пулемётов в спину робота возвращают надежду на удачный исход. Держа меня в руке, он поворачивается на выстрелы и получает от меня лично маленькую гранату под бронепластины. Не сообразив, в чём дело, пытается обрушить всю мощь огня на стоящего неподалёку Степана, у которого на курках побелели костяшки пальцев. Несколько пуль влетает в ранее пробитые дыры, и робот ощутимо качается. Хватка слабнет, и, ни секунды не размышляя, взлетаю на его плечи – и вовремя. Сильный взрыв подкидывает половину туловища вместе со мной метра на два в высоту. Приземляюсь на пыльный пол почти целый, но исцарапанный и злой.

Говорить нет сил, поднимаю большой палец – всё и так понятно. Степан рад-радёшенек: ещё бы: не испугаться урода, выручить товарища – так поступают только наши. Когда припрёт, они идут, кляня всё на свете – страну, предавшую их, правительство, издевающееся над ними, жульё, обворовывающее их детей; в смертный час они без лозунгов просто ложатся на амбразуры, идут на тараны. Теперь и Степан из их когорты. Когорты героев. Он ляжет под танк, правда, в нужный момент и, надеюсь, ни секундой раньше.

В это время ворота сзади нас распахиваются, и приличная толпа железных бойцов несётся в нашем направлении. Некоторые, самые навороченные, уже палят, проверяя качество настройки оружия. Глаза бегают в поисках убежища, и мы, не сговариваясь, ныряем внутрь лифта. Отчаянно жму кнопку, и кабина поднимается на пару этажей вверх.

Распахиваются створки, и, едва выпустив нас, лифт спускается. Здесь просторная пустая площадка, на полу ворсистый ковёр, позволяющий ходить бесшумно, и коридоры, словно лучи звезды, разбегающиеся от центра, с рядами стандартных, хотя не без доли изящества, дверей. Осторожно поворачиваю первую попавшуюся ручку.

Дверь открывается, и челюсть отвисает до пола: это же надо ухитриться попасть в караулку, где пара десятков терминаторов получают задание, а цель от них всего в паре шагов. Время останавливается. Железные лапы с мощными пушками начинают подъём в моём направлении, но выстрелить не успевают. Взрыв превращает караулку в кунсткамеру интересных деталей машин. Вот головоломка археологам!

На грохот изо всех дверей вылезают металлические джентльмены с отсутствующим выражением лиц и бросаются за нами. Пара гранат за спинами слегка отсрочивает пленение или гибель, но выход искать приходится за доли секунды. Лязгающая металлом орава быстро приближается. Можно попробовать нырнуть в коридор, но и оттуда дружною гурьбой идут роботы.

Выход один – в шахту. Кидаю Стёпку туда, крича: «Держись за трос!» Сам опустошаю магазины и подсумки с гранатами. Это не занимает много времени, и, достав из-за пояса миниатюрный, но мощный подъёмник, бросаюсь за напарником. Степан висит на тросе, ждёт, даже не пытаясь подняться: на тренировках мы прорабатывали аналогичную ситуацию. Фиксирую на тросе аппарат – изумительная штука, и начинаю подъём, прихватив напарника.

Ещё не стихли взрывы внизу, как минуем следующий этаж. Решив, что самое надёжное убежище – расстояние, выжимаем из малютки всё. В НЗ малого есть ещё один, а сейчас вопрос жизни и смерти – работа подъёмника. Через пять этажей загорается красный индикатор. Энергия на исходе. Можно сменить батареи, но не на ходу. Останавливаю подъёмник, и, раскачав трос, мы плавно приземляемся на небольшую площадку перед дверями. Напрягшись, раздвигаем створки и попадаем в холл.

Здесь всё похоже на интерьер третьего этажа, за исключением покраски. Ярко-голубые тона с лёгкими серыми тенями в другое время радовали бы глаз. Очень красиво, но мы не художники, и погоня отстаёт разве что на несколько минут. Жаль, нет батарей для компа. Просканировал и нашёл бы точки видеонаблюдения. Замаскироваться от всевидящих глаз скрытых камер не удастся. Это давит на психику. Немного посовещавшись, идём в коридор по левую руку. Двери здесь изящнее, но такие же крепкие. Перезарядив магазины, открываем тяжёлые створки; три ствола готовы снести любую преграду. Комната, увы, пуста, то есть совершенно пуста. Четыре угла сиротливо отражаются на зеркальном паркете. Воздух свеж – видимо, работает кондиционер.

– Не, брат, здесь не спрячешься, – замечаю глубокомысленно.

Напарник ураганом несётся по дверям, но, судя по выражению лица, везде пустота. Голову осеняет оригинальная мысль. Ведь если дом готов к заселению, надо полагать, должны быть в наличии и столы, и кровати с диванами. Причём именно на этот этаж. Почему? Да по цвету. Мебель должна гармонировать со стенами, а они везде разные.

Иду, подчиняясь интуиции, и недалеко на пересечения коридоров нахожу огромный, забитый до самого верха зал с мебелью. Впрочем, если её убрать, можно играть на такой площадке в футбол, причём не мини, а в самый что ни на есть настоящий. Тщательно закрываю двери и помогаю Степану забраться на самый верх. Он бросает верёвку, и скоро мы находим уютное чрево огромного дивана. Это придаёт определённый оптимизм, тем более, диван на самом полу, и теперь над нами несколько ярусов мебели. Жаль, в туалет не сходили. Кто знает, насколько здесь зависли?

Темнота слегка давит, но мы быстро засыпаем, даже не пытаясь сопротивляться бархатным рукам Морфея. Сквозь сон думаю: «Хороший бог!» Увы, поспать долго не получилось. Топот в коридоре и хлопанье дверями напоминают: здесь не курорт. Вопрос – с чего они взяли, что мы на этом этаже? Если идут по порядку, тщательно искать не смогут, ибо до самого верха пропасть этажей и на обыск каждого уйдёт лет десять.

В тишине комнаты слышно, как поворачивается дверная ручка. Мощный удар сметает дверь, словно лист фольги. Топот ног и удары мебели о пол показывают здоровый энтузиазм преследователей. Ждём со Стёпкой, словно мышки возле огромной и голодной кошки: она с каждым мгновением ближе и ближе к тебе; скоро крепкие красивые клыки порвут нежную шкурку – и конец.

Изящность сравнения очень нравится. Но не несчастные мышки сидят в норке, а бойцы, вооружённые и опасные. Понятно, роботов не запугаешь, но уничтожить двоих вполне реально, пусть и довольно сложно. Ими управляет более мощная машина, чем пара процессоров в их железных головах. Если так, у неё наверняка есть стратегия и тактика поисков. По какой-то причине наше нахождение именно в этой высотке крайне нежелательно. В первой, если бы не выкрутасы лифта, наше времяпрепровождение было нормальным. Можно предположить, здесь есть нечто, к чему нам прикасаться нельзя, и это крайне опасно для аборигенов. Необходимо, ой как необходимо найти эту изюминку, а от неё плясать.

Глава 40

Грохот приближается с каждой минутой. Реагирую на него вяло. Если и доберутся до нас, пусть попробуют взять. Но сегодня нам везёт. Внезапно наступила тишина. Выждав минут десять, покидаем убежище. На этаже и в самом деле никого.

– Степан, уходим через окно. Боюсь, по этажам нам не спуститься.

Малой, кивнув, разматывает тонкую нить аварийного троса. Тяжёлым креслом разбиваю стекло – и без промедления вниз. Нас засекают; весь вопрос: успеем ли спуститься? Мы на несколько секунд быстрее, и это даёт шанс. Роботы начинают движение в нашу сторону, переходя на бег, и нам тоже приходится выложиться по полной. Не жалея подошв, бежим в рощицу, однажды приютившую нас, – больше некуда. На хвосте погоня, и она не устанет. Бежим к роще.

Аборигены за нами – рыл двадцать пять совершенных машин, вооружённых автоматическим оружием. Но это не впервой – разберёмся. С разбега ныряем в сирень листвы, сбивая прицелы у жестяных хохлов. Не то что я националист конкретный, но мне и на Земле надоело выглядеть перед каждым не нашим ущербным недоноском. Они, видишь ли, в куче, а мы каждый за себя. Сейчас, вдали от родины, я варвар и буду диктовать – кто есть кто. А если, допустим, противник – украинский суперкомпьютер, с ним разберётся русский хакер.

Занимаем готовый схрон. Его по опыту спецназа организовали на самом видном месте. Человеку сложно догадаться о нём, а вот как отреагирует машина? Будем обнаружены или нет? Вопрос, ответ на который хотелось бы получить побыстрее. Поисковая команда не торопится. В траве стрекочут сверчки и кузнечики. В небе поют птички. Тишина именно своей неуместностью давит на психику. Невелика роща – выстрой роботов в цепь, за пятнадцать минут прочешут. Но никто не ломает деревья в наших поисках. Понимаю, робот не человек, ему сложнее сориентироваться и принять решение. Может, эта нерешительность и играет основную роль? Как бы там ни было, а меня колотит нервная дрожь. И ведь не скажешь, что боюсь, просто трясёт. Гляжу, и Стёпка затрясся. Тихонечко смеюсь.

– Степан, мы словно зайцы сидим и зубами от страха клацаем!

Как обиделся! Оскорбил, наверно, старый дурак. Униженно прошу прощения, но получаю его с огромным трудом. За этими мелкими событиями времечко летит быстро. Погоня пропала. А вот голод даёт о себе знать. В животах революция мирового масштаба. Достаю из изодранного в клочья вещмешка кусок сала и сухари. В воздухе запах перца и чеснока. Рот мгновенно наполняется слюной, и, не удержавшись, бросаю один ломоть в рот. Глядя на вопиющее нарушение боевого братства, напарник тоже отправляет кусок в желудок, засыпав крошевом сухарей. Во рту хрустит крошка, и сало улетает со скоростью пожара в степи. Вроде вот лежала такая ощутимая горка розового с прослойками мяса, и нет её. Словно в мультике про Винни-Пуха: «Мёд если есть, то его сразу нет!». Добрый глоток горячего кофе из термоса объясняет: ещё не всё потеряно. Самое главное – живы!

Где-то в несметных далях клинья драконов, сметающих планеты. Совершенные боевые биологические системы, оружие против которых ещё не создано. Ужас уничтожаемых планет, подвергшихся атаке монстров. Перед глазами забитые вокзалы порталов, в двери которых струями крови врывается смерть. Животный страх, убивающий всех. Это на одном полюсе, так сказать, зло в чистом виде. На другом полюсе чистенькие и беленькие Степан да я. Судьбы миллиардов жизней в наших руках. А погони нет. Странно, ведь должны обложить по полной программе. Нестыковки начинают доставать. Даю себе срок ещё минут двадцать и думаю выходить. Не иначе что-то затевают. Проверяю оружие, боеприпасы.

– Степан, а жрать-то больше нечего! Если думаем штурмовать высотку, харчами надо разжиться.

– Точно, Егорыч.

Минуты пролетают незаметно. Оставляем схрон. Вокруг пусто. Странно. Вообще никого. Два скромных парня, не пренебрегая маскировкой, сидят на опушке и ищут смысл во всей этой катавасии. Налицо одно: роботы ушли. Причины две: или где-то противник посерьёзнее, или они отозваны на исходные позиции.

Ситуация скверная. Мозг, анализируя, ищет малейшие зацепки для разгадки. Не первый раз в делах противника вопиющая недоработка, недоделанность. И замысел хорош, и исполнение неплохое. А как до финиша доходит – полная пустота. Словно бьёшь на ринге в лицо, ожидая отдачи в руку, но вместо этого летишь вперёд, не найдя противника, тем более на помосте его никогда и не было. Запутаешься объяснять. В который раз жалею, что нет поблизости Клаудио. Уж он-то прояснил бы ряд моментов. Бросил, гад!

– Давай, Степан, поохотимся. Харчами, как ни сиди, разжиться надо. Отработанным зигзагом выгоняем пару кабанчиков. Бесшумный пистолет навечно успокаивает зверей. Слегка замаскировавшись, свежую тёплые туши. Упаковываю куски мяса в мешки, набиваю, надо сказать, до верха и, оставив воронью одни потроха, тащу напарника за собой. Идём к башне.

Попасть внутрь проблематично. Гарнизон не стал нас преследовать совсем не потому, что испугался. Как можно напугаться двух еле живых людишек? Скорее всего, спецназ нужнее в другом месте. Где оно находится, неизвестно. Но, думаю, позвать его недолго. То есть нас ждёт горячий приём. Правда, одна идейка мелькает в голове. Противник очистил поле боя, возможно, отошёл на заранее подготовленные позиции. А лагерь и челнок, выходит, оставил нам?

– Малой, чё расселся? Пойдём в палатку, кажется, дождь собирается.

И правда, большая туча наползает с юга. Вдалеке слышится канонада грома. Грозы здесь редкость, но они мгновенно сбивают температуру и освежают воздух, принося прохладную благодать. С трудом, передвигаясь под тяжестью рюкзаков, направляемся по прямой дороге в лагерь. Наплевать, видят нас или нет. Похоже, некто считает нас незначительной опасностью.

Забираемся в палатку, и она скоро приобретает жилой вид. Закипает на спиртовке вода, чтобы превратиться в великолепный кофе. Пара ящиков становятся кроватями. Да и вообще начинаешь понимать Бабу-Ягу – та русский дух отчётливо чуяла в избе среди рухляди и хлама. Гром раскалывает тишину совсем рядом. Как по жести, грохнули первые крупные капли дождя. И вскоре сплошной поток воды заливает округу. Пахнет озоном и свежестью. Приоткрываю полог и, зачарованный, смотрю на буйство стихии. В палатке тепло, комфортно, и вдвойне приятно наблюдать хаос снаружи. А если бы не успели? С дрожью отгоняю эту мысль. Напарник сидит рядом и тоже, словно вкуснейшее пирожное, глотает чистейший воздух.

– Егорыч, – робко, стараясь не нарушать хрупкую атмосферу покоя, говорит Степан, – ты понимаешь, что творится? Где враг? Почему ушли роботы?

– Вопросы, вопросы. У меня одни предположения. Если интересно, слушай. Много творится непонятного на планете, и я объясняю это несогласованностью руководства. Словно два директора фирмы работают через день. Сегодня один, завтра другой. Приказывает первый, второй потом отменяет. Как конкретнее происходит, думаю, узнаем, со временем. Враг в башне, а роботов на время забрал второй директор.

Если бы я знал, насколько близок к истине. А малой просто принимает за чистую монету и начинает разработку своих планов на моём фундаменте.

– Егорыч, а может, сегодня у компа другой?

Мне становится дурно. Мальчишка, скорее всего, прав. Быстро собираюсь, но ливень и не думает стихать. Поэтому, закусив до крови губу, жду. А дождь, гремя градом и сыпля стрелами молний, и не думает стихать. Сквозь водопад видимость лишь на расстоянии вытянутой руки. Такие ливни у нас и на Украине, и на Руси чрезвычайно редки. Недалеко с треском что-то ломается, не выдержав тяжести воды, но наша палатка держится отлично: ни капли влаги не проникает внутрь. Монотонный шум нагоняет сон. Если бы не Стёпкина идея, дрых бы кверху воронкой. Мне жутковато. Держусь крутейшим пацаном исключительно перед напарником. Тот, видя мою уверенность, вон какие идеи подаёт. Ну, ладно, залезли в пасть врагу, а если он, не заметив, челюсти сожмёт: прощай, молодость!

Юг стал светлеть. Мощнейшие чёрно-синие тучи идут дальше, словно танковый клин, очистивший поле боя пехоте. Напор воды постепенно уменьшается. Где-то вдали робко, словно росчерк зелёного фломастера, пробивается первый луч света. Мгновение – и серость мира освещает огромная, удивительно объёмная радуга. Плотность такая, кажется, по ней смело можно идти; это не земные чахлые радуги где-то вдали, возле горизонта. Красотища неописуемая! Цветы сочные, хотя оттенки несколько размывают грани. Словно ребёнок сижу с открытым ртом, любуясь чудом.

Довольно ощутимый толчок железа под рёбра приводит в чувство. Хватаю оружие и по лужам, местами, переходящими в небольшие озёра, иду к челноку. Жирная грязь облепляет тело. Ботинки с налипшим грунтом становятся совершенно неподъёмными. Но корабль рядом, и почти ползком добираюсь до шасси.

Не хватает воздуха. Дышу словно паровоз – возраст даёт о себе знать. Оглянувшись, вижу, с каким огромным трудом продвигается Степан. Сразу забываются годы; да я ещё крепкий, вон насколько обогнал молодую поросль! Тот хоть и городской житель, но молодой и крепкий, беги да беги. Ан нет. Тянутся минуты. Порываюсь наорать, поторопить Стёпку, но, стиснув зубы, терплю. Пусть через усталость и злость поймёт цену жизни.

– Молодец, малой, – жму руку, – останься пока здесь. Прикрой, проверю твою гипотезу. Долго не будет, постарайся помочь. Если железные головы начнут выдвижение, дай знать. Понял?

– Да.

Закидываю кошку с тонким тросиком и, как человек-паук, за два взмаха я в машине. Едва переваливаю через порог, зажигается аварийное освещение, и свет тусклых красноватых ламп показывает дорогу. Маршрут предельно прост – в рубку к компьютеру, который совсем недавно буянил, войдя в раж, какую-то ахинею за Незалежну Викрайну. Сейчас пульт полыхает множеством диодов и лампочек, словно ёлка в ДК. Туда всегда ходил на зимних каникулах смотреть новогодний спектакль, ну и само собой за подарками.

– Здравствуй, человек, – мягкий баритон идёт со всех сторон, – я давно тебя жду.

– Извини, задержался: ливень, – уверенно отвечаю, – пока добрался, чуть не утонул.

– Рад, что обошлось, – молвит тот же голос, – разрешите представиться: Бортовой компьютер «Сеятеля», можно проще – Иван.

– Ваня, у меня к тебе пропасть вопросов. У нас есть время потолковать?

– Как приятно звучит, неужели так зовут Иванов на Земле? А насчёт времени, есть у нас минут пятнадцать. После врубается хохол.

– Понял. Теперь вкратце дай расклад: что, где, почём? Хотя нет: через пятнадцать минут конкретно что произойдёт?

– Включится он и наверняка пошлёт охрану вылавливать вас.

– Вань, я летать не умею, и, если уж через десять минут выйдут на поиски железноголовые, разговора не получится. Пора смываться. Когда будешь командовать?

– Через сутки. И учти: он сделает всё, чтобы за это время нейтрализовать вас, как непонятную, но очень опасную силу, ибо вы русские.

– Русские, еврейские, – уходя, бормочу, – скоро придётся кому-то отвечать за эти фразы. Ваня, до встречи!

– Жду.

Так и расстались, не прояснив ни одной темы. Тем не менее наши опасения полностью подтвердились. Теперь ноги в руки – и врассыпную.

– Стёпка, уходим. Скоро роботы пойдут на наши поиски. Ты, кстати, блестяще угадал ситуацию, поздравляю! Надо ж додуматься.

Мучительно шлёпать по колено в жидкой грязи. Мы, правда, привыкли. Роботам будет несколько сложнее. Сейчас никакой вездеход раньше утра не поможет, утонет, а пешком не догонят. Они намного тяжелее и неуклюжи при движении по пересечённой местности да ещё в грязи. Шагаем, войдя в маршевый ритм. Несмотря на разъезжающиеся ноги, почти не падаем, а уверенно уходим, чтобы вернуться. Вскоре слышится рёв моторов. Орлы решают погнаться на авто. Но через пару минут, надсадно взревев, движки глохнут.

– Не, пацаны, давайте пешочком, – злорадно смеёмся.

Те, словно этой команды ждали, рассыпаются в цепь и начинают поиски. Хлопотное это дело – после дождя роботу по сырой земле ходить: постоянно шлёпаются в лужи и грязь. Впрочем, это не наши проблемы. Мы уходим.

Марш-бросок длится часа четыре. В темноте трудно определить расстояние, далеко ли ушли. Понимая, лучше «пере» чем «недо», продолжаем ход. Земля под ногами теперь заметно твёрже, и шаг становится более быстрым. Погони не видно, да, впрочем, и не слышно. Ждут, пока подсохнет, уж потом на машинах начнут розыск. Или вызовут пару боевых драконов. Звери быстро найдут и жизни лишат. Но я знаю одно место, куда ни один змей не сунется. Перед нами озерко: решаю – здесь.

– Степан, светать начнёт, полезем в воду на целый день. У тебя баллончик сохранился?

– Обижаешь, Егорыч, – уверенно держится малец.

Спаскостюмы ещё на нас. Не замёрзнем. Тем более, что водичка тёплая.

– Давай завтракать, обедать и сразу же ужинать – есть время до рассвета.

На тёплом песке у озера разбиваем стол и со зверским аппетитом налетаем на куски жареного мяса, а с первыми лучами солнца сразу уходим на дно. Глубина приличная. В самом глубоком месте до десяти метров. Там и устраиваемся со всеми удобствами. Правда, огромные булыжники приходится держать на теле. Лишь бы не всплыть.

Терпеть не могу подводных сидений, тем более таких длительных. Впрочем, кто в последнее время интересовался, что люблю, а что нет? Судьбинушка швыряет из одной крайности в другую. Думаю, не расплата ли за бездарно пропитые годы? Баланс добра и зла не фикция, а реальность.

Чем больше творишь плохого, тем большее зло ожидает после. Да хрен на себя; ведь зло, оно, как болезнь, может перекинуться на детей, внуков – они, совершенно ни в чём не виноватые, тащат эту ношу, принимая удары со всех сторон за тебя. Многие озлобляются – и плохо кончают. Другие, внутренне ощущая необходимость восстановления баланса, творят добро, зачастую кровью смывая вроде бы и не их позор. Неправда, что сын за отца не отвечает. Ещё как! И упаси бог разгребать моё дерьмо детям. Поэтому как оглашенный ношусь по планетам, спасая миры, рискуя шкурой.

К ночи, замёрзшие, еле выползаем на ещё горячий песок. Лицо стало – за неделю не обгадить. Это относится и к Стёпке, тот тоже вид имеет бледноватый. Эх, сейчас бы горячего кофе! Но надо быстро вернуться к челноку. Разговор предстоит серьёзный и долгий. Поэтому сборы коротки, и в темпе двигаем к до боли знакомой высотке. Земля высохла, и идти по ровным лугам просто приятно. Вечерний воздух прохладен. Дышится легко.

За этой идиллией не забываю, что ещё значительное время взбесившийся комп будет контролировать ситуацию. Бдительности не теряем. Вскоре вдалеке слышится рёв мотора – одна группа возвращается с поисков; у меня такое впечатление: они впустую жгли горючку. Наверно, никого не нашли. Движемся параллельными курсами в нескольких километрах друг от друга. Нас быстро обгоняют; впрочем, мы не прячемся, темно и далеко – никакая оптика не возьмёт.

Знакомый холмик принимает как родных. Вдалеке тарахтит мотор – ещё одна группа гоняла порожняк. Трудно представить, что огребут железяки, не найдя нас. Меж тем время уверенно движется к полуночи. Совсем скоро встреча с компьютером. На многие вещи он должен ответить: может, и посоветует чего. Машина создана человеком для человека, но уж никак не для уничтожения целых планет ради получения перегноя. Железо, одним словом. Внимательно всматриваемся в ночь. Медленно бегут минуты ожидания. Столько сил затратили! Вот они, разгадки, – протяни руку, но это будет только через десять минут.

Неожиданно чувствую: не хочу идти в челнок. Смутные подозрения. До боли в глазах смотрю на корабль – ничего подозрительного. Но я давно привык полагаться на интуицию. Скорее всего, засада. И лезть туда подобно самоубийству. На другой стороне весов уничтожаемые прямо сейчас планеты. Миллиарды беженцев, хаос. На острие спасательной операции два духа: один из них – я сам. Но этот факт не добавляет шансов безнадёжному предприятию. Совершенно неожиданно в наушнике раздаётся фраза:

– Мы здесь!

Застываю в ступоре. Боже мой, Маша! Огромным усилием заставляю успокоиться душу и условленным звуком даю команду – ждать! Сердце словно раненый кабан рвётся из груди, ломая рёбра. Мысли прыгают: как они смогли? Степан с удивлением рассматривает меня. Наверняка, видок у меня ещё тот. Что делает с человеком даже не женщина, а голос? Из головы вылетают даже самые необходимые вещи. Становится сложно ориентироваться не только в пространстве, но и во времени. Степан трясёт за руку:

– Егорыч, ты чё? Давай, пора!

Словно зомби поднимаюсь, куда-то иду. Ноги топчут твёрдую землю, а мысли далеко. До сих пор с трудом понимаю, что тогда произошло. Состояние ступора длится до челнока. Упёршись лбом о стойку шасси, задумываюсь: кто я, зачем? Неожиданно пелена напасти спадает, оставляя наедине с собой. Бараном смотрю на люк. Как сюда попал? Откладываю вопросы на потом. Сейчас главное – суперкомп. Вызываю Клаудио: пусть хотя бы визуально посмотрит да и послушает собрата. Может, вдвоём завалят хохла…

Глава 41

Клаудио выходит на связь и в режиме конференции ждёт. При слабом свете аварийных ламп добираюсь до рубки.

– Привет, Ванюша! – отчётливо произношу, усаживаясь за пульт.

– Извините, не знаю вашего имени-отчества.

– Зови Андреем, просто без отчества. Мало нас вдали от родины. Сейчас, как в бане, чинов нет. Вкратце обрисую, что знаю. А ты уж потом. Прокрути в мозгу, как остановить эту напасть. – И начинаю длинный, местами несвязный рассказ.

Гробовая тишина очень редко прерывается щёлканьем какого-то приборчика. Иван молчит. Часа полтора говорил. Без конца встревал Клаудио; Ванька умудрился подключить это чудо к себе. И немудрено, что вскоре железяки окончательно забыли о моём присутствии. Минут двадцать сижу у пульта, молчу. В наушниках надоедливый писк. Обмен информацией идёт полным ходом. Невнимание слегка раздражает, и я решаюсь прервать их трёп – успеют ещё наговориться. Вопросов у меня много.