В этих гнилых стенах

Стоило мне переступить порог, как я погрузился во мрак. Айзек работал в основном дома, давно привыкнув к полутьме, когда ничего не отвлекает от монитора и клавиатуры. Единственное окно его муравьиной комнатушки было постоянно прикрыто, настенные и настольные светильники отсутствовали или были сброшены в один из ящиков большого шкафа у стены, а одинокая лампа под потолком включалась чуть чаще, чем никогда. Уловив запах подпорченной пиццы, я не решился пройти дальше коридора. Айзек усмехнулся, но, поймав мой встревоженный взгляд, подобрался и посерьезнел.

– С чем пожаловал?

– Ты не поверишь, Айзек. Мне нужна помощь. Твоя и… твоих запасов.

Эти слова дались мне непросто. Никогда не понимал людей, которые, будучи целыми и здоровыми, с двумя руками и ногами, попрошайничают у прохожих. Я бы, наверное, сгорел со стыда при первой же попытке и скорее предпочел бы сдохнуть от голода.

Он даже глаза вытаращил, не веря своим ушам. Я столько раз отказывался от его предложений поделиться, что он давно махнул на свои попытки рукой, повторяя их просто из вежливости. И сейчас выглядел так, будто услышал голос с небес. Кивнув, развернулся и едва ли не побежал к холодильнику, словно боясь, что я передумаю.

– У тебя важный гость?

– Рита, – коротко ответил я, стараясь не схохмить, хоть и очень хотелось.

Все дело в том, что Айзек был самым стеснительным парнем из всех, кого я только знал. Даже когда просто стоял рядом с любой девчонкой, он моментально краснел и опускал глаза, сильно заикался и путался в словах. Короче, выглядел полнейшим идиотом. А уж если у него что‐то спрашивали, невзначай касаясь руки, бедный парень рисковал получить сердечный приступ, начиная усиленно глотать воздух так, будто это последние вздохи в его жизни. Зная все это, я не обходил стороной возможность лишний раз его подколоть, посмеиваясь над бурной ответной реакцией. И в этот раз она меня позабавила.

Услышав имя, парень резко вздрогнул, и до меня донесся звонкий стук. Разглядев в полумраке, как он усиленно чешет голову, я понял, что Айзек треснулся макушкой о ручку холодильника.

– Р…Рита? Дюк, можно…

– Можно, – улыбнулся я.

* * *

А началось все с того, что еще в детском доме, в своей группе, несколько девочек знатно загнобили его, и теперь он замкнулся в себе и в своей комнате – в том месте, где ему не нужно разговаривать ни с кем.

Я и познакомился‐то с ним случайно. Во время одного из ночных распитий чая у Рише в руке лопнул стакан с кипятком, и я начал стучать в соседние двери в надежде попросить у кого‐нибудь медикаменты. Но все крепко спали после тяжелых будней, а кто‐то был на ночной смене. Только Айзек открыл. У него я и одолжил пену от ожогов. Я сразу обратил внимание на то, что она довольно дорогая. Зная нравы и нелегкую нищенскую жизнь сирот, я ждал, чего же он потребует взамен. Однако Айзек, коротко взглянув на меня поверх очков, просто попросил вернуть ее, когда смогу, и закрыл передо мной дверь. Я так ошалел, что еще несколько секунд стоял у его квартиры с вытянутой вперед рукой, в которой покоился заветный флакончик, и очнулся лишь от звона разбитой где‐то вдалеке бутылки.

А когда я возвращал ему флакон, уже вместе с Рише, которая хотела лично поблагодарить парня, я спросил, что должен за услугу. Поморщившись, он молча впился глазами в тонкие перебинтованные пальцы моей подруги и закрыл дверь.

– Он что, не умеет разговаривать? Или ты уже что‐то натворил?

Я растерянно помотал головой:

– Он разговаривал со мной, честное слово.

– Но он же…

– Может, не в духе?

Немного обсудив эту тему, мы даже заключили с ней пари.

Через пару дней Рише захотела повторить попытку. Не жалея своей скромной зарплаты, купила в знак благодарности для него пончик. Но ей не открыли, наверное, Айзека не было дома, и девушка оставила подарок возле его двери.

Еще через неделю я обратился к нему с просьбой помочь передвинуть мебель. Он не обладал атлетической фигурой, но и худым, как других мастеров клавиатуры в наше время, его было трудно назвать. Айзек был вполне нормального телосложения, всего на полголовы ниже меня. Его длинные, закрывающие лицо волосы выбивались из неряшливого светлого хвоста, но уже после первых нескольких минут работы он небрежно зачесал их назад, и я наконец разглядел его лицо: высокие острые скулы, прямой короткий нос, большие темно-зеленые глаза и тонкие поджатые губы – все это в совокупности делало его немного похожим на хорька.

– Так ты не разговариваешь с девушками?

Сделав глоток пива, я понял, что ответа не будет.

– И о девушках, да?

Улыбка не сходила с моего лица, а пальцы быстро набирали сообщение Рише. В нем я подтвердил, что проиграл спор.

* * *

Он быстро схватил палку колбасы, буханку хлеба, подцепил на палец дорогущий термос – и поспешил в мою квартирку.

– Давай помогу! – крикнул я вслед, но он даже не обернулся. Подбежав к нужной двери, рывком отворил ее и застыл на пороге, медленно опустив руки. Заглянув внутрь, я увидел, что Рита уснула, свернувшись клубочком на моей кровати.

– Видимо, очень устала, – удивленно прошептал я, но что‐то внутри подсказывало, что так и должно было случиться.

Мы почти час пили с ним чай, закусывая его бутербродами. Не знаю, на кого работал Айзек, но такую вкусную колбасу, да еще и в таком количестве, я ел впервые. Он сбегал к себе за синим ланч-боксом с динозавром, аккуратно сложил туда четыре больших бутерброда и оставил его вместе с термосом в пакете возле вещей Риты. Еще раз с умилением и грустью взглянув на спящую девушку, Айзек повернулся, уже собираясь прощаться.

Но едва он открыл рот, как раздался стук в дверь – очень тихий, робкий и неуверенный. Я подумал, что за дверью стоит незнакомец, но, отворив ее, замер, а спустя секунду меня остро кольнула жалость. На пороге стоял очень бледный худой парень, и, хотя его грязные неряшливые волосы скрывали лицо, я видел, как он отводит глаза.

– Рита написала, чтобы я забрал ее отсюда.

Я молча отошел, чтобы он увидел спящую сестру. Марк, слегка прихрамывая, протопал в комнату. На Айзека он даже не взглянул. Если вообще его заметил.

– Марго, – прошептал он и тут же закашлялся. – Вставай.

– Слушай, Марк, я могу и сам ее проводить, – вклинился я. Поезд был поздний, а Рита всегда боялась ходить одна вечерами. Она очень следила за собой и своим имиджем фотомодели и заслуженно считалась первой красавицей на весь муравейник. Марк, еще до того, как бесконечная тяжелая работа стала полностью забирать его время, оставляя лишь небольшой кусочек на сон, не раз ввязывался в драки на улице из-за грубых приставаний к сестре. Теперь все, на что его хватало, – не уснуть в автобусе до вокзала и обратно. Но я и в этом уже сомневался.

– Я сам.

– Упертый ты баран, иди выспись! – раздраженно высказался я.

Он вздрогнул, но я знал, что не зря, ведь знаю этого человека как свои пять пальцев. Разумные доводы и решения никогда не были его козырем. Только наглость и сила. Я вспомнил наши частые драки, и у меня невольно свело скулы. Никто не мог вывести меня из себя быстрее, чем этот тип.

– Я соскучился по ней, Дюк, – ответил он почти шепотом. – А она уедет. Надолго. Потом еще и обидится очень.

Мне стало неудобно и слегка стыдно. Он был прав. Марго ведь и впрямь обидится. Все, благодаря чему они еще не вылетели из этого колеса тяжелой жизни, была вера в их непоколебимую семейную любовь.

– Марк, посмотри на себя. Ты даже вовремя не уйдешь. Поезд уезжает после комендантского часа.

Он промолчал, о чем‐то задумавшись.

– Ты передашь ей мои извинения?

– Конечно.

Еще с минуту он всматривался в ее острые черты лица, и только после того, как нежно убрал светлый локон за ухо и поцеловал сестру в щеку, поднялся с пола. Было заметно, что это стоило ему немалых усилий. На пороге он остановился и, не глядя мне в глаза, прошептал:

– Вам скоро выходить.

Я кивнул, глотая досаду и сожаление из-за этого придурка. Неужели он так легко сдался? И даже не поспорит со мной?

Тяжело вздохнув, я постарался думать о другом и попросил Айзека, все это время неподвижно стоявшего у стены, задержаться еще ненадолго. Он согласился, и мы неторопливо продолжили пить чай.

– Слушай, а ты уже нашел новую работу? – Айзек не был уверен в уместности этого вопроса, а моя приподнятая бровь и вовсе смутила его, заставив спрятать лицо за надтреснутой кружкой Рише. У нас было не принято затрагивать тему трудоустройства, если собеседник не начинал ее сам. Похвастаться успехами могли единицы.

– Да, в магазине продуктов буду работать. Вчера на собеседовании был. В понедельник начну.

– А Рише?

– Она пока не будет работать официально, ищет подработку. Пока в няньки подалась. Но я хотел попросить тебя научить ее программированию.

– Так это ты для нее книгу просил?

– Да. – Я улыбнулся, выпрямив спину и потянувшись вверх. Суставы жалобно затрещали.

– Ей… будет сложно, – замялся он.

– Она не сможет вернуться работать официанткой. И мне тоже запретили. Корочки можно выкинуть, – невесело усмехнулся я и, взглянув на поникшего собеседника, спросил: – Или ты сейчас говоришь о том, что хотел бы предложить ей свою помощь? – Моя улыбка стала еще шире. Каким же это мне показалось забавным!

– Ну… Ты знаешь, я навряд ли смогу объяснить ей что‐то наедине. Только если ты будешь с нами…

– Но ты не против? Я оплачу часы, которые ты на нас потратишь.

– Я рад компании… – вновь замялся он. – А… что произошло, если не секрет? Я слышал, что она выплеснула горячий чай на… парня, который к ней приставать начал. А ты еще и проводил его на выход, – он сделал паузу, словно не зная, стоит ли ему договаривать, – да так, что его при смерти увезли в больницу.

Я уже не сдерживал смеха. События того вечера обрастали новыми подробностями с каждым часом. Еще немного – и станут легендой.

– Парень шлепнул ее, это да… Но чай был не горячий. – Я задумался. – Чай был алкогольный мохито, если я правильно помню. И я его даже не ударил. Рише не позволила. Просто выкинул на улицу.

Айзек сглотнул, и глаза его забегали. Первый раз я видел такую реакцию.

– Да брось, ты ведь не собирался ее обижать?

Он беспомощно улыбнулся шутке и молча помотал головой. С кровати раздался шорох, и мы одновременно повернули туда головы. Рита сладко потянулась, отчего ее маечка натянулась и оголила ровный живот. Приподнявшись, она потупила взгляд, а затем быстро переключилась на что‐то «важное» в телефоне.

– Дюк… – прошептала она и закусила губу.

– Да? – Я улыбался, ожидая понятного вопроса. До чего она была мила. Тревожное личико, взъерошенные длинные светлые волосы, нежно-розовые на концах, и по-детски невинные карие глазки.

– Я совсем обнаглела, да?

– Нет, – усмехнулся я. – Все в порядке. Я всегда рад тебя видеть.

Я так проникся фразой Ляли о том, что все мы – выпускники детского дома – одна большая семья, что действительно многих воспринимал как братьев и сестер. Тем более – Марка. Он был раздражающим младшим братом, вечно психующим, с обязательной фразой «Я сам!», а Рита – младшей сестрой, за которую я не раз заступался. Марк знал, что Риту можно мне доверить. А сейчас, как мне казалось, она ждала, что я скажу, чтобы она больше не появлялась на моем пороге.

Поднявшись с кровати, девушка неспешно собрала свои шелковые волосы в высокий хвост.

– Здравствуй, Айзек! – смущенно улыбнулась она парню, с облегчением вздохнув, понимая, что ничего плохого от меня не услышит.

– П… пр… приве-ет.

– Еще раз! – Девушка привычной для нее походкой от бедра двинулась к нам. Наклонилась над стойкой, заменявшей стол, улыбнулась и повторила: – Смотри мне в глаза. И повторяй. При-вет.

– При-вет, – повторил он и улыбнулся.

За это я любил Марго больше всего. Она не только не «зазвездилась» на пике популярности, но еще и подбадривала неуверенных в себе друзей. Делать это Марго не особо любила, поскольку они слишком часто начинали приставать, а вот у Айзека была настолько низкая самооценка, что он не позволял себе даже прикоснуться к ней, просто любуясь издалека. Марго, к слову, и стала первой девушкой, у которой получилось пробить его барьер.

– Марк опаздывает… – Она с тревогой глянула на часы.

– Послушай, Марго. Он приходил… очень уставший, да и вообще… сам не свой был. Я отправил его домой, спать. Пообещал, что мы тебя сами проводим. Ты не против?

Уголки ее губ опустились.

– Нет, конечно… Но я хотела у него еще денег взять на дорогу и… кофту.

– Прости, он передал только извинения и поцелуй в щеку. Денег…

– Я дам! У меня есть лишние. И кофта есть. Теплая, чистая… Честно! Только вчера постирал. Если т-ты-ы не б-брезгуешь…

Видимо, мой совет стараться быть более разговорчивым и действовать решительно Айзек воспринял слишком буквально. Наши с Ритой глаза широко раскрылись, мы молча уставились на парня. Его щеки моментально покраснели, и он, сам удивляясь своей отваге, задержал дыхание. И только когда Рита рассмеялась, выдохнул.

– Дюк, ты это слышал?! Боже, Айзек. Какая ты прелесть. – Она тепло улыбнулась.

Я понял, что Айзек сейчас снова спрячется в свою скорлупу, и решил его поддержать. Ему нечего было стыдиться, и пусть я не показывал вида, даже гордился им.

– Айзек, я думаю, это ответ «да».

Он улыбнулся и, натянув капюшон на голову, направился к себе за кофтой. Рита же не спеша потянулась за своими вещами, собираясь выйти следом.

– Что это? – спросила она, обратив внимание на пакет с термосом и ланч-боксом.

– Это от Айзека. Вкуснейший какао и бутеры с лучшей колбасой на весь купол. Он сам всё сделал.

Она с благоговением, даже с некоторым испугом, рассматривала содержимое бокса.

– Марго, он очень старался.

Она молча кивнула, а когда пришла в себя, сказала:

– Дюк, знаешь… Мне соседка такие приносила. Говорила, от друга. Я не брала, передавала через нее обратно… С момента знакомства с Айзеком! – Ее словно осенило.

Поэтому, когда Айзек вернулся с теплой толстовкой, девушка поспешила натянуть ее на себя. Кофта была ей великовата, и, спрятав холодные ладони в рукава, она вдохнула в себя запах порошка и душистого мыла, затем приподнялась на носочках своих красных кед и поцеловала его в щеку.

– Спасибо, – протянула руку. – Ты не против?

Айзек, ошеломленный таким предложением, замер и покраснел, как рак. Я даже на минуту подумал, что его сердце буквально остановилось. Но парень все же пришел в себя и протянул руку в ответ. Ладони их сомкнулись в крепкий замок.

* * *

– Д… Дюк… Я так понимаю, я теперь встречаюсь с Марго?

На этот момент парню только крыльев не хватало. Вспомнив их поцелуй на вокзале, я одобрительно кивнул. Я знал, что он заслужил это.

На углу муравейника, убедившись, что Айзек добрался до дома, я развернулся.

– Ты куда? – вполне искренне удивился он. – Комендантский час же. Сейчас собаки голодные гуляют.

Да, да и да! Я знал об этом. После череды нападений на служителей закона в самые опасные районы куполов – в том числе и в наш – через сорок минут после начала комендантского часа на улицы выпускали голодных бойцовых собак. Мирные граждане уже крепко спали после тяжелого трудового дня, а разросшиеся шайки разбойников правительству было дешевле пустить на корм, чем тратить ресурсы на их содержание в тюрьмах. Это возымело эффект, в куполах действительно стало спокойнее. Количество ночных разбоев и грабежей пошло на убыль, а трупов растерзанных собаками людей прибавилось.

Многие жители протестовали против такой жестокости, но отменять постановление, похоже, никто не собирался. Собак запирали в загоны задолго до рассвета, и к утру команда чистильщиков уже успевала забрать тела с улиц, чтобы не пугать порядочных граждан.

– Со мной все будет в порядке. У меня есть незаконченное дело. Но ты не переживай. Я быстро бегаю.

– Слушай… – Он замялся, неуверенно перебирая руками. – Я думаю, тебе стоит знать. Для его же блага. До меня дошел слух, что Марк собирается принять участие в гонках на выживание.

– Что-о-о? – Я опешил. Этот парень? Хромой? Полуживой? Что он задумал? Помереть?

– Ты же слышал об этом? Мутанты из…

– Да-да… Я слышал. Спасибо, что сказал. Когда следующий забег? – Я коснулся его плеча, извиняясь за то, что перебил, – времени и так было мало. Уважение к нему росло у меня с каждой минутой. Хоть Айзек и не был близко знаком с Марком и беспокойство о нем, скорее всего, возникло из-за Риты, но все же – доверился.

– В следующую ночь, со среды на четверг. – Он отвел глаза с таким виноватым видом, будто сам организовал эти гонки.

Никогда не понимал, почему он воспринимает все так близко к сердцу. Я всегда списывал это на тех девчонок, что доводили его в детском доме.

– Возвращайся домой. С этим я разберусь.

* * *

Мажоры из пятого корпуса, сынки членов правительства и просто очень влиятельных людей, страдающие от скуки, не знающие, какой еще гнусностью развлечь себя, организовали отличную, по их мнению, забаву. Зная о комендантском часе в некоторых районах менее благополучных куполов и о собаках, призванных искоренить преступность, они начали устраивать в это время забеги по ночным улицам, привлекая к участию всех желающих, кто нуждался в деньгах. И вполне ожидаемо этим способом заработка заинтересовались мутанты – выпускники детских домов, жившие как раз в одном из таких районов. В их возрасте легко было рисковать жизнью ради азарта и адреналина. Немалые деньги, доставшиеся победителю таких «гонок», могли заставить забыть об осторожности даже самых рассудительных. Но мне ли их осуждать?

Более быстрые и выносливые, чем люди, мутанты вполне могли потягаться с собаками. Что не могло не радовать организаторов, старающихся исключить участие людей, ибо в одном из первых забегов мальчишку лет шестнадцати, не мутанта – человека – собаки догнали и растерзали. Расследование приостановили, когда стало известно, дети каких влиятельных людей замешаны в этом, но всю «золотую молодежь» негласно предупредили, что если подобное повторится – наказания не избежит никто. Поэтому состязания людей были перенесены на дневное время и постепенно стали совсем безобидными, и только самых отъявленных и уверенных в себе победителей допускали к ночным смертельно опасным гонкам. Эти игры снимались на видео десятками телефонов и камер и транслировались в определенных кругах на все сектора.

Но как Марку удалось пройти отбор? Подкупил кого‐то? Или для статистики была нужна еще одна жертва? Да, в этом случае Марк отлично подходил на эту роль. Конечно, эти мысли еще не одну ночь будут мешать мне спать… но сейчас предстояло разобраться с проблемой другого рода.

Я закурил электронную сигарету с успокаивающим препаратом внутри, вслушиваясь в вой дворовых собак, и смог даже уловить, как закрываются, одни за другими, деревянные ставни, создавая зловещую мелодию ночи. Скоро должны были включить дождь, и я невольно поморщился, вспомнив, что его вода уже давно стала пахнуть какой‐то гнилью. Натянув капюшон на голову и нацепив маску, на которой светилась фосфорная коварная улыбка, я выудил из тайника в фундаменте нашего дома припрятанную там биту и, уверенный в необходимости своего дела, отправился в путь.

Каждый год одиннадцатого ноября, в день своего рождения, я получал посылку от неизвестного отправителя. Когда мне исполнилось восемнадцать, к посылке прилагалось письмо: «Эта коробка должна быть у тебя ровно в девять. В четыре часа дня я буду ждать тебя в кафе «О’пончик». Не опаздывай».

– И ты пойдешь? – Рише опустила голову на мое плечо, с интересом поглядывая на письмо.

– Нет, на кой черт? Это может быть ловушкой, да и вообще… опасно.

– А если это кто‐то из твоих родственников? – Она опустилась обратно на кровать, разглядывая трещину в потолке.

– Или человек, который хочет закончить начатое давным-давно. – Я прикоснулся к шрамам на груди. Панические атаки давно прекратились, боль утихла, но страх быть найденным не давал мне покоя ни днем, ни ночью.

Подолгу изучая старые статьи, обсуждая всевозможные события, предшествовавшие казни моих родителей, мы с Рише пришли к выводу, что мой отец был не самым хорошим человеком. К тому времени боль утраты притупилась. Осталось лишь желание выжить и какая‐то детская обида на отца – за то, что не уберег семью.

Глава 4

– Давай сходим, а? Я сяду за соседний столик, и, если что, вдвоем мы оттуда точно выберемся.

– Или вместе погибнем… – Я опустил глаза, наконец‐то решившись открыть коробку. В ней лежал новенький мобильный телефон. Черный, матовый, завернутый в плотную обтягивающую пленку. Не то чтобы я разбирался в них.

– Ну неужели! – искренне обрадовалась подруга, подскочив на кровати. Винного цвета волосы, собранные в высокий хвост, резво подпрыгнули вместе с ней и опустились на татуировку – череп с вороньими крыльями – под левой ключицей, плавно спускающуюся к груди. – Дюк… А он очень дорогой.

До этого мне приходили мягкие игрушки, машинки с пультом управления (в том числе «Феррари»), в четырнадцать – ролики, в пятнадцать – скейтборд, в шестнадцать – приставка, в семнадцать – приставка поновее. Каждый год в день рождения – дорогой подарок. И вот теперь появилась возможность познакомиться с этим человеком.

– Мне это неинтересно. И я не буду им пользоваться, пока не узнаю, от кого он, – уверенно заявил я. На самом деле любопытство распирало изнутри со страшной силой. Может, это и впрямь родственник? Может, отец остался жив? Я ведь не видел, что именно его убили на площади. В любом случае у меня к нему много вопросов…

Однако обмануть Рише не удалось. Да и никогда не удавалось. Она буквально видела меня насквозь каждый раз, когда я пытался схитрить. И сейчас на меня взглянули ее темные, полные понимания глаза.

– Я знаю, что ты туда пойдешь. И я пойду с тобой. – Когда мягкий, приятный голос Рише, по телефону и вовсе детский, менялся на такой решительный, это всегда заставляло меня вздрагивать и смеяться от неожиданности.

– Хорошо. Раз ты хочешь, чтобы я с ним встретился… – Я умолк, глядя в экран телефона. После яркой заставки на экране появилось фото незнакомой девушки. На вид ей было не больше тридцати: волнистые, ухоженные волосы цвета морской волны, несколько родинок на щеке, прямой тонкий нос и пухлые губы. Она вызывала симпатию, и я подумал, что это просто заставка, пока не прочитал текст, идущий по низу фотографии: «С таким цветом волос ты меня точно узнаешь».

Ришель молча протянула мне монетку, азартно так смотря в глаза. Это был наш ритуал. Мы кидали монетку всегда, когда перед кем‐то из нас стоял неразрешимый выбор, и всегда следовали ее указаниям. Доверяешь выбор монетке – и у нее всегда есть свидетель.

– Аверс. – Она вскинула бровь, делая ставку на положительное решение в случае, если монетка упадет лицевой стороной.

Всегда. Всегда эти резвые вращения металла в воздух по ощущениям длились вечность. И всегда смотреть на результат было страшнее, чем следовать ему.

– Только, Рише, я пойду один. Ладно?

– Это она? Красивая. И не бедствует, судя по одежде. Это брендовый шмот.

– Рише, я сказал, что если пойду, то один. Договорились?

Она отвела взгляд в сторону. Я знал, что она не пойдет, только если скажет вслух об этом. В противном случае у нее окажутся развязаны руки, и она обязательно этим воспользуется. А подвергать ее опасности я не мог и не стал бы ни при каких обстоятельствах.

– Рише! – Я слегка повысил голос, и девушка сразу отстранилась. Она растерянно сидела на кровати, опущенные вниз руки застыли. Вид как у котенка, выпрашивающего еду. Мне стало стыдно.

– Если там опасно, я не хочу рисковать тобой, ну неужели ты не понимаешь этого? – словно извиняясь за грубый тон, продолжил я уже просящим голосом. Она взглянула на меня и вновь отвела взгляд. Но я ждал, не двигаясь с места, и, понимая, что деваться некуда, она наконец медленно кивнула.

Телефон у меня был лишь однажды, и, разбив его, другой я уже купить не смог. Денег с подработки едва хватало на еду и квартиру. А то и только на квартиру. Поэтому новому телефону Рише была рада едва ли не больше, чем я.

В назначенное время я уже сидел за одним из столиков указанной в письме забегаловки. Пончики были мне не по карману, и, хоть я часто подрабатывал грузчиком в этом кафе, внутри оказался впервые. Девушка с фотографии опаздывала, и я, попросив лишь стакан воды, сказал официантке, что жду очень важную даму. От нечего делать я рассматривал цветные обои. На них были мелкие пончики разных сортов, всевозможные кофе и коктейли. Все эти рисунки сопровождались ценниками, одним словом – меню на стенах. И чем больше я в них всматривался, тем больше понимал, что проголодался, но едва ли смогу заплатить за самую захудалую булочку.

– Угощение за наш счет. – Девушка в розовом фирменном платье и идеально выглаженном белом фартуке поставила на стол поднос с шоколадным пончиком и молочным коктейлем. Ее пшеничные волосы, собранные в две косы, свесились вниз, касаясь кончиками чистой столешницы. Она так мило и приветливо улыбалась, что, засмотревшись на нее, я пришел в себя, лишь когда она уже двинулась в сторону кухни, и крикнул вслед: