Начало после конца

Эдик пошёл через кладбище, решив, что в столь поздний час, никому будет не нужен и смотритель не заругает. Поскольку это был самый близкий путь и таким образом врезалось прилично пешего маршрута. Но, несчастный ребёнок поплатился, за сотню другую лишних шагов, собственной жизнью, что меня не радовало. Через несколько часов кропотливых поисков и выстраивания версий, я отложила папку с документами и решила заглянуть в лабораторию. Может хотя бы там порадуют чем-то новеньким.

– Привет, – опустившись на стул, напряжённо спросила я. – Что там у нас?

– Смерть наступила между тремя и четырьмя часами ночи, – меланхолично отозвался мужчина, не отрываясь от составления отчёта. – Ему вскрыли артерии, причём сделали это с хирургической точностью. Никаких отклонений, всё точно так же, как и у прошлых четырёх жертв. Ни одной капли крови в организме не осталось.

– С какой целью они выкачивают кровь? – удивлённо вскинула я бровь, смотря на криминалиста практически не мигая.

– Это мне и самому интересно, – угол тонких губ дрогнул. – Для чего это могло понадобиться убийце – загадка. Но если сможешь ответить на такой вопрос, твоё дело сто процентов занесут во все учебники для будущих милиционеров. Но, что-то мне подсказывает, что дальше висяка ты не уедешь. Тут бы и твой знаменитый тёзка из Москвы не разобрался бы, что уж говорить про зелёную девчонку, только после школы.

– Похоже, мы имеем дело с каким-то психопатом, – нервно дёрнувшись, произнесла я. – Но, если честно, мне кажется, ответ где-то близко. Мы просто его не видим. А он дразнит и в руки не даётся.

– Наверное, – пробормотал тот, успокоившись, и поднял глаза. – Но у нас не так много времени, как хотелось бы и играть в угадайке не пристало.

– А какая у него группа крови? – выйдя из странного оцепенения, спросила я наконец-то.

– Первая группа, – тут же отозвался криминалист. – Резус положительный. Весьма странно, что его не было в базе, но на всякий случай перепроверь медицинские карты остальных. На кровавый след в этом деле пока никто не обращал внимания.

– Спасибо за информацию! – медленно поднявшись, я ещё раз внимательно посмотрела на документы. – Буду ждать заключение и уже потом делать догадки и строить планы.

И что в итоге получалось? Есть трупы и горем убитые родители. Переполошенная общественность и КГБ желающее хоть кого-то растерзать на потеху толпе. Также есть странности, носящие какой-то оккультный характер. Из шеи жертв выкачивали кровь, да ещё и орудие использовали то ли ритуальное, то ли просто старинное. Зачем и почему? Было непонятно. Было слишком много темных пятен в этом дела. И при этом не было совершенно никаких улик. Ни свидетелей… Ни зацепок… Ни ДНК… Вообще ничего… Словно убийства совершал призрак.

Едва переставляя гудящие ноги, я ввалилась домой, принялась отчаянно оттирать руки мылом и перекисью водорода. Мне казалось это нехитрое действо поможет избавиться от нервного напряжения, скопившегося в кончиках пальцев. Но как бы сильно я не намыливала их снова и снова… Ничего не происходило. Грудь продолжало стягивать узлом паники и нервов. Когда желание содрать с себя шкуру немного притупилось, я истерично рассмеялась и сползла спиной по двери ванной. В это мгновение раздался стук в дверь и едва не взвизгнув, я двинулась открывать. Этот майский денёк, похоже решил окончательно свести меня с ума.

Но нет… Он просто оказался слишком щедрым на события всех мастей, от которых непременно щемило сердце и хотелось пойти и утопиться. На пороге моей ленинградской квартиры стояла рыжеволосая перепуганная девица с блестящими от слез зелёными глазами. Слегка осунувшиеся лицо и потухшие очи, она сделала шаг вперёд и заключила меня в объятия, немедленно начиная поливать мою шею слезами. Я же обняла её чуть заторможено, ощущая острую боль в сердце, смешавшуюся с радостью и печалью.

– Я не помешаю? – тихо спросила Олеся, шмыгая носом и протискиваясь бочком в квартиру.

– Нет, конечно, – покачала я головой. – Проходи, что с тобой приключилось? Ты же хотела уехать с Жоржем в Англию. Даже документы собрала.

Закрыв за собой дверь, я с замиранием сердца наблюдала за тем, как подруга сбросила кожаный плащ прямо на пол и разрыдалась от отчаяния. В ней, всегда такой наглой и самоуверенной в это мгновение словно что-то сломалось. Она дала слабину и это пугало даже больше, чем пять трупов, висящих на моей шее. На ней было дорогое платье из иностранного материала и сапоги выше колен на изящной шпильке. Весь её образ никак не сочетался с квартирой простого милиционера. Так что я постаралась все же взять себя в руки и понять, какие силы заставили Леську так сильно понервничать.

– И все же, что с тобой приключилось? – не удержавшись, поинтересовалась я.

– Он меня бросил, – выпрямившись, произнесла Олеся. – Испугался допроса КГБ и просто бросил. Уехал к себе, а я осталась одна без денег, жилья, посередине аэропорта и даже не знала к кому обратиться. Стояла, как дура и смотрела на табло вылетов. «Москва-Лондон»… И моя жизнь оборвалась вместе с надписью «вылетел по расписанию».

– У меня есть жареная картошка, идём на кухню, – через несколько минут пробормотала я, и потащила девушку есть подогретую картошку и солёные огурцы, переданные бабушкой, ещё в Москве.

– Что стало с матерью? – спросила она, активно жуя. – Не возмущалась тем, что ты переехала в Ленинград?

– Нет, – покачала я головой. – Всё же, это мой выбор, и я хотела нести за него ответственность. Отец смирился и даже начал проникаться моей угрюмостью. Тем, что я сама добиваюсь всего и не полагаюсь на него.

– Знаешь, сейчас я сижу смотрю на тебя и не понимаю, зачем тебе всё это… – дирижируя вилкой, протянула Олеся. – У тебя же было всё, о чем только можно мечтать. А ты прозябаешь тут и делаешь вид, что так и надо.

– Я сама захотела таких перемен и просто пытаюсь идти к поставленной цели, это не зависит от того, что я переехала в северную столицу или попыталась разорвать все связи с прошлым, – искренне призналась я, внимательно рассматривая лицо подруги. – Честно говоря, я даже рада, что тут меня не преследуют журналисты и тени прошлого. Так спокойно и хорошо. Я могу полностью погрузиться в работу и трудиться на благо общества.

– А ты чем занимаешься? – отложив вилку, она с интересом впилась в меня взглядом. – Ты никогда не говорила о том, что хочешь в будущем.

– Потому что ты вечно трещала только о себе и никогда меня не слушала, – хмыкнув, укоризненно посмотрела на неё. – Я младший лейтенант милиции и сейчас расследую очень важное дело, о котором даже в газетах писали.

– Ого! – удивлённо протянула собеседница и закурила вонючую сигаретку.

– У меня не курят, – тихо хмыкнула я. – На будущее запомни, если хочешь тут остаться. Ненавижу эту вонь, особенно от той дряни, которая у тебя сейчас в руках.

– Ой, не развалишься, – глядя сквозь меня, задумчиво произнесла девица и жадно затянулся, тут же выпуская густой дым носом. – У меня судьба на части разваливается, а ей жалко одной сигареты. Словно тут концлагерь какой-то при ГУЛАГе, а не обычная квартира. Послушай, это даже хорошо, что ты в милиции работаешь, сможешь помочь и попросить, чтобы меня из страны выпустили без проверок. Я к своему хочу, люблю его так, что готова с моста скинуться, если рядом с ним не дозволено быть.

– Олесь, перестань пожалуйста давить на жалость, – покачала я головой. – Я не всесильный бог и не отец, я не могу просто ударить по столу и приказать тебя выпустить. Что уж там, я даже в собственной жизни разобраться не в состояние, а ты говоришь про что-то больше.

– Ты о чем? – она удивлённо покосилась на меня. – Ты же Петрова! Перед тобой тут все должны на цыпочках бегать и бояться лишний раз обидеть.

– Тут я никто для всех, просто однофамилец, которому повезло пролезть в милицию, мало что ли Петровых во всем мире, – усмехнулась я. – Так что никто не знает, что я дочь того самого, о котором все газеты судачат. Олесь, пошли спать, утра вечера мудренее. А мне ещё на службу, дело реально тяжёлое. Как бы ночью не подняли. Наш маньяк только по глухим сумеркам и работает. Ему закон не писан.

– И ты на самом деле, даже не хочешь получить из этого хоть какую-то выгоду? – она смотрела на меня с недоверием. – Да любая другая на твоём месте, нашла бы себе кого из партийных руководителей, или сына знаменитого Алексеевского к рукам прибрала. Так нет же, в милицию подалась. Дура ты!

– Поверь, не всё в нашей жизни измеряется мужиками и деньгами, – звонко фыркнула я. – Иногда простое человеческое счастье в мелочах. В тёплом завтраке, в мягкой постели, в любящем человеке. И не надо думать, что бриллианты и хрустящие бумажки тебе это заменят. Так что пошли спать. А потом посмотрим, что вообще можно со всем этим сделать. Мне знаешь ли, в скором времени то же предстоит с КГБ тесно пообщаться. И меня подобного рода перспектива пугает до нервной дрожи в коленях.

– Знаешь, ты всегда можешь прикрыться папочкой, – бросила словно между делом подруга. – И никто тебя не тронет. Это хорошо рассуждать, когда есть кому в жилетку поплакаться. Тебе двадцать один, а ты уже младший лейтенант, извини меня, но так можно только по блату. Так что не вешай мне лапшу на уши.

– Я не стараюсь тебя переубедить и вообще, Олесь, это ты ко мне заявилась вечером и пытаешься закатывать истерики, – фыркнула я. – Что-то не нравится, можешь прямо сейчас уезжать обратно, на ночную электричку ещё успеваешь. Я в няньки тебе не нанималась. Мне завтра на службу, а не до обеда спать.

– Ладно прости, я немного погорячилась, – тут же пошла она на попятную. – День сегодня выдался тяжёлым и нервным. Мы обе устали. Ты права, лучше сейчас поспать, а завтра со свежей головы решить, как поступать дальше.

– Можешь спать в зале, матрац на балконе, – кивнула я ей. – Но, чтобы никакого шума и больше ни одной сигареты. Я не переношу эту вонь. Хочешь курить, выходи на лестничную клетку.

– Ладно-ладно, поняла, – подняла она руки верх. – Давай, ты там не перетруждайся, а то вместо принца, наткнёшься на какого-нибудь проходимца, который поймёт, что ты та самая Петрова и захочет этим воспользоваться.

– Не каркай! – рыкнула я на неё.

– Всё. Завтра будет день, и завтра мы поговорим о наболевшем, – кивнула Олеся и ушла готовить себе место для отдыха.

– Сумасшедшая, – протянула я ей в спину и тоже ушла готовиться ко сну.

Ночью, ворочаясь с боку на бок, я никак не могла понять, что же не так. Почему моя интуиция продолжала вопить о неправильности всего происходящего. Словно ко мне из ночного полумрака медленно подбирались когтистые лапы. Они стискивали горло в мертвецком захвате и бездонными глазами покойника смотрели в самую душу. То ли я уже окончательно рехнулась, то ли это ответственность за нераскрытые дела легла на плечи. Но я не могла даже помыслить о том, чтобы всё бросить. Было страшно, жутко и хотелось бежать без оглядки… Вот только я решила, что доведу это до точки, а преступника до расстрельной статья! Ибо я – Петрова!

Глава 2. Поперечины

Утро началось с того, что я, едва передвигая ноги, выползла на кухню. Осмотрев оставленный с вечера беспорядок, вымыла посуду, и даже не позавтракав помчалась в отделение. Опаздывать не хотелось. Дело и так было тяжёлым, а тут ещё давили со всех сторон. Да и неожиданный визит школьной подруги вызывал вопросы. Или это моя паранойя в очередной раз разыгралась? Скорее всего последнее, ибо никаких реальных угроз или предпосылок к ним не было. Напротив, я была самой обсуждаемой персоной в этом месяце.

Дежурный перебирал поступившие за ночь заявления и тяжело вздыхал. Парень он был толковым, но слишком скромным и даже местами робким. Завидев меня, поднялся из-за стола и поведал о том, что я и так предполагала. Свидетелей у нас как таковых не было. Сторож накануне напился в щи и не ведал, что происходило у него на участке, хотя в таком состояние он лешего от бомжа не отличил бы. Бухал мужик, не просыхая, от такого толку никакого, только лишняя головная боль, разбираться, где пьяный бред, а где реальные сведения.

Не успела я снять свой весенний плащ, как зазвонил телефон на моем рабочем столе. Удивлённо посмотрев на аппарат, я все же подняла трубку и приготовилась к разносу от шефа. Но голос, раздавшийся в динамике, принадлежал далеко не нашему начальник. Вжав несчастную трубку в ухо, я молча выслушала дежурного оперативника и поняла, что пальцы на руках свело нервной судорогой. Вернув её на место, встревоженно посмотрела на скучающего толика и тряхнула головой. Нельзя раскисать, каждый из них мечтает, чтобы я провалилась и освободила занимаемое место. Не дождутся!

– Новый труп? – ехидно вскинул бровь мой коллега.

– Да, – кивнула я головой. – Тот же почерк. Только теперь практически в самом центре города. Фонтанка проснулась от истошных воплей несчастного дворника, обнаружившего тело в мусорных баках.

– Не повезло тебе, – хохотнул собеседник. – Ну, желаю тебе продержать до приезда КГБ и не натворить ещё больше бедовых выходок, а то твои прогулки по кладбищу в пиджаке эксперта уже стали достоянием общественности. На первых полосах всех утрешних газет. Ты Петрова поаккуратнее, а то опозоришь не только себя, но и все имена честных следаков.

– Иди к чёрту! – рявкнула я и вылетела за дверь.

Вязин заржал мне вслед, а я, быстро тряхнув головой, бросилась вниз по лестнице. Мне срочно надо проветрится. В голове стоял настоящий кавардак. Словно я в одиночку пыталась биться головой о закрытую дверь. Ключик-то вот он висит, но до него ещё допрыгнуть надо, а такой трюк провернуть очень непросто. Особенно если не понимаешь, с какого конца тянуть за клубок. Да и нормально изучить материалы мне не удалось. Для этого надо сесть и закопаться в них, а я носилась по городу, как заведённая и пыталась успокоить родителей, сделать вид, что милиция работает и вообще, мы защитим этот город от врагов! И всё это на глазах журналистов.

Если слух о дерзких убийствах разойдётся на весь СССР, то нашему отделу точно не сносить головы. Мало того, что это подорвало бы веру народа в милицию, так ещё и накануне Олимпиады. За такое расстрел полагался. СМИ проходили жесточайшую цензуру, потому рассказать о появившемся злодее обычным гражданам было запрещено, но эти ушлые людишки, всё равно находили способ, как вставить палки в нашу работу. Так что несмотря ни на что действовать нужно было очень быстро, эффективно и скрытно. А времени уже упущено столько, что я не удивилась бы узрев КГБ-шника на своём пороге с расстрельным приговором. И ни один отец, меня бы не спас от столь печальной участи.

Не зря же на каждом практическом занятии нам повторяли: «Маньяки и убийцы – головная боль буржуазного Запада, а в Советском Союзе их быть не должно». Работать нужно так, чтобы ни одна живая душа не могла прознать про сложности и трудности, с которыми мы постоянно сталкивались. Советский милиционер – образцово показательный гражданин с идеальной военной выправкой, отзывчивый, сострадающий и останавливающий злодеяния прямо на подходе. И с этим тоже приходилось мириться. Ибо другого портрета нам не давали. На практике же оказалось, что милиционеру до этого образа, ой как далеко!

Я прекрасно понимала, что начальство будет давить и сваливать на меня все косяки предыдущих следаков. Они упустили столько возможностей, а отвечать за это предстояло лишь мне одной. Несправедливо… Но такова жизнь, косяки вешают на самых беззащитных, кто не в состояние дать отпор и постоять за себя. Мне кровь из носа нужны были хоть какие-то результаты. И как можно скорее… Одно дело – стычка с хулиганами и поножовщина за дорогие цацки, и совсем другое – серийный маньяк, ещё и работающий по детям.

Полуденное солнце стояло в зените и ярко отражалось в оконных стёклах, отбрасывая жутковатые тени и не позволяя рассмотреть все место преступления разом. Мариинский проезд будто бы пылал охваченный суматошным пожаром. Всё яркое, режущее глаз и словно искусственное. Казалось, столь дивный день не должен приносить с собой ничего дурного, но я вместе с криминалистами уже спускалась к мусорным бакам и не ждала ничего нового. Кругом густо стояли дома, а одинокие старушки на лавочках уже сбились в кучку, обсуждая, что же тут произошло. Место хоть и не безлюдное, но идеальное для убийства. Глухой двор, колодезного типа, никакой милиции в округе и вряд ли бы кто-нибудь из соседей выбежал бы на крики.

– Видимо, у нашего упыря настоящая ломка, он даже не дождался ночи, – прошептал криминалист, присаживаясь на корточки рядом с телом. – Если судить по степени окоченения, то её убили около девяти вечера. Но в этот раз, девчонка пыталась сопротивляться. Вырвано половина волос. Скорее всего она пыталась отбиться, а он со всей дури выдернул у неё всю косу разом. Могу сказать, что от болевого шока она и сердечный приступ могла поймать. И я не представляю, какой силищей надо обладать, чтобы вырвать у ребёнка косу. На задержание такого урода, я бы тебе посоветовал не просто опергруппу взять, но и поддержки попросить. Одна ты с ним точно не справишься. Тут мужику-то тяжело будет, но то, что зелёной девице, едва закончившей школу милиции и пришедшей в уголовный розыск.

Новой жертвой оказалась девочка лет двенадцати на вид. На ней было жёлтое платье в крупный белый цветочек. Светлые волосы были заплетены в две косички и одна из них отсутствовала, как и сказал эксперт, выдернута с корнем, словно никогда и не росла на голове. Жертва лежала на спине с широко распахнутыми голубыми глазами. На шее и груди расползалось кровавое пятно, а две неизменные полосы шли все в том же направлении. Сомнений не оставалось, это наш маньяк. Вряд ли бы подражатель успел раздобыть схожее оружие, за такой короткий отрезок времени. Мы его в базе не смогли найти, что уж говорить про посторонних.

Пошарив по карманам девочки, криминалист обнаружил ключ от квартиры и платок с вышитой на нем фамилией. Скворцова Таня. Судорожно сглотнув, я постаралась отрешиться от всего происходящего. В первую очередь, я милиционер и обязана найти того, кто это совершил. А уже потом, переживать и наматывать сопли на кулак. Сегодня очередное испытание, последняя попытка найти маньяка до того, как в город пожалует представитель КГБ. Я готова была всем богам молиться, чтобы этот день ещё отсрочили. Пусть я в них и не верила, но ради такого, готова была во всё что только можно уверовать.

Пока мы стояли подле трупа и пытались понять, как она связана с пятью убитыми до этого мальчишками, участковые уже начали опрос свидетелей и тех самых бабушек, сбившихся около лавочек. Опять никаких следов и улик на месте преступления. Полное отсутствие свидетелей. И обескровленный труп… Распорядившись о допросе жильцов ближайших домов, я подошла к пожилой женщине, которая обнаружила тело. Та выглядела неважно, но всё же согласилась продолжить диалог уже со мной.

– Живёт недалеко: на Фруктовой, дом пять, – тихо произнесла та, кутаясь в платок. – Танечка была хорошей девочкой, всегда ходила вместе с моей Людочкой. Ей же всего десять… Как же так… Какой супостат мог такое сотворить, на ребёнка руку поднять. Неужто перед богом не страшно представать.

– Главное, чтобы перед судом было страшно, – записав все в блокнот, я поплотнее закуталась в плащ. – У нас только он решает, кому и как жить. А за это поплатится, милиция всё равно отыщет, куда бы не спрятался. Как вы вообще нашли тело?

– Я всегда хожу этой дорогой, когда домой возвращаюсь, – лепетала перепуганная гражданка. – Вдруг вижу: лежит что-то большое в темноте. Подумала, кто из соседей ковёр выкинул, а что добру пропадать, для мужа в гараж, всё сгодится. Я приблизилась, думала, может, пока никто не заметил, домой унесу, не далеко. Утром-то тут темень стоит, я и подумала, что ковёр. А тут она… Мёртвая! Глаза голубые-голубые, стеклянные, что та чешская ваза, которую мне дочка из Уссурийска привезла. Я смекнула, что не от сердечного приступа померла и тут же побежала к большому проспекту, там и наткнулась на милиционера. Рассказала ему всё, а он уже вас вызвал. Ну, вот, собственно, и всё. Теперь сами видите, что произошло. Кто же знал… Кто же знал…

– С какой стороны вы обычно ходите? – продолжала допрос, несмотря на то что вокруг нас уже начали толпиться люди. – Постарайтесь вспомнить все детали, которые предшествовали обнаружению тела.

– Так, я с соседнего двора иду, я уборщицей работаю в продуктовом, – кивнула та, – а по вечерам за сторожа в детском садике. Вот со смены и возвращалась. Когда полы шла мыть, тут ещё ничего не лежало. Потому и заинтересовалась, кому же ковёр приспичило в ночь-то выкидывать.

– Вы видели кого-нибудь, когда свернули сюда с центральной улицы? – продолжала записывать я слова женщины. – Или подозрительных личностей, которые по ночам тут блуждали? Хотя бы примерный портрет человека, который никогда тут не появлялся?

– Нет, никого, – отрицательно помотала головой женщина, руша последние перспективы на свидетельские показания. – Я просто особого внимания не обратила на людей, шедших мне на встречу. К тому же, мало ли кто в семь утра на работу спешил. У нас район хоть и близкий к центру, но все в основном на заводах за городом трудятся. Потому, на прохожих-то и не смотришь. У них свои дела, у меня свои.

– Неподалёку от убитой кто-нибудь был? – предприняла я очередную попытку, ухватить удачу за хвост. – Может быть, мелькнул среди дворовых построек или в арках? Наблюдая за вашими действиями? Или в окнах подъездов мелькал силуэт?

– Нет, – в очередной раз потрясла та головой, в отрицательном жесте. – Тут довольно безлюдное место даже днём. Сколько лет хожу этой дорогой, редко встречаю тех, кому действительно есть дело до нашей помойки. Даже бомжи и те предпочитают места позажиточнее. Потому, никого подозрительного припомнить не могу. Даже соседей и то на улице не было. Из-за того, что раннее утро, ещё и день рабочий.

Поблагодарив единственного свидетеля, который всё равно ничего не дал, я пошла по адресу, который мне указала старушка. Никогда бы не подумала, что вот так, в груди все могло обрываться только из-за странного предчувствия. Дверь мне открыл черноволосый мужчина лет пятидесяти. Завидев представителя закона, он взволнованно втянул в себя воздух и пошатнувшись прошёл обратно в комнату. Ничего не говоря, я проследовала за ним, убирая удостоверение в карман плаща, стараясь не думать о том, что в очередной раз придётся сообщить родителям покойного ребёнка, новости, от которых у самой в желудке все комом вставало.

– У вас что-то срочное? – он накапал капли из флакончика с корвалолом. – Наша Танечка, она пропала, если у нас не очень важные новости, прошу, давайте побыстрее, я всё жду, когда она вернётся.

– Добрый день, – ещё раз прокашлявшись сказала я. – Младший лейтенант уголовного розыска Петрова Анна Николаевна. Вы отец Татьяны Скворцовой?

– Да, – заторможено посмотрел он на меня. – Она моя дочь. А в чём дело? Почему уголовный розыск интересуется моей Танюшенькой?

– Мне тяжело об этом говорить, но тело вашей дочери сегодня утром обнаружили на территории Мариинского проезда, – медленно выдохнула я, стараясь придать голосу учтивости, но твёрдости. – Здесь неподалёку, где помойки. Она была убита. Сейчас, мне нужны ваши подробные показания о событиях вчерашнего вечера, это поможет скорее найти убийцу и остановить того, кто посмел совершить такое вопиющие преступление. Надеюсь, господин Скворцов, вы готовы дать показания?

– Это моя вина, – побледнев до мелового цвета, прошептал отец девочки. – Не надо было ввязываться во всё это.

– Что вы имеете в виду? – насторожившись, я попыталась ухватить саму суть происходящего. – У вас были какие-то сторонние конфликты, и вы можете рассказать следствию, кто вам угрожал и по какой причине могли отомстить столь зверским образом?

– Недавно я поругался с очень опасным человеком, – еле шевеля губами, ответил убитый горем отец, глядя перед собой. – Он обещал отомстить мне за то, что по моей вине не успели завершить работы и всё полетело под откос. Смена… Я не должен был зариться на такие лёгкие деньги. А теперь по моей вине… Нет…

– Кто этот человек? – я вцепилась в эту версию, как утопающий в спасательный круг. – Не тяните, пока у нас есть шанс схватить его по горячим следам, он не уйдёт от наказания. Только ради всего, не молчите и объясните, кого нам надо взять!

– Ломоносов Станислав Фёдорович, начальник смены на заводе «Красное Знамя», – тихо ответил тот и простонал. – Мы с ним были дружны ещё с прошлой работы, когда он был моим бригадиром. Неделю назад у нас была большая запара на заводе, требовалось работать в три смены, нарушая технику безопасности. Но другого варианта не было, мы бы не успели закончить государственный заказ, а Олимпиада уже на носу. Нас бы всех в Сибирь сослали, лес валить, если бы не успели. Но, мы, в тайне от всех, провернули кое-какие махинации с пропусками и уложились. Стас нам денег даже приплатил за сверхурочные, а потом организовал небольшой сабантуй, в нашей заводской столовке. Девки у нас добрые, никогда не откажут стол накрыть, а тут ещё и такой повод. Во время застолья случилось странное… Стас увидел у меня старинный серебряный портсигар, он мне от деда достался. Когда те немцев под Берлином брали в плен, он у одного офицера его на жизнь выменял. Так вот, мой начальник, совершенно неожиданно попросил, чтобы я продал ему эту приметную вещицу. Но я не смог этого сделать, портсигар достался мне от деда и передаётся из поколения в поколение, как семейная реликвия, не имеющая цены. Это напоминание о том, как велик и могуч советский солдат, что подвиг его на века останется в истории. А эта вещица, она напоминает о том, что наша семья тоже много чего вложила в это. Мой отказ очень разозлил Ломоносова. И тогда, прямо на глазах у половины смены разругались в пух и прах. Ребята с завода могут подтвердить. Водки мы тогда уже на грудь приняли, но каждый скажет, что было. В конце разговора Станислав пообещал, что больше не хочет меня знать и что я пожалею о своём отказе. Он ещё в сердцах добавил, что коли он из крови заработан, то кровью и умоется. Мужики ещё пальцами у висков покрутили. А теперь… Теперь моя Танечка, из-за этого портсигара, больше никогда не вернётся домой. Я ничтожный отец… Я не заслуживаю жить…