Записки корректора

В домах достаточно тепло. Летом. Шучу. Зимой тоже терпимо, особенно на втором этаже. Но при условии, что включена «обратка» – насос, туда-сюда гоняющий в батареях горячую воду, кипяток. Шум при этом стоит ужасный, но приходится терпеть. А дома из двух этажей и состоят, в каждом подъезде по четыре квартиры. Моя-то семья живет на первом, где гораздо прохладнее, а точнее – если дети не убрали на ночь игрушки, то они, игрушки, примерзнут к полу. Ходят дети дома в валенках. Правда, если закидать завалинку снегом до самых окон, то углы почти не промерзают, но делать так догадались лишь на вторую зиму.

Спартанские условия? А мы с мужем, помнится, в начале семейной жизни радовались этому жилью: есть крыша над головой, тепло, светло, можно собраться с друзьями за столом, пусть даже его роль играет коробка из-под телевизора. Молодые были…

Дружбу за деньги не купишь

Самое главное в жилье, как я убедилась, не престижность, не комфорт, а… соседи. В маленьком Городе, оторванном от родных, от «материка», как здесь говорили, дружба ценилась превыше всего. Отказать соседу в помощи никому в голову не приходило, здесь не брали за услуги деньги, а старались отплатить за добро еще большим добром. На память приходит пара примеров: прилетели с семьей из отпуска, поесть с собой взяли, а хлеб собирались купить на месте, но попали под перерыв в магазинах, а он везде с 14.00 до 15.00. Пошла я по соседям – да-да, здесь не считалось зазорным попросить что-то в долг у соседей. К одним зашла – нет хлеба, к другим – нет. Обошлись и легли с дороги вздремнуть. Двери, естественно, не закрывали на замок, не было принято, просыпаюсь – у меня на кухонном столе лежат две булки мягкого ароматного хлеба, соседи ходили в магазин и на нашу долю купили. Даже и не знаю, кто именно. Или вот: сидим вечером с друзьями, пьем чай, муж сокрушается, заведутся ли его «жигули» – обещал рано утром встретить соседа на железнодорожной станции, который едет из гостей от тестя и везет полтуши поросенка. В 5.00 муж встает по будильнику, на градуснике – 45, выходит с паяльной лампой греть в гараже машину, чтоб завелась. Смотрю в окно – друг его Сашка не поленился встать, идет помогать, опустив уши у собачьей шапки и подняв воротник. А его даже не просили.

О соседях знали все! Не только паспортные данные, но и историю жизни каждого. Дом состоял из пяти подъездов, значит, двадцать квартир, двадцать семей. Над нами жили буряты, два пацана у них подрастали: старший – Славка Бурят – штаны горят, – друг моих детей, толстощекий бутуз, неутомимый на выдумки. В квартире напротив них – чуваши, – старший их пацан Сережка, уже школьник, имел привычку здороваться столько раз в день, сколько тебя увидит. Еще любил ходить в магазин и каждый раз спрашивал: «Теть Света, вам не надо что-нибудь купить?». В квартире напротив нас – сибиряк-богатырь Иван, у которого тесть с поросенком, его жена красавица Наташа и двое очень серьезных мальчишек. Через стенку с нами – азербайджанка Лариска, которая уже успела отсидеть в тюрьме за растрату и привезла оттуда нового мужа, родила от него друга моим детям вдобавок к уже имеющимся двоим сыновьям. Над ней жили украинцы, дальше – башкиры, мордва, немцы и цыган. Жили мирно и весело, отмечали праздники, деньги друг другу одалживали, за детьми присматривали. Особенно запомнилось, как отмечали Новый год. Ну, естественно, сначала дома, а после полуночи выходили на улицу, невзирая на столбик термометра, брали с собой старые клеенки и катались на них с горки. Взрослые дурачились, дети в это время уже спали. Горка начиналась от площади между кинотеатром и горисполкомом, а заканчивалась нашим домом. Усаживались на клеенку по пять-шесть человек, с визгом и хохотом частенько залетали в подъезд, обычно в наш. На следующий день мужчины ремонтировали двери.

Одна беда – пожары. УГПД горели как свечки. Поэтому жили мы, что называется, на чемоданах, мебель хорошую не покупали, а если покупали, то хранили до лучших времен. У нас, например, в гараже лежал спальный гарнитур (купленный про запас), а кухонный в гараж не влез, его к друзьям в подвал опустили. Случилась такая трагедия: горел дом напротив – а дело было зимой, – люди успели только кое-как одеться и взять документы. Стояли и смотрели, как полыхает их жилище. Проводка…

И я однажды испытала самый сильный ужас в жизни. Заболела младшая дочка, которой два годика недавно исполнилось, в садик ее не повела, собиралась вызвать врача. Отвела старшую, быстренько, младшая дома одна спала. Выхожу из детского сада и вижу над своим домом огромный столб дыма! Так быстро я никогда в жизни не бегала, благо была в спортивном костюме и кроссовках. Вот говорят: ног под собой не чувствовал – ведь это не фигура речи, теперь знаю, так бывает на самом деле. Когда примчалась к дому, то рассмотрела, что горит-то времянка, точно за нашим домом, и тут у меня ноги отнялись так, что еле доковыляла до квартиры. Села за стол – и как потекут слезы и сопли! В таком состоянии застал меня муж – он рано утром отвозил на автобусе рабочих, потом заезжал домой на перерыв; я даже не могла ему ничего рассказать, но он и так понял, пожар-то продолжал полыхать!

***

…деревья, которые производят в середине лета прекрасное цветение.

***

Он взглотнул.

***

В нутре кареты было темно.

•••

Не так страшен сам, как его зам

…По коридору мимо корректорской звонко цокают каблучки, и мы с моей напарницей Надеждой с облегчением переглядываемся – наконец-то! Это заместитель главного редактора и по совместительству заведующая партотделом Ксения Майская сдает в типографию свой горячий материал. Красивая фамилия у нее от мужа. У того отец был детдомовский, а там фамилию ребенку давали придуманную, в основном по месяцу поступления.

Время 16.30, номер почти готов к печати, только на первой полосе «дырка» – ждали Ксению. Сейчас линотипистка наберет статью, метранпаж составит горячие строчки в полосу, «тиснет» ее на прессе, отложит свой рабочий инструмент – шило – и умоет руки (буквально). Ее рабочий день заканчивается в 17.00, и не забалуешь. Мы будем вычитывать, Ксения тоже внесет исправления, потом на линотипе отольют из свинца исправленные строчки, а в полосе их менять уже нам с Надеждой. Берем еще теплое от рук Антониды шило – и вперед! Сверяем ошибки прямо в металле, потому что «тискать» не умеем. Читать строчки приходится вверх ногами/задом наперед. Я со временем так насобачилась это делать – без проблем. Статья может и не поместиться в отведенное ей место, так как Ксюша многословна, тогда зовем на помощь технолога типографии.

Антонида приходит на работу рано. Заступает на свой пост в 8.00, а ведь нужно еще подготовиться – намылить руки несколько раз хозяйственным мылом, давая им высохнуть. Таким образом получаются мыльные перчатки. Она и в обед их не смывает, наоборот, сверху надевает хлопковые. (Наверное, им выдают какие-то кремы, но хозяйственное мыло у типографских работников – годами проверенный способ защиты рук.) А шило в ее руках – инструмент многофункциональный, которым Тоня не только работу работает: виртуозно поддевает свинцовые строчки, сковыривает хвостики у запятых, превращая их в точки, а точку с запятой в двоеточие, – но и перелистывает бумажки, стараясь не запачкать, может почесать в своих рыжих кудрях, а то и – сама видела – в ухе! Перерабатывать наша суровая верстальщица не намерена. Рабочий день у нее нормированный. А у нас нет…

Мы с Надеждой работаем без перчаток (в обычных неудобно), и как ни стараемся, все равно пачкаемся. Типографская краска въедливая, отмыть ее непросто. Умаявшись с Ксюшиной полосой до чертиков, зашла я как-то по дороге домой в магазин. Обратила внимание: кассирша странно на меня поглядывает. Дома в зеркале рассмотрела у себя под носом молодецкие усы…

И ведь ничего бы не случилось, оставь Майская свою статью на завтра, в следующий номер. У Антониды была своя точка зрения: Ксюша старается из-за гонорара. Я думаю – нет, просто, будучи настоящим журналистом, она стремилась оперативно познакомить читателей с новостями и от окружающих требовала полной отдачи. На недовольства отвечала так: «Это работа! Не нравится – не работайте!». Никто и не жаловался… Майской энергии все не переставали удивляться: писала в декретном отпуске, больная, со сломанной ногой, после операции. С дочкой на больничных сидел муж. Однажды Ксения примчалась в тайгу на место крушения самолета раньше скорой и пожарных. Рухнул тогда грузовой борт с красной икрой. Тайга была густо ею намазана… Выжила лишь кошка…

…Наконец газета подписана. В шапке – завтрашнее число. Ночью ее напечатают, утром почтальоны с толстой сумкой на ремне разнесут по адресам, и кто-то, попивая утренний кофе, найдет ошибку в том месте, где я читала строчки в зеркальном отражении, и подумает: «Ну ни разу не грамотные!»…

P.S. Чемоданов из промышленного отдела гонорар называл гонореей и не забывал похвастаться, какую большую он за прошлый месяц получил гонорею!

***

Аппарат для измерения кровеносного давления.

***

Улица была усеяна лавками под открытым небом, которые поражали какофонией красок.

***

Возникающие конфликты, как известно, достигли своего пика во время конфликта.

***

Станция по борьбе с животными.

***

…Картины Верещагина, посвященные событиям Великой Отечественной войны, например «Наполеон на Бородинском поле».

***

Несмотря на шестимесячный срок беременности, роды запланированы на декабрь.

***

Станции поезда.

Одна беда на двоих – полбеды

…Почему с Надеждой работаю? А Жанетта уволилась. Сначала-то уволилась Надежда, закончив университет и отправившись в тьмутаракань в надежде начать новую жизнь журналистом – в штате «Таежной правды» не оказалось свободной единицы. Спросите, куда уж тьмутараканее маленького северного Города? А вот нашла. Мужа оставила, дочку забрала с собой – там дали комнату. Но не понравилось, вернулась назад – и к мужу, и в редакцию. А место-то ее уже занято! Мною. И в штатном расписании, и посадочное. А тут Жанетта весьма кстати ушла в другую организацию.

Моя коллега Надежда – пава. Да-да, знаю: слово «коллега» принято употреблять в научной и медицинской среде, а наша среда – журналюги, акулы пера и непризнанные гении. Творческие люди, одним словом. Но мы к ним не относимся, считаемся техническими работниками, промежуточным звеном между редакцией и типографией, существуем наособицу, и вообще нас, газетных корректоров, только двое в Городе, так что пусть будет «коллега». Делим с ней одну работу, один огромный стол и все беды, то есть оплеухи за пропущенные ошибки, и Надежда для меня больше чем просто сотрудница. И слово «пава» – точно про нее: вся такая обтекаемая, с плавной походкой, даже взгляд над очками особенный. Волоокий, вот. Красавица. Так она считает. Губки бантиком, вздернутый носик, покатые плечи 48-го размера. А ниже талии располагается 58-й размер, поэтому магазинные одежки Надежде не подходят. У нее есть наизусть изучившая все изгибы и выпуклости такой необыкновенно женственной фигуры знакомая портниха, которая обшивает ее по особым лекалам. В результате вещи коллега носит эксклюзивные – иногда называю ее не Надеждой Ивановной, а Одеждой Ивановной. Говорят, мужчины питают слабость к большой разнице в объеме талии и того, что располагается этажом ниже. Пришлось, правда, наблюдать такую ситуацию: к нам зашел рекламодатель по поводу объявления, и когда Надежда резко встала со своего места и повернулась к полке с архивом, он даже отпрянул. Видимо, красота – действительно сила, и ее не стоит предъявлять неожиданно, надо выдавать порционно.

Надежда даже мужа для мамы искала, демонстрируя себя в качестве наглядного пособия. Когда в редакции появилась служба знакомств, основанная Ниной Федоровной, заботливая дочь задалась мыслью: негоже маме оставаться одинокой и жить вместе с ее семьей. Ездила на свидания с потенциальными женихами и представлялась так: «Я дочь, мы с мамой очень похожи, но она еще красивее». И ведь нашла! Хорошего дяденьку, и мама была счастлива с ним до конца своих дней. При чем тут Надеждина мама? А она поваром работала. Какие пекла пирожки! А тушеные почки с картошкой, принесенные в кастрюльке нам в обеденный перерыв! Нет, без нее жизнь корректора казалась бы намного безрадостней…

Надежда любит сомневаться и задумываться. Говорит, в такие моменты из ее головы того и гляди полезут булавки и иголки, как у Страшилы. Помните сказку «Волшебник Изумрудного города»? Видела бы она себя в такие моменты: глаза в потолок, губами шевелит… Я к ее погружениям в себя уже привыкла. Один раз так сидит, варианты перебирает, – и в этот момент Юрий Васильевич дверь распахивает:

– Надежда! Где третья полоса? Мне Антонида из типографии уже звонит! У вас матюгальник выключен и трубка на телефоне не лежит!

Надежду нельзя так резко возвращать в реальность, она подпрыгивает вместе со стулом:

– Я думаю…

Главный редактор от неожиданности тоже вздрагивает:

– О чем ты думаешь?

– …две или одна буква «н» в слове «ограниченный»… – бормочет моя напарница.

– Пиши три и скорей неси полосу в типографию! – Юрий Васильевич умеет оперативно решать самые сложные вопросы. Антонида сердится!

Странное дело: трубка лежит мимо телефона и матюгальник выключен… Опять кто-то балуется…

***

Как я уже упоминала – сомневаться во всем написанном и напечатанном у корректора в крови. В любом тексте обязательно прячется подвох, а то и не один, и лишний раз заглянуть в словарь или географический атлас совсем не помешает. Но и интуиции надо доверять. По себе знаю: ежели что смутило при беглом прочтении текста, надо к этому месту вернуться и придраться, обязательно откопаешь какой-нибудь казус. Но во всем нужна мера: если задумываться слишком глубоко – существует риск запутать самого себя и прийти к неправильному варианту, особенно это касается пунктуации. Лучшее – враг хорошего. А фактическая ошибка порой бывает так замаскирована – сразу и не поймешь, где собака порылась. А то и задумаешься о чем-нибудь своем невзначай… Однажды вычитывала текст из энциклопедии про Австрию, и так меня этот ровный и гладкий текст убаюкал, что только на середине статьи, когда появились кенгуру, поняла – речь идет вообще-то про Австралию…

И еще – не верьте, если кто похвастается, якобы он обладает врожденной грамотностью. Врожденный бывает вывих бедра или порок сердца.

***

История же места, на котором она построена, имеет большую историю.

***

В постакополиптическом будущем.

***

Рыба питается естественной пищей, поэтому рыбаки часто хвалят ее за необычный вкус.

***

Она взяла его руку, лежавшую на столе.

Кому поручают, тот и отвечает

…Наш ответственный секретарь Марина – сзади пионерка, спереди пенсионерка. Бегу на работу – впереди девушка в коротенькой юбке и на высоких каблучках. Обгоняю – так это же наша Марина. Она по пятницам рано приходит на работу, потому как получает на почте телепрограмму на неделю и несет ее в типографию. Мы поэтому по пятницам задерживаемся – пока там ее наберут, пока сверстают… Ничего не поделаешь, читатели программу ждут, многие только из-за нее наше издание и выписывают. Ей в другие дни спешить незачем – пишущие с утра на заданиях, а потом когда еще мысли в кучку соберут да статьи напишут… Зато вечерами долго светится ее окно…

Знаете, что за должность такая – ответственный секретарь? Поясняю – не путать с секретаршей, тут ключевое слово «ответственный»! Ответсек отвечает… За все он отвечает! Самое главное – очередной номер должен выйти вовремя, да и просто выйти. Ее главная задача – пинать корреспондентов, задерживающих сдачу материалов, а потом уже по мелочам: подготовить эти материалы к отправке в типографию, нарисовать макет будущей газеты, построить корректоров за дурацкие придирки, машинисток, чтоб быстрей печатали и т. д. А перед главным редактором она отвечает вообще за все происходящее в редакции. Для нас, корректоров, ответственный секретарь – непосредственный начальник.

Одним словом, Марина – самое главное звено в технологическом процессе. Не будь ее – все развалится. Журналисты будут ходить неприкаянные по длинному коридору со своими гениальными строчками, напечатанными на машинке «Олимпия», у которой несколько букв отвалилось еще до Великой Отечественной, отдел корректуры начнет исправлять «быть может» на «может быть», а от гнева Антониды расплавится матюгальник. В связи с такой многозадачностью характер у Марины не сахар, и даже Арбузников из промотдела не всегда решается стрельнуть у нее трешку, когда трубы горят после рыбалки. А тут еще этот эксгибиционист…

Путь нашей начальницы на работу (и мой тоже) пролегал через парк. Вот в парке этот типаж и завелся. Псих так-то безвредный: веточкой хрустнет, чтобы на него проходящая мимо женщина взгляд бросила, больше ему для счастья ничего и не надо… Но Марина толерантностью обременена не была, ей перверсии стилистические на работе надоели. Поэтому первым делом позвонила в милицию, но там отнеслись к заявлению как-то спустя рукава, видать, занималась поимкой настоящих преступников. А любитель прилюдно обнажать свою натуру уже практически поселился под раскидистой березой. Марина располагала двумя вариантами: ходить на работу вокруг парка или не обращать на него внимания. Вокруг парка далековато, извращенец ветками хрустел все более вызывающе, а ответственный секретарь была ответственна чрезвычайно, поэтому ей ничего не оставалось, как самой заняться проведением воспитательной работы среди «юного натуралиста» – так она его окрестила. Начали здороваться, потом Марина освежила в памяти институтские лекции по психологии, предложила ему телефон врача в областной клинике, специализирующегося на таких вот недоделанных… Постепенно они друг к другу попривыкли, а с похолоданием наша мать Тереза стала заботливо советовать извращенцу побыстрее натягивать штаны. А потом он пропал. Возможно, просто на сибирском холоде отморозил свое либидо, но я верю в силу Марининого убеждения!

Короче, газета выйдет как положено, пока ответсек на посту. А она на посту везде и всегда!

P.S. У Марины не только работа тяжелая, но и жизнь, личная в том числе. Одна сына вырастила… Но наверху знают всё и стараются распределить несчастья и радости равномерно. За это, пожалуй, ей подфартило – машину в лотерею выиграла. День города – концерт на стадионе, потом розыгрыш. Смотрю: совершенно обалдевшая Марина поднимается за главным призом! Машину сыну подарила…

Настойчивость – половина счастья

Арбузников – коренной сибиряк, хотя по фамилии и не скажешь. Родился на Ангаре, выше Города по течению. Его родное село ушло под затопление, ведь река по сути стала цепочкой из разлившихся водохранилищ. Под их водой погребено много леса, поселков и сел, благодатных земель по речным берегам и прошлое таких же коренных ангарчан, как наш сотрудник. У него и псевдоним Ангарский. Он из большой семьи: стоял справный дом, хозяйство, на заливных землях что только не росло, даже помидоры размером чуть ли не с человеческую голову. Так рассказывал Арбузников. Может, и арбузы там росли, иначе откуда взялась в Сибири такая фамилия… Конечно, переселенцев из зоны затопления обеспечили жильем, но квартира, хоть и благоустроенная, – уже не то. О своей родине Сашка рассказывал неохотно, больно, наверное, это вспоминать…

Помотался наш сибиряк по стране, даже семью где-то пытался создать, да и вернулся в родные края. А как принес трудовую книжку в бухгалтерию – она же отдел кадров, – так и сел. Буквально сел, на стул, и не хотел вставать до тех пор, пока красавица бухгалтерша Сонечка не примет предложение его руки и сердца. Сонечке рука и прочий ливер молодого губошлепа были даром не нужны – она много лет пребывала в счастливом браке с любимым человеком. Правда, без детей… Так они уже смирились. Но Арбузников был неумолим, наличие мужа и Сонечкина антипатия его никак не смущали, на предмет своего обожания он наехал, как бульдозер. И Сонечка дрогнула. От этой случайной дрожи у нее сыночек потом родился. Когда догадалась, что тошнит ее не от поклонника, а от чего-то другого, то растерялась, уволилась, призналась во всем мужу и сбежала от него в другой город, к маме, решив родить и жить для ребенка, хотя муж просил остаться и воспитывать его вместе. Адрес мамы ни одна живая душа не ведала. Но Арбузников нашел! И выдал Сонечку за себя замуж! И родилась у них потом еще красавица дочка. Так бывает в жизни: на одной чаше весов – любовь, на другой – материнство, а что перевесит, каждая женщина решает по-своему. Вероятно, и преданная настойчивость не могла не покорить Сонечкино сердце. Он тогда прям афоризм выдал, что на него вообще-то не похоже: «Моей любви хватит на обоих». Имейте в виду, милые дамы, если мужчина забывает вам позвонить, ссылаясь на занятость по работе, не верьте: когда женщина дорога – из-под земли достанет и добьется, невзирая ни на какие обстоятельства.

Однако Арбузников пил. Он ведь охотник и рыбак, а на охоте и на рыбалке как без спиртного? Он там начинал согреваться, потом какое-то время не мог остановиться, Сонечка страдала. И наконец уговорила его закодироваться. Уж не знаю, как там его кодировали, но целый год он действительно прожил всухую, но сделался ужасно нервным и злым, мы его просто боялись. Не дай Бог слово поперек сказать: так хлопнет дверью, что того и гляди коробка из стены вывалится, уже вся штукатурка по периметру обкрошилась. Газетчики, да и жена тоже, пришли к выводу: лучше б, зараза, пил. Промелькнул ровно год, о дате окончания своего безрадостного трезвого существования Арбузников предупредил на работе заранее. Намек поняли. На следующий же день расслабился так, словно хотел восполнить невыпитое…

А журналист Ангарский был классный: в отделе промышленности и сельского хозяйства нужно было разбираться и в том и в другом; много писал об экологии, особенно о состоянии Ангары, которая из-за заполнения водохранилищ почти превратилась в болото, загрязненное промышленными отходами. Это обстоятельство являлось к тому же и его личной драмой: на рыбалку теперь приходилось ездить далеко, на притоки, – в Ангаре и сиг, и хариус перевелись. Очень познавательными были его исторические очерки – Арбузников по образованию историк. И что отрадно для нас, корректоров, писал гладко и почти без ошибок. А еще обладал такой замечательной, на мой взгляд, чертой – отсутствием журналистского снобизма: легко соглашался на стилистическую правку, не считая ее кровной обидой. Да-да, многие пишущие воспринимают в штыки предложенные корректорами стилистические исправления, считая: это не наше собачье дело, писатели ведь они, а мы технари. А сами в спешке порой такого наваляют – без поллитра до смысла не докопаешься, но признаться в этом гордость мешает, и порой приходится проявлять чудеса изобретательности и такта, дабы навести пишущего на мысль исправить построение предложения. Ему же можно было сделать замечание запросто, безо всяких церемониальных танцев:

– Сашка, ты вот тут какую-то фигню написал!

Ангарский своим корявым почерком моментально все «причесывал», а если материал не входил по размеру в предназначенное ему на полосе место, то быстренько делал сокращения без ущерба для содержания, не взвешивая каждое слово на ювелирных весах, иначе говоря, не гонясь за гонораром; а то и, следуя золотому правилу редактуры, вычеркивал сомнительный кусок к чертям собачьим (так сам выражался).

Носился он на «Запорожце» с огромной фарой «во лбу» (для ночной охоты), колеса у которого больше самой машины, а двигатель, наверное, от реактивного самолета. Курил, как паровоз, говорил, что так надо – привык на рыбалке комаров отпугивать. Периодически угощал собственноручно пойманным хариусом, кедровыми орешками…

Соня потом вернулась в Город, но в редакции работал уже другой бухгалтер. Устроилась на радио, но связь с «Таежкой» никогда не теряла. С Сашкой жили долго и временами даже счастливо.

P.S. А заведующего отделом, где трудился Арбузников, звали Валерий Иванович Чемоданов.

Кто труд любит, долго спать не будет