Навсегда моя

Саня, Ваня, снова Шурка, пять раз Ваня – не унимается никак, – Костя… Один раз звонил.

Мы с ним последнее время редко общаемся, если наше “привет” и “как дела” можно назвать общением. Еще два года назад мы были ближе. Пили воду из одной бутылки, покупали упаковку жвачки на двоих, обсуждали российский кинематограф.

Думаю набрать его, узнать, может, случилось что… Хотя он же близкий друг Вани. А если тот подговорил его мне позвонить? Или хуже, сам звонил с номера Костика.

Саня опережает и звонит мне первой.

– Солнце, солнце, я звезда. Ответьте, как слышно меня? Прием.

– Шурка?! – прыскаю в трубку.

– Ну что? Забыла, что в шесть часов вечера у нас плановое заседание?

– Прости, уснула, – с ногами залезаю на кровать и откидываюсь на подушки.

Их у меня тьма. Как приятно лежать, а вокруг тебя столько мягких подушек.

Ване тоже нравилось…

– Аленка, в пятницу у мажорика тусовка старшекурсников. Они решили затусить перед экзаменами и дипломом.

Мажорик это тайная для всех, но явная для меня безответная любовь Саньки. Парня зовут Слава, он очень крутой на потоке, у него офигенная тачка и стильная прическа. По словам Шурки, он отпад. А еще неприлично богат. Точнее, его родители.

Мы всегда ходили на такие тусовки вместе с Ваней. А теперь я вроде как лишняя там.

Мозг отчаянно начинает вырабатывать мысли и соображения, которые выплевывает как банкомат деньги. То и дело закусываю уже порядком истерзанную нижнюю губу. Нервничаю.

Ваня будет там? С этой Анютой?

Ревность глушит и слепит. Но вместе с тем боль не отпускает. Только сильнее стягивает пространство за ребрами.

– Пойдем? – не унимается Саня.

Зажмуриваюсь, перевожу дыхание, а оно сейчас участилось и приходить в норму не собирается. В горле сгусток из воздуха, застрял сильнее курицы за ужином.

– Давай, – наконец, говорю.

Пусть Ванечка увидит, что мне и без него хорошо.

Глава 5. Алена

Квартира мажорика рядом с институтом. И чтобы не терять времени, я приезжаю к Сане в обед со всей одеждой, которую сочла подходящей.

Мама успела подумать, я переезжаю.

– Аленка, у тебя такие шикарные длинные ноги! А задница! Ты себя со стороны просто не видишь.

– Это не значит, что мне нужны шорты, которые больше смахивают на трусы.

Киваю на кожаные ультракороткие шорты. Я только что сняла их после примерки.

– Джинсы? – верчу перед глазами свои любимые “Левайсы” с высокой посадкой.

– Нет! Ты идешь на занятия или развлекаться?

– Я иду просто посмотреть!

Мы ругаемся, и Шурка еще какое-то время перебирает всю гору одежды, что притащила. Достает от туда кремового цвета платье. Руки полностью и ноги сплошь из кружева. Плотная, непрозрачная ткань только прикрывает нижнее белье.

Откуда оно у меня вообще взялось?

Красивое, даже засмотрелась.

Ване бы понравилось, я в этом уверена.

– Вот, держи. И. Без. Вопросов!

Надеваю и выхожу к Саньке. Платье словно сшито по моим меркам. Значит, Шурка его точно не подкинула мне. Оно мое.

Улыбаюсь, когда вижу свое отражение в зеркале.

Я нечасто надеваю платья. Ведь в джинсах намного удобней, правда? Кеды на ноги, толстовка сверху и вперед на учебу.

К моему образу сейчас добавились туфли на каком-то нереальном каблуке. Косметики минимум. Только черные стрелки и тушь. Ресницы у меня длинные, хватает пары взмахов кисточки.

– Отпад! Была бы мужиком, трахнула б тебя, Ольшанская.

– Саня!

– Ну а что? Дурак твой Ваня, такой дурак!

– Знаю.

– Злишься еще?

Устало опускаюсь на вещи, чуть не падая со всей этой огромной кучи.

– Не знаю, – признаюсь.

Я настолько запуталась в чувствах, что сложно. Банально сложно разобраться. Мы знакомы с детства. Сначала дружили, потом начали встречаться, планировали будущее. То, что Ваня мне изменил, цепляет не только как девушку, но и как его друга. Своими поступками он словно перечеркнул все, что было.

– Не хочешь отомстить? – осторожно спрашивает.

Слезы, которые должны уже политься из глаз, затекают обратно под позорный шмыг носом.

– В смысле?

– Ну, замутить с кем-нибудь?

– Замутить?

– Ален, что ты как из аула? Найти парня и хорошо провести с ним время.

– Зачем?

– О, господи. Что ж так тяжело? Чтобы он почувствовал то, что чувствовала ты.

– И… изменить?

Хочется уточнить, Саня имела в виду секс? Ну, конечно, имела. Что я, действительно, как из аула?

– Это по желанию. Никто же не будет заставлять тебя ноги раздвигать. Просто проведи время с другим. В конце концов, развеешься. Ты кроме Ванечки же вообще никого не замечала! Зациклилась на нем, словно он один на всей планете.

До мажорика мы вызываем такси. Доезжаем за каких-то полчаса. Успеваю вся известись. Для меня сейчас все, что происходит, так необычно. Я привыкла везде появляться с Ваней, никогда не тратила на подготовку весь день.

Уже несколько раз думала, может, развернуть такси и поехать домой? Останавливала только Саня, которая каким-то образом чуяла мое настроение и медленно качала головой.

– Волнуешься? – спрашивает, когда поднимаемся на лифте.

– Все это дико.

– Не боись, я с тобой. Саня тебя не бросит.

Звоним дважды, нам открывает сам мажорик. Саня крепче вцепляется мне в руку. Перед ней объект ее обожания, который удерживает длинноногую платиновую блондинку за талию.

Почему они все любят этих пепельных шаболд?

– Уау! Девчонки! Аленка, если бы я знал, что ты такая, давно бы тебя забрал из-под Ивана, – развязно говорит.

У меня все ухает внизу, и сердце тарахтит как мотор трактора: “тр-тр-тр”. Ладони предательски потеют, когда Шурка аккуратно высвобождает свою руку.

– Ну че? Заходите!

В квартире тьма народа, гремит музыка, но уши не закладывает от битов. Пахнет выпивкой, на языке уже горькая капля растекается.

– Шампусик, девчат, – мажорик откуда-то достает фужеры и вручает нам с Саней.

– Я не…

Собираюсь сказать, что я не пью. Не люблю. Ну, разве что на Новый год. Но кто-то подталкивает фужер к моему рту, вынуждая опрокинуть золотистую жидкость в себя.

Не кто-то, а мажорик.

Пузырьки раскалываются во рту с шипением. Приятным шипением. Шампанское сладкое и вкусное. Кажется, я даже не злюсь, что позволила такому случится.

– Ну, вот и славно. Считайте, это штрафной, – подмигивает и уходит.

Ваню замечаю не сразу. Он стоит у окна с Петей, своим однокурсником. Я же всех их знаю.

Наши взгляды встречаются, я полностью замерла. Каменной статуей себя чувствую, у которой чувства кипятятся. Так горячо внутри, до слез.

Взгляд его трогает. Пронимает каждую клеточку.

Как он мог? Как он мог так с нами поступить?

Мы ведем немой диалог между десятками людей, стоящими между нами.

Боль никуда не ушла, только усилилась во сто крат. Словно выкорчевывают что-то теплое и хорошее из груди. Зажмуриться хочется от этой непрекращающейся боли и закричать.

Люблю? Или уже ненавижу?

Отворачиваюсь, когда понимаю, что Ваня идет ко мне. А я не хочу, не готова. Оказалась не готова к встрече и разговору. Шампанское не поможет, пусть уже и дало в голову. Мы же с Саней толком-то не ели ничего сегодня.

Его шаги слышу я одна. Замедленные, звонкие. Господи, где музыка? Где веселье? Где танцы?

Мне нужно срочно куда-то себя и свое тело деть.

– Привет, – от его голоса привычно все замирает внутри. Хочется улыбнуться, а память подбрасывает воспоминания того вечера.

– Привет, – сухо отвечаю.

– Поговорим?

Вздыхаю. Растягиваю губы в хищной улыбке. Сердце трепещет, словно на терновый куст его посадили.

– Нам не о чем, Вань. Но ты можешь поговорить со своей платиновой подружкой. Кстати, где она?

– Ален, прошу.

Злюсь, как же я сейчас злюсь. Мне кажется, даже комната приобретает красные оттенки.

Отхожу. А Ваня не останавливает.

Даю себе слово, сегодня буду веселиться несмотря ни на что. Пусть Ваня видит, что я не страдаю, не хочу, чтобы он это знал. Увидь бывший парень мою боль, ему тоже будет больно. А если он увидит, что мне хорошо, Ване больнее будет в разы.

Шампанское здорово пьянит. Мне нравятся эти веселые пузырьки, которые покалывают язык.

На столе пицца и суши, но я ничего не ем. Не хочу. В солнечном сплетении постоянное напряжение. Я кажусь себе открытой и общительной, но кто бы знал, как мне плохо внутри.

По спине постоянно чувствую незримое касание. Ваня. Он как тень за мной следует и пытается вырвать на разговор.

– Эй, кто уже изрядно пьян и готов? – мажорик, покачиваясь, встает на журнальный столик. Как только тот его выдерживает?

– Бутылочка? Ты что из прошлого столетия? – кто-то из ребят выкрикивает. Девчонки смеются.

Всем весело, правда. И мне.

– Да ладно вам, че вы такие скучные? Я, может, пососаться хочу. С ней, – указывает на девчонку в углу. – И с ней, – еще одна, – Аленка вообще чума.

От наглости аж рот приоткрылся. Глаза выпучила. Что он только что сказал?

– Короче, быстро сели. Я тут хозяин.

Смотрю, как все послушно рассаживаются по кругу.

– Давай, давай, Ольшанская. Ты же, насколько мы знаем, уже свободная девушка, – и ржать начинает.

Напрягает. Сильно напрягает. По коже холодок прокрадывается, как кусочком льда вдоль позвоночника провели.

И я сажусь под упрямый и немного злой взгляд Вани. Он сел напротив и сверлит в моем лбу дыру.

Один раунд, второй. Ладони снова вспотели, спина взмокла.

Бутылочка останавливается на всех, кроме меня. Каждый раз выдыхаю. Ведь я не такая смелая, как может показаться. Меня пока мутит от одной мысли, что должна буду касаться чужих губы. И, о боже, языка.

Момент, когда Ваня целует брюнетку Лиду, я отправляю к тем воспоминаниям, когда встречала в его квартире. Сердце царапают ее вздохи и ахи.

Когда они целуются, мы скрещиваемся с ним взглядом.

Их поцелуй настолько близко к моему лицу, что я вижу ниточки слюны. Его губы, которые жадно захватывают ее. Они сосутся, противно сосутся у меня на глазах. Назло.

Господи, невыносимо сдавливает в груди. Мне больно. Но я никогда этого ему больше не покажу.

– Ну-у нечестно, почему Аленка сидит просто так? – мажорик разыгрался.

Сжимаюсь и перестаю ровно дышать. Все это слишком, но я упрямо сижу между двумя парнями, улыбаюсь и хлопаю длинными ресницами. Мне нужно играть веселье и беззаботность.

– Крути. Твой черед!

Приказывает.

А я… раскручиваю эту долбанную бутылку из-под шампанского.

В ушах по барабанным перепонкам долбит пульс. Кожа вся стесана чужими взглядами, пока эта бутылка раскручивается.

Остановка.

По венам бежит ток как по проводам. Они искрят и больно жалят. В горле давит, щеки горят неестественным огнем, волосы на затылке шевелятся. В позвоночник словно вбили фонарный столб, сдвинуться не могу, так и сижу, застывшая.

Мне и страшно, и интересно.

Горлышко показывает на просвет между двумя девчонками. Сначала я вижу ноги в темных, почти черных джинсах, потом белую футболку. Руки убраны в задние карманы.

– Черт, Костян, ты мог бы чуть позже подойти сюда, а? Вот… блядь. Я бы сейчас уже с Аленкой сосался.

Глава 6. Алена

Впиваюсь взглядом в ошарашенное лицо Кости. С каждым моим вдохом он хмурится сильнее. Челюсти сцеплены намертво. Его раздражение чувствуется на километры. Это почему-то задевает и трогает.

Что? Как девушка ему не нравлюсь?

– Целуй Исаева давай, Ольшанская, – грустный голос Славика звучит сейчас как давно расстроенное пианино.

Черт, и что же делать? Я как бы не хочу целоваться с Костей, я вообще ни с кем не хочу целоваться, кроме… Вани.

– Она не будет ни с кем целоваться, – говорит мой бывший парень и взглядом казнит.

Там столько злости, граничащей с отчаянием. Пугает.

Как вообще смеет? Его язык доставал до гланд Лиды, он и слова не может мне сказать против моего поцелуя с Костей. Ни сло-ва!

Резко вскакиваю с места до звездочек перед глазами. Шампанское ударяет в голову как металлические тарелки, и я морщусь от простреливающей боли.

Пальцами нащупываю какую-то ниточку на кружеве платья, тереблю ее, наматываю, тяну.

Медленно подхожу к застывшему Косте. Изучаю его лицо.

Никогда раньше не замечала, что его карие глаза с зелеными вкраплениями, ресницы кажутся длиннее моих. Между густых бровей глубокий залом. Слишком глубокий для двадцатилетнего парня. Его темные волосы кудрявятся, и это так мило.

Сердце вкалывает как мотор. Шумит, дребезжит, работает на износ.

– Алена, прошу, не надо, – просьба Вани кажется такой дикой. Не к месту. Теперь еще больше хочу поцеловать Костю, что бы потом между нами ни происходило.

И если нашей дружбе придет конец… я готова рискнуть, только бы увидеть отголоски боли в глазах Ивана.

Поднимаюсь на носочки и касаюсь горячих губ. Костя не отталкивает, этого я боялась больше всего.

Если парень в поцелуе толкает девушку в грудь, чтобы не смела лезть… что может быть хуже?

Нежную кожу покалывает, словно ее обмакнули в шампанское. Робко открываю рот и втягиваю губы Кости, косаясь их кончиком языка.

Все тело начинает коротить. Уши закладывает от нарастающего напряжения. В голове пустота, я могу только чувствовать, как тепло разливается по моим губам, в грудной клетке у самого сердце, в животе, чуть ниже солнечного сплетения, и в промежности. Последнее особенно приятно, но пугающе.

Секунда, вторая, третья.

Наш поцелуй лишь касание губ. Дыхание Кости ошпаривает левую щеку, она начинает гореть.

– Хватит! – кричит Ваня.

Дрожь в моем теле усиливается. Ощущения накрывают с головой и пока не знаю, что все это значит. Что происходит…

Отстраняюсь, не поднимая взгляда на Костю.

Это было мощно. Словно коснулась запретного и теперь буду за это отвечать.

Наивная девочка Алена думала сделать плохо своему бывшему парню, а сделала плохо себе, ведь после такой эйфории ощущение дна бьет как бита.

Сантиметр, два, три… Лицо Кости все дальше от моего.

А потом он цепляет за подбородок и возвращает все как было. Только теперь сам целует меня. И это не имеет ничего общего с тем поцелуем, который подарила ему я. И ничего общего с тем, как целовал меня Ваня.

Я словно окунулась в горячую воду и выбежала на мороз. Все тело покрывается потом, а воздух будто исчезает из легких. Там только горячий пар, с которым организм и не знает, что делать.

Его язык без препятствий проникает в мой рот. От неожиданности распахиваю глаза. Вкус взрывается на языке, и кровь потоком устремляется куда-то вниз.

Он втягивает нижнюю губу, засасывает ее, играет.

Черт, Костя многих девушек целовал, раз умеет проделывать такие штуки, что чувствуешь, как он умело приручает.

Упираюсь ладошками в твердую грудную клетку, хочу оттолкнуть, а получаю только глубокий толчок языка еще глубже в рот.

Да что Исаев творит?

Кончается все резко, как по щелчку пальцем. Мне становится холодно, одиноко и мерзко.

Костя стал вторым парнем, с которым я целовалась в своей жизни. И мне понравилось. Безумно, до сгибающихся колен, до порхающих бабочек в животе, до позорных стонов, которые силой проглотила.

Его взгляд режет. Там столько злости, просто уничтожающе много. Я не знаю такого Костю. Мы не могли скрываться вечерами от родителей, смотреть очередную американскую комедию с пошлыми шутками или покупать одну бутылку воды, потому что нести две было бы лень.

Передо мной другой парень, незнакомый.

– Ну, Костян, ты даешь! – Слава рушит нашу дуэль взглядов.

Мы все еще стоим посередине большой гостиной. На нас все смотрят. И Ваня тоже.

Что, мой хороший, не ожидал? Я сама от себя, честно говоря, не ожидала. Что, оказывается, это просто… целоваться с другим. А думалось невозможным.

Не разбирая дороги, быстро хватаю верхнюю одежду, в которой пришла, и выбегаю из квартиры мажорика. Там где-то осталась Саня, но с ней объяснюсь потом, учитывая, что подруга сразу куда-то пропала после того, как мы зашли.

Остервенело жму на кнопку лифта. Дом же новый, лифт сверкает как банковский сейф. Должно быть все быстро и четко. А все замедлилось.

Только дыхание никак перевести не могу. Сердце хочет пробить ребра, пространства моего тела ему, очевидно, мало.

Быстро забегаю в лифт, створки закрываются, я слышу голос Вани. Он зовет меня, что-то кричит вслед.

Прижимаюсь спиной к стене лифта и хочу, чтобы меня сейчас оставили в покое.

На улице снова непогода. То ли снег, то ли дождь. И это середина зимы. Под ногами собирается каша, а я в одних туфлях на шпильке. Готова рискнуть целостностью своих костей.

– Алена! – слышу позади.

Ваня не отстает. Его шаги быстрые, и двух метров не смогла пройти, как он хватает меня за локоть, грубее, чем хотелось бы, разворачивает.

Врезаюсь в него, чуть не падаю. Поскальзываюсь, но Ваня успевает удержать меня. Шумный вдох и тысячи молекул с его запахом атакуют мои рецепторы.

Сильнее зажмуриваюсь, потому что лавиной накатывают воспоминания наших дней, чувств, которые он не сберег.

Ваня крепко вцепился в меня, до отрезвляющей боли.

– Ты во всем виноват, – жалобно говорю, практически пищу.

– Виноват!

– Зачем тебе все это надо было? Зачем все эти девки были? Ты меня совсем не любил? – бью его кулаком в грудь. Все внутри пылает от дикого ощущения какой-то несправедливости и обмана.

– Блядь, Алена, я трахаться хотел! Мне двадцать лет. Ты думала, мне по приколу только за ручки держаться и иногда сосаться у тебя под окнами?

– А я не давала, да? – с сарказмом произношу.

Я не оправдываю его. Не хочу оправдывать.

– Не просто не давала, ты сбегала от меня, будто я не знаю, что собирался с тобой сделать.

– Мне было страшно. Это же мой первый раз, – снова писк.

Стремительно летящие снежинки забираются за ворот и покалывают своим холодом. Отрезвляет. Не дает впасть в неконтролируемую злость. Я пока держусь. Даже не плачу, почти.

– Ты мне не доверяла.

– И оказалась права.

Между нашими губами катастрофически мало свободного пространства. И оно стремительно уменьшается, Ваня все сильнее наклоняется.

Касается губ, целует, а я отталкиваю.

Я только что целовалась с его другом так, как никогда раньше. У меня во рту еще перекатывается вкус чужого парня.

Так нельзя, это неправильно!

Чувствую себя сейчас… грязной.

Вырываюсь.

– Нет! – кричу.

И убегаю.

Кажется, я бегу быстро, будто за мной гонится Ваня. А его нет. Ни шагов больше, ни сбитого дыхания.

Чуть не поскальзываюсь на плитке и оборачиваюсь. Ваня и не пошел за мной, не стал догонять.

Это конец.

Иду прямо без единой мысли в голове. Снег этот липкий и противный не дает нормально смотреть вперед, слепит и забивает глаза.

Слышу только, как машина с визгом останавливается. Хлопок двери. Сердце бросается вскачь, пытаясь сказать мне об опасности.

Ускоряюсь. Человек идет за мной, срываемся снова на бег, пока меня не касаются чьи-то руки, вынуждая остановиться.

Глава 7. Алена

В машине очень тепло, она не успела остыть за то время, пока ее хозяин был в квартире мажора. На замерзшие коленки дует теплый воздух, я робко ловлю теплые потоки заледеневшими пальцами.

Костя ведет машину аккуратно, совсем не в стиле молодого двадцатилетнего парня, у которого новенькая черная “Ауди”.

Украдкой рассматриваю профиль Исаева и сразу вспоминается наш поцелуй. Проклинаю шампанское. Это все из-за этих гребаных веселых пузырьков. Если бы не они, я бы не решилась.

На улице поплывшее сознание медленно, но уверенно пришло в норму.

– Куда ты меня везешь? – решаю спросить.

В салоне даже музыка не играет. Тишина изрядно смущает. Я помню каждую секунду нашего поцелуя, а теперь сложно поднять взгляд и посмотреть в глаза Исаева.

Хочется вообще сквозь землю провалиться.

– Домой.

Включает левый поворотник и перестраивается.

– Я бы и сама могла, – стараюсь придать голосу уверенности, а на деле как ежик, от каждого вдоха рядом сидящего парня в клубочек свернуться хочется.

Костя недовольно хмурится, выдох медленный, раздраженный.

– Помнишь, тебе было лет десять или одиннадцать, когда мы бесились у бассейна, и к соседям через забор улетел мяч для волейбола?

Я помню. Это было на следующий день после дня рождения Вани. Тот июль оказался жарким до безобразия, единственным спасением был бассейн. Почему-то у родителей Костика нам нравилось больше в бассейне. Может, потому, что, он был огромным как футбольное поле, вода не успевала прогреваться и хорошо охлаждала.

– Его кто-то из вас закинул, – упрямо отвечаю и отворачиваюсь к окну.

Почему все те дни, которые мы проводили вместе, отдаются тупой болью в сердце. Мы были колючими подростками, но все равно дружили.

– Дело не в этом, а в том, что ты решила перелезть через забор и забрать тот мяч.

Прыскаю. Мне хотелось показать, что я крутая и ничего не боюсь. А еще смелая, спортивная и вообще классная.

– Мы с Иваном тебя пытались остановить, но ты же упертая. Напомнить, чем твоя выходка закончилась?

Я упала. Больно ударилась коленом и… задницей. Исцарапала все тело, потому что приземлилась на куст розы.

Парням не говорила, но целую неделю потом плакала, потому что не могла смотреть на себя в зеркало. До сих пор где-то на пояснице крохотные шрамики от острых шипов.

– Твое “я сама” иногда оборачивается против тебя. Не всегда нужно показывать свой бараний характер.

Что он только что сказал? Бараний характер? Обида масштабом с галактику разрастается в груди и прорывается наружу.

Закусываю губу и терзаю ее зубами.

– Я не показываю, – цежу.

Костя хмыкает и коротко обводит меня взглядом, останавливаясь на телескопическую секунду на моих губах. Которые я поджала, блин. Она выглядит меньше, чем есть на самом деле. И я почему-то об этом сейчас думаю.

– Ты хотела сама каким-то образом доехать до дома? На своих жутких каблуках, без шапки и в сомнительной куртке? – кивает на кучу одежды на заднем сиденье.

Куртку выбрала осеннюю и легкую. Она просто подходила к моему платью. Разве, надевая все это, я думала, что придется сбегать из квартиры мажора и идти в такую погоду?

– У тебя хоть деньги есть… там? – указывает на мою сумочку размером с флешку.

Мне вдруг смешно становится. Стресс сначала сковывал, не давал дышать полной грудью. Потом обида и гнев. Так много разных эмоций и чувств. И напоследок смех.

– У меня телефон. Оплата за такси списывается автоматически.

– Открой.

– Что открыть?

– Сумочку. И достань телефон.

Хочется повредничать, даже открываю рот, чтобы сказать что-то колкое. Задевает ведь меня. Ведет себя так, словно он умнее, разумнее. И вообще…

Открываю и достаю телефон. Он разряжен.

Черт.

Верх глупости. Как так можно было вляпаться?

Мы съезжаем с дороги и поворачиваем в направлении нашего поселка. Ваня как-то говорил, что два года назад Косте отец подарил квартиру недалеко от института. Я никогда не была у Исаева дома, а напрашиваться в гости… ну такое уже. Эти два года мы общались редко.

Но сейчас он ушел с вечеринки, чтобы отвезти меня домой. В такую погоду. Потратив час своего времени, хотя мог бы зажигать… да с кем угодно. Например, с очередной платиновой дурой. Парни же любят таких.

Исаев останавливается недалеко от ворот, так, чтобы из окон нас не было видно.

На часах почти двенадцать. Родители вряд ли спят, меня ждут. А я собралась из центра Москвы без денег, с разряженным телефоном добираться.

Пора красить волосы в пепельный. Я дура.

Мы сидим в полной тишине, Костя смотрит вперед. Там перед ним, наверное, что-то невероятное происходит.

– Зачем ты это сделала? – глухо спрашивает.

– Что именно?

Конечно, я поняла, о чем спрашивает Костя, но так хочется думать, что ошибаюсь.

– Поцеловала зачем?

– Бутылочка на тебя показала, – веду плечами, тело дергается, как ток пропустили.

Пальцами касаюсь своих губ, провожу по горячей коже. Я вспоминаю тот поцелуй, и меня вновь переносит в ту комнату. Накрывает также, а дыхание заканчивается.

А потом меня еще и Ваня поцеловал. Парень будто старался стереть следы другого. Но… не получилось.

– Почему мы перестали общаться? – тихо спрашиваю.

И это правда тот вопрос, который хочу задать. Он уже который час крутится у меня в голове.

– Мы же так хорошо дружили, – вскидываю взгляд на Костю. Его скулы напряжены, я вижу, как двигаются желваки, и это странным образом завораживает.

– Мы были детьми.

– А сейчас?

– А сейчас ты девушка моего друга.

Грустно хмыкает и мажет по мне нечитаемым взглядом. Черт, ему точно двадцать? Кажется, между нами такая разница, что становится страшно.