Последний сон

По моему телу пробежали теплые мурашки, ведь рядом был человек, с которым я чувствовала себя в уюте и безопасности. Мне кажется, он понимал меня даже без слов, даже без тех мыслей, которые он так часто слышал. И это приносило спокойствие.

Ну, еще бы! Он же твоя фантазия. Боже, это так глупо.

– Хочешь узнать, что в той комнате? – Тимофей указал на дверь позади нас. И я кивнула.

Мы вошли внутрь. Оказалось, это была мастерская. Глаза разбегались от количества огромных холстов с яркими картинами, которые стояли почти по всему периметру комнаты. Около большого окна, слева, располагался белый деревянный стол, за которым могли уместиться двое человек. Он весь был завален бумагой с эскизами. А в центре комнаты стоял мольберт.

– Можно взглянуть? – спросила я, указывая на холст, что стоял на мольберте, но был отвернут от входа.

– Можно, – ответил Тим. Его глаза засверкали, как только он оказался здесь. Видимо, эта комната – его убежище и отдушина.

Я обошла работу и увидела невероятной красоты эскиз. Да, это была незаконченная картина, но уже на стадии подготовки выглядело масштабно. И дело было не в размере холста, а в мельчайших деталях, изображенных на нем. Я смотрела на провинциальный городок, точнее на одну из улиц. Невысокие таунхаусы стояли по обе стороны, а на улице в это время люди проживали свои лучшие дни. Кто-то из детей катался с друзьями на велосипеде, пока другие пинали друг другу мяч. Пожилая пара не спеша шла по улице – милый старичок рассказывал историю, а бабушка смеялась. Из окна на втором этаже выглядывала молодая девушка, пытаясь высмотреть что-то или кого-то вдалеке. Когда я переместила взгляд выше по картине, то поняла, кого она ждет – молодой человек шел с букетом цветов, поглядывая на наручные часы.

– Что скажешь? – Тим смотрел на свою работу, положив руку на затылок и теребя волосы. Он что, переживает? Его смущение вызвало у меня улыбку.

– Это чудесно, Тим! Ты просто взял и оживил лист бумаги. Тут столько жизни, столько любви, столько смеха, – я вновь посмотрела ему в глаза. – Мне нравится. Правда.

Он слегка выдохнул, будто боялся, что я скажу нечто плохое или скучное.

– Ты переживал, – спокойно сказала я. Мы все еще стояли около мольберта. Между нами было не больше полуметра. Эта мысль неожиданно пронеслась в моей голове, как будто анализируя – а что будет, если подойти ближе?

– Я? Переживал? – Тимофей направился к столу и встал напротив него. Он начал медленно перебирать разрисованные листы бумаги, но не с целью что-то найти, а просто так. По привычке.

– Я никогда особо ни с кем не делился тем, чем я занимаюсь, – начал он. – Точнее не так. Я никогда никому не показывал, как я пишу картины. Сам процесс.

– Почему? – Я хотела подойти ближе, сократить расстояние между нами, но не решилась.

– Картина еще не завершена, в ней много изъянов, каких-то недоработок. Человек может составить плохое впечатление, не дождавшись конечного результата, – Тимофей повернулся ко мне и присел на край стола. – Да и сейчас много диванных критиков, которые так и норовят сказать тебе что-то едкое, прикрываясь тем, что это “конструктивная критика, на которую не обижаются”. А сами разрушают тем самым остатки уверенности.

Тимофею было некомфортно говорить эти вещи. Видно было, что он впервые озвучивает свои мысли по этому поводу вслух.

– А для кого ты рисуешь? – спросила я, все еще пересиливая себя, чтобы не подойти слишком близко.

– Хороший вопрос. Честно говоря, даже не знаю. Всем не угодишь, да и ценителей сейчас не так и много..

Я не дала ему закончить и все-таки подошла к нему, встав напротив. Мне пришлось задрать голову, потому что Тимофей был выше меня на голову.

– К черту этих ценителей. Твои картины – это отражение тебя. Это проекция твоего мира, которую ты создаешь в первую очередь потому, что просто не можешь не создать. Понимаешь? Ван Гог тоже, знаешь ли, не сразу получил признание.

– Ты что, решила провести урок истории искусств? – ухмыльнулся Тим. Я легонько ударила его по плечу.

– Иногда критикуют то, что людям непонятно. Хотя автор, возможно, просто опередил их мышление, – закончив свою мысль, я все еще продолжала смотреть в его карие глаза. Сердце вновь ускоряется.

Его присутствие рядом становилось зависимостью. Ведь здесь – рядом с Тимофеем – казалось все простым и немного волшебным. Рядом с ним я замечаю прекрасные мелочи, особенно, которые скрыты в нем самом. Постоянно растрепанные темные волосы, внимательный взгляд, нежные губы, россыпь родинок на шее, которая уходит тропинкой под футболку. Я готова была рассматривать и изучать самого Тима как его картину.

– Варя, – прошептал он. Его рука, как по обыкновению, коснулась моей щеки. А я прильнула к ней, пытаясь запомнить каждый его жест и эмоцию. Я прикрыла глаза и ощутила, как Тим двинулся навстречу мне, касаясь второй рукой моей талии.

6.

Тимофей

Я просыпаюсь от телефонного звонка. Кто, черт побери, посмел нарушить мой сон? Такой прекрасный сон.

– Да? – не скрывая злости, бросаю я в трубку.

– Тимофей, ты где? Мы уже заждались тебя, скоро начнется вступительная речь и презентация работ, – нервно и напряженно произнес женский голос.

До меня не сразу дошло, кто мне звонит, поэтому я еще раз взглянул на экран – “Ангелина менеджер”.

– Алло! Ты тут? – продолжала Ангелина.

– Я тут, а вы там, – зевая, сказал я.

– Ты издеваешься? Тебя тут награждать будут, а ты еще из кровати не вылез. Почему меня заботит твоя карьера больше, чем тебя?

– Мне-то откуда знать, – кинул я.

Мне не нравилась излишняя суета в Ангелине. Мы с ней работаем вместе уже около года, а кажется, что больше десяти лет. Она постоянно говорит, причем очень много и громко. Пытается уместить в неделю такое количество встреч, какое обычно бывает у президента в месяц. Но надо отдать должное – благодаря ее напористости и умению разболтать даже мертвеца я стал продвигать картины.

– Я даю тебе полчаса, чтобы добраться до галереи. Мне уже осточертело общество этой напыщенной обезьяны по имени Филипп! Что он вообще тут забыл? – последнее предложение она прошипела и бросила трубку. Ангелина явно была не в настроении. Ладно, не впервой.

Я сел на кровать, потер лицо, пытаясь проснуться. Хотя больше всего на свете я сейчас хотел вернуться в сон. Хотел узнать какие на вкус ее губы, ощутить ее аромат – терпкий запах кофе и ванили. Хотел прижать ее к себе и не отпускать.

Когда я принимал душ, мне даже стало смешно от того, насколько это нелепо. У меня в голове застрял образ девушки, которую я ни разу не видел в жизни и, вообще, не был уверен, что такая существует. Я же не в каком-то романе, чтобы во сне ко мне приходила муза, которую я потом бы встретил в жизни. Бред.

В центре снова были пробки, а те полчаса, которые мне дала Ангелина, уже истекали. Я включил радио, по которому играла какая-то песня, а затем открыл окно и закурил сигарету. Мне самому не особо нравилось, когда в салоне пахло сигаретным дымом, но привычки иногда сильнее наших принципов и убеждений. Наконец, началось хоть какое-то движение на проезжей части. В этот момент зазвонил телефон, я включил громкую связь:

– Уже начинается презентация работ, а мой мозг почти съеден, – уже устало и почти умоляюще сказала Ангелина.

– Съеден? Кем? Разве мсье само очарование, Филипп II, мог бы так поступить? – я ухмыльнулся. Хотя Фил действительно мог запудрить мозги кому угодно. Даже странно, что эти два болтуна не подружились.

Спустя пятнадцать минут я был на месте.

Современный интерьер галереи мне не особо нравился. Куда интереснее бродить по старинным зданиям, в стенах которых запечатана целая история. Но пока не мне решать, где демонстрировать свои работы, поэтому я направился вглубь по коридорам к большому залу.

Сквозь стеклянную дверь я увидел слишком большое количество людей. Все были одеты элегантно, но довольно свободно, как будто не сильно задумывались над образом. Это мне понравилось, от излишней помпезности в глазах всегда рябило. Я остановился недалеко от входа, чтобы найти ребят.

Неожиданно кто-то взял меня под руку и повел в центр зала. Это была Ангелина. Она быстро цокала каблуками, продолжая меня тащить вперед.

– И тебе привет, – сказал я спустя пару шагов.

– Да-да, привет. Тебе повезло, твою работу еще не представляли, поэтому двигайся живее, хочу подойти ближе.

Я не стал сопротивляться, хотя оказаться в центре толпы желания не было.

– А где Фил?

– Он нашел себе жертву и теперь пытается затащить ее в клетку, – произнесла Ангелина, указывая мне на сцену. – Смотри давай, сейчас твою картину объявят.

Худощавый мужчина лет пятидесяти стоял на невысокой сцене, позади него находился огромный экран, на котором появилась моя картина.

– “Бегущая строка”, Тимофей Данилевский, – произнес ведущий, и несколько людей, стоящих рядом, посмотрели в мою сторону. – Картина написана в стиле экспрессионизма. Автор поднимает тему зависимости современного человеческого разума от информационного потока..

– Напомни мне, пожалуйста, зачем мне здесь находится? – прошептал я, наклонившись к Ангелине.

– Чтобы тебя увидели и запомнили. Зайчик, когда ты уже поймешь, что миру мало видеть только твои работы. Людям важно видеть заинтересованность и включенность автора в события, – она насмешливо посмотрела в мою сторону.

– Я здесь лишь ради этих нескольких секунд? – мой голос прозвучал громче и грубее.

– Хэй! – все еще шепотом воскликнула Ангелина. – Ты делаешь свою работу, – она указала на экран, где все еще находилась моя картина, – а я делаю свою.

Мне было утомительно посещать каждое подобное мероприятие, которое не предполагало прямых действий – аукционов, конкурсов и выставок. Честно говоря, я бы хотел просто закрыться в мастерской и писать картины. Но в нашем мире без денег никуда, поэтому приходится отодвинуть в сторону свою зону комфорта.

После презентации оставшихся работ, их было совсем немного, начался небольшой банкет. Все прошли в соседний зал, где организаторы устроили фуршет.

– Геля, может я домой поеду? – почти умоляюще я посмотрел на нее. Она откинула назад длинные светлые волосы и сложила руки на груди.

– Во-первых, я ненавижу, когда меня так называют. И ты это прекрасно знаешь. А во-вторых, нет. Я хочу тебя представить нескольким влиятельным людям в индустрии искусства.

Я ненавидел ныть, и вообще считаю это бесполезным занятием, но в эту минуту мне не оставалось ничего кроме, как надавить на жалость.

– Ангелин, ты же помнишь, что пару дней назад я только прилетел с другого конца страны. Перелет был не самым приятным, и джетлаг все еще дает о себе знать. – Я попытался изобразить кота из “Шрека”.

Геля рассмеялась.

– Убери эту рожицу, тебе не идет, – сделав паузу, она закатила глаза. – Ладно..

Я не дал ей договорить.

– Спасибо, – произнес я, изобразив жест “намасте”.

– Но прежде я тебя представлю одному человеку! – закончила Ангелина.

Я согласился. Слишком чопорный, на первый взгляд, дядя-бизнесмен оказался приятным в общении человеком, который действительно разбирался в искусстве и его продвижении. Обсудив несколько моментов возможного роста моей карьеры (по его словам), мы пожали друг другу руки и обменялись визитками.

– Тим, ты не мог бы меня подбросить до одного офиса? Он рядом с твоим домом, – спросила Ангелина.

– Слушай, – немного замялся я, – я собирался доехать до отца.

– А, хорошо, хорошо. Без проблем, поезжай, – она аккуратно дотронулась до моего плеча. – Сожалею, что так вышло.

– Да, спасибо.

Мысли об отце не покидали меня уже два дня. Когда я прилетел, мне позвонили из больницы, в которой, как оказалось, наблюдался отец. Врач сказал, что у него случился очередной приступ инфаркта. Очередной. Я даже не знал, что это случалось раньше.

После смерти мамы – шесть лет назад, – мы с отцом очень отдалились, потому что он не принимал то, чем я занимаюсь. Да и мне надоело слушать о старшем брате, который нашел достойную профессию и стал адвокатом. К тому же, у Миши уже была на тот момент семья – жена и сын. А что я? Художник, пытающийся пробиться в обществе. Уже двадцать шесть, а нет ни работы нормальной, ни семьи. Мне было проще уйти в свободное плавание, и не зависеть от отца и его денег.

Совсем без гроша за душой он меня не оставил, еще когда мы с братом были маленькими, они с мамой открыли накопительные счета на наши имена, поэтому у меня имелась приличная сумма. Которую я не решался тронуть до недавних пор. Я устал рисовать на заказ, а мои картины продвигались очень плохо, поэтому пришлось потратиться на взносы для выставок и аукционов, а еще и нанять Ангелину, которая теперь не хотела брать с меня денег, так как считала меня другом. Да и я тоже ее считал своим другом, она практически вытащила меня из кризиса. Я был ей обязан.

Что касается брата, с ним мы всегда хорошо ладили, разница в возрасте в четыре года позволяла нам понимать друг друга, хотя в подростковом возрасте не обходилось без синяков и ссор. Брат всегда был ближе к отцу. Даже квартиру купил недалеко от родительской. Я же отдалился и от него, ушел в себя. Какой же придурок. Почему нельзя было просто поговорить с отцом позже, когда уже все успокоились. А теперь мне остается только навещать его, наблюдая за его спокойным сном.

После звонка из больницы я сразу набрал Мише.

– Почему ты мне не говорил про инфаркты отца? – сразу выпалил я.

– Тим, послушай, – спокойно и устало начал брат.

– Мог бы хотя бы сообщение прислать, почему я не знал?

– Ты закрылся от нас, пропал из нашей жизни! Когда я тебе писал или звонил, ты либо отвечал через несколько суток, либо ссылался на занятость! – Миша уже почти кричал в трубку. Я понимал его злость. Затаив обиду на папу, я автоматически отвернулся и от брата.

– Сейчас не об этом, – уже мягче сказал я, чувствуя груз вины перед ними обоими. – С отцом все настолько плохо? – я растягивал каждое слово, будто боялся озвучить их вслух.

Несколько секунд брат молчал, потом послышался тяжелый вздох.

– Первый раз инфаркт случился два месяца назад, тогда все обошлось приездом скорой. Но все повторилось через месяц. Папу тогда положили на две недели в больницу. Результат был неутешительным, так как он давно не посещал врачей. Но ты знаешь отца, он упрямый. Отказался от дополнительных обследований и уехал домой. И вот итог.

Честно признаться, единственным, что тогда держало меня на плаву, был сон. После утомительного перелета я никак не мог восстановить режим, и спал максимум по пять часов – больше никак не получалось. Но сны, которые я видел, давали необходимый мне покой. Та девушка, Варя, одной своей улыбкой могла поселить тепло внутри меня. Пусть это была капля в море, но мне хватало, чтобы проживать новый день.

Погрузившись с головой в события прошлого, я вышел на улицу и направился к машине. Подойдя ближе, я заметил Фила, оперившегося о капот. Он улыбнулся и хотел что-то сказать, но заметив мое состояние, просто протянул руку, чтобы поздороваться.

– Я думал, ты в галерее, – начал я. – Геля сказала, что ты уже успел подцепить кого-то, – у меня получилось слегка улыбнуться.

– Геля, – с ноткой отвращение произнес друг. – Дурацкая форма имени. А насчет девчонки, была там одна хорошенькая. Но не для меня. В этой вашей сфере высокого искусства слишком все пафосные, – пожал плечами Фил.

– Ой, ой, ой! Просто так и скажи, что тебя отшили, – ухмыльнулся я.

– Заткнись, Тимоша, – Фил толкнул меня в плечо. – Ты куда сейчас?

– В больницу, – сухо кинул я и засунул руки в карманы джинс.

– Понял, – он опустил взгляд. – Тогда не задерживаю.

Я кивнул ему с благодарностью. Мне нравилось, что Фил никогда не лез мне в душу. Он просто всегда был рядом и умел поднять настроение.

Я почти сел за руль, когда Фил спросил:

– А на вечер какие планы? Я мог бы заглянуть к тебе. Посидим с парой бутылочек светлого.

Я согласился и сел в машину.

Мне нужна была небольшая передышка от вечной гонки за совершенством. Иногда я сутками не выхожу на связь, пытаясь создать картину, что сможет зацепить. Которая вызовет не просто восхищение от идеальных мазков и сложной композиции, а которая заставит сердце биться чаще и запустит мыслительный процесс в уме смотрящего. Смысл. Я везде искал смысл.

Слишком светлые коридоры, запах антисептика, спешащие врачи в своих белых халатах. Все угнетало. В подобных больницах я никогда прежде не бывал – не было нужды, – а в поликлиниках появлялся только если сильно заболевал и не мог сам вылечиться.

Поднявшись на лифте на шестой этаж, я прошел по длинному коридору и повернул направо. Тихо зашел в палату к отцу. Она была одиночной, а он мирно спал. Иногда мне казалось, что он уже покинул этот мир, но я гнал прочь эти мысли. Пусть между нами пропасть, выстроенная недоверием и злостью, но я не намерен ее увеличивать.

Я сел на стул, стоявший рядом с его кроватью.

– Привет, пап. – Мне странно было произносить эти слова человеку, который меня не слышал. Хотя может он слышит каждое мое слово, а может и каждую мысль. Он ведь сейчас в мире сновидений.

– Я приехал из галереи, – мой голос дрогнул. – Там демонстрировали работы разных художников и дизайнеров города. Это промежуточное мероприятие конкурса, по итогам которого выберут три выдающиеся работы, а их потом выставят на аукцион. Можно неплохо заработать несмотря на то, что большая часть денег уйдет на благотворительность. На самом деле, я бы все деньги пожертвовал фонду, но, сам понимаешь, жить на что-то нужно.

Я замолчал. Зачем я это все ему рассказываю, если он ненавидит искусство?

– Мы с Мишей стали чаще созваниваться. И меня это очень радует, – я решил перевести тему. – Я уже и забыл, как здорово иногда просто поболтать с братом. Хотел бы я и с тобой вновь поговорить, как раньше. Врач сказал, что состояние у тебя стабильное, и, возможно, скоро ты пойдешь на поправку, – Ком встал в горле, а к глазам подступили слезы. Я дотронулся до прохладной руки отца. – Обещаю, что теперь я не уйду из твоей жизни.

Всю дорогу до дома я ехал в тишине. Мне хотелось прочувствовать всю грусть, которая тяжело давила на грудную клетку. Все сожаление, нахлынувшее на меня в эти дни. Все разочарование, съедающее изнутри. Но теперь я точно знал – мне абсолютно наплевать на все претензии отца, я буду рядом.

– Разве с таким кислым лицом встречают лучшего друга? – нахмурившись спросил с порога Фил, протягивая мне пакет с едой и напитками.

– Дружище! Рад тебя видеть! – я натянул улыбку и похлопал его по плечу. – Так пойдет?

– Наиграно, но пойдет.

Я отнес на кухню пакет: бутылки убрал в холодильник, а продукты выложил на стол. Как бы странно это не звучало, но закуски мы привыкли делать сами, поэтому я достал из пакета свежий бородинский хлеб, из которого мы сделаем гренки. Майонез, сметана, чеснок, зелень – на соус. Нут мы обычно жарили на сковородке со специями, как и сыр.

Фил подошел ко мне, поправляя свои вечно сияющие блондинистые волосы, которые очень часто завивались.

– Рапунцель, скинь свои волосы, – ухмыльнулся я.

– А еще чего? – закатил глаза друг.

Я включил музыку, достал две бутылки. Мы сделали пару глотков и начали готовить.

– Как отец? – вдруг поинтересовался Фил.

– Стабильно. Под капельницами и почти постоянно спит.

Фил кивнул, но ничего не ответил. Я знал, что он не любит такие темы. И на это были причины, а точнее смерть дяди и тети, которая в итоге оставила их сыны – двоюродного брата Фила – в одиночестве. Я никогда не вдавался в подробности, но для Фила они значили очень многое.

Пока мы кашеварили, в моих мыслях всплыли воспоминания из сна. Это было очень странно, но я скучал. Мне хотелось быстрее лечь спать, чтобы снова оказаться рядом с этой девушкой.

– Ти-и-им, – эхом прозвучал голос Фила.

– М?

– Ты где летаешь? Я спрашиваю, будем добавлять кинзу в соус или нет?

– Ты же ее не любишь.

– А ты любишь. – Он повернулся к раковине и включил воду, чтобы помыть зелень. – Хотя, все-таки она отвратительна на вкус. Давай одну мисочку с кинзой сделаем, а другую без.

Иногда он был таким милым, что меня это пугало.

Закончив с готовкой, мы упали на диван в гостинной и врубили приставку.

– Братик, ты какой-то задумчивый сегодня, – спустя пару игр сказал Фил. – Из-за отца такой? Или, может, тому виной девушка?

Я непонимающе взглянул на друга.

– Что? Я просто наблюдаю! Нет, так нет, – Фил сделал глоток. – Но ты явно о ком-то постоянно думаешь.

– Да просто сон вспомнил.

– Сон с какой-нибудь горячей девчулей и джакузи, – он улыбнулся и поднял одну бровь.

Я рассмеялся.

– Ага, именно так, – ответил я, тем временем представляя Варю. Хотел бы я, чтобы она была настоящей. Чтобы сейчас оказалась рядом.

Интересно, а она мне еще приснится?

7.

Варя

В одну секунду я почувствовала его близость, а в другую все исчезло. Я открыла глаза. Передо мной был его стол, бумаги, окно, в которое по-прежнему светило солнце. Но Тимофея нигде не было. Я прошлась по дому, но его так и не нашла. Он просто провалился сквозь землю.

Я вышла на улицу, до сих пор внутри надеясь на то, что где-нибудь на краю скалы или в деревьях, а может быть в саду позади дома я найду его. Но нет. Никого не было. Только я. Одна.

На небе сначала появилось одно облако, потом набежала целая куча туч. Больше не ощущалось весеннее тепло, ветер стал порывистым и холодным. Где-то вдалеке послышался гром. Я села на траву недалеко от обрыва. Неужели кошмары снова просочатся в мой мир фантазий?

Прозвенел будильник, но я уже не спала. Просто лежала и смотрела в серый потолок. В реальной жизни сегодня тоже было пасмурно.

Я умылась и позавтракала. Надела светлые джинсы, простую белую кофту и пиджак. И уже хотела выходить на работу, как остановилась у двери. Мне все так осточертело. Я думала, что устроюсь в редакцию журнала ненадолго, чтобы просто попробовать себя в другой сфере. Но застряла здесь на год. Тем более мне совсем не нравилось заниматься этой абсолютно дурацкой аналитикой, которой я сыта по горло. Цифры, отчеты, программы – это все скоро станет еще одним моим страшным сном. Мне этого совсем не хотелось.

А чего мне хотелось?

– Не знаю, – вслух произнесла я, до сих пор стоя в прихожей. – К черту все!

Я сняла обувь, скинула сумку и пошла в спальню. Достала свой небольшой чемодан и рюкзак. Быстро сложила туда все самое необходимое. Открыла сайт авиакомпании, нажала на раздел “Путешествия по России”, закрыла глаза и ткнула наугад на рейс.

Что ж, видимо будем двигаться в сторону востока, неплохо. Самолет был через пять часов, поэтому я решила все-таки дойти до работы, чтобы попрощаться с начальницей и увидеть Сашу.

В офисе все было как обычно. В кабинете дизайнеров собрался консилиум, IT-отдел как всегда был тише воды, ниже травы, а еще в окружении кружек кофе. Журналисты хоть и играли одну из ключевых ролей в редакции, но сидели за своими столами расслабленно, печатая статьи. Среди них как раз я и заметила Сашу.

– Привет, —я подкралась к ней сзади и тихо поздоровалась.

Саша повернула голову, и, видимо, не сразу узнав меня, хотела отвернуться, но опомнилась.

– Варька! – Она повернулась ко мне, взяла под руку и повела в противоположную сторону от стола коллеги, около которого она стояла. – Ты чего опоздала? Опять проспала?

– Да нет, встала я вовремя, просто.. – я замялась, не зная как сказать подруге о своем решении.

– Ну? Что такое? – Мы дошли до небольшой кухни, точнее это был кофейный уголок. Там обычно сотрудники делали себе чай или кофе, и там всегда были какие-нибудь сладости. – Варь, я же вижу, что у тебя в голове мысли бегают. Говори давай.

– Короче, я решила уволиться, собственно за этим я и пришла, – я решила начать с одной новости и посмотреть на реакцию Саши.

– Правильно, давно пора, – пожала плечами она, и оперлась на барный стол у стены.

Я непонимающе на нее посмотрела.

– Что? По тебе с самого начала было видно, что ты работаешь не ради дела, а ради чего, до сих пор не понимаю. Спросить все либо не решалась, либо забывала, – Саша налила себе в стакан воды и сделала глоток. – Да и у меня память как у рыбки, – теперь она мне улыбнулась.

– Ладно, я рада, что ты так отреагировала.

– А я рада, что ты решилась, – она приобняла меня.

– Это еще не все новости, – вздохнув, произнесла я. У меня было такое ощущение, будто я в чем-то провинилась и пытаюсь сознаться старшей сестре, хотя с Сашей у нас всегда были доверительные отношения. Наверное, я сама еще не осознала свое решение.