Конспекты на дорогах к пьедесталу

Елена Поддубская

Конспекты на дорогах к пьедесталу

Роман в нескольких книгах

Современная проза о студентах-физкультурниках 80-х

с использованием в тексте знаменитых имён и реальных событий советского спорта

Художник − Мария Чернобровкина

Редактор – Юлия Никулина

Аннотация к книге

Роман «Конспекты на дорогах к пьедесталу» задуман, как многотомник. В данный момент написано пять книг и автор работает над шестой. Это вымышленная история о жизни студентов физкультурного института в Малаховке, что переплетается с реальными событиями спортивной летописи СССР и где упоминаются великие спортсмены и прославленные деятели спорта – тренеры, врачи, журналисты, руководители, учёные.

Судьбы героев, а их в романе более сорока, прослеживаются на протяжении всего повествования. Первая книга – «Поступление» – знакомит читателя с главными персонажами и даёт начало истории каждого из них.

От автора

Этот роман я начала писать очень давно. Сначала получился рассказ, затем он вырос в повесть, но потом я поняла, что не могу не рассказать обо всех тех людях, что сопровождали меня всю жизнь и свидетелем судеб которых я являлась. И пусть все образы и сюжетные линии книги – собирательные, думаю, каждый из прототипов узнает себя без труда. И при этом поймёт, что написанное − не про него, не про меня, да и вообще не про кого-то конкретного. Эта книга – отражение счастливой жизни каждого из тех, кто прошёл великую школу Советского спорта: от становления до самого пьедестала, высота которого у каждого своя.

Написание романа было бы невозможным без всех тех людей, кого я люблю, и кто любит меня: моих родных, однокурсников, друзей – близких и далёких.

Хотела бы выразить огромную благодарность за помощь и советы Светочке Соповой, Олюшке Нелюбовой, Валентине Лебедевой, Сергею Лубенцу, вечной подруге Ларуне Колесниковой и её сыну Александру. Особое спасибо Юрию Глушецкому, Николаю Адамову и Николаю Локтеву за подаренные строки стихов. Владимиру Станкевичу, Станиславу Данильченко, Андрею Игнатенко, Виктору Мальчугину, Владимиру Немогаеву за память, фото- и аудиоматериалы. И ещё многим, многим из вас в Москве и Алма-Ате, в далёкой Сибири и совсем близкой Франции.

Родные мои, дорогие и любимые, мы сделали это – мы издали эту книгу, такую, каких про спорт пока ещё не было!

Слава Её Величеству Королеве спорта Легкой атлетике!

Вечная память ушедшим и многие лета живущим, написавшим историю Советского спорта!

Книга первая: ПОСТУПЛЕНИЕ

Часть первая: Первый день вступительных экзаменов

Одежда его – тёмно-синий пиджак

И рваная в клеточку блуза.

Работе любой до безумия рад

Студент физкультурного вуза.

(гимн студентов-физкультурников

из фольклора советских студентов на слова В. П. Скитовича, студента мат меха

СПбГУ (1946), и по мотивам песни «Раскинулось море по вектору пять»)

Глава 1

Лето, июль, 1981 год. Подмосковная Малаховка. Железнодорожная станция, принимающая пригородные электрички, которые идут от Казанского вокзала столицы через города Люберцы, Жуковский, Раменское… Базар и торговый сектор при нём. Именно так, и не наоборот. Жилые дома. Особняком, и большим массивом, − дачи знаменитых и часто богатых людей. И такая же неотъемлемая, но обособленная часть посёлка – Московский областной государственный институт физической культуры – МОГИФК. А ещё − озеро, которое одинаково дорого и железнодорожникам, и торговцам, и жителям Малаховки, не говоря уже о студентах-физкультурниках.

Первый луч солнца копьём прошёл сквозь плотную пелену утреннего тумана и воткнулся в воду. По натоптанной тропинке вдоль берега озера бодро трусил Иван Иванович Орлов, сорокашестилетний ректор института физкультуры. Возрасту мужчине прибавляли тяжеловесность, круглая борода «а ля капитан» и аккуратные усы над верхней губой. На бегу Орлов думал о том, что пока, в семь с небольшим утра, вокруг пока ещё тихо, но уже через полчаса посёлок зашумит, загудит, заколобродит. На берег выйдут рыбаки, так, побаловаться: рыбы тут можно наловить разве что для кошек. Базарные торговцы широко распахнут ворота. На территории института появятся первые абитуриенты − кто один, кто с родными. Сегодня, 6 июля, начинались вступительные экзамены. В первые два дня сдавались практические дисциплины, испытания, похожие на профессиональные туры в музыкальных школах, художественных академиях, театральных или цирковых училищах. Пятерки по «спецухе» часто являлись решающими для общего проходного балла, и это понимали все. МОГИФК был не очень крупным учебным заведением: два факультета – спортивный и педагогический, и всего шесть спортивных кафедр. А также обязательный для любого вуза набор кафедр естественных, политических и научно-спортивных дисциплин. Тем не менее этот подмосковный институт считался одним из самых престижных в стране.

Шумно выдыхая, Орлов бежал на удивление легко и быстро. В восемь часов ему необходимо показаться на ежедневном, в период поступления, педсовете. Времени ещё предостаточно. Конечно, оба декана и сами могли бы справиться со своими задачами, но Иван Иванович знал, что его появлению на собрании они будут только рады. «И не забыть уточнить кое-какие моменты по «единичке», − напомнил себе ректор, наслаждаясь окружающим видом. Насекомые, обитающие в зарослях травы и прикорневых лунках деревьев, пока ещё сонные и неспособные из-за влажности воздуха ни взлететь, ни убежать, от вибрации человеческих ног испуганно забирались поглубже. Мужчина вытер пот, поправил очки, то, что мешало бегу, как вдруг перед ним вынырнули из тумана две мальчишечьи фигуры.

– С добрым утром, Иван Иванович!

– Здрасьте, товарищ ректор!

Орлов вгляделся и, признав бегунов, просиял.

– А! Это вы, «двое из ларца»? Здорово, коллеги по тропе здоровья! – ректор по-панибратски отстучал по рукам стайеров. Ребята, довольные, улыбались. На тренировках, в электричках, в магазине и вообще везде двух Толиков постоянно видели вместе. Кирьянов перешёл на последний, четвёртый курс, а Кириллов только поступал. Ребята отличались от прочих студентов удивительным внешним сходством: невысокого роста, тощие, узкоплечие, коротко стриженные и оба в очках. Одинаковые хлопчатобумажные сине-фиолетовые трико и кроссовки «Арена» делали их и вовсе зеркальным отражением друг друга.

С улыбками на лицах троица семенила на месте.

– Как дела? Сессию сдали? – Орлов вытер пот со лба и глянул на часы. Вопрос он задал из вежливости. Несмотря на то, что часто видел средневиков утром на пробежках, он так и не запомнил, кто из них, кто.

– Сдали, – заверил радостным фальцетом Толик-старший, приглаживая волосы, – перешли на четвёртый курс.

– О, это дело! – похвалил ректор. – А ты? – кивнул он вопросительно младшему.

– А у меня сегодня спецуха… в «единичке», – гордо выпрямился Кириллов и пальцами вздыбил озорную чёлку. «Единичкой» на каждом из четырёх курсов спортивного факультета звали группу под номером один-один, куда зачисляли сначала абитуриентов, а потом поступивших студентов. От других групп института она отличалась тем, что отбирали в неё прежде всего по высокому спортивному уровню или отличным показателям в учёбе. Поэтому в «единичке» учились спортсмены разных видов спорта. Остальные представители разных спортивных кафедр, формировали группы тоже по номерам: один-два – легкоатлеты, один-три – лыжники и спортсмены зимних видов спорта, один-шесть, – тяжелоатлеты и представители спортивных единоборств, и так далее.

Орлов предупредительно поднял указательный палец перед носом абитуриента:

– Ну ни пуха, ни пера! Если что – скажешь.

Кириллов признательно приложил руку к сердцу. Ректор махнул – мол, «пустяки, не стоит!» – и демонстративно ускорился, несмотря на рекомендации кардиолога не делать этого. Он бежал, а вдоль дороги желтели одуванчики, ещё закрытые, в блестящих капельках утренней росы.

             Разворачивась к дому, Орлов увидел ребят уже на другом берегу озера. «Вот быстроногие, − улыбнулся ректор. Три километра окружности водоёма средневики легко уложили в пятнадцать минут. – Наверняка мастера спорта». Тот факт, что спортсмены высокого уровня поступали в институты без конкурса, произвёл на свет обидную и несправедливую поговорку: «Сила есть – ума не надо». Несмотря на это на душе у Орлова было празднично: в истории МОГИФКа начинался ещё один учебный год.

Глава 2

Главный корпус института − серый блок с большими раздвижными окнами и высоким крыльцом − был построен в начале тридцатых годов двадцатого века. Парадная стена центрального холла была снизу доверху из стекла. Слева от входа висел стандартно оформленный стенд с портретами ректора, обоих деканов и ещё восьми докторов наук и профессоров института. Холл и центральная лестница делили здание на две части: слева – главный корпус в четыре этажа, справа – пристройка вполовину ниже. Коридор, уходящий влево, вёл к ректорату и заканчивался железной дверью кафедры анатомии. Перед ней справа была боковая лестница, ведущая на этажи и в подвал в морг, слева тянулся стеклянный туннель к единственной аудитории вуза. На стенах до середины коридора висели портреты прославившихся студентов МОГИФКа, далее он был «иллюстрирован» стендами с учебными пособиями. Плакаты, рельефные макеты и экспонаты в банках с формалином, помещенные за стекло, вызывали скорее отвращение, нежели любопытство или интерес.

Основной срок подачи документов уже закончился, но коридор у ректората не пустовал: комиссия, временно разместившись здесь, принимала опоздавших. Кто-то забыл вложить заверенную копию свидетельства о рождении и в последний день вынужден был нестись к нотариусу. Кому-то было лень переписывать вручную и заверять в учебной части выписку с оценками из аттестата зрелости, но за перо браться всё же приходилось. Некоторые пренебрегли советом явиться для сдачи документов загодя и прилетели в Москву в последний момент. И прочее, прочее, прочее. Такое повторялось каждый год. В коридоре кипели страсти, лились слёзы, рушились надежды, и допуск на сегодняшний экзамен по специализации имели пока не все.

Примерно в такой ситуации оказался абитуриент Армен Малкумов. Несмотря на светлую кожу и высокий рост, кавказца выдавали пронзительный взгляд, чёрные брови и выбритые до синевы скулы. Юноша впервые пришёл в институт только сегодня и удивился очереди в ректорат. Записавшись под двадцать шестым номером, он тепреь важно вышагивал по коридору. Пронзительный взгляд из-под густых ресниц перебирал каждого, то и дело тормозя на девушках. Прохаживаясь взад-вперёд, Армен что-то бормотал на своём языке, автоматически переходя на русский при выходе из приёмной очередного абитуриента. Очередь украдкой рассматривала зеленоглазого красавца, облачённого в светлое – от тенниски до мокасин.

Первые полчаса работы комиссии разгрузили список на пятнадцать мест.

– Эй, кто там следующий? Давай, брат, иди скорее, − махнул кавказец на открывшуюся дверь и совсем неожиданно улыбнулся сразу всем, − у меня сегодня экзамен.

Глубокий баритон вывел очередника из дремоты, и он вскочил с откидного стула, как со стартовых колодок. Девушка в кедах и с целлофановым пакетом в руках подошла к освободившемуся стулу и тяжело рухнула на него.

– Экзамен сегодня у всех, – сказал, как отрезал, широкобёдрый коротышка с орлиным носом и тёмной густой щетиной. − Юлик, − представился он кавказцу, протягивая руку. – Ты из какой группы?

Малкумов широко раскрыл и без того большие глаза.

– Ты что такое говоришь, дорогой Юлик, а?

– Я не говорю, я спрашиваю: из какой ты группы? Ты ведь на первый курс поступаешь? – Дождавшись кивка, Юлик обрадовался. – Тогда у тебя должен быть номер группы. Я, например, в группе один-один. И они – тоже, − кивнув на очередь, коренастый юноша быстро взглянул на дверь. – Там принимают пока только нас.

Кавказец осмотрел всех пристально, сообразил, что быть в нужной группе – это то, что ему сейчас нужнее всего, вернулся взглядом к Юлику и пожал плечами.

− Э-э, дорогой, зачэм спрашиваешь? Если ты номер один-один, значит, и я номер один-один. Да?

Коротышка не согласился:

− Ну-у, я бы на твоём месте так не утверждал, а уточнил в деканате. Может, ты в группе один-два или один-три, а может, вообще один-шесть. − Очевидно, последняя была в Малаховке на каком-то особом счету, потому что Юлик хитро прищурился. Кавказец усиленно замотал головой:

− Какой один-шесть? Ты что, генацвале? Я с тобой в одной очереди стою. Да? Значит, группа у нас должна быть один. То есть я хотел сказать один-один. Да? Зачем мнэ один-пять? Один-шесть? Один-десять?

Юлик снова сделал добродушное лицо:

– Ну, нет так нет. Народ в институт разный поступает, сам понимаешь. Ты вот, сказал, лёгкую атлетику сдаёшь? У меня тоже сегодня утром лёгкая атлетика, а завтра гимнастика. А у тебя какие экзамены? − Коротышка говорил уверенно, спину держал ровно. Как раз про экзамены Армен и собирался выяснить в приёмной, но решил лучше в этом не признаваться. Отвлекая внимание от себя, рослый красавец с интересом посмотрел на собеседника.

– Гимнаст, да? – в голосе слышалось сомнение: небритый был не только мелким, но и корявым.

– Конькобежец, − ответил Юлик со значением.

– Конь-ко-бежец? Это на коньках, да? − Зимние виды спорта на Кавказе считали за отдых. «А разве отдыху учат?»

– Что-то вроде того. Ты Бориса Стенина знаешь? – назвал Юлик известную фамилию, заметив сомнение на лице кавказца. − А про Марию Исакову слышал? Это первая советская рекордсменка мира в беге на коньках. Она на полторашке выбежала из двух минут тридцати секунд! − Сообщая о прославленной спортсменке, юноша с орлиным носом выглядел почему-то особенно радостным. Армен, догадавшись наконец, что речь идёт не о начальстве института, просиял.

− Нет, − признался он честно. − Но теперь я тебя, Юлик, услышал. И запомнил: Мария Исакова и Борис…

− Стенин, − напомнил конькобежец, почти укоряя, − тогда и вот этого великого человека запомни, − добавил он назидательно, приблизившись к стене с портретами спортсменов и указывая на один из них: − Цыбин Борис Александрович, рекордсмен на десятке. В смысле, на дистанции десять тысяч метров. Ну десять километров, понимаешь? – уточнил он, ибо кавказец напряжённо молчал. – Смотри, Цыбин закончил этот институт. Видишь, написано: «…выпускник МОГИФКа 1969 года». Он был тренером сборной страны. Я мечтаю бегать, как он.

− А мне вот Ринат Дасаев очень нравится, − сказал Армен, кивнув на портрет футбольного вратаря, висевший рядом. На такой ответ собеседник развёл руками:

− Ну, нашёл о ком говорить! Дасаев! Это же – кумир миллионов. Да? – улыбнулся он девушке в кедах и с пакетом. Она неопределённо пожала плечами. Сражённый отсутствием характерного женского вздоха, Юлик повернулся к Армену. – По-моему она не знает, кто такой Дасаев, − предположил он негромко, – и, наверное, волнуется, − оценил конькобежец растянутое равнодушие, − или футбол не любит. Я и сам футболистов не очень-то… В индивидуальных видах стать знаменитым тяжелее. – Юлик медленно пошёл в сторону кафедры анатомии, не упуская из виду дверь приёмной комиссии. Армен вышагивал рядом, выбрасывая длинные ноги, как если бы шёл в сапогах. Разглядывание экспонатов не мешало их мыслям. Дойдя до конца коридора, они развернулись, и кавказец возобновил разговор так, чтобы не нарываться на лишние вопросы:

− Слушай, дорогой, ты сказал, что сдаёшь лёгкую атлетику и гимнастику. Бегать, прыгать – это нормальный экзамен. А гимнастика зачем?

– Вместо специализации, − пробурчал конькобежец, всё ещё немного с досадой. Красивый кавказец в белом его теперь не впечатлял: «Как можно поступать в институт физкультуры и не знать имён прославленных спортсменов?»

– Ничего не понимаю. – То, что летом негде сдавать экзамен на коньках, ему в голову не приходило. Армен провёл по мышцам брюшного пресса на макете, что висел рядом с очередью, потом по своим. Его анатомия была явно несовершенна.

– Я тоже не панимаю, – встрял в разговор ребят худенький, но жилистый азиат, сидевший рядом с девушкой с пакетом. Ловкими пальцами паренёк навязывал узлы из обычной бельевой верёвки. – Я – тоже гыруппа одын-одын, конный сыпорт, и ошень любулю Ринат Дасев, а мене надо сыдавать ыксамен по опп.

– Чего? – конькобежец замер в полушаге.

Вся очередь посмотрела на парня с верёвкой.

– Опп – опышая пизическая падгатовка: от лавочка обжиматься, пресс качать, палка далеко бросить, бегать многа, – крупные белые зубы обнажились в улыбке на его луноподобном матовом лице.

– А-а, – выдохнул Малкумов, – так бы и говорил: легкая атлетика, − про остальное он плохо понял. Азиат опять улыбнулся:

– А я так и гаварю – опп, – губы, очерченные контуром, казались на фоне кожи бледными. Кавказец подошёл совсем близко к азиату. Глаза его искрились:

– Слушай, а лошади твоей чэво сдавать?

Паренёк из Азии сморщился и заморгал, зачем-то показывая накрученные узлы верёвки. Юлик громко засмеялся:

– Стипль чез! − Теперь очередь оглянулась на конькобежца. Он, словно пробуя рельеф макета на твёрдость, постучал по нему костяшкой указательного пальца и пояснил: – Бег с барьерами.

Очередь выдохнула, Малкумов кивнул, азиатский паренёк опять сморщился:

– Какими бариерами? Зашем бариерами? Мой кон во Прунзе остался.

– Где-где?

– Во Пырунзе. Город мой. Столица Кыргызии. Панимаешь?

– А-а, во Фрунзе! Ясно, – конькобежец весело улыбнулся и поочередно пригладил свои тонкие усики, – далековато живёшь, – заключил он, хотя знал, что в МОГИФК поступают школьники из разных уголков страны. Азиат напрягся: что думает «конкобежес» о его Родине? Хотя все республики в стране имели одинаковый статус – советских социалистических – отношение к прибалтийским, например, было почему-то совсем не таким, как к азиатским.

Для Шандобаева не было на Земле места краше и лучше его Киргизии. Где горы с хрустальными вершинами умыты летними дождями, засыпаны снегами, где разливается перед ними озеро Иссык-Куль, такое же чистое, как знаменитый Байкал.

– Да. Ошень далеко я живу, – согласился азиат, изучая лицо Юлика. – Пырунзе – три шаса и ещё полшаса на самолёте. А ты отыкуда?

– Из Харькова, паря.

– Это Укыраина, да! – обрадовался золотокожий парнишка. – Я там был мыного раз. Кырасивая Укыраина. Ба-алшая-преба-алшая.

– Точно. Тебя как зовут? – конькобежец протянул руку теперь и азиату.

– Серик.

– Как? – Юлик еле сдержал смех. Не заметив подвоха, азиат повторил с достоинством:

– Серик. Шандобаев.

– Это что – имя такое или прозвище? – Армен подтянул повыше молочно-кремовые брюки и сел перед парнишкой на корточки. Серые белки глаз кавказца контрастировали с красными азиата.

– Пошему не имя? – совсем не обиделся Серик. − Это по-русски некырасиво зывушит, а по-казахски Серке – вожак, лидер. Вапще я – казах, но живу в Кыргызии.

– Как интересно. А зачем верёвка? – вдруг поинтересовалась девушка с пакетом.

– Дыля думат шитобы. Панимаеш: сидыш, берёбка курутиш и думат карашо.

– Про что думать-то? – Армен пожал плечами: «Чего голову ломать: беги быстрее, толкай ядро дальше. Всего делов!». Но казах произнёс мечтательно, почти поэтично:

– Пыро горы, пыро Прунзе, пыро кониа.

– А коня как звать? – снова полюбопытствовала девушка. Серик признательно улыбнулся.

– Берик. Зынашит «кырепкий», – гордо и спешно ответил наездник, предупреждая вопросы. Но тут конькобежец всё же не выдержал:

– Охренеть: Серик на Берике, значит? – шевелюра Юлика затряслась.

– Зачем смеёшься, брат? Красивое имя, – Малкумов встал и крепко пожал руку нового знакомого из Фрунзе. Ему, как представителю народной диаспоры, обида товарища была ясна: над кавказцами тоже частенько подтрунивали потому, что на русском они говорят смешно. «Но говорят же, понять можно». Что одеваются иначе. «А сами-то смешные – джинсы напялят по самые-самые…, ни сесть, ни встать». Что женщин любят и комплименты им часто делают. «Потому что русские мужики пить любят. И женам если изменяют, то ругаются потом с ними навсегда. А на Кавказе все друг друга любят, никто не ругается и каждый своё место знает». Мысли смуглого красавца прервала девушка в кедах.

– Тебе имя Серик понравилось? – уточнила она для верности.

– Берик! – пояснил Армен. – Да и Серик – тоже неплохо. Сразу ясно, откуда родом. Вот я из Нальчика. Кабардино-Балкария, – он поднял вверх указательный палец. Девушка протянула что-то похожее на «угу» и уточнила:

– Это на Кавказе?

– Точно, красавица! – гордо ответил Армен.

Юлик прищурился:

– А ты кабардинец или балкар?

– Армянин. А папа у меня – грузин, – кавказец смотрел на всех свысока.

Девушка в кедах нахмурила лоб:

– Это как так?

– Это кто-то, где-то, когда-то, кого-то, – Юлик закусил губу, прихватив даже ус.

− Зачем кого-то? – нахмурился Армен. − Ты армян не знаешь? Ты Игоря Тер-Ованесяна не знаешь?

− Тер-Ованесяна знаю даже я, − вставила девушка в кедах.

Армен подошёл к ней и несколько раз пожал руку.

– Да, богатая география у наших абитуриентов, − произнёс конькобежец уже задумчиво.

С минуту все молчали, потом девушка в кедах чихнула, достала из пакета огромный клетчатый платок, высморкалась и снова обратилась к Армену, подпиравшему стену:

– А ты на какую кафедру поступаешь?

– А что такое «на какую кафедру»? Я это не понимаю, красавица. Я в институт физической культуры поступаю. Группа один-один, – теперь Армен верил в то, что говорил, и хотел быть именно в той группе, куда были записаны вот эти симпатичные ему ребята. Он степенно встал, снова подошёл к стенду и снова ткнул в пластиковый брюшной пресс, который, по его мнению, в своих ровных кубиках сосредоточил всю представительность заведения. Сидеть на месте для кавказца было сущим наказанием: – Мой папа мне так и сказал: «Езжай, сынок, в Москву, поступай в институт спорта и будешь, как Игорь Тер-Ованесян».

− Грузин? – уточнил Юлик.

− Что грузин? Армянин, конечно, − произнёс Малкумов.

− Папа твой – грузин? Ты же до этого говорил, что папа – грузин, − память у конькобежца была хорошая.

− Э-э, ара, − произнёс Армен обидчиво, − Кавказ – это только кажется много разных людей. А на деле все мы одинаковые. И Тер-Ованесян, если он великий человек, − такой же грузин, как армянин. Понимаешь?

Юлик ответил неожиданно радостно и прикладывая руки к груди:

− Я понимаю, как никто другой, − а чтобы совсем реабилитироваться за предыдущую фразу, уточнил: − но, вроде, Тер не здесь учился.

Кавказец гневно сверкнул глазами:

− Как это – не здесь?

− В Москве есть другой институт спорта и физической культуры: Центральный, ГЦОЛИФК, − кивнула девушка в кедах.

Армен сморщился, как при неприятном запахе:

− Чэго? Это на каком же языке нужно разговаривать, чтобы такое выговорить – Гы- цы-фы-к…

– Это да, − согласился Юлик, − нам больше повезло. МОГИФК – это звучит!

− Да Малаховка – это вообще вещь! – оценил кавказец, тут же забыв, что только что расстраивался, − я как представлю, что я здесь учусь… из Нальчика и в Малаховке!

– Это шанс, − согласился Юлик, − вот бы ещё поступить!

− Зачем «если», ара? Поступим. Мой папа никогда не ошибается. А про Тера нужно всё-таки уточнить. А то вдруг он здесь тоже нэмножко поучился, прежде чем в этот ваш «гцк» пойти? − высокий красавец смотрел с характерным прищуром, какой бывает у людей, приехавших с Кавказа, и пользовался такой же особой жестикуляцией. Все рассмеялись. Вдруг стало как-то спокойно и радостно, словно все действительно уже поступили. Серик улыбнулся девушке в кедах и вдруг вспомнил:

– Ты не перышивай. Бывает пилпак. Бывает пакультет пизики и математики. А это – инсититут пизической культуры. Поняла?

Девушка неуверенно кивнула. Юлик, отвернувшись, затрясся в беззвучном смехе, но дрожащая шевелюра его выдавала. Кто-то в очереди отошёл от говорящих подальше. Кто-то, наоборот, приблизился к группе. Девушка в кедах шумно выдохнула и поставила пакет на пол, между ног: надо было помочь кавказцу с выбором.

– Какой у тебя вид спорта? – спросила она.

– Спортивное ориентирование, – выговорил Армен со значением, высоко поднимая изящную кисть руки с длинными тонкими пальцами. Взгляды сфокусировались на ней. Очередь на мгновение погрузилась в такое молчание, что слышно было, как крутятся в комнате по приёму документов вентиляторы.

– А это сы парашютом? – рискнул предположить Серик. Его спокойно-беззаботное выражение лица исключало любой подвох.