Ночи тайного агента

Иона знала, на что давить, на мою «храбрость». Я мигом «поджал хвост», и неподвластная мне сила самосохранения вынесла из палатки конунга. Конь сразу же понес вдоль палаточного городка, а пес бежал возле стремени. Я издали увидел поднявшего тревогу колдуна. Он тоже меня узнал, что-то кричал, указывая на меня.

Я же нагло пер во всю лошадиную прыть прямо на колдуна. Он злорадно орал, торжествуя неминуемую поимку врага и сладостную над ним расправу. Но вдруг, словно молнией, его поразило недоумение и растерянность.

«Мы невидимы!» – прокомментировало ситуацию колечко. – Вблизи, конечно».

– Как же я опростоволосился?! – лил ярость вслух колдун. – Он использует гипнотическое излучение, искажает реальность в наших мозгах. Как я сразу не догадался, не предвидел?!»

Я, взвихрив пыль, пронесся мимо неуловимого сумасшедшего, и больше не слышал рвущих неукротимую больную душу колдуна сожалений.

Но до спасения еще было не ближе, чем до луны. Надо еще выбраться из лагеря, и удача в который раз меня спасла вместе с запоздавшим отрядом разведчиков. Как раз в это время их впускали сквозь распахнувшиеся ворота лагеря, и я уж своего не упустил, галопом промчался мимо стражников. За спиной остались ров, вал и частокол, окружавшие покой готов.

Конь еще пару минут несся сквозь непроглядную ночь, пока нас не остановила Иона.

«Не несись, словно угорелый! Не видя дорогу, не мудрено и шею сломать. Чего спешишь, все равно погони нет».

Если колечко сказало: нет погони, то я верю беспрекословно. Я перевел лошадь на шаг и вовремя. Прямо перед нами, на миг выглянувшая луна осветила овраг. Еще секунда-другая и действительно сломал бы шею. Я даже помимо воли мысленно поблагодарил Иону. Модернизированный «Аладдин» нестерпим, доставала, но не дает расслабиться во время, несомненно, не простого задания, предупреждает об опасностях.

«Да уж, куда тебе с собачьими мозгами лезть в Джеймсы Бонды!» – привычно откликнулась на мои благодарные мысли о колечке Иона.

Надо признать благотворное воздействие электронного яда и на сей раз, вырвавшего из эйфории признательности прибору на пальце. Надо работать, а не по-бабьи сюсюкать.

«Ты скоро завершишь подзарядку?» – наконец включил мысли на деловой лад.

«Еще полчаса, но только колдун опять от нас ускакал».

– Как! – от неожиданной вести спросил вслух, но мою маленькую промашку в безлюдной глуши некому заметить. – Где он?!

«В доисторических временах. Небось, решил строить свою империю каменным топором».

«Ну что же, придется прыгать в неолит, и там не скроется», – все же я непостижимым образом иногда забывал свою куцую храбрость и принимал решения в стиле неустрашимого агента № 007.

16. Неолит.

Сразу бросалось в глаза: неолит ничем не отличается от средневековья или древнего Рима, если, конечно, ты в лесу. А я как раз ехал по лесной тропинке, а рядом бежал пес, нечто вынюхивая в подлеске. Но в отличие от меня, вынюхал что-то весьма неприятное, даже шерсть на загривке встала торчком.

«Чудеса, да и только?!» – до панического страха удивился пес, но свою трусость маскировал перед хозяином интенсивной разведкой на тропинке и в подлеске. Но как он не внюхивался, так и не поддалась разрешению загадка превращения одного леса в совсем иной, не знакомый.

«Куда скачешь? Давай сначала сориентируемся», – в приказном порядке посоветовало противное колечко.

Я невольно потянул уздечку и вслух ответил:

– Тропинка обязана привести к людям, а значит и к Муравьеву. Не зверями же он мечтает править.

«Первое замечание: у тропы два направления. Вторая неопределенность: у нее никто не отнимал право оказаться именно звериной».

– Так что же ты, такое умненькое колечко, не скажешь, куда идти?! Мозгов не хватает?

«Муравьев использует блокировку поиска. Мы попали в его время и, даже, регион тот. Но я не волшебное, в меня не вмонтирован блок радиопоиска, а вот у тебя в сумке валяется радиопеленгатор. Умненький ты наш!» – мигом отыгралось на мне колечко.

И не удивительно, у него мозги электронные – все помнят, не то, что мои заплывшие жиром извилины. Но все равно обидно, никогда не прощу нескончаемого унижения.

Я густо покраснел. В который уже раз противное колечко подковырнуло за несообразительность. Радиопеленгатор, подаренный профессором из дурдома, в несколько секунд определил направление на «жучка», вмонтированного в мочку уха сбежавшего психа. О радиомаяке он и не подозревал, а иначе от имплантата-предателя давно бы избавился. Но даже всезнайка свихнувшийся профессор не знал о допотопной системе слежения за беглыми пациентами. Радиопеленгатор точно определил местонахождение умалишенного и в каменном веке.

– Вот видишь, я выбрал верное направление, нюхом чую! – с триумфом оправдался перед компьютерным соглядатаем.

«Ну, ну!» – с издевкой хмыкнул ответ. – Я и вижу, что можешь полагаться только на нюх, как и твой песик».

А песик продолжал накручивать круги, усердно дуря нас, мол, вот-вот что-то найдет.

Иона опять глубоко достала, до самых подошв. Не стоит, и говорить, как я скрипнул зубами и грохнул пятками несчастное животное. Лошадь рванула сквозь слегка заросшую тропу, рыжая верная псина едва поспевала вслед, а в голове звенел смех Ионы. Но как не пришпоривай коня, а смех и на миллиметр не отстанет.

А Муравьев в эти минуты бешеным взором сверлил несущий плохие вести прибор.

«Вот собака! Ведь ушел в доисторическое время, кому я могу навредить в будущем?!» – явно лукавил перед самим собой Муравьев. И как бы он себя не обелял и очернял преследователя, но что-то предпринять необходимо. Он не строил наивных иллюзий по поводу антирадара. Если сильно захотят, то его все равно найдут. Ведь вблизи его логова слишком много несвойственных неолиту следов более поздних цивилизаций. Одни только вспаханные поля выдают его деятельность с потрохами.

«Здесь дам бой! – окончательно решил он. – Больше нет, где скрываться, не у динозавров же?!»

Неуправляемое воображение Муравьева нарисовало его правителем давно вымерших ужасных рептилий и его даже передернуло отвращение, а лоб тронула холодная испарина. Небольшое волевое усилие уничтожило кошмарное видение.

Колдун включил дополнительно люстру под потолком пещеры и лег на устланное львиной шкурой ложе. Стены его каменного жилища украшали головы саблезубых тигров, громадных медведей, а над изголовьем прекрасно обработанная древнейшим чучельником голова мамонта. Она словно пробила стену пещеры мощными бивнями и грозно трубила, вскинув к люстре хобот, в сторону входа в уютную обитель сумасшедшего мечтателя.

Наконец уют пещеры успокоил мысли колдуна, он нажал одну из многочисленных кнопок пульта. За пологом-входом из шкуры мамонта раздался звонок. А спустя полминуты между складками полога просочился обмотанный шкурами волосатый детина.

Муравьева раздражало поведение слуги. Он не кланялся при встрече с хозяином, да и остальные не бьются головой о землю, крича: «о наш господин!» или еще лучше «о наш Бог!» Но ничего, всему свое время, пока его устраивала и беспрекословная исполнительность звероподобного человека.

– Подай пива из холодильника.

Здоровенный слуга послушно открыл дверь в вечную зиму, достал бочонок и налил пенящийся напиток в золотую чашу.

«Да, он великий волшебник! – слуга видел в Муравьеве самого могущественного шамана, но только не Бога, он не переставал удивляться холодильнику и иным не менее чудесным вещам чародея. – Но как он ленив?! Стоило меня вызывать лишь для налива горького хмельного напитка?»

Почти все нравилось слуге в пещере чародея, но вкус горьковатого питья не понимал.

«Отступление из Рима организовал без спешки, все продумал и захватил с собой максимум необходимого», – оценил свою мудрую предусмотрительность Муравьев.

Не стриженный, нечесаный слуга с топором терпеливо топтался на месте, внимательно исследуя качество крепления каменного топора на буковой ручке, и ожидая дальнейших распоряжений.

– Вождь на охоте? – вывел слугу из технических раздумий.

– Уже вернулся, отдыхает.

– Пусть сейчас же зайдет ко мне. Иди.

Слуга засунул неразлучный топор за пояс и, так же, как и вошел, без церемоний, покинул пещеру.

«Не прошло и года с моего появления здесь, а я уже Бог племени, научил их сеять, избавил от большинства болезней, обогатил примитивную речь, обучил письменности. Но на создание империи и века не хватит, а тут приперся назойливый Пиотух. Почему-то не мелькнуло и малейших сомнений о личности преследователя. Несомненно, идет по следу все тот же настырный идиот, ведь больше никто не наделен подобной собачьей хваткой. Он меня до печенок достал, сейчас Пиотуха точно уничтожу!»

Муравьев ласково погладил свое новое творение – нейтрализатор гипнотического излучения «Аладдина». Сейчас в радиусе двадцати метров никто не исказит реальность в любом мозге. Никто не нарисует ложную виртуальную мишень, а он в реального Пиотуха не промахнется. Местный бог, он то не сомневался в своей божественной природе, ласково погладил кольт, проверил патроны в барабане и с усмешкой положил оружие рядом с пультом. Уверенность и спокойствие полностью вернулись.

– Бог, ты меня звал?

Муравьев от неожиданности едва не поперхнулся пивом. Немного пенящейся жидкости выплеснулось из чаши, и он стряхнул ее со ко всякому привычной шкуры. Он уже собрался упрекнуть: стучаться надо. Но вовремя вспомнил о шкуре во входе, а об нее как в дверь не постучишься.

– Да, звал. Сюда идет враг, – уже спокойно ответил колдун.

– Неужели кто-то способен угрожать Богу?! – искренне изумился вождь, но крохотная крупица сомнения в бесконечном могуществе Бога закралась в душу. Вообще-то его уже давно грызли сомнения.

– Он тоже бог, хоть и намного слабее меня. Но если даже слабый зверь неожиданно нападет из засады, то может победить более сильного противника.

Объяснение казалось логичным вождю. Он сам, пусть и самый сильный воин, отдыхал в отдельной пещере в окружении жен и самых верных воинов, а надежный топор и копье всегда лежали под рукой. Так что мечтающим о власти оставалось надеяться не на неожиданное нападение, а лишь на болезнь или смерть вождя на охоте. Но здоровье еще ни разу по серьезному не подводило вождя, а оружием он владел искусно, на зависть и страх охочих до власти соперников.

Муравьев допил чашу и коснулся пульта. Ожил монитор за спиной вождя.

– Смотри, – Муравьев указал рукой в сторону экрана, театральные эффекты он отлично отработал еще в Риме, а в глухом неолите не только дикари, но и он даже сам немного уверовал в личную божественность.

– Ах! – изумился вождь. Он не раз поражался могуществу Бога, но не ожидал еще одной способности у своего кумира видеть их стойбище, не выходя из пещеры. Вождь вновь полностью поверил в божественную сущность Муравьева и порадовался, что именно его племя он приласкал. А он сам вождь избранного Богом народа и от осознания своего величия хмель ударил в голову, хоть Муравьев и не делился с ним пенистым напитком.

– Пока я могу видеть твое племя у костров. Скоро я развешу свои глаза и уши по всему лесу, и от моего взора не скроется даже крохотная мышь. Ну а пока моих глаз там нет, их заменят твои охотники. Они обязаны докладывать о каждом шаге опасного чужеземца.

– А как мы его узнаем? В лесу часто встречаются охотники из соседних племен.

– На охотника он совсем не похож, вы его сразу узнаете. Он одет не в шкуры, а почти как я. Единственно, не советую подходить к чужеземцу близко, не то он напустит в глаза волшебный туман. Вблизи, если он пожелает, вы не отличите его от простого охотника или даже зверя.

В голове вождя вновь мелькнуло сомнение во всемогуществе Бога. По крайней мере, он знал: Бог не один, и кто определит который из них могущественнее? Их Бог явно проигрывал в способности менять облик и превращаться в зверя.

Вождь покинул пещеру исполнять приказ. Вскоре на мониторе отразилось оживление в стане дикарей. Воины-охотники скучились вокруг вождя, а затем растворились в окружавшем шатры лесу. Постепенно картинка на экране лишилась необычного возбуждения, стала неотличимой от часовой давности, либо недели назад. Но убаюкивающая размеренность и некая, словно тягучий сироп медлительность в стане не могли успокоить новоиспеченного ложного божка. Он с нетерпением ждал и одновременно страшился неизбежной развязки.

А разрешение тупиковой ситуации неминуемо и быстро приближалось. Уже на втором часу нервозного ожидания прибежал первый гонец.

– По тропинке, в сторону стойбища, скачет на лошади одетый не в шкуры. А рядом бежит пес. Это он? – доложил запыхавшийся, весь в испарине гонец.

– Да, он. Иди, отдыхай.

Муравьев даже не уточнил дополнительные приметы незваного гостя. Что-то в нем продолжало кричать: это Пиотух! Он даже фанатично желал встречи именно с ним, с извечным врагом. Сумасшедший галоп по векам уже давно перерос в их личную дуэль. На второй план ушел охотящийся за ним сумасшедший дом, и даже миражи мирового господства.

Муравьев еще раз протер кольт, ласково погладил патроны, прежде чем заполнить ими пустые гнезда в барабане. Он сам удивлялся едва не наркотической привязанности к давно устаревшему архаичному оружию. Но никелированное тело кольта как бы срослось с рукой и сердцем. Словно не барабанное оружие, а сама душа профессора готовилась выплюнуть в ненавистную цель смертельный свинец. Бездушный лазер эффективнее во стократ, но не напоит сердце счастьем победы.

Кольт-талисман вернул уверенность Муравьеву. Он с улыбкой встретил в почти реально видимых грезах поверженного и скулящего о пощаде Пиотуха. Божок остекленевшими глазами смотрел в стену, как в монитор, он смаковал остановившееся время. А вязкое время приклеило к себе Пиотуха и медленно ползло с ним к месту аутодафе. Муравьев еще раз просмаковал видение казни, его лицо потеряло контроль, превратившись в маску сумасшедшего садиста. Он поворачивал руку, словно держал в ней щипцы, рвущие мышцы, выдирающие потроха Пиотуха. Или втыкал раскаленный шомпол, с шипением прожигающий грудь врага. Его воображение секло кнутом, жарило над углями пятки, подвешивало за ребро на крюк…

Иосиф давно чувствовал пристальное наблюдение за собой, а кольцо напрямую об этом предупреждало. И когда он выехал на поляну, обжитую древними людьми, то его не удивило, что его появление не вызвало шока или маломальской суматохи. Его явно ждали. В центре стойбища стояло каменное изваяние Муравьева, украшенное вместо шляпы громкоговорителями и телекамерами.

«А он тебя сейчас видит!» – с запозданием прокричало колечко в мозгах то, что мне самому уже не было новостью.

Тузик словно споткнулся, увидев статую. Монументов самых разных он повидал в Риме, но этот… Он нервно забарабанил хвостом о бока, мгновенно определив сходство с лютым врагом хозяина.

«Почему-то непривычно, даже стыдно стало в последнее время задирать ногу у каждого столба, – размышлял пес. – Но это изваяние обмочу с особым удовольствием».

«Даже мой пес все понял, – я имел в виду рыжего друга, нахально метившего статую мочой. – Твои аналитические способности, колечко, несомненно, слабоваты. Неудивительно: списаны с женщины, к тому еще и блондинки!»

Хоть раз удалось безответно съязвить над новым «Аладдином» и Ионой. Я сразу ощутил прилив сил, уверенность, словно избавился от чар. Больше никто не сделает из меня зомби.

17. Вмешательство во Время.

Острожский задумался, пытаясь доходчивее донести до профана в области физики, в общем-то, простой и одновременно никому неясный ответ. Наконец он решился прервать затянувшуюся паузу, не глядя на разделявшую психиатра и физика пропасть в образовании, наконец, в самом стиле мышления.

– Мы не знаем, способен ли кто-либо изменить ход Истории, законы Времени и Пространства.

– Как так?! – искренне изумился главврач психушки. – Вы сами знаете о «слоновьих следах» Муравьева в веках. Вы утверждаете о неизменности после столь грубых вмешательств. Неужели ничего не изменилось?

– На первый взгляд ваше удивление имеет очевидный ответ. Но, возможно, все грубые вмешательства в ход Времени Муравьевым и есть нечто неизменное. Возможно, Время не способно на изменения, какие бы мы ни прилагали на это усилия. Мы еще ни разу не зафиксировали изменений Времени. Все, что натворил Муравьев и наши следопыты из лаборатории, подобно кругам от камня в воде. Всплеск, затем затухающие до нуля круги. Правда, я готов согласиться с вашими опасениями на чисто теоретическом уровне, на уровне предположений, поскольку настоящее мы воспринимаем ни с чем, кроме собственной памяти не сравнивая. У нас нет эталона неизменности, а память эталон лживый. Она, не исключено, подменяется вместе с самими изменениями во Времени, и мы помним не то что было, а появилось в связи с вашими опасениями.

– Вот, вот, сами говорите, – главврач, щелкая пальцами, пытался ухватить аргументы из области физики, мысль ускользала, но упрямство и остатки еще школьных знаний в этой области знаний возобновили спор. – Наверняка Муравьев настолько искорежил реальность, что мы, сами того не сознавая, беседуем в искаженном Мире. Не скройся он в веках, сидели бы мы за одним столом? Вы – физик, я – психиатр. Что у нас общего, кроме сумасшедшего во Времени? Мы даже едва понимаем друг друга. Но я твердо знаю одно: опасный сумасшедший гуляет на свободе. Маньяк всегда опасен, он обязан лечиться, а не утолять безумные прихоти. Что стоит Муравьеву уничтожить человека, народ, а то и всю цивилизацию?!

– Если бы ему это удалось, то мы бы не беседовали.

– Зря усмехаетесь. Возможно, вы еще усмехаетесь именно благодаря тому, что мне удастся вас уговорить.

– Уговорить? Ну что вы?! Мы давно решили выдернуть Муравьева из прошлого. Если у Пиотуха опять что-то не сработает, тогда мы сбросим на вашего психа целый десант. Так что не волнуйтесь, смирительная рубашка Муравьева не минует. Ну, а пока подождем вестей от Пиотуха.

– Значит, вы все же опасаетесь вмешательства Муравьева в нашу действительность?

– Опасаюсь? Нет. Просто пытаюсь исключить самые невероятные возможности. Даже не возможности, а никем не доказанные теории, виртуальные варианты.

– Но и не опровергнутые теории.

– Именно по этой причине я на вашей стороне, пусть практика и опровергает ваши ужасные предположения.

18. Рождение мифов.

– Кто ты? – выскочил с копьем, нацеленным на меня молодой воин, а второй древком копья огрел бок пса, описавшего местную святыню.

– Ах, вы! – хотелось защитить рыжего друга, а колечко выплеснуло из моей руки иллюзорную молнию.

Племя рухнуло на колени, а шаман Моисей нацарапал на глиняной табличке: Бога звали Яхве, так он в своей транскрипции написал мое восклицание «Ах, вы!» А дальше на табличке появилось: Всесильный Бог Яхве метнул неисчислимое число молний, но никого не убил, показав свое могущество и милость одновременно.

Моисей подполз к новому «богу» на коленях, но в нем еще дотлевал уголек сомнения.

– Ты Бог? Как тебя зовут? – решил уточнить дотошный шаман, хитрым взором всматриваясь в пришельца.

Иосиф с радостью увидел бросившего копья и топоры обступившее его племя, значит, войны не будет. Все в почтении пали ниц, а один старик с глиняной табличкой непрерывно бьет поклоны и нечто невразумительно лопочет.

– Слава уф Богу, – невольно вырвалось облегчение из уст Иосифа.

Моисей опять неверно перевел на глину восклицание Иосифа: Бог открыл и Свое второе имя Саваоф.

– Есть ли у Бога еще имя? – вопросами-липучками зацепился дотошный Моисей.

«Он спрашивает твое имя и считает тебя Богом, – наконец колечко разобралось с особенностями древнего языка. – Старик говорит на архаичном прародителе иврита».

«Лучше прослыть Богом, чем стать виновником войны», решил Иосиф.

– Элохим, Адонай, – вспомнились библейские имена Бога, а выдумывать новые он не решился.

– Бог, научи нас праведной жизни, – не унимался шаман.

Иосиф попытался собраться с мыслями, невольно коснулся креста на груди. Впервые он нес ответственность за судьбу целого народа. Библейские заветы могли поднять зарождающийся народ на новую ступеньку развития. Он не помнил старозаветные нравоучения дословно и точный порядок их изложения, но пытался передать их дух. Иосиф с уважением относился к буддизму и еще нескольким религиозным откровениям, но сейчас им управляло сердце и разум, и он остановился на Ветхом Завете. Новый Завет слился с душой Иосифа, но он понимал, полудикари его не осилят.

– Во-первых: не поклоняйтесь идолу! – Иосиф направил палец на статую Муравьева.

– Во-вторых: почитай Творца всего живого, Бога любви и справедливости больше себя самого.

– В-третьих: не убей…

Иосиф вошел в раж, продолжая просвещать людей позднего неолита, скорее всего, предков евреев. А Моисей, пытаясь ничего не упустить, все фиксировал в своих табличках. Правда, точность перевода была сомнительной, а чего еще ожидать от шамана, совсем недавно обученного письменности Муравьевым. Так повергнутый каменный идол Муравьева подготовил почву новому учению.

А идол действительно зашатался под напором множества рук племени. Что их подвинуло на всеобщее неповиновение недавнему повелителю душ? Одни уверены – волшебная сила колечка смогла переориентировать на новое обожествление, а остальные находят основу успеха в пламенной театральной постановке под нового пророка и искренней игре Иосифа в главной роли. Кто знает? Но еще несколько толчков, и изваяние рухнуло, а с ним развеялись чары поклонения божку в пещере. Муравьев остался один.

19. Смирительная рубашка.

Муравьев давно приготовился уничтожить Пиотуха, в успехе не сомневался. Но едва успел нарисоваться на мониторе ненавистный враг, все в продуманной в мельчайших деталях операции его поимки пошло наперекосяк. То, что сердце властелина каменного века судорожно забилось в кроличьем ритме, а дыхание перехватил панический страх, конечно же, весьма неприятно, но Муравьев с напастью справился за пару секунд небольшим усилием воли. Но по-настоящему его выбила из колеи собака Пиотуха. Рыжая псина наверно давно искала достойное место моче, накопившейся много тысячелетий позже. Мохнатый друг человека оскалил зубы в злобном рыке, лишь увидел каменное изваяние на поляне и, подбежав к нему, задрал ногу.

«Наконец-то добежал!» – обрадовался пес, а тугая струя мочи уже дробилась о долгожданный туалет. Каменного Муравьева не укусишь, но удовольствия бывают разными. Еще никогда в своей собачьей жизни не удавалось мочиться со столь огромным наслаждением. Ведь сейчас он испытал не только физиологическое наслаждение.

По экрану побежали полосы, а затем изображение и вовсе исчезло.

«Вот гад! Он же помочился прямо на контакты. Хотел же их надежнее изолировать!» – запоздало осудил лень и халтурное качество своей работы Муравьев, но он уже не видел племя, не мог ему вещать, а лишь слушал. Благо моча не закоротила систему прослушивания. Но то, что улавливали его уши, вводило в психоз. Неуправляемая ярость разбила вдребезги его любимый бокал из позднего средневековья. Он зверем метался по пещере, опрокидывая и кроша все подряд. Больше его слух не мог вынести издевательств над его божественной сущностью, в которую он сам изрядно верил.

Муравьев еще мог нырнуть в какое-либо время, но все та же бешеная ярость сорвала вход-полог. Сумасшедший бог вырвался из пещеры навстречу судьбе.

Сумасшедший остановился на краю поляны, прижав руку к сердцу, пытаясь унять бунт неугомонного сгустка мышц в груди, но безуспешно. Увиденное его едва не доконало: каменный двойник несколько раз качнулся из стороны в сторону и рухнул в затвердевший грунт ритуальной поляны. Казалось, земля ушла из-под ног, настолько мощным оказалось падение идола. А племя подарило небу победный клич, и сразу забыло о старом идоле, обратив взоры на нового кумира. Они даже не заметили, как отвалилась голова попранного изваяния. Голова откатилась от туловища на несколько метров, оборвав провода телекамер и радиовещания. Дикари с восторгом, умилением, страхом пытались не пропустить ни слова нового откровения. Кошмар происходящего взорвал и так больную психику Муравьева неуправляемой истерикой.

– На колени! – орал истекающий гневом и пеной, с выпученными глазищами сумасшедший, подкрепив визгливый крик грохотом кольта, но рука дрожала. Лишь одна пуля противно взвизгнула у самой мочки левого уха Пиотуха.

Не устоявшееся в убеждениях племя мгновенно раскололось. Кто-то секунды назад с умилением пускал слезу, пытаясь не пропустить и пылинку учения, а уже рухнул на колени перед разбушевавшимся профессором. Другие схватились за оружие, еще не решив против кого направить копья. А кое-кто определился и в этом. И быть бы бойне, не случись Чудо.

В небе вспыхнуло новое светило, затмившее Солнце в стократ. Никто не мог поднять очи, ослепленные нестерпимо ярким светом с небес.