Прекрасные

– Мне кажется нечестным, что женщины должны расхаживать словно павлины, в то время как мужчинам это не обязательно. Необходимо прикладывать одинаковые усилия.

Левый уголок рта Огюста приподнялся в улыбке.

– Но не должны ли женщины быть красивее мужчин, чтобы их красотой восхищались?

– Разве женщины – это перья, телетропы или новые экипажи? – Мои щеки залил румянец, а он все не отводил взгляд.

Женщины энергично обмахивались веерами и обменивались вздохами и приглушенными репликами, смотря то на меня, то на него.

– Разумеется, нет. – Огюст спрятал улыбку. – Кажется, я узнал, какие слова использовать, чтобы вас разозлить.

– Кажется, вы знаете, какие слова использовать, чтобы говорить глупости.

– Однако это был вопрос, а не утверждение.

Я вздохнула, хотя словесная баталия пришлась мне по душе. Споры с сестрами проходили совсем по-другому.

– Последний вопрос, – сказал он и поднял руку с монетой.

– Мне кажется, вы задали уже достаточно вопросов и задержали мою очередь.

– Только один. Вы позволите мне? – Он надул нижнюю губу, словно ребенок на грани истерики. Женщины загалдели, вынуждая меня согласиться.

– Задавайте, – поторопила я, изображая раздражение.

– Если бы вы могли что-то изменить во мне, что бы вы сделали?

– Вам придется записаться на личный прием, чтобы мы могли обсудить варианты.

– Я так понимаю, этот ответ означает, что вы бы все оставили как есть?

Дамы, захихикав, заворковали и осыпали его комплиментами. Огюст ухмылялся, купаясь во всеобщем внимании. Я сдержала в груди зарождающийся смех, чтобы ему не досталось даже улыбки. Ему не следует знать, что он способен меня рассмешить.

– Но если вы хотите мою монету… – Он потер рукой подбородок, приподняв темную бровь. – Вам придется сказать мне. Ведь я собираюсь за вас проголосовать. – Он снова занес монету над корзиной. – А может, и нет.

– Оставьте себе свою монету, у меня их и так уже много, – сказала я. – Мои сестры так же талантливы.

– Но разве они так же прекрасны?

Ближайшие дамы зашептались.

Я покраснела.

– Мне кажется, из вас может выйти интересная фаворитка. Вдобавок я предпочитаю ставить на победителя. – Огюст бросил монету как раз, когда корзины подняли, чтобы унести, и растворился в толпе. След его самодовольства остался, словно запах духов, отвлекая меня от наплыва новых вопросов. Я поискала его глазами, мне очень хотелось ответить, что я здесь не для того, чтобы он оценивал мою красоту, а для того, чтобы помогать миру. Я не какое-то там украшение.

Королева вернулась на трон и кивнула Министру Красоты.

– Время пришло, – сказала Министр Красоты в громкоговоритель.

Новые алые почтовые шары пролетели через комнату, сияя боками с гербом Прекрасных. Они кружили над Министром Красоты, как овсянки в поисках гнезда. Королева протянула руку к одному из шаров и сняла с ленты карточку.

– Первым номером идет Валерия Борегард.

Валерия сделала шаг вперед.

– Ты вернешься в Красный Дом Красоты.

Валерия поклонилась. Вернувшись на платформу, она уставилась в землю, стараясь сдержать льющиеся из глаз слезы.

Мы все ей похлопали.

Министр Красоты достала следующую карточку. Я едва сдерживаюсь, чтобы не вцепиться в подол платья.

– Эдельвейс Борегард, – сказала она.

– Да, – вырвалось у Эдель до того, как она успела прикрыть рот ладонью. Министр Красоты улыбнулась ей.

– Моя дорогая, ты отправишься в Чайный Дом Огня на Огненных Островах, – сказала она.

Эдель присела в реверансе.

– Хана Борегард.

Хана резко выпрямила спину. Она вышла с помоста, пряча пальцы в подоле платья. Она не смотрела на Министра Красоты, опустив взгляд в пол. Несколько лепестков вишни выпали из ее прически. Она сделала глубокий вдох.

Министр Красоты изучила карточку.

– Ты будешь работать в Стеклянном Чайном Доме на Стеклянных Островах.

Хана выдохнула, сцепила пальцы и поклонилась.

– Падма Борегард, ты займешь место в Шелковом Чайном Доме в Шелковом Заливе, – сказала Министр Красоты.

Подбородок Падмы упал на грудь. Слезы потекли из ее глаз, и она постаралась их незаметно вытереть. Она всхлипнула, прикрыв рот рукой. Служанка, стоящая рядом с ней, погладила ее по спине и что-то прошептала на ухо.

Над головой Министра Красоты, описывая друг за другом идеальные круги, летали два оставшихся шара.

Вот и все.

Я посмотрела влево, на Амбер. Она подмигнула мне. Я послала ей воздушный поцелуй и скрестила пальцы за нас обеих. Я повторяла себе: «Если выберут не меня, то я порадуюсь за нее», и надеялась, что она думает так же. Я старалась не слушать тихий шепот внутри меня, который твердил: «Ты врешь».

Министр Красоты потянулась к карточкам с нашими портретами. Я выпрямилась и сжала кулаки в предвкушении ее слов. Сестры застыли в ожидании.

– Камелия Борегард, – сказала она.

Я вышла вперед. Страх и волнение поползли по коже, словно виноградные лозы. Ладони чесались, а лицо залила краска. Меня подташнивало и в то же время хотелось кричать. Я слышала, как бьется мое сердце.

– Ты будешь работать в Чайном Доме Хризантемы, в Розовом Квартале нашего Имперского Города Трианон.

Мои щеки вспыхнули, я как будто со стороны видела, как они стали ярко-клубничного цвета. Сердце ухнуло вниз и разбилось. По спине потек пот.

– Но… – начала я, но взгляд Дюбарри заставил меня замолчать.

Я поклонилась и вернулась на помост. Кажется, что на меня положили тяжелый камень, и я больше не могла вздохнуть полной грудью.

Королева поднялась, и Министр Красоты повернулась к ней.

– Амброзия Борегард, – сказала королева, растягивая ее имя.

Амбер сделала шаг вперед: ее взгляд был устремлен вперед, плечи расправлены, на губах играла скупая улыбка. Она выглядела именно так, как ее учила Дюбарри, – грациозной, внимательной и готовой ко всему.

– Ты объявляешься фавориткой, – торжественно заявила Министр Красоты. Мне показалось, что мир вокруг меня взорвался.

Я прижала руки ко рту.

Королева захлопала.

– Амброзия избрана нашей фавориткой.

Слуга перевернул ее корзину. Монеты высыпались на пол и образовали гору золота. Придворные отдали за нее много голосов.

Я не могла отвести глаз от Амбер.

Королева улыбнулась моей сестре. Сердце разбилось на осколки, как зеркало, пронзив крошечными остриями каждый уголок моей души и тела и причиняя невыносимую боль. Эти осколки никогда не соберутся в единое целое.

Дюбарри скрестила руки на пышной груди и посмотрела на меня с глубоким чувством удовлетворения.

Я не стала фавориткой.

Слова врезались внутрь моей головы.

Я не стала фавориткой.

Ко мне тянули руки. Чьи-то губы целовали мои щеки, оставляя следы помады. Толпа хаотично двигалась. Женщины пожимали мои руки. Говорили, с каким удовольствием ждут приема в Чайном Доме Хризантем, аплодировали, обнимали и кружили в воздухе. Некоторые шептали, что выбрать должны были меня. Репортеры толпились вокруг меня, тыкали слуховыми трубами мне в лицо и мучили вопросами об Амбер и моем мнении о том, стоило ли королеве делать такой выбор.

Я глотала слезы, запивая их приторно сладким шампанским.

Амбер была окружена людьми. Ее рыжий пучок мелькал среди голов. Дюбарри рассказывала репортерам, какой она была в детстве: прилежной, вежливой и любящей. Министр Красоты вещала придворным о критериях, которыми они руководствовались при выборе фаворитки: дисциплина, ответственность, чувство долга. Сестры в красивых платьях разговаривали неподалеку от меня с репортерами и придворными.

Комната вокруг меня крутится. В ушах вместе с барабанящим стуком моего сердца звенели слова королевы: «Амброзия избрана нашей фавориткой».

11

Время бежало, как раскрутившаяся новостная полоса. Мои сестры танцевали, смеялись, раздавали интервью, подставляли щеки для поцелуев и ели сладости. Мы позировали для портретов, потом разговаривали со старшими сестрами – предыдущим поколением Прекрасных. Я пряталась в соседней чайной гостиной, чтобы не встречаться с репортерами до самого возвращения в покои. Амбер с нами не вернулась. Она задержалась в Большом Королевском Бальном Зале, окруженная придворными и поклонниками, требующими ее внимания.

Я наблюдала за дверью и ждала, когда она войдет.

В самом центре главной гостиной стояли наши дорожные сундуки, похожие на гробы. Слуги укладывали в них наши бьютикейсы, новые платья и туфли от Министра Моды, последние косметические новинки и банки с пиявками.

Хана задумчиво уставилась на свой багаж.

– Мы больше не будем вместе.

– Уже пора? – заныла Падма. – Мне не хочется уезжать.

Мне тоже. Осознание этого снова настигло меня, и я была готова разрыдаться. Я отвернулась к стене и притворилась, что любуюсь гобеленом с вышитой картой Орлеана.

– Экипажи скоро прибудут. – Валерия рухнула в ближайшее к ней кресло. Ее платье с треском надорвалось, но она слишком устала, чтобы смотреть на шлейф, который грозил полностью отвалиться.

– Я видела, как наши старшие сестры выходили в дорожных плащах, – сказала Хана.

Мы замолчали. Глаза Ханы и Падмы наполнились слезами. Щеки Эдель покраснели, а Валерия шмыгнула носом. Я отвернулась. В комнате повисла удушающая неловкая тишина.

– Я готова. – Эдель закинула туфли в свой сундук.

Слуги внесли подносы с газированными напитками, в которых плавали кусочки малины, зимней дыни, клубники и лайма. На тележках стояли вечерние угощения: крошечные вафли, сладкие сиропы, поджаренные сладкие хлебцы, цыпленок и круглые пирожные. Три телетропа проецировали картинки на стены. Волшебный вечер продолжался, но я чувствовала только разочарование. Внутри меня все дрожало от невыносимой тоски, а ноги и руки гудели от воспоминания о том, как выбрали не меня.

– А где Амбер? – спросила Валерия.

Звук ее имени теперь похож на взрыв бенгальского огня.

– Злорадствует где-нибудь, сомнений нет, – сказала Эдель.

– Я ее с ужина не видела. – Хана открыла дверь покоев и выглянула в коридор.

– Ей, наверное, надо успеть во множество мест, – пробормотала я.

– Я не хотела, чтобы она выиграла, – заявила Эдель.

– Не говори так. – Падма игриво толкнула ее плечом.

– Почему королева ее выбрала? – спросила Валерия.

– Потому что она все делает идеально. – Мне нелегко дались эти слова.

Сестры повернулись ко мне. Я прикусила нижнюю губу, чтобы она не дрожала. Воздух поднялся по горлу, и я икнула. Когда слуги пришли проводить нас в гардеробную, я почувствовала облегчение.

Нам помогли раздеться. Мы сменили праздничные наряды на дорожные хлопковые платья и прозрачные вуали. Меня окатила волна печали из-за отъезда. Я никогда не расставалась с сестрами дольше, чем на несколько часов. Утреннее бурчание Ханы, способность Эдель везде находить неприятности, звонкий смех Валерии, прогулки с Падмой и секреты, которые мы с Амбер рассказывали друг другу, – все это в прошлом. Никогда не думала, что, получив назначение, мы разъедемся по разным концам света. Я и не предполагала, что между нами настолько все изменится.

Мы снова собрались в главной гостиной, чтобы перекусить сладостями, которые были разложены на тележках.

– Мне кажется, наступило время для тоста. – Падма подняла бокал с подноса. Пенящаяся зеленая жидкость пролилась на подол ее дорожного платья, и она выругалась.

– А нам не стоит подождать Амбер? – спросила Валерия.

– Нет, – хором сказали остальные.

Хана положила голову мне на плечо.

– Я думала, что это будешь ты.

– Спасибо, – прошептала я. Я тоже.

– Так, все успокойтесь и приступим. – Падма пыталась привлечь наше внимание. – Разбирайте бокалы. Не знаю, сколько времени у нас еще осталось.

Эдель залпом выпила целый бокал красной жидкости и взяла новый. Валерия заворчала, что она забрала последний.

Падма прокашлялась.

– Выпьем за нас, за этот вечер и за наше будущее.

Мы подняли бокалы и пригубили напитки.

– Теперь моя очередь! – Валерия вскочила с кресла. – Конечно, я расстроилась из-за назначения, и мне тут очень нравится… – Она обвела вокруг себя рукой. – Но в глубине души я всегда знала, что мне предстоит вернуться домой. Моя мама была Прекрасной Красного Дома Красоты, и я чувствовала, что должна пойти по ее стопам. Пожалуйста, не забывайте обо мне. Отправляйте мне шары с новостями о том, что вы видите и делаете, а еще лучше – приезжайте в гости. – Ее голос дрогнул. – Я буду скучать по вам всем.

Мы сделали еще один глоток. Слова Валерии растревожили мою рану. Она делает работу своей матери. Я тоже должна была стать фавориткой, как моя мама, но подвела ее.

– Эх, девушки, что-то вы расчувствовались, – заметила Эдель. Хана толкнула ее плечом, и та улыбнулась. – Наверное, я тоже буду по вам всем скучать.

Слуги раздали нам плотные дорожные плащи, отороченные белым мехом с вышитыми золотой нитью розами и нашим гербом.

Амбер влетела в гостиную, когда мы уже просовывали руки в уютные рукава. Ее тяжелые шаги так сильно стучали по полу, будто она собиралась проломить его своей значимостью. Маленькая корона на ее голове блестела так, словно была сделана из звездной пыли.

– Здравствуйте, сестры!

Она порхала вокруг нас, покачивая подолом платья, и светилась, как утренний фонарик, ожидая, что мы тут же примемся ее расхваливать.

– Поздравляю. – Валерия подошла и обняла Амбер.

– Мы очень за тебя рады. – Хана взяла ее за руки, и они стали кружиться, пока не упали от смеха и головокружения. Зависть душила меня. Она росла с каждой секундой, мешая мне дышать. Но я не дам ей выхода. Мне хотелось обнять сестру за шею, прижаться лбом к ее плечу и прошептать, как я ей горжусь, но я не могла сделать ни шага, а мой рот, склеенный сладким сиропом, не издавал ни звука.

– Ты будешь красивой фавориткой, – сказала Падма, посылая ей воздушный поцелуй.

– Ну. – Эдель окинула сестру взглядом с головы до ног. – Полагаю, кто-то должен был выиграть, – сказала она и покинула комнату.

Служанка уступила Эдель дорогу и постучала по песочным часам, висящим на лацкане своего жакета.

– Экипажи скоро отправляются.

Напоследок все еще раз обняли Амбер. Я задержалась на мгновение после того, как все сестры покинули комнату.

Мы с Амбер посмотрели друг на друга.

– Не могу поверить, что Эдель так себя повела, – сказала она. – А ты рада за меня?

– Да, – ответила я. – Мне просто нужно время, чтобы привыкнуть.

– Тебя назначили в самый важный чайный дом, в Хризантему. Туда ходят все придворные фрейлины. По крайней мере, ты останешься в городе…

– Не старайся подсластить мне пилюлю, Амбер. Я не стала фавориткой. – Как только я сказала эти слова, во мне вновь поднялась волна разочарования. Я почти слышала мамин осуждающий голос и видела ее нахмуренные брови.

– Но ты все равно занимаешь важное положение, как и мы все.

– Этого недостаточно. – Наконец я едва слышно всхлипнула.

Амбер бросилась ко мне, схватила за руки и притянула к себе. Я уткнулась лицом в ее плечо.

– Все будет хорошо, – сказала она мне. От нее исходили смешанные между собой дворцовые запахи, ведь этим вечером ее обнимали бессчетное количество раз. – Ты сможешь приходить в гости, а я буду приглашать тебя так часто, как только смогу. И сама буду приходить.

Я отстранилась. Воспоминание о неудаче снова настигло меня, окатывая с ног до головы горячей волной. Я не стала фавориткой. Как можно выдержать ее жалость ко мне? Когда Амбер снова потянулась ко мне, я оттолкнула ее.

– Стой, – сказала я.

Я видела, что причинила ей боль, но ничего не могла поделать.

– Ты не можешь за меня порадоваться?

Меня обдало жаром. В желудке все перевернулось, а по лицу стекла капля пота.

– Я рада. – Я боролась со слезами. Неужели она не видит, как мне тяжело?

– Ты думала, что справишься со мной одной левой. Ты выступала на Карнавале последней. Любой, кто идет последним, оставляет наилучшее впечатление. Те, кто выступал посередине, были обречены на неудачу. Дюбарри подставила тебя на должность фаворитки, но королева выбрала меня.

– Ты так думаешь? Дюбарри меня терпеть не может и никогда не могла. Она никогда не видела моего потенциала, – произнесла я, пытаясь отыскать на лице Амбер свою подругу. – Ты знаешь, как много я работала, месяцами изучая историю прошлых Карнавалов и обдумывая разные образы? Я крала у Дюбарри из почтового ящика буклеты и журналы красоты, чтобы изучать модные течения. Я так же хорошо подготовилась, как и ты.

– Но ты не следовала правилам на Карнавале, да и вообще никогда, – сказала Амбер. – Ты не заслуживаешь титула фаворитки.

Я неотрывно смотрела на нее. От напряжения на ее лбу появилась морщинка.

– Ты моя лучшая подруга, – сказала она. – Ты должна была первой меня поцеловать после объявления и первой сказать, как ты мной гордишься. Вместо этого ты дуешься и завидуешь. Я следовала правилам, Камелия. Я заслужила это, а ты – нет. Ты всегда так расстраивалась, когда я хоть в чем-то тебя превосходила. Что бы Матушка Линнея подумала о твоем поведении?

– Не приплетай сюда мою маму. – Мои глаза наполнились слезами, а кулаки сжались. Меня трясло от злости.

Амбер наклонилась ближе.

– Ей было бы стыдно. – Она схватила мое запястье, но я вырвалась, и Амбер потеряла равновесие. Издав полный удивления и боли крик, она упала на пол.

Я ахнула.

– Амбер! Я не хотела…

Она чуть не просверлила во мне дыру взглядом, щеки ее побагровели, искусно сделанный макияж расплылся по щекам оранжевыми и золотыми подтеками.

– Мне так жаль. – Я потянулась к ней.

Амбер отпрянула, встала на колени и поднялась.

– Не прикасайся ко мне.

Служанка заглянула в комнату.

– Леди Камелия, ваш экипаж ждет.

Амбер даже не посмотрела на меня. Я повернулась и выскочила из комнаты. Злоба тугим узлом улеглась у меня внутри, виски и шею пронзила боль. Я бежала по лестнице, догоняя сестер, а в голове вновь и вновь звучали ее слова:

Ей было бы стыдно… Ей было бы стыдно.

12

Колеса кареты грохотали о каменную мостовую Королевской площади. Я приоткрыла занавески и смотрела, как фонари, сверкая бриллиантовой огранкой стекол, освещают дорогие особняки из известняка в аристократическом Квартале Роз. Их колонны устремлялись в небо, как дорогие лезвия. Луна окрасила вечерний свод в темно-фиолетовый и индиго. Лошади, которых кучер умелой рукой направлял по извилистым и узким улочкам Императорского Города Трианона, ржали.

– Леди Камелия, – сказал чей-то знакомый голос.

Я отвернулась от окна. Бледное лицо высунулось из-за занавески. Это служанка из дворцовых покоев Прекрасных. Ее коричневое платье выделялось как шоколадное пятно на винно-красной обивке кареты.

– Я…

– Я помню тебя, Бри.

Она порозовела.

– Меня назначили вашей императорской служанкой.

– Замечательно. – Я постаралась быть вежливой, как учила Дюбарри.

– Вы голодны?

– Нет. – Я вернулась к видам за окном.

– Может, чаю? – Она сняла чайник с небольшой плитки, в которой потрескивал огонь.

– Я не хочу пить.

Служанка подняла крышку и показала заваренные лепестки розы.

– Это поможет вам расслабиться перед приездом. – Бри налила мне чашку. – Этот чай подают клиентам, он помогает остановить дрожь, смягчает страх, возбуждение и приглушает боль от трансформаций.

Хотя, если хорошенько подумать… я проглотила всю жидкость залпом. Она обожгла мне горло, и я мечтала, чтобы она смогла стереть из моей памяти ссору с Амбер, а лучше весь этот вечер.

Я посмотрела в окно: мир снаружи распался на пятна света и цвета. Дым клубился, поднимался и исчезал в небе. Мы ехали сквозь Рыночный Квартал, где никогда не спящие лавочники продавали ночной товар. Кобальтово-синие фонари свисали с крыши каждой палатки и качались над каждым трактиром, привлекая поздних клиентов. Продавцы кричали, что лучшие шпионские стекла можно купить только у них; три женщины держали на вытянутых руках браслеты; один торговец предлагал резные трубки и смеси трав, открывающие человеку его желания и мечты, другой сгибал в воздухе слуховые трубки, будто слоновьи хоботы. Кто-то смотрел нам вслед мрачным взглядом, кто-то ослепительно улыбался, демонстрируя белоснежные зубы, кто-то растягивал губы в вялой ухмылке. Рокот торговых рядов оглушил меня.

Как только мы въехали в Садовый Квартал, цвет фонарей сменился с темно-синего на зеленый. «Этот мир должен быть похожим на сад, а люди – на розы, лилии и тюльпаны, иначе ни в чем нет смысла», – когда-то говорила мне мама. Над красочными тротуарами проспекта высились башни. На улицах висело огромное количество анимированных изображений и портреты известных придворных, которые махали нам и подмигивали. В павильонах, напоминающих по форме розы, продавали сидр из зимней дыни, персиковое шампанское, пышные пончики и круглые печенья. Я чувствовала запахи даже через стекло.

Бри взяла у меня из рук чашку.

– Мы скоро прибудем.

Алые отсветы раскрасили мои руки и ноги красными полосами. Фонарики летали над мостовой из блестящих камней мимо множества магазинов и лавок, покрашенных в пастельные тона, – они походили на покрытые глазурью печенья из пекарни. Торговые ряды протянулись вдоль лабиринта улиц. В витринах поблескивала косметика Прекрасных. Я старалась себя расшевелить, чтобы во всей полноте насладиться окружающей красотой, но в голове вертелась лишь одна мысль: я не стала фавориткой и покинула дворец. Это все – утешительный приз.

Чайный Дом Хризантемы светился цветами лаванды и пурпура. Его элегантные башни, высотой в десять этажей, украшали балконы, увитые плющом. Он карабкался по стенам так высоко, что еще немного – и по нему можно было бы добраться к самому Богу Неба. Золотая дорожка напоминала высунутый язык. Алые фонари, установленные на каждом окне, заливали дворик кровавым светом. Вокруг чайного дома скопились люди. Репортеры держали в руках свои световые коробки. Дамы и кавалеры прикладывали к глазам шпионские стекла. Дети, которых еще не уложили спать, махали маленькими ручками.

Карета остановилась, и дверь открылась.

– Леди Камелия! – Сопровождавшая нас служанка подала мне руку. – Вам сюда.

Я вышла. Снаружи меня уже ждал весь персонал.

– Камелия!

– Камелия!

Я махала рукой шумной толпе и старалась изобразить на лице идеальную улыбку, как и учила Дюбарри. Я притворялась счастливой.

Меня повели по подъездной дорожке к дому.

Я поклонилась и помахала зевакам на прощание, после чего двери чайного дома захлопнулись за моей спиной. Внутри все заливал свет. Мягкие золотые лучи танцевали по полу. В воздухе стоял запах угля и цветов, а из булькающего фонтана била вода. Фойе тянулось вглубь дома. Наверху по периметру виднелось девять балконов с масляно-черными балясинами и позолоченными перилами с резными украшениями в виде роз, по одному на каждом этаже. Фонарики летали, покачиваясь в воздухе то вверх, то вниз, словно облака из драгоценных камней, окутывая каждый этаж сиянием. Большая парадная лестница разделялась надвое, как пара жемчужно-белых змеек.

Бри взяла мой дорожный плащ и ручной метелкой обмахнула с моего платья пыль, жуков и других нежеланных попутчиков, которых я могла прихватить по дороге. Она сняла туфли с моих ног и заменила их шелковыми домашними носками с пуговицами на лодыжках.

– Спасибо. – Пока Бри со мной, моя связь с дворцом не прервется.

– Не за что, Леди Камелия. – Она поклонилась.

В помещение вошла женщина в платье цвета подсвеченного солнцем меда, с вырезом, достаточно глубоким, чтобы продемонстрировать три бриллиантовых ожерелья. Ее элегантные длинные волосы были уложены в замысловатую прическу. Она вся походила на цветок хризантемы на гербе Орлеана, а блестящие ногти, покрытые зеленым лаком, напоминали его листья.

– Камелия, – сказала она. – Я Мадам Клэр Оливье, жена Сира Роберта Оливье из дома Кент, младшая сестра Мадам Аны Дюбарри и хозяйка этого прославленного чайного дома. Ну и титул, – засмеялась она себе под нос.

Я присела в реверансе. Я смутно припомнила, что она приезжала к нам домой, когда мы были еще детьми.

Она улыбнулась, зубы ее были так измазаны помадой, что казалось, она только что съела коробку пастельных карандашей. На ее верхней губе выступили капли пота, поэтому Мадам Клэр беспрестанно протирала лицо носовым платком.

– Мы очень счастливы, что королева направила тебя сюда, хотя моя сестра и утверждает, что ты сущее наказание с ужасным характером. Но у тебя такое прелестное лицо, что я ей не верю. Иногда она преувеличивает. – Она прикоснулась к моей щеке. – Итак, позволь мне провести экскурсию по великому Чайному Дому Хризантем.