Тень Прекрасной Дамы. Марина и Анна

Треугольник иллюзий

Борис не знал, куда ему деваться,Она была так странно холодна,Когда готов с мечтою распрощаться,Вдруг вспыхнула так радостно она.И отступил опальный Гамлет снова,И расступились призраки и сны,Она искала в пустоте другого,Она жила в объятиях весны.Была метель в стихах ее я знаю,А он не знал, как это все понять,Когда пришла из грез его другая,С ней легче, проще, хочется обнять,И позабыть о буре тех страданий,И в краткий миг опять лишиться сна,Она ревнует, требует свиданья,И к Рильке пишет в забытьи она.Как с этим быть, о право, он не знает,И там, на Невском остается Блок,Она его напрасно поджидает,Он различить ее в толпе не мог.Он даже Анну в буре не заметил,И потому спокоен и далек,Метет метель на этом белом свете,И остается ярость между строк.Как он посмел, он многое посмеет,Душа поэта уносилась прочь,И был Борис подавлен и растерян,Никто теперь не мог ему помочь..Она летела в пропасть, как комета,Сметая все на роковом пути,Отторгнута, отчаянна, воспета,Пытаясь тьме немую осветить

Сага о Хароне

Аид Харона просит поспешить,Река забвенья слишком многолюдна– Сюда не стоит новых привозить,Война, я понимаю, там им трудно,Но мы давно заполнили Аид,А небеса у Зевса так пустынны,И вот на лодке он туда спешит,И этот выбор делает картинно.– Ну кто со мной готов туда идти,Где и пиры, и битвы не кончались.Я лишь троих смогу им отвести,И души так теперь заволновались.Тогда он указал на старика,Сидевшего бестрепетно в сторонке,– Сизиф, пошли, легка моя рука.И вслед ему завыли похоронно,– А где Елена, хватит ей страдать,Я дочку Зевса отвезу обратно,И тени, продолжавшие рыдать,Ее там проклинали, вероятно.А кто же третий? Доблестный Ахилл.Да, от войны не смог он отказаться,Но славно воевал и мало жил,Пора бы перед Зевсом показаться.– Вам оставаться в Лете, – говорит-,Аид суров, просите Персефону.И странный выбор оценил Аид,Хотя Харона он опять не понял.Прекрасная, и с ней Ахилл, Сизиф,Что скажет Зевс, что Гера им ответит?И вот Харон на небеса спешит,И песню им поет веселый ветер.Зевс был угрюм, и он не ждал гостей,Но отказать он брату не посмеет.– Ну кто с тобой, веди, Харон, скорей,Смотри, Елена и Ахилл там с нею.А это кто? Как будто бы Сизиф,Ну что ж, хороший выбор, принимаю.Останься с нами, нет, Харон спешит,Туда, где вечно души изнывают.Ведь тем страдальцам больше нужен он,На небесах и без него все ладноИ с грустью улыбается Харон,– В Аиде дом мой, там мне быть отрадно.– Чудак ты. так прекрасны небеса,Послушай Зевса и останься с нами.Гермес твердил, он только полчасаВ Аиде продержался в шуме, гаме.– Я не могу, ведь там мой кров и дом,И к праздной жизни сроду не приучен,Да, здесь светло, цветы, шмели кругом,Ты не поверишь, но в Аиде лучше.Гермес не верил, Гера злилась там,Как мог он отказаться, ей не ясно,На ад он променяет небеса?Да убирайся, тут и так прекрасно.Харон убрался, что за чудеса,Пошел туда, где был всегда нужнее.Нас не всегда прельщают небеса,И нам земля и ближе и милее.

Лилит Адаму

Как тебе живется с ЕвойВ этом призрачном раю.Осень там царит наверно,Раз я больше не царю.Как тебе живется, милый,Холодно небось в плену,Ведь во всем подлунном миреТы любил меня одну.И кажется, что время тут не властно,Как тебе живется, дальний,Как предателям там жить.Вижу рай твой стал печальным,Всюду б осени царить.Но вернуть нельзя былое,Наше лето позади,И она на все готова,Быть ненастье, и дожди.Мне хотелось быть собою.Вот и кончился роман,Что ж поделать не судьбоюСтала я, любовь – обман.И в раю твоем уныло,Но спокойно, милый друг,Я тебя тогда любила,А теперь мне не досуг.Сук обломится однажды,Вас изгонят, видит Бог,И она пойдет отважноНа одну из тех дорог.Ты же станешь просто мужем,Станешь дедом и отцом,Мне такой совсем не нужен.Лес дремучий – вот мой дом

Видение на озере

На озере, в печали в забытьиОна плывет неведомо куда,И все стихи теряются вдали,И исчезают сны и города.Найти ль приют, остаться у огня,Ничто нас не спасает от забот,И только память горестно храня,Она по полю минному идетЗачем ты здесь, Марина? Не пойму,Кто вел сюда, и с кем ты снова шла,И погружаясь в призрачную тьму,Была одна или со мной была?Нам Анну бы скорее отыскать,И убедиться, что напрасный труд.Пред пропастью стоит она опять,И ясен этот обреченный путь.И отстранясь, страдает Пастернак,Но там рояль и горестный Шопен,А здесь Елабуги печальный знакИ ожиданье горьких переменИ ночь темна и непонятен путьТуда, где улыбается Харон.Но ты монетку бросить не забудь,В Забвение везет устало он– О сколько вас теперь пришли сюдаМолчит, ни звука, и стихи бормочет.– А там война, там горечь и беда,Но верить в это бедная не хочет.Не верит, не надеется, молчит,Ей все давно и хорошо понятно,Как мрачен в темноте своей Аид,И знает, что придет едва ль обратно

«Даже в твоей нелюбви роковой…»

Даже в твоей нелюбви роковой,Скрыта и прелесть, и свет, и отрада,То, что тогда не остались с тобой,Этому нынче я искренне рада,Не совершивши ошибки живу,И улыбаюсь я солнцу устало.Что это было? Лишь сон наяву,Помню, как радостно в мире нам стало.Даже в твоей нелюбви не печаль,Радость я снова тогда разгляделаТак догорает в тумане свеча,Так нелюбовь твоя вдруг отгорела.Сходятся тучи на небе опять,Рок и судьба нас приветствует снова,Буду я жить и ночами летать,Грезя свободой и там из былогоСнова вернется отчаянный маг,И наколдует мне страсть и удачу,Где-то на тех позабытых пирахСкрипки о нас в одночасье заплачутТо, что тогда не остались с тобой,Этому нынче я искренне рада,Даже в твоей нелюбви роковой,Скрыта и прелесть, и свет, и отрада,

Все ушли

Все ушли, никого не осталось,В мире пахнет войной и грозой,И душа безрассудно металась.Между небом, водой и землей.И рождались поэмы в тумане,И печали не знали границ,Пусть заманит тебя и обманет.В старой Праге прекрасный твой принцЭто все навсегда оборвется,Лишь Елабуга станет судьбой,Все ушло, ничего не вернется,В этом мире, сплетенном войной,Государь император, царица.И туман, и обман, и тоска,И в Поэме конца воплотитсяТо начало и горечь стихаА в том мире, забытом, увитомПеленой, и лютует БорисИ вино в том бокале разбитомИ печаль, отступи, не борись.Снова в бездну она отступила,И искала в тумане пути.Тихо плакала, громко скулилаИ хотела по небу пройти.

На фоне Венеции

И где-то там в Венеции, в печали,Брела душа по площади, по снам,Ее русалки в тишине встречали,За ней лисенок плелся по пятам,Тот, прирученный кем-то и когда-тоОн диктовал забытые стихи.А рядом шли сомненья и утратыИ страшные, и смертные грехи.Как это все пройти, и как осилить,И вырваться из плена неудач,В кошмарах снится мертвая Россия,И страшный суд, и яростный палач.И плач о тех, кто больше не вернется,Кто за чертой останется вдали,Венеции прекрасное господство,Отчаянно молился о любви.Но где она, о ней давно забылиВсе те, кто жил у призрачной воды,В порыве страсти все они парили,И лишь поэта легкие следыОстались там, и нежность и участье,И сон, и стон о дальних городах,В Венеции нет солнца, там ненастье,И там прощаться надо навсегдаИ строчки обрываются поэмы,И Постум покидает этот мир,И лишь поэт, как прежде вдохновенный,Венецией отчаянно храним

Опять о Бродском

А я опять о Бродском, все о нем,Как будто в мире нет других поэтов,Конечно есть, но этим теплым днем,В Венецию к нему опять поеду.Все только сон, конечно же, мой друг,Со мной туда отправится хранительКогда и жизнь спешит на новый круг,Маршрут свой непременно измените,А я бы рада, только не могу,Мне надо оставаться как когда-то,Еще побыть на этом берегу,Чтобы туда отправиться крылатой.И это все о нем, который год,Рождаются, уходят вдруг поэты,А он во снах моих еще живет,И исчезает только лишь к рассвету,Что ревность и что вечность, только миг,Миг до отплытья, там Харон хлопочет,И я останусь среди звезд и книг,В Венеции той темной-темной ночью.Там карнавал, не может быть, опять,И как в толпе мне отыскать поэта?И будут маски странные мелькатьИ город веселиться до рассвета.И в этом одиночестве опятьСовсем другой руки моей коснется,– О нет, меня не надо провожать,Я верю, он ко мне еще вернется.А если не вернется, то судьба.И горечь остаются в дар незримый,Мы встретились, Архангела труба,И все дороги доведут до Рима.И до него, мне не свернуть с пути,В глуши лесной остаться Берегиней,И птицу счастья молча отпустить,И быть счастливой, если он покинет.

10 апреля День рождения Б. Ахмадулиной

Все это было точно в том апреле,Все это будет после каждый год,Стихи, как птицы белые летели,Снега сходили с посеревших гор,Судьба была прекрасна, но печальна.Никто не знал, что все предрешено,И только тайны, призрачные тайныЗаглядывали в темное окно,Где музыке ее тогда учили,И открывали дивные миры,Марина с Анной, ноты все и стилиДарили ей, укрывшись до поры,И понимая, что они едины,Что третьей будет с ними за столом,Ее явленье приняли мужчиныВ экстазе поэтическом своем,Она казалась им неуловимой,И все-таки пленила и звала,Туда, в высоты, и туда, в глубины,Где лишь она совсем одна была,И пела так, что хор смолкал пред нею,И миг один в том мире проступал,И там, во тьме укрылись где-то звери,И исчезали в пустоте зеркал.Да был апрель, мы это точно знали,Свет неземной и тихая печаль,И музыка в давно забытом зале,Где гаснет перед вечностью свеча.И вспыхивала снова на закате,И оставалась в час ночной тоски,И беззащитно улыбнулась: – Хватит,И в вечности шаги ее легки.

«Я так была в тот вечер одинока…»

Я так была в тот вечер одинока,Что только Бродский был тогда со мной,Казался Люцифером и пророком,И говорил об участи земной.Но стол я на троих в тот день накрыла,Не зная, ждать еще кого к столу,И вдруг пришел ты, и стихи забыла,Продолжила отчаянно игру,И знала, что придется попрощаться,И окунуться в Бродского стихи,И все-таки тот лучик света, счастья,Я не могла, не смела отпустить.Мир был угрюм, а миг того творенья,К печальной страсти нас ведет опять.Пытаюсь написать стихотворение,Чтобы себя заблудшую понять.Но ночь темна и пустота ласкает,А не пугают душу в этот час,И где-то там, чужие отступают,Последний день Помпеи тут у нас,Ты это знал и потому тревога,Осталась в тихом голосе и сне,Растаял Бродский, дальняя дорогаВела по этой трепетной весне.Вела туда, где лета не настало,И не настанет больше никогда,Душа в ту осень позднюю упала,И растворилась в душах без следа

Я не ваша дворовая девка. Последняя

Памяти Б. Ахмадулиной

Выгнув шею спокойно и дерзко,Словно лебедь смирила полет.– Я не ваша дворовая девка, —Говорит, а скорее поет.Знала точно, успев оглядеться,По углям, не поморщась, прошла.И писала спокойно и дерзко,И свободной и нежной была.Вот бы так не бояться угрюмыхЖизни нашей хозяев всегда,Но сгибают событья и думы,Хлыст и пряник берут господа.Заставляют болезни и дети,То, что было противно, писать,И куда от судьбы своей деться,Но поэт возникает опять.Кто мы в эту лихую годину,С кем, куда по углям мы прошли,Даже милую землю покинув,Даже где-то растаяв вдали,Произносит достойно и смело,Глядя прямо в глаза палачу,Говорит, враждовать не умела,Но рабыней ей быть по плечу?И в тумане далеком экранаПроступает в решительный час,Слишком поздно пришла или рано,И легко растворяется в нас.Дай мне сил и позволь оглядеться,Мне как будто и жизнь по плечу,– Я не ваша дворовая девка,Оторвусь от земли – полечу.

2

Вот вам роман из жизни странной,Где с Музой гении на «ты»Беседуя устало с Анной,Марине принесет цветы.И так легко и обнаженноНа сцену тихо выходя,И чуя зала напряженность,Отдаст так горестно себя.Взамен гроша не попросила,Никто не видел, как онаТак скорбно в вечность уходила,Была печальна и больна.Вот вам роман из жизни века,Где правил яростно металл,И стёрлась сущность человека,И мало кто здесь устоял.Мужи, о витязи лихие,Откуда в ней такой запал?Когда над бедною Россией,Год 90-й проступал.В своей жестокости суровой,Лишенной света и огня,Монетою разменной Слово,И душ мышиная возня.И вдруг такой незащищенной,Едва дыша в ночном дыму,Стоит с душою обнаженной,Уже не веря, что поймут.И Блока снова поминая,И об Ахматовой скорбя,Дивится, что ее узнали,Над этой пропастью скользя.Вот вам роман, да нет романа,И даже повесть так мала.Что где-то над печалью страннойЦарица-Лебедь проплыла,И выгнув шею все смотрела,На мир, оглохший от тоски.Ее окликнул кто-то: -Белла..А кто-то прохрипел: -Прости.Молчит, и улыбнулась странно,Так тихо в вечность уходя,Вот вам роман, и с нею Анна,А нам пока туда нельзя.И где-то в пропасти былогоМы не забудем этот миг,И опоздаю, знаю, сноваКак нерадивый ученик.Как быстро сцена опустела,Бывает место пусто там.Когда уходит в вечность Белла.Дорожкой лунной. ПустотаИ боль, а что еще осталось.Роман о дачной жизни, тьма,И серость, и тоска и жалостьВ стремленье написать роман.И оборвёт болезнь страданья,И в шорохе ночном дождяЯ вдруг услышу:-До свиданья.Там ангел, в пустоте скользя,Ее уносит в рай, печалиЗабыты, быту вопреки,От чаянья, что там встречалиИ ждали так шаги легки.И только голос из былогоВ грядущее еще летит…И повторяю тихо сноваЕе чудесные стихи..

И это имя неземное. В шорохе дождя

И это имя неземное Белла,Звучит под сводом неба в вышине,И не было границы и предела,Когда она пришла на той волне.Прекрасна, словно ангел, и печальна,Все знавшая, жалевшая их всех,Витала в поднебесье эта тайна,Обречена на пропасть и успех.И в пораженье ведая победу,Лишь улыбалась, слезы скрыв от нас,И никому тот звездный путь не ведом,Мы слушали рассеяно подчас.Не обижалась, только горевала,И понимала каждого, в тишиОна порою чтенье обрывала,Куда-то все спешила и спешила.И не было отчаянью предела,Когда она совсем от нас ушла,И только имя дивное звенело,Над дождиком, когда сгустилась мгла.Мы все в тот миг ненастный сиротели,И никого на призрачном пути,И все-таки поверить не хотели,Что и она могла от нас уйти.И место пусто, и беснуясь где-то,Лишь Полозкова развлекает нас,Кромешна ночь, и больше нет рассвета,И Веру пнув, уносится Пегас…А где же та, далекая, земная,Куда она теперь устремлена.Я этого вовеки не узнаю,И ничего не скажет мне она..

Маскарад призраков

Маскарад призраков. Выход королевы

23 июня День рождения А. А. Ахматовой

Танец призраков в старой усадьбе.Звездный бал до утра – маскарад.Лишь слова, только в жесте и фразепроступают. О чем говорят?Узнаю их и быстро теряю,снова вижу как тени в тиши,в полутьме для меня оставляютто стихи, то обрывки души.Королева без свиты печальна.Одинокая тень у стены.Остаются сомненья и тайны,и стихи, и иллюзий тех сны.1В доме, заполненном светом нездешних страстейЖдет королева своих запоздавших гостей.Что там осталось от странного замка в тиши?Темной аллеи мираж, не спасти ей души.Вот они снова приходят в покинутый дом,И говорят о потерянно друге своем,Пьют за здоровье, за Музу, потом за стихи.Слушают музыку ветра, шаги их легки.В их невесомости боли и радости нет.Лишь королева все видит – и знак тот, и свет.К темной аллее метнулась внезапно душа.Кто-то вздохнет обреченно: – Она хороша.– Да хороша. Отчего же не в меру грустна?– Мужа убитого ждет до рассвета она.Нам же пора, мы не будем мешать, господа!Стройная тень, иногда он приходит сюда.Только Летучий Голландец напрасно спешит,Ей не уйти от страстей, миражей и обид,Прошлое жжет и в грядущем им жить не дает.Кто это там так красиво и звонко поет?– О, дорогая, не слушайте, там Крысолов,Он их чарует, забрать их с собою готов.Нам же туда не пробраться, останемся тут.В доме, заполненном светом, все гости встают.И растворяются где-то за миг до зари.Лишь королева пред ним обреченно стоит.– Я отпускаю, тебя мне теперь не спасти.И капитан отвечает ей тихо: – Прости,На море буря, и я погубить не могуДушу любимой, я Музу свою сберегу.Тонкие руки внезапно метнулись к нему,Но обнимает бессильно кромешную тьму.И Крысолов оставляет, и замок пустой…Плачет бессильно, смеется она над собой,Отняли все, все ушли, королева одна,И обреченно ей светит в тумане луна…Свет отраженный не может согреть и спасти.Вот и осталось шептать обреченно: -Прости.И для поэмы героя едва ль отыскать.Но маскарад продолжается, и танцеватьКто-то чужой приглашает, покорна она,Мастер уходит, а ты оставаться должна,Силы оставили, воля предательски лжет,Но обреченно шагнет королева и ждет,То ли расправы, а может триумфа, гроза,Мертвого мужа бездонные видит глаза.И обнимает напрасно ее тишина.– Пани сегодня осталась, я вижу одна.Как на Шопена похож, да откуда тут он?Трепет «Баллад» этот звон, этот горестный стон,Выход, мазурка, и как же ему отказать.Женщины дальней, ревнивой ты видишь глаза.В этой мазурке смеясь, утопает она,О, королева, она далека и больна…В доме, заполненном светом внезапных страстей,Ждет королева своих запоздавших гостей….Кружатся тени и призраки рядом в тиши,И не спасти обреченной на страсти души…Бал завершится, но Мастера ей не спасти,– Можно остаться? —Но ты ни о чем не проси,Все отдадут, только могут они отнимать.И в тишине проступает опять и опять.Лунной дорожки незримая тянется нить.Надо уйти и о главном еще говорить.Но остается, чтоб горе испить до конца,Маска не скроет во тьме очертанье лица.Полночь все длится, и вечен ее маскарад.Знает царица —никто не вернется назад…

Там Анна пела. Путь в вечности

На кончике пера таилась страсть,И нежность тихо гладила крылом,И улыбалась, чтобы не упасть,Все время говорила о другом.И музыка каких-то дальних сферВрывалась в дом, где не было тепла,Хотя камин так яростно горел,И запотело полотно стекла.Там проступали знаки перемен,И в жизни той печальной и далекойЖила другая в пелене измен,И в пасти страсти дикой и жестокой.Поэт молчал, ему-то все равно,Он только улыбался на прощанье,И ведьма, заглянувшая в окно,Ему опять назначила свиданье,И он пошел, ну как же не пойти,Такая ночь обещана. ПлутовкаВзгляд отвела, все спутала пути,Все сделала изыскано и ловко.А ты грустна, ты как всегда грустна,И в этой грусти слабость проступает,И слишком поздно пробудясь от сна,Вдруг поняла, что в жизни так бывает.И никого в оставленном саду,Повсюду только призрачные лики,И поздно говорить: – Я не приду,Когда душа окаменеет в крике.Без свиты королева не живет,Ей без любви досадно —одиноко..Другая Анна там который годНам говорит про снежный профиль Блока.И Демон мертв, его не воскресить,И стройность тел не различить в тумане.И стало ясно, как-то надо жить,Когда та страсть бессмертная обманет..Когда бушует бунт, сметая всех.И помнит только дальняя Марина.Успех, да полно вам, какой успех,Она во всем виновна и невинна.А где-то там блокады впереди,И эта жуть лишь только нарастает,И к Блоку позабыты все пути,И даже Бог рабу свою оставил.Но плечи распрямив, брела вперед,О Мастере ушедшем вспоминая,Из века в век брела, из года в год,Всех палачей безжалостно прощая

И вот она стоит перед толпой. Одна в вечности

10 апреля, день рождения Б. Ахмадулиной

И вот она стоит перед толпой,Пытаясь объяснить, понять, прорваться,И этот мир, холодный и чужой,Он тонет в высоте своих оваций,Но ей едва ль постичь ее настрой,Ее любовь, ее непониманье,Все странно и нелепо тут устроено,Осталась только рифма на прощание.И все же не прощаясь в горький миг,И понимая, все идет к финалу,Она пред ними в пустоте стоит,Дыханье сперто, все влечет к началуОна поет, сомненьям вопреки,Мучительно душа все ждет ответа,Но высота порыва и строки,Позволит быть понятной и воспетойНо понятой ли? Странная пора,Когда эстрада дышит так печально,И кажется закончена игра,И больше им она не отвечает.Они все ждут напрасно, в этот час,На перекрестке лет и грез вчерашних,Она осталась где-то среди нас,И потому нам радостно и страшно.Она же не боится ничего,Давно свое, наверно, отбояласьИ остается боль и торжество,Полет и пропасть – все, что ей осталосьОсталось ли? Мышиная возня,Тех, кто пришел на смену и лютует.Проекты, не поэты и нельзяИх сравнивать, и снова торжествуют– И ладно, это даже хорошо,И улыбнется как-то так устало.– А что же делать, было и прошло.И лишь душа от боли трепетала

2

Все это было точно в том апреле,Все это будет после каждый год,Стихи, как птицы белые летели,Снега сходили с посеревших гор,Судьба была прекрасна, но печальна.Никто не знал, что все предрешено,И только тайны, призрачные тайныЗаглядывали в темное окно,Где музыке ее тогда учили,И открывали дивные миры,Марина с Анной, ноты все и стилиДарили ей, укрывшись до поры,И понимая, что они едины,Что третьей будет с ними за столом,Ее явленье приняли мужчиныВ экстазе поэтическом своем,Она казалась им неуловимой,И все-таки пленила и звала,Туда в высоты, и туда, в глубины,Где лишь она совсем одна была,И пела так, что хор смолкал пред нею,И миг один в том мире проступал,И там, во тьме укрылись где-то звери,И исчезали в пустоте зеркал.Да был апрель, мы это точно знали,Свет неземной и тихая печаль,И музыка в давно забытом зале,Где гаснет перед вечностью свеча

И надо же было на свет появиться Гений

24 мая день рождения Иосифа Бродского

И надо же было на свет появитьсяВ том мае, чтоб маяться долго потом,Стирались любимые вечные лица,И жил на чужбине с печальным котом.В России не знали, и знать не хотели,И вечные муки оставив другим.Он в сонной Венеции дивные трелиИ странные строки свои выводил.Смеялась в соседней квартире чужая,И речь итальянская стала милей,И надо же было родиться в том мае,И вечно стоять у закрытых дверей.Коты и поэмы его провожалиТуда, где все было добыто потом,И только поэт в проходящей печалиВо сне мог увидеть и кров свой, и дом.Нет, нет, он назад никогда не вернется,Он станет изгнанником в мире страстей.И странно нависло палящее солнце,И выл в полумраке растерзанный зверь.Но он человек, ему выть не пристало,И все-таки вдруг обрывалась строка,Когда она пела и снова взлеталаНад сонной Венецией, так далека.О странная боль, и любовь неземная,Все это забудется скоро, потомПрипомним, что он появился в том мае,Что маялся где-то в пространстве ином.Иллюзии, сны, и иные печали,Остались в наследство немилой стране,Когда так пронзительно чайки кричали,И падали души в тумане на снег.И снились метели, такие метели,Что скрыться хотелось в их ласках опятьА белые птицы над морем летели,Ему помогая стихи сочинять

Прогулки по Венеции в дождь

Когда и мне придется переступить черту, а жизнь она такая, от нее умирают все без исключения, там надеюсь отыскать две прекрасные тени, чтобы продолжить разговор, и чем черт не шутит, услышать новые стихотворения одного и размышления другого самого любимого мужчины… И пусть как Вергилий Данте он ведет меня по своей Венеции

В городке, окутанном туманом,В мороси внезапного дождя,Я  бреду за тенью, за  обманом,Понимая, что спасти нельзя.Кто-то там  за призрачной  чертою,Вдруг окликнет, позовет  во мрак,И когда душа кричит: – Не стоит,Мало в этой жизни будет драм?Я ее не слушаю как прежде,И иду отчаянно на зов,В городе, на мысе грез, надеждеМы значенья много придаемТам поэт  свой зонт  в кусты забросил,И танцует, радуясь дождю,Не пугает  призрачная  осень,Я его потом  вдруг  полюблю.А пока я слушаю  как сноваНа исходе рокового  дня,Просит он забыть, и из былогоВытащит, упрямую меня.Это над Венецией тревожно,Никого, и ничего вокруг,Он шагает  зло и осторожно,В окруженье призрачных  подруг.Что-то из Ремарка, только что же,Мне понять, я знаю, не  дано,И мороз проносится по коже,И старуха, распахнув окно,Что-то говорит ему и  верит,Что он на свидание  придет.Странный город помнит все потериИ к себе поэта заберет.Вырваться б из пелены тумана,И остаться снова за чертой,Но поэмы странной и желаннойНе услышу  в  стороне иной.Потому  я под зонтом  спасаюсь,И хочу догнать  его опять,Среди звезд, туманов и красавиц,Как мне этот странный мир понять.И когда не в силах дотянуться,Не желая отпустить к   другим,Я хочу, чтоб он   не оглянулся,Вывел к свету, сквозь тоску и дым.Я  бреду за тенью, за  обманом,Понимая, что спасти нельзя.В городке, окутанном туманом,В мороси внезапного дождя

И в мире Бродского осенняя прохлада

И в мире Бродского осенняя прохлада,Там тишина срывается на плач,И листопад в глуши немого сада,Какой-то задник, непонятный план,Где женщина с зелеными глазами,Босая, над безбрежностью парит,Седая осень в странной этой драмеО чем-то непонятном говорит.Кто слышит их, и кто ему внимает,В печали, забытьи, за час до сна,И сон во сне он снова воплощаетВ безбрежности судьбы и полотна.Идет по листьям, и спешит  на встречу,И видит ли всю негу и печаль?Стихов не слышно, их уносит ветер,И в старом парке им не повстречаться,Она не Маргарита, боже, правый,Там есть художник, и к нему спешит.И только непонятный и лукавый,Поэт проходит мимо и молчит.Что это было? Темные  аллеи,И страсть ее к художнику, вдалиТам листья отлетевшие алели,Они расстались – пленники любви.С художником ей проще в миг заката,Поэт к своей Венеции спешит,И все твердит: – Она не виновата.Поэму пишет, о любви молчит…И в замке грез ее портрет пылится,Как задник той картины роковой,Кто ведьму знал, и кто в нее влюбился,Тот потерял и дар свой, и покой.Ему же словеса всего дороже,И он боится потерять сей дар,И гонит нежно так и осторожноЛюбимую, и молча смотрит вдаль.Не ревность правит миром, только лира,Вершит его  печальную судьбу.И на гондоле, в самом сердце мираОфелию он встретит лишь в гробу.И ужаснется, Гамлета судьбинуКак данность примет чей-то жест, поклон…Совсем один плывет куда-то мимо,И рядом усмехается Харон,Там, в небесах, сияет Беатриче,Но он не Дант, ему Вергилий мил.Идет по аду с вечным безразличьем.И слушает поэта в звоне лир.