Эра акынизма

– В смысле? – Горюшев ничего не понял.

– В смысле прекращения продажи алкоголя на территории района полностью!

– А план?

– А план, товарищ Горюшев, мы с вас спросим. Только делать его на водке и спаивать народ – строитель коммунизма – партия вам больше не позволит.

За пять минут Лизов прекратил продажу спиртного в ресторанах, кафе, магазинах.

– Виталий Ильич, – заметил начальник милиции, – самогонку гнать начнут.

– Сахар с сегодняшнего дня выдавать по талонам, три килограмма в месяц на человека, – подытожил глава райкома. – Вопросы есть?

Вопросы были, но задавать их присутствующим совсем не хотелось.

Протокол заседания был немедленно отпечатан. Каждый получил свое направление действий. Каждый видел только проблемы. Только проблемы. Один Лизов видел перспективу. Один он чувствовал себя на коне.

Следующим утром на все предприятия были отправлены телефонограммы с требованием к руководителям и парторгам немедленно организовать общества борьбы за трезвость, вовлечь в них всех сотрудников и через три дня доложить в районный штаб борьбы за здоровый образ жизни.

Машина закрутилась.

На удивление многих райкомовцев, обнаружились энтузиасты этого дела. Особенно среди женщин. Движение, как написала местная газета, «набирало силу».

Эта же газета, как и местный радиоузел, без перерыва освещали борьбу с алкоголизмом, пьянством, разгильдяйством. Приводили примеры повышения производительности труда, возвращения пьяниц в семью. Освещали безалкогольные свадьбы и прочее, прочее, прочее.

Одновременно обнаружились и проблемы. Снизился травматизм, но повысилось число отравлений. Главврач местной больницы стал подумывать о диссертации на тему «Лечение отравлений спиртосодержащими товарами бытовой химии». Больница переполнялась гражданами, отравившимися политурой, денатуратом, муравьиным спиртом, шампунями, тормозными жидкостями и антифризами. Сметливые алкаши пили все. На местной фабрике по ремонту радиоприемников умельцы додумались разводить клей БФ водой, перемешивать массу палкой, жидкость процеживать через марлю и пить. Через сутки троих радиоумельцев спасли, вырезав им полжелудка. Один, которому досталась самая густая часть напитка, был погребен со слипшимся желудком под рыдания супруги, которая краснела на поминках от отсутствия алкоголя на столе.

Через неделю из магазинов исчезла зубная паста, одеколоны, лосьоны и эликсиры. Аптеки перевыполнили план по продаже спиртовых настоек боярышника, подорожника и других трав, растворов фурацилина, борного спирта. Ботинки горожан были не чищены – не стало обувного крема. Все сладкое из магазинов исчезло. Скупили также томатную пасту и дрожжи. На рынке не стало зерна и фруктов. Противостояние началось.

Родители по ночам гнали самогон. Малолетки нюхали в подвалах клей «Момент», предварительно выдавив его из тюбика в полиэтиленовый пакет. Те, кто постарше, вместо «Момента» прыскали в пакет «Дихлофос» из аэрозольного баллончика или бензин, сворованный из авто.

Город разделился на проверяющих и потребляющих, борющихся с зеленым змием и гонящих через змеевик.

Наиболее примитивно гнали так. В сладковатую воду, полученную добавлением сахара, варенья, повидла, измельченных яблок, груш, вишни с дач или из распаренного зерна, добавляли дрожжи. Выдерживали несколько дней в тепле до той поры, пока бражка начинала подниматься и пухнуть. После проверки на градус, обнюхиванием и облизыванием пальца, окунутого предварительно, эту жижу процеживали и наливали на треть в ведро.

Посредине ведра устанавливали на крестовину или проволочный постамент мисочку, а сверху на ведро ставили таз с холодной водой. Щели между ведром и тазом заматывали для герметичности бинтом, смазанным в жидковатом тесте. Это хитроумное сооружение собиралось на газовой плите. После завершения вышеописанного действа перекрещивались и зажигали под ведром слабый огонек. Воду в тазу периодически по мере нагревания меняли. Через часок или более газ выключали. Сооружение разбирали, из мисочки сливали самогонку, набирали в столовую ложку, поджигали спичкой и пробовали – горит ли. Долго глядели на синеватый, трепещущий от дыхания огонек и по количеству оставшейся в ложке воды определяли, сколько получилось градусов. Для подтверждения пробовали и, если сразу понять было сложно, пробу повторяли. Затем аппарат собирали в той же последовательности, и история повторялась. Засыпали под утро.

На работу шли с больной головой. И весь день ждали, когда же эта работа закончится, можно будет прийти домой и поправить здоровье. Народ стал раздражительный, злой и подозрительный. В гости ходить перестали – вдруг там гонят? А если гонят, то ни за что не откроют дверь. Страшно – вдруг это участковый или проверка. Так же гнали и участковые, и даже следователь районной прокуратуры.

Интеллигенция действовала иначе. Те, которые работали в НИИ или заводской лаборатории, стали пить казенный спирт.

Качество положенных экспериментов и анализов компенсировалось опытом и фантазией исследователей. Когда же контроль за спиртом привел к невозможности продолжения ряда перспективных направлений исследований, техническая интеллигенция разобрала по домам стеклянные змеевики и наладила выпуск продукта в ночное время, слившись, таким образом, в интересах с народом.

Качество змеевиковой продукции было несравнимо выше ведерно-мисочно-тазового, и народ, наверное, впервые после Октябрьской революции признал интеллигенцию как передовой отряд трудящихся масс. А силу знаний – выше силы матерного слова или кулаков.

6

Преображенские, так сказать, деловые люди восприняли действия партии, и особенно ее местного лидера товарища Лизова, вначале с недоумением, а затем с восторгом. Кавказские и среднеазиатские торговцы стали активнее привозить фрукты и сладости, местные спекулянты потихоньку торговать самогонкой, водкой и сахаром, завезенными из соседних, не столь активных в борьбе с пьянством областей. Однако эти действия жестоко преследовались и карались местной милицией.

– Ну и дебилы! Они на этой водке всю страну просвистят. Ну и хрен с ними. Так им и надо. Прошла зима, настало лето – спасибо партии за это! – воскликнул, осознав перспективность ситуации, Васька Лынь, бывший столичный студент, приехавший к брату погостить после годовой отсидки за фарцовку джинсами. – Колюня, жизнь только начинается! Бросай свою шоферскую деятельность – начинаем бизнес.

– Я самогонкой торговать не буду, – сразу отрезал брат.

– Какая самогонка, что я дурак, что ли. Коля, мы с тобой займемся медом. Подумай сам. Сахар дают по талонам. Значит, его не хватает. А с медом бороться никто и никогда не станет, потому что это лечебный натуральный продукт. Понял? Мы с тобой на этом меде такую «капусту» забацаем. Через год на своей «волжанке» ездить будешь. На полных законных основаниях. Слушай меня!

– Ну? – без энтузиазма ответил брат.

– Коля, я завтра же поеду по области. Гадом буду, все деревни объеду, со всеми стариками на всех пасеках переговорю, ульи им новые привезу, все лето крутиться буду, им помогать, а за это они со мной медом расплатятся. А уж медок мы с тобой сами продавать будем.

– Кто же тебе кататься по области разрешит, ты что, спятил?

– Все продумано, Колян. – Глаза Васьки блестели, и он вдохновенно продолжал: – Устраиваемся заготовителями в райпотребсоюз. Чтобы все на законных основаниях. Сами вырастили, сами продадим. Зампредседателя мой кореш, я через него джинсы по всей области толкал. Хотел, когда меня схомутали, заложить, но не стал. Подумал, еще пригодится. Куда он теперь денется. Он у меня – вот где.

Глядя на Васькин кулак, Николай задумался. Пожалуй, и вправду все на законных основаниях. Работать они могут где захотят. В свободное время пчел разводить и лечебный мед производить не возбраняется. А продавать излишки тоже никто не запрещал.

– Ну, давай, Васек, попробуем, только учти, никаких выпендрежей. Всё на законных основаниях. Никакой самодеятельности. Понял? А то снова сядешь, годом уже не отделаешься, – подытожил Николай.

– Все будет хоккей, брательник!

Так начался бизнес братьев Яыневых. Старый подельщик Лыня, зампредседателя райпотребсоюза, действительно помог. За неделю он оформил в райпотребсоюз Ваську заготовителем, Николая – водителем. Заму они, конечно, о своих планах говорить не стали.

За зиму братья объехали почти все деревни области, в которых хоть кто-то занимался медом. Уговорили стариков. На все зарабатываемые деньги заготовили новые ульи, весной съездили на Украину, купили пчел и начали ждать результатов.

Основные заготовки яиц, кур и прочего шли ни шатко ни валко, однако и здесь братья потихонечку стали приторговывать и менять – то птицу, то сметану и масло на чай и на вещи. В Пре-ображенске на базаре все это продавала себе и братьям не в убыток тетка – сестра их матери.

При зарплате в девяносто пять рублей у братьев в месяц получалось по шестьсот, а то и больше.

Но основные деньги потекли осенью и зимой, когда ожидание основного сбора меда закончилось и началась его активная заготовка и продажа. Таких сумасшедших денег получить от своей «медовой» деятельности братья не ожидали. Тетки для торговли уже не хватало, и братья привлекли для этого живших в областном центре двух других теток и жену брата их отца, инвалида войны. И тем было радостно получить лишнюю копейку, и братьям выгодно – своим и платить меньше надо, и посторонних в деле нет.

К весне братья стали обдумывать, как бы через дядьку, инвалида войны, оформить автомобиль и какой. Сначала решили – «Волгу», но, поразмыслив, прикинули, что высовываться ни к чему, и остановили свои интересы на «Ниве», у которой и проходимость повыше, и загрузить ее можно не хуже.

7

После первого возвращения из Москвы домой, а таких поездок впоследствии было множество, Коротов и Витов созвали ближний круг. Самых приближенных проверенных и надежных замов и друзей. Надо было вырабатывать стратегию действий. Основное, что было ими уяснено в московских встречах и беседах – огромные, ни с чем не сравнимые перемены в жизни и управлении страной начинаются. Партию явно стремились убрать от управления государством. Ориентироваться на нее было глупо. На первый план выступало слово «деньги». В Москве были организованы первые кооперативы, через которые деловые директора заводов уводили из своих предприятий заработанные рабочими деньги. Грех было упускать такую возможность.

Коротов и Витов привлекли всех родственников, и в Преобра-женске были организованы ремонтные, строительные, торговые, пошивочные кооперативы. Был организован городской совет кооператоров, который возглавил тесть Коротова. На ПИЗе были упразднены ремонтные службы и отдел сбыта товаров народного потребления. Вместо них ремонтом занялись кооперативы, сбытом – торговый дом, который принадлежал, естественно, жене Коротова. Но верхом деятельности было создание Центра научно-технического творчества молодежи при горкоме комсомола. Руководил этим центром сын Коротова, любимец семьи, названный в честь деда. Петр только что окончил московский энергетический институт и немного разбирался в компьютерах.

По заводу был издан приказ об освоении современных вычислительных средств с целью повышения надежности и качества оборонных заказов.

Через друзей из министерства удалось получить целевым назначением солидные средства для закупки персональных электронно-вычислительных машин. В Москве через новые связи была закуплена огромная партия так называемых «экстишек» и 286 ПЭВМ. Прибыль оказалась столь впечатляющей, что Петр уговорил отца расширить эту деятельность. Вскоре через их комсомольско-молодежный центр компьютерами были оснащены все неподвластные Лизову городские структуры. Естественно, руководители этих организаций получили в подарок для своих детишек бесплатные компьютеры, а многие и упаковки с дензнаками.

Вскоре в городе, богатом деньгами, оживилась деятельность уголовников. Продавцы кооперативов стали жаловаться на вымогательство. Несколько директоров были избиты, а у зятя Витова сожгли новенькую машину – зеленые «жихули».

Коротов отреагировал на этот, как он выразился, «тревожный звонок» немедленно. На следующий день после сожжения он, как обычно обходя службы завода, зашел к своему заму по режиму, другими словами, к начальнику охраны завода, поговорив о проблемах секретности, бдительности и важности охранной службы на заводе, предложил:

– Ты, Коля, после работы сегодня заходи ко мне, детально обсудим проблемы. А то слышал, что в городе творится? Скоро и до завода уголовники доберутся, а мы здесь не бублики выпекаем.

Звягин, тридцатишестилетний отставной капитан КГБ, после ранения в Афганистане был назначен на завод вместо ушедшего на пенсию прежнего зама по режиму, мужика занудного и попортившего много крови Коротову. Назначен он был не сам по себе, а по просьбе Коротова.

Свою работу на заводе Коротов начинал в цехе, которым командовал отец Звягина. Звягин-старший, как тогда говорили, дал путевку в жизнь, а нормальным языком, выдвинул Коротова в комсорги завода, потом, когда уходил на пенсию, передал свой цех, самый большой и секретный на заводе. Из этого цеха Коротов и ушел в парторги, а затем в директора завода. За год до смерти старый Звягин пришел к Коротову, пришел строго официально, записавшись предварительно на прием, и, поговорив для приличия о планах завода, спросил:

– Ты, Виктор Петрович, знаешь, почему я к тебе не просто пришел, а записался на прием? А потому, что мне очень хочется, чтобы ты запомнил этот наш разговор. Витя, меня скоро не станет. Ты человек большой, сильный. Не забудь про моего Кольку. Парень он неплохой. Честный. Помоги ему. Сам он к тебе не придет, постесняется, да и трудно ему в твой кабинет попасть будет. Так что ты последи за ним сам. Например, через кадры свои. И помоги.

Коротов встречу эту запомнил и действительно следил за судьбой Николая Звягина. Когда того после ранения комиссовали, помог подлечиться в заводском санатории, а потом после окончательного выздоровления сам к нему пришел, поговорил о том о сём и сказал:

– Оформляйся на работу. Иди в отдел кадров, Иван Викторович в курсе. Принимай охрану завода. Обеспечивай его безопасность.

Конечно, этому разговору предшествовали длительные проверки документов Николая, улаживались отношения с министерским первым отделом и управлением кадров, у которых на это место были свои кандидаты, но в конце концов Звягин-младший получил должность.

Звягин весь день обдумывал приход Коротова и вечером, после работы, стоя в приемной, уже имел план разговора и некоторые предложения.

Выслушав его, Коротов сказал:

– Все, что ты, Николай Никитич, говоришь, надо делать. Но давай смотреть на проблему шире. Милиция не справляется со своими делами. Лизов только треплется и заставляет милицию воевать с алкашами и самогонщиками вместо бандитов. Надо помогать городу. Ты человек опытный. Не где-нибудь, в КГБ работал. Воевал. Тебе и карты в руки. Подбирай ребят толковых, афганцев, десантников. Сам знаешь кого, и организуй в городе охранное предприятие. Вступай в городской совет кооператоров, заключай договоры с кооперативами. А может быть, и напрямую с советом, и изводи эту сволочь, которая честным людям работать не дает.

– А как же завод? Вы меня что, увольняете?

– Нет, Коля, с завода я тебя не отпущу. Все кооперативноохранные дела будешь делать в свободное от работы время. Ну а если иногда на часок другой днем отлучишься, ничего страшного не будет. Транспорт у тебя есть. Подумай. И завтра же начинай подбирать боевую дружину. Дело, Николай Никитич, очень важное и не терпящее отлагательства.

Коротов достал из сейфа бутылку коньяка, налил себе и Звягину.

– За охрану и безопасность!

Звягин впервые пил вместе с Коротовым и воспринял это как переход их отношений в новую стадию. Он понял, что его жизнь опять меняется. Понял, что Коротов весьма обеспокоен ситуацией и рассчитывает на него. На его опыт, преданность, связи с афганцами, милицией, КГБ.

«Мудрый мужик, – подумал он про Коротова. – Все у него одно к одному. Каждое лыко в строку. И со мной так же».

– Виктор Петрович, я не подведу. Порядок будет.

– Хорошо. Тогда завтра в это же время подходи ко мне. Я тебя познакомлю с председателем совета кооператоров. Мужик он опытный, ветеран войны. Тебе с ним придется контактировать. Через его совет твое предприятие будет получать финансирование. А назовем его без словесных выкрутасов просто и ясно – «Защита» и добавим: «Союз ветеранов войны в Афганистане». Пойдет?

– Так точно, – отрапортовал Звягин.

– Тогда до завтра, и еще, я лично должен быть в курсе всех твоих дел и никто больше.

Коротов пожал Звягину руку и, пожелав удач, отпустил.

8

Несмотря на все недостатки, связанные с активной комсомольской юностью и карьеристскими заморочками, активно раздуваемыми партийным дядюшкой, Лизов был не такой уж плохой человек. Конечно, дуракаваляние в институте и райкоме комсомола подпортили его характер, но человеком он был не злым и месяца через два понял, что карьера карьерой, но надо и дело настоящее делать. За помидорные погромы и антиалкогольную истерию ему, как это ни покажется странным, стало со временем неловко. И перед собой, и перед людьми. Даже стыдно. Исправить этого своего греха он не мог, но решил заняться решением ежедневных проблем горожан, а там, глядишь, и забудутся глупости первых райкомовских начинаний.

Проблемы эти он знал по собственной жизни и по множеству звонков и писем от жителей Преображенска и района. Это была такая замшелая рутина, что выбраться из нее ко времени его прихода на должность стало почти невозможно. Водопровод, постоянно прорывающийся и оставляющий горожан без воды, привозной газ в баллонах, дрова и уголь для печек, разбитые дороги, нехватка мест в детсадах и много еще чего может перечислить вам за минуту любой, кто жил в провинциальном городе, а уж тем более руководил им.

Лизов после первых оплошностей начал действовать решительно, но осторожно. Узнав, что по области прокладывается газопровод на Запад, он, заручившись поддержкой обкома, уехал в Москву и пробил через Госплан изменения его пути на двести километров. Это было чудом, но перед его доводами и энергией смягчились матерые московские чиновники и пошли навстречу. Тем более что он предложил в помощь все имеющиеся у него строительные силы. А кроме того, обещал обеспечить питание строителей и проживание их, пока идет строительство. Был у него в районе вполне приличный санаторий. Так что строители экономили средства на возведение времянок, передвижных городков и многом другом, а Лизов, вернее Преображенск, получал газопровод в десяти километрах от города.

Пробив это, Лизов мертвой хваткой вцепился в обком и вырвал лимиты на проведение строительства городской газопроводной сети и соответствующей инфраструктуры. Организовал он и подвод газовых труб к обширному частному сектору города. Где выделял средства из своих скромных городских ресурсов, где заставлял выделять эти средства и рабочую силу директоров предприятий.

Вынудил подключиться к строительству и ПИЗ. Хотя Коротов упирался, тормозил это начинание, понимая, что в этом деле работает на Лизова, но в открытую отказать не мог. Тем более что районная газета и областное телевидение изо дня в день начали печатать статьи о том, что Коротов противится, не желает помочь своим рабочим и городу.

За год «газовая» эпопея была завершена. Лизов ликовал. Он почувствовал свою необходимость, настоящую значимость, пользу. Вместе с ним радовались горожане. Множество проблем отпадало. Решалось само собой только потому, что в городе появился газ. Авторитет Лизова стал настоящим. А для себя он понял, зачем он нужен. Чем должен заниматься.

Однако за этот год, когда он, как проклятый, ложился спать и просыпался с мыслью о том, где взять трубы, как починить экскаватор, где взять строителей и монтажников и прочее, прочее, прочее, произошли огромные перемены. Он их пропустил. Нет, конечно, формально он был в курсе перестройки, кооперативного движения, но не считал это главным, определяющим, думал, что это мелочи малозначащие. Ну, вроде как его первые ошибки, которые со временем исчезнут и начнется действительно перестройка.

После очередного доклада начальника милиции об убийстве хозяина киоска и о том, что раскрыть это дело почти наверняка не удастся, Лизов, наконец, понял, что наступает новая, совсем другая жизнь и что он ее начало не заметил. Понял он и то, что надо к этой жизни приноравливаться, иначе она раздавит. И что раздавить может очень скоро. Это открытие далось ему легко, сразу. Что делать, было понятно.

Поговорив с начальником милиции, он уяснил, насколько сильными стали позиции Коротова. Какими личными средствами и какой тайной властью тот стал располагать. Но он не обозлился на него. Просто понял, кто тот на самом деле. Понял и определил, как с ним надо себя вести. Опыт прошлого года, новые связи, завязавшиеся сами собой во время газификации города, теперь должны были заработать на него.

Многие его замы, как он их по привычке про себя называл, комсомольцы, уже организовали для своих жен и родственников кооперативы, начали получать неплохие суммы от этой деятельности. И эта деятельность становилась по значимости частенько на первое место. Лизов снова, как в первые дни после своего назначения, собрал их. Были они приятелями, поэтому без долгих вступлений Виталий Ильич сказал:

– Надо кооперативную деятельность под город положить. Чтобы под нашим контролем вся деятельность была. А то Витов с Коротовым уже милиционеров скупают. Какие предложения?

Предложения посыпались. Лизову сразу стало ясно, что тема наболевшая, выстраданная. Продуманная каждым под себя, под свои интересы.

«Да, – подумал Виталий Ильич, – скоро так всю страну по карманам растащат. А потом Иван Калита с Иосифом Виссарионовичем опять собирать начнут. На крови замешают и на ней же склеят в кучку. Только кровь будет не коротовская, не витов-ская, не моих комсомольцев, а мужиков да баб, которым я газ в дома проводил. Старался, ругался, матерился, унижался. И до-старался. Что делать? Стратегию мне не выиграть, – продолжал осмысливать Лизов, – а вот с тактикой надо определяться, как беды к минимуму свести».

Идеи идеями, а жизнь, как пишут в прогрессивной печати, диктует свои суровые законы. И Лизов после раздумий решил всё что возможно в городе надо подбирать под себя, что останется – отдавать родственникам и друзьям.

А самое главное, ни с кем нельзя было не только не портить отношения, а как можно больше набирать себе союзников, потому что придет день, столкнутся они с Коротовым насмерть, и тогда успех решат те, кто на их сторону встанет, или не известная покуда третья сила. Поэтому надо, чтобы она была не против тебя, не бог весть откуда взявшаяся, а вскормленная и взлелеянная тобой.

И пошла в городе аренда с правом выкупа рынков, бань, парикмахерских. Пошла смена директоров коммунальных и бытовых предприятий, магазинов и мастерских. Управляющим филиалом Сбербанка стал лучший друг. С милицией связи упрочены. И постепенно штрафовать и прижимать стали по линии СЭС или стандартизации, по пожарной или экологической части наиболее слабые, уязвимые коротовские кооперативы.

«Война титанов» начиналась…

9

Местные лидеры, боссы, головы, номенклатурные работники, шишки, чины, бонзы, назначенцы, аппаратчики делили сферы влияния и предприятия, а обычные люди ходили на работу, радовались газу в квартирах, тому, что полегче стало купить бутылку водки или кило сахара, и не подозревали о наступающих переменах.

Эти самые обыкновенные люди иногда обсуждали выступления Афанасьева, Черниченко, Старовойтовой и Гавриила Попова, других теперь подзабытых, а тогда громыхавших с трибун деятелей перестроечного движения. Движения, двигавшего, как потом оказалось, страну в хаос, в развал, в разворовывание кучкой оказавшихся возле тогдашней власти проходимцев, всего, что трудом, кровью и многомиллионными жизнями нескольких поколений этих самых обыкновенных людей сложилось в Советскую державу.

Люди недоумевали, почему это на съезде не дают толком выступить Сахарову. «Захлопывают» старичка. Кричат, что если он такой сильно умный, то пусть катится от нас, дураков, подальше. Нам такие умные не нужны. А Сахаров пытается, тоже непонятно зачем, чего-то объяснить им. А вот чего – непонятно.

Но большую часть свободного времени, с весны до осени, люди, как прежде, работали на дачах. Зимой ходили друг к другу в гости и за стаканчиком водочки или домашнего винца говорили на любимые темы.

Так было и в этот вечер. На кухне у Кости Колесова, заведующего группой в Преображенском филиале большого оборонного НИИ, сидел его дружок Петр Григорьев, тоже кандидат наук, заведующий другой группой этого же филиала, только математик. На столе стояла вторая бутылка вина. Они обсуждали перспективы страны.