Бессмертные. Путь Свободы

– Хм, – произнёс Джереми, а Лотрик стал красным. – С чего бы начать. А давайте так: как вам служиться в доме Стюрт?

Парочка замешкалась, явно опасаясь отвечать. Первым совладал с собой Денер и ответил за двоих:

– Это лучшее, что с нами могло случиться, господин Стюрт.

Джереми пристально смотрел ему в глаза, не убирая с лица лёгкую улыбку. Затем обратился к Лотрику:

– А тебе?

Лотрик быстро среагировал:

– Я того же мнения, господин Стюрт.

– Хм, – произнёс Джереми, а парочка чуть ли не затряслась. – У вас есть семьи?

– Да, – вновь за двоих ответил Денер.

– Расскажите! Откуда вы, сколько вас! Давайте, не стесняйтесь, – сказал Джереми, а сам удобнее устроился, поднявшись вверх, на подушке, подтянув одеяло к животу. – Давай, Лотрик, говори.

– Я отсюда, с Дебера-Малого. У меня три сестры и два брата. Мать и отец живы.

– Отлично, смелее. Теперь ты Денер!

– Отсюда. Брат, сестра и родители. – Денер стал хмур – ему явно было не по душе происходящее.

Джереми убрал улыбку. Лицо стало немного хмурым глаза прикрылись. Это было любимое лицо матери. Она считала, что так он сильно похож на деда – её идеала мужчины семейства Стюрт.

– Что тебя, Денер, заставило пойти служить?

Джереми чувствовал, что тот не просто раздражен данным разговором, но натурально разозлился. В контексте его желаний вынудить ответы это было даже хорошо.

– Нужда, господин Стюрт, – резко ответил Денер. Ненависть к представителю правящего класса была нескрываема.

Как только служба безопасности пропустила его к нам, думал Джереми, он же опасный элемент и вероятнее всего не предсказуемый. Походу дело в размерах.

Джереми так редко приходилось сталкиваться со столь не скрываемой злобой, что он был изрядно огорошен.

– Вы… – Джереми немного подумал и продолжил фразу. – Я все это не из злобы спрашиваю. Мне интересна сама цель ваше пребывания в доме. У тебя тоже нужда, Лотрик?

Лотрик был спокойнее Денера, но ответил не менее резко.

– Да, вашими молитвами.

Резко, подумал Джереми. Это от жизни до или от близости с матерью?

– Ваши семьи бедствуют?

– Как и все на Дебере. Вашими молитвами, господин Стюрт, – ответил Денер.

– Почему? Это же один из самых развитых миров. – Если здесь так, то что с остальными планетами, подумал Джереми.

– Работы нет. То есть она есть, но редко и низкооплачиваемая, – ответил Лотрик.

– А которая есть стремиться тебя убить. Потому что дешевле оплатить страховку и лечение человеку чем сломать робота, – сказал Денер с пылающим лицом.

Джереми сглотнул слюну. Сейчас его утренняя идея побеседовать с парнями казалась плохой. Он не ожидал настолько сильного потока негатива к его персоне, что искал пути к отступлению.

– Может я смогу вам как-то помочь? – деликатно спросил он.

– Ваши подкачки нам не нужны! – гневно произнёс Денер, казалось, что он сейчас сплюнет на пол в сторону обитателя данных покоев.

– Хорошо, хорошо. Это от чисто сердца, без издевок.

Парни промолчали.

– Леди Стюрт не будет две недели. Вы можете неделю отдохнуть, а неделю будете на карантине.

Парни качнули головой в знак согласия.

– Можете идти, я вас больше не задерживаю.

Те несколько секунд стояли, затем Лотрик кивнул головой и открыл дверь. Следом вышел Денер бросив презрительный взгляд на Джереми.

Когда дверь закрылась, тот выдохнул. Парни, в отличие от него, излучали настоящую мужскую силу, они были злы и вероятнее всего физически сильные. Они были уверенны в себе даже понимая, что всего лишь слуги, вынужденные будто рабы прислуживать своим господам, которые, если те узнают что-то не для их головы, просто сфабрикуют дело и отправят их на Тюрьму, где с ними произойдёт досадный несчастный случай в первую же минуту пребывания.

Некоторое время Джереми просто сидел, предаваясь раздумьям. Его непродолжительная жизнь отрывками пробегала перед глазами. Короткое детство, не менее короткое отрочество и юность, продолжающаяся по сейчас. По отношению к себе он иллюзий не питал – в тридцать лет ещё ребёнок. Большой, умный, но ребёнок.

Сегодня его жизнь должна начать кардинальную перестановку, а он явно не готов. Может это и есть тот момент, когда я начну цепляться за старое и впущу в голову чуму зависимости от роскоши, материальных благ, желание богатств, спрашивал Джереми себя. Может это и есть перелом, может этот страх перемен и сделает из меня «металлического» Стюрт? О, как бы радовалась мать этим мыслям, возможно, даже больше, чем приращению своего состояния.

«Меняй мир под себя, Джереми, – прозвучал в голове голос железной леди Стюрт». «Чтоб блевать в золотой горшок, – сказал неметаллический Джереми он Браском Стюрт».

В конце концов он сидел и корил себя за слабость, заставляя сделать то, что было уже давно намечено.

Рука сопротивлялась вызвать Флинта, будто обладая собственной волей. Голова отворачивалась от тумбочки, веки становились тяжелее, как только он собирался с силами. Сопротивление было непреодолимым.

В какой-то момент Джереми просто сдался. Это было превыше его сил. Он не смог, пусть и дальше все будет как есть. Когда-нибудь он возьмётся за голову, станет «металлическим», будет жить в свое удовольствие.

Но у вселенной были свои планы на мужчину, который ещё ребёнок – в дверь три раза медленно стукнули.

«Флинт, – подумал Джереми».

– Войдите! – крикнул он, испытывая облегчение. С души будто груз спал, давая временную передышку.

– Господин Стюрт, корабль готов, – спокойно произнёс заглянувший Флинт.

– Какой корабль? – Джереми не понимал про что речь.

– Как Вы и приказали – «Ирис», – ответил Флинт.

– Я… – Джереми понял, что к чему. – Да, понятно, иди.

Флинт закрыл дверь. Джереми вскочил с кровати и застыл, расставил ноги на ширине плеч, а руки приткнул в бока. Он сам создал задание, которое Флинт получил, как только мать покинула систему. Спасибо деду за «наследство» в виде прямого доступа к информации со спутника ЦУС.

Во все эти бредни про Первого Джереми верил с трудом, но сейчас, ему казалось, что именно бесплотный дух Агастуса Блонжека повел парня в нужном направлении.

– Выбор сделан, сказал Джереми и принялся натягивать на себя, собранные ещё со вечера, одеяния.

В большом деревянном, резном шкафу он взял высокие коричневые берцы с самозатягивающимися шнурками. Там же висела форма – плотные штаны и рубашка, пятнистые, в оттенках коричневого. На верхней полке, за вещами стоял герметичный шлем и чёрный ящик системы жизнеобеспечения. Рядом со шлемом лежал комплект термобелья, поддерживающий оптимальную температуру тела в диапазоне от минус пятидесяти до плюс сорока.

Натянув термобелье, он закрепил небольшой треугольник системы жизнеобеспечения между грудными мышцами. Термобелье сразу же удобно скорректировалось, обтянув тело. Следом пошли штаны, рубашка и берцы. Из карманов на рубашке были вынуты и надеты перчатки. Они так же, как и белье выровнялись по телу, изолировав это самое тело от внешней среды. Шлем понятное дело он пока не надел.

Стоя перед зеркалом Джереми видел нового себя. Эта форма теперь с ним надолго. Сколько времени потребуется на вклинивания в общество обычных людей, в плане иммунитета, он не знал, как и не слышал о том, что кому-то это удавалось. Его товарищи утверждали, что у них имеется курс специальной терапии и что тот успешен, но по времени они не ориентировали.

Осознание что он доверился под честное слово незнакомым людям пришло к нему давно. Сейчас же оно заиграло новыми, пестрыми красками. Джереми успокаивал себя, говоря, что это лишь страх, что его нужно подавить. Но проблема была вызвана объективностью данного страха. Если бы тот был иррациональным, то всё было бы просто, но нет. Этот страх базировался на возможности обмана, бездоказательности благих намерений и неизвестности будущего, даже ближайшего.

Джереми, как и любой человек его круга, получил лучшее по меркам цивилизации образование. Знания давались ему легко, заставлять себя что-то учить не приходилось – пытливый ум сам искал возможности для расширения сознания. Ему легко давались как точные, так и гуманитарные науки. Истории он учился правдивой, а не общепринятой поэтому логическая связь между произошедшими в прошлом событиями улавливалась на ходу, создавая объективную картину мира. Поэтому он знал множество примеров, когда обманывали куда более хитрых и умных людей, что и вызывало данный страх.

С сосущим под ложечкой неприятным чувством, Джереми закинул в тактический рюкзак все необходимые, по его мнению, вещи и вышел из спальни, со шлемом в руках.

За дверьми стоял Флинт. Он выставил руку, чтобы ему передали рюкзак, но Джереми не сделал этого.

– Господин Стюрт, разрешите помочь? – спросил мужчина услужливо.

– Спасибо, Флинт, не нужно. Не так тяжела эта ноша, как могло показаться.

Под непонимающий взгляд Флинта, Джереми быстрыми шагами направился по широкому, длинному коридору к выходу из дома.

Их поместье было построено очень давно. Оно занимало почти сто гектаров плодородных земель в приятном для человека месте. Тёплое, но не знойное лето. Спокойная зима, с минимумом осадков. Красивая природа.

Спустившись с высокого крыльца, он подошёл к шикарному гравкару. Высокий, стройный водитель в чёрном комбинезоне открыл дверь. Та бесшумно поднялась вверх.

– Присаживайтесь, господин Стюрт, давайте я уложу багаж, – пробасил водитель.

– Спасибо, Присс, не нужно. – Стюрт снял рюкзак, положил его на сидение, а рядом поставил шлем.

Джереми знал по именам многих людей, служивших в их доме, что выгодно отличало его от матери, которая не обременяла себя этим знанием. Всех он, конечно, запомнить не мог – достаточное количество ему даже на глаза не попадалось, ввиду большой территории и огромного количества строений, коммуникаций и сооружений. Джереми давно научился ценить труд других людей, а раз всё в доме нормально функционировало, значит их труд был усердным, либо то, что функционировало не нормально скрывалось от его взора.

Способность ценить тяжёлый, ручной труд была для людей его круга крайне редким свойством. Все они трудились «интеллектуально». А когда ты ничего тяжелее карандаша или ручки в жизни не держал, то и понимания тяжести труда у тебя просто не могло сформироваться, либо формировалось опосредованное или вообще не верное. К тому же с детства детям элиты вдалбливали мантры их превосходства над остальными людьми. Делалось это немного завуалированно, но работало почти в ста процентах случаев.

Вот стальной Стюрт, вопреки рассказам матери, знал цену труду. Он был безжалостен к лентяям и не профессионалом, увольняя или отправляя на Тюрьму без толики сомнений, но поощрял тех, кто честно и усердно трудился на всех рубежах его сферы интересов. Про это не было написано трудов, но Джереми умел анализировать большое количество информации, благо предок сохранил каждое слово для будущих поколений семьи Стюрт. Многие проблемы для этих поколений заключилась в том, что они читали только то, что им казалось нужным, не прибегая к систематизации полученных знаний. Это Джереми считал дикостью и не понимал куда и на что они тратили свое свободное время, которого за их жизни должно было скопится огромное количество. Получение расширенного знаний было благом, которое они пропускали мимо своих голов.

Гравкар плавно пошёл вверх. Облетел дерево манградского ореха, и взял правее, по дуге облетая пышную рощу. Джереми приоткрыл окно, чтобы вдохнуть слегка пряный воздух Дебер-Малого. Его родина, камера и родовая планета, прощалась с ним лёгким осенним ветерком и зеленью растений, медленно затухающей перед сменой сезонов. Он повернул голову вправо – верхние этажи поместья махнули ему тупыми крышками и скрылись за рощей. Присс посадил аппарат близь корабля.

– Прибыли, господин Стюрт, – пробасил он.

Присс открыл дверь и Джереми покинул гравкар, прихватив с собой ценное имущество.

– Спасибо Присс, прощай… – Джереми замялся, – До встречи.

– Приятного отдыха, господин Стюрт, – сказал Присс. – Я могу лететь?

– Да, конечно.

Присс кивнул и сел в аппарат, значительно ускоряющий доставку человека из одной точки в другую.

Проводив взглядом гравкар, Джереми глубоко выдохнул и на выходе повернул голову к кораблю. Тёмно-зелёный красавец СРб-4102 приковал взгляд. Это было настоящие достижение последнего тысячелетия. Четвёртое поколение межзвездного двигателя ускорило прыжок в два раза, а внутрисистемную скорость в полтора. Обтекаемый эллипсоид с небольшими крыльями по бокам и перекрестием над закрытым двигателем сзади, отражал солнечные лучи в разные стороны.

За боковым крылом со стороны Джереми был опущен трап, а с боку стоял капитан корабля. Светло-коричневое роскошное внутреннее убранство корабля звало внутрь. По идеально ровному полимерному покрытию стартовой площадке Стюрт проследовал до трапа.

– Добрый день, господин Стюрт, корабль полностью готов к полёту, – высокий подтянутый мужчина стоял по стойке смирно.

– Добрый день, Винсент. Не будем задерживаться, – Джереми пытался скрывать нервозность и у него это получалось.

Капитан повернулся к Джереми грудью, когда тот проходил мимо него, и проследовал за ним на корабль.

Роскошный интерьер среднего рента четвёртого поколения (по стандартной классификации кораблей) бросался в глаза щепетильным отношением к деталям, даже очень мелким. Корабль относился к большому подклассу, поэтому коридоры и каюты исполнялись достаточно просторными, как для консервной банки способной ну очень быстро перемещаться, как в космосе, так и на многих планетах.

Сразу за трапом можно было повернуть как направо, так и налево. В первом случае упрёшься в центральный узел управления, во-втором заглянешь на огонёк в движительный узел. И то и то Джереми интересовало мало, так как было слишком сложно с технической стороны. Нет, он, конечно, был не против на все это посмотреть ещё раз и удивиться человеческому гению, но утруждать личный состав и задерживать старт он не желал. Поэтому повернув направо он добрел до своей каюты.

Капитан обогнал Джереми и открыл деревянную дверь с причудливым, резным орнаментом в виде переплетенных между собой пар лиан с небольшими листьями.

– Можем лететь, – бросил Джереми и вошёл в каюту.

Винсент сказал ему в спину:

– Будет сделано, господин Стюрт. – Капитан тихо закрыл дверь каюты и открыл дверь в новую жизнь неметаллического Джереми Винсента он Браском Стюрт.

7 Олин

Серое ничто прыжка мгновенно сменилось чернотой и звездами.

Так как в каюте никто не спал, система корабля огласила:

– Система Кармен. Стыковка со спутником ЦУС через три часа.

– Наконец-то, – выдал писклявым голосом худой мужчина, сидевший напротив Олина.

Олин улыбнулся.

Мужчину звали – Стефан. По профессии – геолог. Он терпеть не мог перемещаться на межзвездных кораблях, но, по его словам, провел половину жизни лёжа на койке такой посудины. Олин без колебания уловил логическую связь между половиной жизни и не любовью к полётам, сделав вывод, что думал бы так же, проведя десять лет в бесконечном прыжке.

– Да-м, это, конечно, не СР, какой-нибудь, третьего поколения, – задумчиво сказал Стефан.

Олин вопросительно посмотрел на мужчину, оторвав глаза от книги.

Тот не преминул ответить, благо поговорить никогда не отказывался:

– Комфорт, скорость, класс. Средние созданы для перевозки людей, а эти баржи – только для камней.

В разговор вступил седой мужчина, лежащий по правую руку от Олина. Седой сел, погладил двойной подбородок с лёгкой щетиной и, улыбаясь, сказал:

– Ведь так оно и есть – мы на барже, крытой правда.

– Что есть то есть. Одним словом – не рент, – констатировал Стефан.

– Ты же двадцать лет уже налетал, всё не привык? – спросил седой.

– Нет! – пропищал Стефан. – Вот после десяти, казалось, привык. А нет – только казалось!

Хотя Стефан и обладал противным голосом и любовью к нытью в остальном был отличным человеком. Настоящий профессионал своего ремесла, он мог часами рассказывать про минералы и другие полезные ископаемые, да так интересно, что Олин благодарил Первого за попутчика и возможность расширить свой кругозор. Попутчику это было не то, что не в тягость – в радость. Стефан говорил быстро, но вдумчиво, вставляя между предложениями смешные и поучительные истории из профессиональной жизни.

– Мы бы на ренте за час до спутника долетели, а этот только час тормозить и скорости уравнивать будет, – продолжал пищать Стефан.

Олин улыбнулся, а седой спросил:

– Слушай, а у тебя все дети на тебя похожи?

Стефан оголил зубы и ответил:

– А-а-а, вон ты на что намекаешь. Да, все! Последний правда больше на жену похож, но по срокам все совпадает.

– А тесты делал?

Стефан махнул рукой.

– Да зачем? Там невооружённым глазом видно. Да и не имеет значение это – воспитывал же я.

– Так ты же все время в разъездах!?

– Ну уж не всё! Я зарабатывал ровно столько сколько нужно для жизни. Зачем мне излишки? Да к тому же на Ингавире много и не надо. Одежда, квартира, еда – мелочь. С моими знаниями и опытом сто дней работы предоставляли двести дней жизни и это с учётом перелётов.

– А защита? Ингавир место не спокойное, – поинтересовался седой.

Стефан вновь махнул рукой.

– Ни для местных. Да и я в нормальном анклаве живу. У нас спокойно там, где работает закон, а закон работает там, где управляют нормальные люди.

– В общем – мало таких мест?!

– Ну, да, – грустно улыбнулся Стефан.

Мужчины ещё некоторое время общались, а Олин слушал. Затем разговор сошёл на нет и все принялись заниматься своими делами.

Корабль состыковался со спутником.

– Прощайте, приближенный, – сказал Стефан и подал Олину руку. К слову, нужно добавить, что всех служителей церкви Агастуса Блонжека обыватели называли приближенными, вне зависимости от их положения в иерархии.

– Может быть до встречи – на все воля Первого, – сказал Олин и пожал руку.

Седой что-то буркнул, наскоро попрощался и покинул каюту. Олин вышел последним, немного задержавшись. Длительный полет устаканил мысли и успокоил сознание. Сны если и посещали его покой, то далеко ни такие «интересные» как раньше. Сумбур перед убытием с Фюлле уже не казался таким неожиданным, а поведение епископа таким странным – стоило лишь спокойно принять свою судьбу на пути единения с Первым.

По замысловатым хитросплетениям коридоров на грузовом судне, приближенный добрался до стыковочного узла. Труба ростом с высокого человека и шириной метра в три соединяла корабль со спутником ЦУС – главной составляющей обжитой звёздной системы, которая связывает её со всей галактикой, хоть и с некоторой задержкой. Далее следовала камера дезинфекции и медузел, со сканером.

Перед ним образовалась небольшая очередь из десяти человек. На всех были серые комбинезоны с белыми полосами – все работники корабля, а его попутчики, да и остальные пассажиры, вероятно, уже прошли на спутник. Эти полосы интенсивно излучали свет, если их потереть, исполняя функцию, некоего дополнительного к аварийному, источника света. Их черные высокие сапоги были тщательно начищены, что характерно – у всех.

В камеру заходили по шесть человек и через пару минут сегментная дверь пряталась в стене открывая проход следующим. Приближенный и ещё трое из корабельных служб прошли в камеру дезинфекции. Через стены выводилось множество маленьких трубок, потолок и пол были в ромбовидные небольшие ячейки. Дверь за спиной быстро, со скрипом закрылся, стены тихо зашипели – заработала вытяжка. Данную процедуру Олин проходил ни один раз, так что страха она не вызывала.

По прошествии некоторого времени шипение прекратилось и открылась дверь перед ними. Пройдя по шершавому, двигающемуся полу они зашли в медузел – небольшое помещение с тремя арками перед следующей дверью. Троица космоплавателей прошла через арки, следом Олин. Во время прохождения анализатор сообщил о проникновении в организм сканирующих лучей и подключении защищённого соединения полного считывания. По прошествии нескольких секунд мозговой имплантат уведомил своего носителя об окончании передачи всей информации, хранившейся в его недрах. Олина не сильно волновала конфиденциальность его жизни, да и скрывать ему было нечего – вряд ли кто-то вёл более праведный образ жизни.

За медузлом снова тянулись коридоры с большим количеством ответвлений, дверей и экранов-указателей. Согласно программе полёта, последний корабль уже был пристыкован к спутнику и ждал часа отправления, затариваясь грузом и людьми.

Много разномастных личностей шли навстречу и по пути с Олином. Работники станции в синих гладких комбинезонах с полосами белого и серыми полуботинками на ногах. Серые комбинезоны персонала кораблей, пассажиры в различных одеяниях. Встретилось несколько бойцов страшного отдела в броне и парочка мелениалов. Последние шли в своих фирменных серебристых скафандрах с прозрачным шлемом. Тонкие вытянутые носы, высокие и худые фигуры, красноватые белки глаз и белая кожа, даже бледная, переходящая в серую, сопутствовала всем представителям данного союза. Они жили только в космосе и почти никогда не спускались на поверхность обитаемых планет. Изолирующие скафандры защищали этих людей от болезней и создавали атмосферу как на станциях и кораблях мелениалов.

Олин с нескрываемым призрением посмотрел на эту парочку. Вся их братия давно отгородилась не только от Первого, но и от всего человечества, поэтому была презираема его церковью. И было за что. Мелениалы считали остальное человечество отсталым, а себя прогрессивной частью. Отделившаяся тысячелетие назад группа фанатиков переезда цивилизации в космос быстро разрасталась и в один момент замкнулась на себя. Единственная планета которой они обладали была Вознесение. Суровый, мертвый мир с подземными городами, низкой гравитацией и отсутствующей атмосферой. Мелениалы не размножались самым распространённым образом. Они выращивали детей в инкубаторах, используя необходимый генетический материал. Отчасти необходимость данного подхода была вызвана замкнутостью их союза, отчасти презрением к остальной цивилизации.

Идея перехода жизни в космос позволила им значительно развить технологии жизнеобеспечения, а ограниченное количество генетического материала – проникнуть глубоко в геном человека, что вылилось в генную модификацию и инкубационное выращивание. Они монопольно владели технологией реновации человека и обладали всеобъемлющим фондом съедобных генетически модифицированных растений и животных, что сыграло главным фактором признания их союза остальными как равного. После Восстания Мелочи фонд был передан в цивилизационную собственность. Это служило нуждам справедливости и связанности союзов. Мелениалы дополняли его, совершенствовали, но таких огромных усилий как раньше в него не вкладывали.

Коридоры привели приближенного к последнему по программе кораблю. Средних размеров грузовик уже загрузили и оставался час до вылета.

Молодой невысокий парень стоял за дверью камеры дезинфекции. В руках у него был небольшой планшет.

– Приближенный Олин Демеруг? – У него был тонкий голосок.

– Да, – ответил Олин.

– Направо, второй поворот налево, третья каюта по правой стороне. Семнадцать на указателе.

– Спасибо.

Паренёк пошёл за ним.

– Далековато Вас занесло, приближенный, – сказал тот из-за спины Олина.

Олин остановился и поравнявшись с парнем, неспешна, пошёл по маршруту.

– Праведное слово Первого должно распространятся на всех людей.

Парень хмыкнул и улыбаясь сказал:

– Там куда Вы летите Первый не в почёте. Там ничто кроме денег не в почёте.

– На все воля Первого, – сказал Олин.

– Да, да, – пропищал паренёк и не прощаясь нырнул в проход.

В каюте Олин летел один, что его не сильно расстроило. Ему было необходимо открыть пакет, выданный епископом в ночь перед убытием.

Когда корабль перешёл в прыжок, тревога обуяла приближенного. Забытая, скрывшаяся за общением с попутчиками, она вновь вернулась с нарастающей силой. В груди что-то сдавило, руки немного тряслись. Олин достал серый пакет из сумки и осмотрел. Толстая плёнка свободно обволакивала прямоугольный брусок. Длинная клейкая лента герметизировала горловину пакета и выполняла роль пломбы, так подумал Олин.

Подцепив край, приближенный резко сорвал пломбу. Анализатор выдал сообщение об отключении устройства уничтожения.

Некоторое время Олин был в замешательстве, страх обуял его голову и не давал приоткрыть завесу тайны. Затем трясущаяся рука достала из недр пакета запечатанную в ещё один герметичный пакет, но уже прозрачный и запаянный с одно стороны, синюю книгу. К ней крепился тонкий серый брусок, под её размер, из твёрдого материала – устройство уничтожения, подумал Олин. Видимая сторона книги была гладкой, что скрывалось под устройством известно не было. Приближенный покарябал по шву место спайки ногтями, тот оказался прочным. На помощь пришла связка из трех маленьких ключей, один из которых был тонкий и острый. Оболочка рядом со швом треснула и по трещине освободила книгу. Устройство уничтожения крепилось к пакету, и Олин осторожно положил его на койку, подальше от себя.