Полная версия
Бессмертные. Путь Свободы
Евгений Плотников
Бессмертные. Путь Свободы
1 Кирк
Жёлтый свет проходил через пыльную тюль, создавая горячие круги, спирали и полосы на обшарпанном полу, выцветших стенах и старой мебели.
Мебель – слишком громкое название для данных представителей «рода комфорта» видавших добрую сотню владельцев и многие из них были куда менее аккуратны в обращении с ними, чем Кирк. Два коричневых стула из какого-то неместного дерева казались целыми, но были потертые, а у спинки третьего отсутствовала одна из продольных стоек, что сильно влияло на его устойчивость. Именно поэтому этот стул применялся не по назначению и сейчас стоял заваленный одеждой. Два других стояли у стола.
Стол покрывала некая пожившая субстанция, которую Кирк именовал – «клеёнка». Сие чудо попало сюда уже в изрядно пошарканном состоянии, а теперь стала и порезанной. На отдельных островках её былой девственности красовались виды некоего города, но узнать, что там было изначально не представлялось возможным.
Когда Кирк заехал в эту квартиру, он переместил стол из центра комнаты, которая была первой и единственной в его хоромах, в угол двух стен так, чтобы тот стоял напротив окна и под светильником.
Этот светильник, как, впрочем, и всё остальное убранство, являл собой нечто несуразное. На длинной металлической ножке из тонкой профильной трубы сидел цветок. Вроде звучит как старинный предмет, но на самом деле цветок был создан человеком, впервые взявшим орудие труда в свои руки, либо ребёнком трех лет от роду и во сне. Цветок смотрел вниз, а изнутри светила белая лампа.
Кирк отошёл от окна; минуту сверлил взглядом стену. Пребывание на Радуге его изрядно утомило и все мысли крутились вокруг желания покинуть это богом забытое место.
Хотя бог и покинул эту планету, да к тому же, вероятно, сразу после появления тут первого человека, но она отнюдь не пустовала. Её быстренько окучили неравнодушные до грешных материальных благ люди в количестве семи ТПС (транспланетарных союзов), пара тысяч рыб поменьше и с десяток миллионов обычных работяг. В число последних включены все представители человеческого рода, не обременённые наличием капитала и всесторонне эксплуатируемые теми, у кого оный имеется.
Такой бешеный интерес к далёкому миру, да ещё и в нейтральном космосе вещь крайне редкая. Путь от неё до ближайшей обитаемой планеты занимает минимум неделю, а до ближайшей станции – шесть дней. К тому же достаточно близко расположены территории восьмого союза – Милит, что тоже не добавляет перспективности для планеты с близкой к земной атмосфере. Всё дело в недрах – множество всевозможных минералов и руд в огромных количествах и на минимальных глубинах. Думаю, теперь понятно отчего её так назвали.
Радуга – святой Грааль, что человечество искало всю историю своего существования. Её заселение и освоение ускорило развитие цивилизации в разы. Но то было давно. Сейчас же поверхностные ресурсы в основном были сняты и разрабатывались более глубокие и дорогие богатства, хотя своего статуса планета не утратила.
Что она утратила, так это природу. Сотни лет экстенсивного производства убили экологию и усложнили жизнь местного населения, которое медленно, но стремилось в низ. Этот процесс подстегивали отдалённость от освоенного космоса и нейтральность участка галактики, в которой ей удостоилось болтаться. Благодаря нейтральности большинство законов Союза Семи здесь либо вообще не работали, либо интерпретировались власть имущими с выгодной для них стороны.
Кирк два раза громко кашлянул и выругался, проклиная белый свет за то, что оказался здесь и не забыл упомянуть самого себя в числе виновников сего происшествия.
– Да-м, – сказал он и присел за стол.
Стул противно скрипнул, приняв нагрузку тела на свой давно состарившийся скелет. Перед Кирком лежал серый двадцатисантиметровый в длину и десятисантиметровый в ширину брусок. Он взял его в правую руку и откуда-то снизу устройства раздался звук упавшей в воду капли.
Кирк раскрыл планшет и экран ярко загорелся.
«Сеть нестабильна, – выдало устройство».
– Кто бы сомневался, – сказал Кирк и вновь закашлял.
На экране появилась схема объекта. После обновления пара узлов загорелась красным. Кирк открыл интерфейс управления и выругался.
– Идиоты! – воскликнул он и достал из кармана мультифон. Небольшой экран включился после того, как устройство отсканировало лицо. Кирк быстро нашёл нужный контакт, нажал кнопку вызова и положил мультифон на стол. Пошли гудки, а мужчина продолжил работу за планшетом.
Где-то через полминуты комнату сотряс увесистый бас:
– Я тебя сколько раз просил в это время не звонить? – обладатель сего баса был явно недоволен звонком, ну или пытался изобразить недовольство.
– Ты – идиот, как и твои работяги! – не менее недовольно воскликнул Кирк, не отрываясь от работы. – Опять «зелёная» и «двенадцатая» перегружены в хлам! Опять! Че за прикол у вас такой?
– Ааа! Понял, – перестал притворяться вызываемый. – Сейчас переключим.
– А без меня никак подумать нельзя? Или думалка отдумала думы? – Кирк улыбнулся.
– Нечто подобное. Всё, давай, я в отличие от тебя и тебе подобных работаю, а не сижу.
– Поменяемся?!
– Нет. Всё, давай, – собеседник резко отключился.
– И с кем приходиться работать… – сказал Кирк и продолжил работать.
За просмотром статистики, чтением логов и исправлением ошибок день пролетел почти незаметно. Пару раз Кирк отрывался на приём пищи, который, впрочем, много времени не занимал. Литровая бутылка питательного концентрата проваливалась в желудок, пятнадцать минут Кирк разглядывал в окно грязную улицу и возвращался к работе.
Ему, конечно, опостылел бессмысленный труд на одного из худших работодателей галактики, но привычка всегда и всё делать идеально заставляла стремиться к совершенству даже в столь неблагодарном занятии.
В восемь вечера Кирк собрал свои пожитки, коих имелось немного, в достаточно вместительный рюкзак. Утеплённые штаны и такую же куртку он решил нести на себе, благо в это время года на Радуге по ночам было зябко. Шапка отсутствовала, но капюшон имел затяжки и за температурное состояние вблизи системообразующего органа переживать не приходилось. Чёрные кожаные сапоги уже были растоптаны и поэтому идеально сели на ногу.
Подтянув лямки рюкзака и накинув капюшон, Кирк покинул квартиру, которая исполняла функцию его дома достаточно длительное время, чтобы к ней привыкнуть.
Прохладный кислый ветер ударил в лицо и заставил повернуть голову влево. Местная звезда спряталась за жёлтыми облаками, окрасив окружающее пространство в неприятные взгляду цвета. Порыв ветра пропал также быстро, как и появился и Кирк быстро пошёл по пустой улице, отдаляясь от солнца.
Через пару кварталов спина согрелась, а вместе с этим появилось желание остаться на Радуге. Кирк ухмыльнулся самому себе. Он понимал, что это желание вызвано лишь страхом перед неизвестностью, перед вероятными трудностями, которые могут окружить его жизнь в ближайшее время.
Кирк не считал себя слабым, напротив, несладкая жизнь сформировала в нем стержень, который сломать почти невозможно, и главная опасность для него, – стержня, – таилась во внутреннем разложении. Страх есть главный катализатор этого разложения и именно поэтому, говорил себе Кирк, пресекать его нужно на корню иначе финишная прямая окрасится далеко не в победные цвета.
Минут через десять он покинул жилые кварталы и вокруг стали появляться люди. Невысокие дома сменились высотками, а пыль и мусор будто таяли. Там, где ещё минуту назад угол между зданием и тротуаром сглаживался желтой субстанцией с вкраплениями мусора, оставленного человеком разумным, теперь красовались точные, ну может плюс-минус один, девяносто градусов. Хотя, как бы здесь не вычищали и не мыли, уже через непродолжительный период времени все поверхности покрывал тонкий слой пыли.
Количество людей увеличивалось, а по дороге, почти бесшумно, стали проплывать дорогие и дешёвые, новые и пожившие гравкары. Гладкие, округлые корпуса отражали слабые, рассеянные лучи светила, искусственное освещение улиц и разноцветный свет редких вывесок. За чёрными панорамными окнами гравкаров смутно проглядывались очертания богатых жителей Радуги; за прозрачными окнами бюджетных средств передвижения было чётко видно менее удачливых людей. Хотя даже эти «бедняки» по меркам цивилизации считались людьми успешными, ведь купить, а тем более содержать данное средство передвижения являлось делом исключительно накладным.
На углу седьмой и двенадцатой улиц Кирк свернул в открытую деревянную дверь. Над дверью красовалась вывеска – «Вселенский покой», а из глубины «покоя» раздавались громкие звуки разговоров, смех и музыка. Рядом с невзрачной дверью, вплотную, была дверь побогаче, а вывеска на ней сообщала о принадлежности помещения к церкви Агастуса Блонжека. Кирка мало интересовали древние верования человечества и тяги к мистицизму он не испытывал, поэтому считал все это засилье множества сект, церквей и последователей не более чем разводом малоимущих или глупых людей склонных к усложнению или облегчению и так не простой жизни.
Вся его жизнь, до последнего времени легко умещалась в работу и отдых. Последний медленно перешел от алкогольного угара в расслабленное чтение текстов на интересуемые темы. Но года берут свое, и сама жизнь предоставляет новые смыслы, подстраиваясь под изменяющееся мышление и полученный опыт. Поэтому сегодня Кирк оказался прохладным вечером в обители покоя, коим там и не пахло.
Просторное помещение встретило Кирка табачным дымом и смесью множества «ароматов», которые ударили в нос, раздразнив слизистую, и он громко чихнул, в последний момент успев прикрыть рот рукой. Несколько крупных мужчин, сидящих за старыми пошарканными столами, молча обернулись, но тут же вернулись к своим делам, решив, что шум не стоит их внимания.
Глаза привыкли к полутьме и Кирк подошёл к длинной барной стойке, которую хозяин содержал в исключительной чистоте, а бутылки, банки и другие ёмкости стояли на своих местах с момента выделения для них этих самых мест.
Присев на высокий стул, Кирк достал мультифон из кармана куртки и положил перед собой на столешницу; рюкзак поставил в ноги; распахнул куртку. Человек за стойкой оторвался от беседы с лысым старичком и медленно подошёл к нему. Ему было лет сорок на вид, лёгкая щетина, пепельные волосы и большие голубые глаза.
– Как обычно? – спросил голубоглазый хриплым басом.
– Привет, Эд, ты, как всегда, само радушие. Да, – ответил Кирк.
– Добрый день, господин Кирк, ваше, блять, величие, добрый. Радушие, – протянул Эд. – Тебе здесь ни ночлежка для больных и ни бордель, чтобы перед тобой распинались, – уголки его губ слегка дернулись, затем лицо вновь приняло сердитый и от части злой вид.
– А жаль, что не бордель. Ты бы не плохо подошёл на роль мамочки.
– Спасибо что не девочки, – кинул Эд, наливая в коренастый стакан коричневую жидкость из пузатой, стеклянной бутылки. – Лёд?
– И на такую девочку, желающих бы, отыскали, – Кирк улыбнулся. – Нет, конечно!
– Как дела? – спросил Эд и передал Кирку стакан.
– Нормально, работы было много, но я справился. Все доделал и… налей двойную, а то я устал.
Эд кивнул, сосредоточенно посмотрев в глаза Кирку, и долил алкоголь.
– Не подавись, – буркнул Эд и упёрся ладошками в столешницу.
– Как дела? – Кирк сделал глоток и слегка поморщился.
– Нормально. Пожалуй, и я двойную порцию отведаю, – Эд налил себе стакан и сделал глоток. – Отличная штука.
– Да… и стоит отлично.
– Не обеднеешь. Что-то ты тепло оделся.
– Холодно будет, коленка ноет.
– Прогноз погоды от хряща подъехал. А давление? – сострил Эд.
– Чуть больше нормы, но твоя башка уже не работает.
– По себе людей не судят.
– Судят-судят.
– Дружок твой заходил, воды попросил, хотя знает, что я этой дряни не держу, – сказал Эд и сделал глоток.
– У них там вся бригада «дружочков», пока-пока сказавших мозгу.
– С тебя пример берут.
– Я рад, что ты несмотря на возраст все ещё в силах складывать слова в простые предложения.
– А я рад, что ты несмотря на возраст уже в силах складывать слова в словосочетания, – сказал Эд.
Они немного помолчали, сделали по глотку. «Вселенский покой» быстро заполнялся людьми, которым сидячих мест уже не хватало. Они становились у стены и выпивали, о чем-то разговаривая друг с другом. Помимо Эда, за стойкой работало ещё два человека и в данный момент он мог отдохнуть.
Кирк сел в пол-оборота и окинул взглядом зал. Вокруг сохранялось не занятое посетителями пространство, будто их беседа, да и само присутствие в данном месте вселенной отталкивало людей, создавая непроницаемую сферу.
Кирк повернулся к Эду и уставился на столешницу. Они залпом выпили содержимое своих стаканов и Кирк сказал:
– Миллионы бессмысленных жизней. Убивать свой организм в жопе мира, чтобы каждый вечер пить отравляющее вещество и ускорять свою смерть.
– Они много двигаются, а это хорошо выводит токсины, – возразил Эд.
– Покурим? – Кирк достал жёлтую прямоугольную пачку и протянул Эду.
– Охохо, – весело воскликнул Эд, чем на недолгое время привлёк внимание окружающих. – Контрабанда? Уважаю. – Эд вытащил небольшую сигарету.
– Чистейшие. – Кирк взял и себе, убрав пачку в куртку. Он провел сигаретой у носа, медленно вдыхая. – Ты бы знал, чего это стоило.
Эд достал зажигалку, и они закурили. Первая затяжка была самой вкусной. Кирк глубоко затянулся и медленно выдохнул. Голова закружилась, а пальцы на руках стало слегка покалывать.
– Земля… – протянул Эд. – Когда мы там окажемся?
– Тебе не кажется, что мы слишком идеализируем эту планету?
– Поясни.
– Всё что произведено на Земле стоит в два, а то и в три раза дороже, хотя по качеству и свойствам почти не отличается, а бывает и хуже. А все благодаря распространённому мифу, что там – эталон всего! Что за бред? Мы как некоторые звери стремимся в место, где появились.
Эд ухмыльнулся, а затем сказал:
– Да… мы стремимся в то место откуда появились. – Он пододвинул стеклянную пепельницу Кирку. – Вот, кстати, пример того, что лучше земного – пепельница.
– Ага, здесь стекло лучше выходит и дешевле.
– А Земля – мечта. Людям нужно о чем-то мечтать, и эта планетка как нельзя кстати подходит на роль манны небесной. Плюс центр цивилизации, какой-никакой.
– Ну, такое себе. Центр бюрократии может, но не цивилизации.
– Образно – центр. И всегда таким будет, пока мы не перейдём на следующую ступень развития. – Эд откашлялся, затушил сигарету, а Кирк свою.
Дым и шум окружили их. Глаза Кирка немного покраснели, а алкоголь теплом разошёлся по организму. Ему захотелось ещё больше тепла, и он хотел было попросить Эда добавки, но тот не дал ему этого сделать.
– Тебе нужно в уборную, – тихо сказал Эд.
– Ага, – без лишних слов ответил Кирк и встал со стула. Он накинул рюкзак на одно плечо и неторопливо направился вдоль бара, далее через дверь – в туалет. Вспомнив, что забыл мультифон, тихо выругался, надеясь, что Эд уберёт его со стойки.
В небольшой комнате было четыре двери. Два туалета, служебное помещение и соответственно вход в эту комнату. Кирк накинул вторую лямку рюкзака, зачем-то оглянулся и зашёл в служебное помещение. Резко закрыл за собой дверь, но так что бы не создавать лишнего шума. Несколько секунд он смотрел в темноту, ожидая пока глаза привыкнут.
Две стены бытовки были заставлены швабрами и бутылками. Вдоль третьей спускалась толстая труба и стояли ведра. Кирк сильно надавил на трубу. Рука почувствовала пыль, а отошедшая краска немного хрустнула, но не отвалилась. Раздался еле слышный щелчок, и стена отошла назад. За стеной было не менее темно и отдалённо пахло сыростью.
Отодвинув стену немного влево, он протиснулся внутрь, надеясь, что сильно не наследил. И навалившись всем телом, вернул потаённую дверь на место. Как только она встала в свой паз и что-то щёлкнуло, загорелся яркий свет. Кирк от неожиданности закрыл глаза, хотя знал, что все будет именно так.
Когда он их открыл, свет уже не казался таким ярким, но все-же глазам было некомфортно ещё некоторое время. Кирк несколько метров прошёл по узкому коридорчику и спустился по такой-же узкой лестнице метров на десять вниз, упершись в металлическую дверь. Она была серой и гладкой – ни одного выступа или соединения.
Постояв некоторое время, Кирк отбил по ней пароль костяшками правой руки, и сделал шаг назад. Дверь бесшумно приоткрылась в его сторону, а изнутри раздался тихий женский приказ:
– Бегом.
2 Джереми
Большая столовая скудно освещалась жёлтым светом. Декорированные хрусталем люстры немного увеличивали интенсивность излучения ламп, но создавали бликующие отсветы, что не придавало окружающей обстановке красок, а лишь делало её нездорово рябой.
Рыба казалась Джереми сухой и пресной, вино дрянным, а воздух спертым. Мать долго, медленно ела, изредка поглядывая на сына, и в один момент не выдержала:
– У тебя что-то случилось? – Она избыточно громко положила приборы на тарелку. Просыпается железная леди Стюрт, подумал Джереми.
– Нет, мама… нет. Хандра, весенняя, не более, – сказал Джереми и попытался улыбнуться.
Железная леди Стюрт, сомкнула брови и пристально посмотрела на сына. Джереми устало взглянул на мать, что разозлило её ещё больше. Их разделяло три метра овального стола, сервированного под ужин с большим подсвечником ровно в середине, и пропасть между мировоззрениями.
Леди Стюрт взглянула на троицу молодых парней официантов в чёрных строгих костюмах и те быстро удалились в боковую дверь. Двое из них делили с ней постель, когда она этого хотела, иногда поодиночке, редко сразу вдвоём. Джереми это знал и был не против, ведь следующие за этим игрищем дни, мать была более мягка, если это можно назвать мягкостью.
Леди Стюрт была в возрасте. Сейчас ей шёл двести пятьдесят первый год, а намёка на старость и не проявлялось. Подавляющее большинство людей способных продлить свою жизнь к этому возрасту сходили с ума, и их родственники или наследники высуживали проведение принудительной эвтаназии, но Джереми такое счастье пока не предвиделось, а судя по состоянию его родительницы можно было смело говорить, что ещё долго не предвидится.
Джереми был плодом её «любви» с абсолютным акционером продовольственного союза, постоянным членом Совета Семи – Верноном Джереми он Браском. Старик помер в возрасте двухсот сорока лет, когда Джереми не было и года.
Парень частенько давался диву каким образом тела его родителей в столь преклонном возрасте смогли создать генетический материал, да ещё и достойного, хотя может не очень, качества. Он представлял какое количество денег они на это потратили и не представлял, как они решились на данный шаг, пока не повзрослел окончательно, заставив работать большую часть клеток заполняющих пространство его черепа. Сильные мира сего были скупы на столь затратные вещи и прибегали к значительным расходам лишь в случаи крайней необходимости и, как понял Джереми, смерть и есть та самая – крайняя необходимость.
Леди Стюрт была внучкой «стального» Джона Кларка Стюрт. Получившего свое прозвище не просто так. Дед Джереми в тридцать лет соорудил своими руками такую историческую конструкцию как «Восстание Мелочи». Это событие перевернуло цивилизацию с ног на голову и переделило акционерные доли всех Союзов в пользу старой аристократии, которая за последние пару тысячелетий медленно скатывалась в упадок. Стальной Джон шёл по головам не гнушаясь убийствами, шантажом и подкупами. Почти пятьдесят лет множество планет горели революциями и Совет Семи сдался, пойдя на уступки старой аристократии. Как вы понимаете самый большой кусок уступок получил Стальной Джон, а за следующие двести лет жизни утроил его.
Дед Джереми и его брат – Нерон Джон Стюрт, от отца получили только капитал. Личностные качества, характер и харизма растворились в их организме, не переродившись в нечто стоящее по меркам сильных мира сего. Поэтому они методично прожигали свое состояние пока Нерон не покинул сей дивный мир в возрасте ста лет, а дед Джереми – Фрэн Джон Стюрт, не получил наследство брата. Собраться с мыслями ему стоило немалых усилий, но он смог и ко времени своей кончины не приумножил капитал отца, но вернул его почти на исходное значение.
У Фрэна Стюрт было четверо детей, но до получения наследства дотянула лишь Саманта Джессика Стюрт – мать Джереми. Остальные трое – погибли при загадочных обстоятельствах, которые при поверхностном знакомстве казались чистой случайностью. Эти смерти были первыми в копилке доводов к появлению приписки «железная» перед именем матери Джереми.
Его дядьки погибли во время полёта на Землю. Межзвездный корабль класса люкс – СР-3000, оснащённый всевозможными системами защиты и выживания, был коварно повреждён метеором, а аварийная посадка на ближайшую планету успехом не увенчалась. Спасатели экстренно прибывшие на место крушения обнаружили на том месте выжженный грунт (ещё более выжженный, чем остальной выжженный грунт на близкой к звезде планете) и ни единого осколочка. В последствии оказалось, что межзвездный двигатель отчего-то решил взорваться – это стало известно в процессе расшифровки сигнала бедствия. Данное происшествие – детонация активной части межзвездного двигателя, устанавливающегося на СР-3000, стало первым и последним во всё длительное время эксплуатации данного аппарата. Ещё долго эксперты со всех уголков цивилизации приводили свои гипотезы, фантазии и бредни, но официально было объявлено о трагическом стечении обстоятельств приведших к столь печальному, но все же лишь несчастному, случаю.
Тётка Джереми подхватила лихорадку Патрика и скоропостижно скончалась в течении суток. Столь быстрое течение болезни было характерно для обитателей миров с непрямым управлением одного из союзов, малыми контактами их обитателей с остальной цивилизацией и являлось следствием отсутствия естественного отбора как такового, а также страха перед вакцинацией сильных мира сего. Она была старше матери Джереми на десять лет и много работала на славу рода. Некоторые личности из числа прихлебал абсолютных акционеров, да и сами акционеры, на полном серьёзе пророчили ей будущее никак не меньше «Стальной» Стюрт, но рабочая поездка свела на нет все их пророчества. На планете 2-К-4, – крупный сырьевой мир, тётка Джереми пробыла меньше часа, даже не покинув пределы порта и не контактировав с местными аборигенами. Она передала секретные документы местному ставленнику их семьи и покинула планету. Документы она передавала через разграничительный барьер и общалась с ним также. Уже на орбите она почувствовала себя плохо и скончалась в межзвёздном пространстве. Ни один из членов экипажа не был заражён даже при том условии, что тесно контактировал со свой работодательницей. Для многих было ясно кто повинен в смерти тётки и поэтому расследование велось честное, под яростным присмотром общественности, ведь в случае отрицательного для матери Джереми результата огромный пирог после смерти деда мог пойти на раздербание и это будоражило умы сильных мира сего. Но и эта смерть по мнению специалистов стала трагической случайностью.
Теории заговора породили вокруг молодой леди Стюрт лёгкий запашок осторожности, который усиливался все время её жизни и до сегодняшнего дня. Приумноженный капитал своей семьи открыл все двери, острый ум позволил играть очень в долгую и власть сама потекла в её руки.
Сейчас леди Стюрт уже отошла от большинства дел, но жизненно важные вопросы семейного капитала все ещё решались ею в ручном порядке. Она сосредоточилась на воспитании сына, пытаясь выработать в нем присущую ей хватку и максимально возможным образом накачать ему системообразующую мышцу человеческого организма – мозг. С последним проблем не появлялось – Джереми был определено одарённым человеком и очень способным учеником. А вот с первым возникли явные проблемы. До тринадцати лет мать заложила в него все, по её мнению, необходимые качества, но в дальнейшем в парне произошёл резкий поворот влево.
Джереми мало-помалу становился неким антиподом своей матери. В возрасте пятнадцати лет стал интересоваться экономикой, вот только учился ей не по общепринятым учебникам людей состоятельных, да и подавляющего числа не шибко состоятельных, а на «слегка» других. На просторах сети, связывающей всю галактику, парень познакомился с людьми, чей кругозор не ограничивался познаниями в общепринятых теориях стоимости, инвестирования, да просто взгляда на капитал. Этот круг лиц представлял собой гонимый сильными мира сего, прибывающий в вечном движении, анклав прогрессивной мысли человечества. Там его направили в нужном направлении, что позволило, уже вскоре, взглянуть на мир совсем под другим углом. Пытливый ум, знатно натренированный, способный к построению сложных логических цепочек, все ещё желающий вбирать в себя новые, почти противоположные имеющимся, знания, быстро перешёл на сторону правды.