Гусеница в янтаре

Юлия Петрашова

Гусеница в янтаре

© Петрашова Ю. С., 2023

© Путилина Е. С., иллюстрации, 2023

© Макет. АО «Издательство «Детская литература», 2023

О конкурсе

Первый Конкурс Сергея Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков был объявлен в ноябре 2007 года по инициативе Российского Фонда Культуры и Совета по детской книге России. Тогда Конкурс задумывался как разовый проект, как подарок, приуроченный к 95-летию Сергея Михалкова и 40-летию возглавляемой им Российской национальной секции в Международном совете по детской книге. В качестве девиза была выбрана фраза классика: «Просто поговорим о жизни. Я расскажу тебе, что это такое». Сам Михалков стал почетным председателем жюри Конкурса, а возглавила работу жюри известная детская писательница Ирина Токмакова.

В августе 2009 года С. В. Михалков ушел из жизни. В память о нем было решено проводить конкурсы регулярно, что происходит до настоящего времени. Каждые два года жюри рассматривает от 300 до 600 рукописей. В 2009 году, на втором Конкурсе, был выбран и постоянный девиз. Им стало выражение Сергея Михалкова: «Сегодня – дети, завтра – народ».

В 2023 году подведены итоги уже восьмого Конкурса.

Отправить свою рукопись на Конкурс может любой совершеннолетний автор, пишущий для подростков на русском языке. Судят присланные произведения два состава жюри: взрослое и детское, состоящее из 12 подростков в возрасте от 12 до 16 лет. Лауреатами становятся 13 авторов лучших работ. Три лауреата Конкурса получают денежную премию.

Эти рукописи можно смело назвать показателем современного литературного процесса в его подростковом «секторе». Их отличает актуальность и острота тем (отношения в семье, поиск своего места в жизни, проблемы школы и улицы, человечность и равнодушие взрослых и детей и многие другие), жизнеутверждающие развязки, поддержание традиционных культурных и семейных ценностей. Центральной проблемой многих произведений является нравственный облик современного подростка.

С 2014 года издательство «Детская литература» начало выпуск серии книг «Лауреаты Международного конкурса имени Сергея Михалкова». В ней публикуются произведения, вошедшие в шорт-листы конкурсов. На начало 2024 года в серии уже издано более 60 книг. Готовятся к выпуску повести и романы лауреатов восьмого Конкурса. Эти книги помогут читателям-подросткам открыть для себя новых современных талантливых авторов.

Книги серии нашли живой читательский отклик. Ими интересуются как подростки, так и родители, педагоги, библиотекари. В 2015 году издательство «Детская литература» стало победителем ежегодного конкурса ассоциации книгоиздателей «Лучшие книги года 2014» в номинации «Лучшая книга для детей и юношества» именно за эту серию. В 2023 году серия книг вошла в пятерку номинантов новой «Национальной премии в области детской и подростковой литературы» в номинации «Лучший издательский проект».

Придется идти наугад. По правде сказать, я никогда не верил компасам. Тем, кто чувствует правильный путь, они только мешают.

Туве Янссон. Всё о муми-троллях

Глава 1

Главное – не думать

Дерево плакало. Недавняя буря нанесла ему жестокую рану, из которой теперь струились обильные слезы цвета солнца. Капли сливались в ручейки клейкой живицы, врачующей рубцы и трещины на теле дерева. Ручейки и сгустки источали такой дурманящий аромат, что ни одно оказавшееся поблизости насекомое не могло ему противостоять.

Вот и гусеница не сумела. Приползла, приблизилась себе на беду. Попала под поток янтарных слез и сама не заметила, как угодила в ловушку. Увязла в липкой ароматной жиже, которая стекала все ниже и ниже – туда, где громче слышен шепот волн, лижущих берег у корней дерева.

Пытаясь вырваться из вязкого плена, гусеница дернулась всем телом. Толкнулась отчаянно лапками и почти освободилась. Да, освободилась бы непременно, если бы ее не накрыла свежая прозрачная слеза. А потом еще одна. И еще…

Гусеница не станет бабочкой. Не расправит крылья. Не перепорхнет с цветка на цветок, восхищая всех вокруг грацией и изысканным узором на крыльях. Зато и через сотни тысяч лет гусеница так и не превратится в прах. Останется цела. Сохранна. Невредима. И даже будет считаться произведением искусства.

Лера была там, в янтарном лесу. Видела, как влипла в неприятности гусеница. Наблюдала, как смоляные ручейки превращаются в причудливые наросты на коре. Вдыхала густой аромат сосны. Лера полностью отдалась воображению, позволила ему заколдовать, закружить, унести себя в хвойные заросли кайнозоя. Лишь бы не оставаться в настоящем. Лишь бы не думать о том, почему вместо нарядных улиц Зеленоградска за окнами автобуса проносится зеленая стена из кустов и деревьев.

С гусеницей, по крайней мере, все предельно ясно. Жила себе, жевала листочки, ползала – одна из миллионов точно таких же гусениц. Пока ползала, никто ею особенно и не интересовался. Ну, может, за исключением древних птиц, которые норовили ее склевать. Зато теперь о гусенице с придыханием говорят ученые, о ней мечтают ценители диковинок, ведь она – удивительная редкость, застывшая история, ценный инклюз. Шутка ли – сохранившееся свидетельство жизни, кипевшей на Земле более 40 миллионов лет назад.

Такой инклюз – включение живого организма в янтарь – поднимает цену полудрагоценного камня до небывалых высот. Лера узнала об этом всего пару часов назад – аудиогид в музее поведал.

Зачем она пошла в музей, вместо того чтобы сразу сесть в автобус до Зеленоградска? Зачем бродила по улицам Калининграда, рассматривала дома, пялилась на витрины? Знала же, что тетя Надя ждет ее на автовокзале, ищет взглядом среди пассажиров каждого прибывающего из областного центра автобуса. Ждет, ищет и время от времени тычет, подслеповато щурясь, пальцем в экран смартфона.

Пусть сколько угодно тычет. На улицах Калининграда шум, гам и суета, – можно и не услышать, как напевает в кармане смартфон.

Лера передернула плечами и накинула на голову капюшон худи. Зачем? Непонятно. Балтийская погода в тот день притворялась благодушной и ласковой, будто бы капризы вовсе и не ее фирменная фишка. Ни тебе невесть откуда налетевших туч, ни внезапного ливня, ни пронизывающего порывистого ветра.

Лера вряд ли вообще отдавала себе отчет в том, какая погода. А капюшон она не сняла и в автобусе. Не сняла и тогда, когда за окном показалась зеленоградская станция. И даже разглядев в толпе тетю Надю, Лера капюшон не скинула и почему-то продолжила сидеть на месте, а не поспешила к выходу, как прочие пассажиры, у коих в билетах Зеленоградск значился конечной остановкой.

Конечная,

закончить,

окончание,

концовка,

окончательно…

Автобус под завязку заполнился новыми пассажирами и, обреченно всхлипнув, тронулся. Тетя Надя осталась там, в толпе. Озабоченная, растерянная, крутила она головой и теребила в руках бежевую сумочку.

Когда автобус поворачивал на Вокзальную, Лера взглядом из-под капюшона выхватила тетин силуэт и сразу же достала из кармана смартфон. Пальцы исполнили на экране быстрый эксцентричный танец, а потом с помощью булавки-розочки (в ларьке у калининградского музея она называлась «булавкой на удачу») вытащили сим-карту и швырнули ее в открытую форточку. Симка ударилась об асфальт, подскочила, как испуганный кузнечик, улетела в газон и замерла среди травы.

Замерла и Лера. Не шелохнувшись, вперив невидящий взор в окно, сидела она до тех пор, пока автобус не покинул город и не встал в пробке у пропускного пункта на Куршскую косу.

Смуглый черноволосый мужчина с усталыми глазами цвета штормового моря поднялся с водительского кресла, чтобы пройти по салону и проверить, нет ли в автобусе «зайцев».

– У вас докуда билеты?

– До Морского.

– А у вас?

– До Рыбачьего.

– А у меня до Лесного. Вот три билета. Со мной двое детей.

– Те, что стоят в проходе? Девочка с косой и мальчик с рюкзаком?

– Нет, мои сидят справа, вот они. В Лесной едем. Там пляж хороший, говорят. И кафешек много, – поделилась со «Штормовым морем» довольная пассажирка.

Лера встрепенулась. В момент вынырнула из кайнозоя, вернулась из янтарного леса, забыла про гусеницу.

«А у меня ведь билет до Зеленоградска. До Зеленоградска, который мы уже полчаса (или сорок миллионов лет?) тому назад проехали. Как там сказали? Лесной?»

– Девушка, вы с билетом? – «Штормовое море» оказался рядом раньше, чем Лера успела собраться с мыслями.

– Я – да. То есть нет. Вот билет до Зеленоградска. Но я передумала там выходить. Я в Лесной еду. На пляж.

«На пляж. За грибами. Запускать воздушного змея. Да хоть на постоянное жительство. «Штормовому морю» до фонаря. Нужно было просто купить билет, и всё». – Лера почему-то разозлилась на себя до чертиков.

Как только автобус затормозил и открыл двери, она вылетела из него, как фурия. Ей было плевать: в Лесном она высадилась или на другой планете.

Глава 2

Лилия на перепутье

Ведьма была самая настоящая. Во всяком случае, выглядела она ровно так, как должна была, согласно представлениям Лили, выглядеть ведьма. Пронзительный взгляд черных глаз, грива топорщащихся во все стороны темных волос, атласный балахон цвета ночного неба. И ногти. Нереально длинные ногти, которые светились в полумраке комнаты.

Нет, Лиля, конечно, знала о существовании люминесцентных лаков, но зачем нарушать атмосферу магии и волшебства, если можно вообразить, будто из кончиков пальцев ведьмы лучатся сгустки космической энергии. Такое несложно представить, когда вокруг тебя сумрак, разбавленный загадочным мерцанием расставленных повсюду маленьких свечей. К тому же все сомнения Лиля оставила еще в коридоре – там, где на стене висит красочный диплом в золоченой рамке. Диплом об окончании Жанной Константиновной (да, ведьму звали как стюардессу из песни) Липецкого филиала Бостонской академии парапсихологии.

– Надо же, какая чистая аура! Ты в этом мире как белый лебедь среди черных воронов, – нараспев произнесла Жанна, как только Лиля села за стол напротив нее.

– Вижу много недругов вокруг тебя. Так и кружат, так и кружат, извести хотят. Завидуют молодости твоей, красоте и удаче, – продолжала вещать ведьма.

Лиля кивнула.

Еще бы. С тех пор как она, совсем недавно простая студентка местного колледжа искусств, вышла замуж за директора молочного комбината, отношение к ней окружающих сильно переменилось. «Из-за денег, все из-за денег, у нее на уме только деньги», – жалил Лилю осой назойливый вездесущий шепот. Лживый завистливый шепот ничего не знающих о ней людей.

А Лиля влюбилась, по-настоящему влюбилась в Арсения Яковлевича. В его успешность, самоуверенность, напористость. В его импозантный образ, правильную речь, богатый жизненный опыт. Ну и, конечно, в возможности. Возможности, которые могли бы помочь ей осуществить мечту – претворить в жизнь лелеемую уже много лет грезу стать актрисой.

Лиля всегда знала: профессия менеджера социально-культурной деятельности – это просто-напросто ступень. Всего лишь этап на ее пути. Свадьбы, юбилеи, фестивали, корпоративы… Она варилась в этой кухне, ни на минуту не забывая о том, что достойна большего. Достойна звездных ролей, красных дорожек, внимания папарацци.

И пусть она после школы не прошла по конкурсу ни в один из вузов, в которые подавала документы. Пусть. Ведь это просто досадное невезение. Непруха. Случайная осечка. Лиля не сомневалась: рано или поздно удача придет, не может не прийти. И удача явилась. В лице Арсения Яковлевича.

Поворотной точкой в жизни Лили обернулся тимбилдинг, который она, по поручению агентства «Вспышка счастья», организовала для финансового отдела молочного комбината. Тимбилдинг проходил у озера, на турбазе «Бор». Среди грузных бухгалтерш и очкастых экономисток Лиля смотрелась феей, изящной златовласой волшебницей, которую просто нельзя было не заметить. И Арсений Яковлевич ее заметил.

Как он вообще там оказался? Все просто. За тимбилдинг было заплачено не только агентству «Вспышка счастья», но и одному из местных телеканалов. Журналисты должны были сделать репортаж, посвященный тому, как весело и зажигательно проводят досуг сотрудники молочного комбината. При чем тут Арсений Яковлевич? А как же, самый молодой руководитель крупного предприятия в области. И такой заботливый. Интересующийся. Во все вникающий. Ну, вы понимаете – институт репутации, все дела.

В общем, PR-отдел решил, что Арсению стоит появиться на турбазе «Бор» хотя бы на несколько минут. Он и появился… появился и остался до ночи.

А через пару месяцев на этой же турбазе сыграли свадьбу. Свадьбу, о которой потом написали почти все местные газеты. Вчерашняя выпускница культпросветучилища и один из самых завидных холостяков области. Хайп.

И вот теперь златовласая фея, все еще такая же молодая и изящная, как и в тот день, когда она объявляла конкурсы во время памятного тимбилдинга, сидела в полумраке ведьмовской комнаты. Сидела и с трепетом ожидала ответа на вопрос.

– Как мне поступить? Что выбрать: мечту или ребенка?

Ведьма молчала несколько мучительно долгих минут, а потом ответила:

– Небо благословило твое дитя – ребенку суждено стать великим. Тебя ждет горе, если ты от него избавишься.

Про горе Лиля знала и без нее. Арсений мечтал о сыне – наследнике, который непременно станет еще успешнее, чем отец. Муж никогда не простит, если она лишит его наследника.

Но ведь и у Лили была мечта… Как же курсы актерского мастерства, как же поступление во ВГИК, запланированное на будущий год?

Слева на столе сердито затрещала свеча.

«Ему суждено стать великим!» Покинув квартиру Жанны, Лиля много думала об этих словах. Напряженно размышляла, пока мерила шагами набережную, пока брела через парк домой, пока ждала, не отрывая взгляда от огня в камине, мужа в гостиной.

Глава 3

Все однажды происходит впервые

Когда рождается детеныш лебедя, никто от него не ожидает, что тот отрастит длиннющие лапы и станет расхаживать по болоту, заглатывая лягушек. Когда на свет появляется утенок, его родители не поглядывают на него с предвкушением: мол, вот еще немного, и отпрыск обернется белоснежной павой с изящной шеей. В птичьем мире все предопределено. Лебедю – величавая грация, крякве – быстрота и маневренность.

У людей все совсем не так.

Нет, есть, конечно, счастливчики, которые с детства знают, кем станут. Они ясно видят путь. Они не корчатся в муках неопределенности. Не вздрагивают от вопроса: «Ну что, решила, куда поступать будешь? А?» Их предназначение чуть ли не с рождения с ласковой и терпеливой настойчивостью дает им о себе знать: «Нашлось ли для меня место в твоей жизни? Нет? Ничего, я подожду, не беспокойся, я всегда рядом».

Остальным же приходится снова и снова спрашивать себя: «Кто я? Зачем живу? Чего хочу?» А еще этот унизительный страх… Мерзкие опасения, временами перетекающие в злобную уверенность, что вот так и придется без конца сомневаться, ту ли дорогу выбрал.

А ведь чтобы было из чего выбирать, нужен крутой старт: красный диплом, хотя бы два языка, конкурсы и олимпиады и, главное, неистовая целеустремленность. Кто тебе все это гарантирует? Никто. Зато зашкаливающая тревожность и туман, там, где должна бы уже появиться картинка будущего, всегда при тебе.

Эти мысли неутомимыми волчками крутились в уме у Леры, пока она стояла на берегу Куршского залива и кормила лебедей кусочками батона, купленного в магазине поселка Лесной. Вальяжные белые птицы брали еду из рук без суеты, с достоинством, будто одолжение делали. Насытившись, они, не оглядываясь, уплыли к сородичам, гордо державшимся в отдалении от берега.

Вмиг почувствовав себя брошенной, Лера вздохнула и пошла от залива прочь. Вскоре она пересекла шоссе и решительно зашагала по направлению к маяку – возвышавшейся над поселком красно-белой бочке на длинных металлических ножках. Впрочем, интересовала девушку вовсе не бочка. И даже не раскинувшийся за бочкой пляж. Лера вертела головой в поисках табличек с надписью «Комнаты. Недорого». Последнее слово горело в воображении капслоком, потому что было особенно важным. По правде сказать – решающим.

Сдавать жилье недорого никто в Лесном не спешил: «Вы что, девушка! Пик сезона, желающих – хоть отбавляй». Снимать комнату за те деньги, которые просили хозяева местной недвижимости, не хотела, в свою очередь, Лера. Ха – не хотела… Просто-напросто не могла. Не потянула бы.

Нет, мать ей на карманные расходы кое-что выделила. Только ведь предполагалось, что лето Лера проведет у тети Нади, а значит, жить будет на всем готовом. Станет спать в комнате двоюродной сестры Любоньки, кушать наваристые борщи и сдобные булочки в светлой кухне с видом на супермаркет «Виктория»… В общем, что все будет как всегда.

А как всегда уже ничего быть не могло…

В деревянную избушку с поросшей мхом крышей Лера постучалась от безысходности, уже к тому времени представляя, как заночует на пляже (отойдет подальше от поселка, натаскает веток из леса, построит шалаш и заночует). Постучалась, ни на что не надеясь. А на что можно было рассчитывать, если на покосившейся облезлой калитке даже объявления «Сдаются комнаты» не наблюдается. Если на тебя не желают смотреть даже закрывшие глазницы ставнями окна.

На Лерин стук вышла старушка. Не из дома вышла, а из-за угла. Колоритная такая бабулька в ярком цветастом платке, спортивном костюме в обтяг, с лопатой в руках.

– Здравствуйте! – приободрилась Лера. – Вы сдадите мне комнату?

– Здравствуй-здравствуй! – ответила бабулька нараспев.

Она с минуту разглядывала гостью, будто та была яблоневым саженцем, который следовало проверить на жизнеспособность. Затем вручила Лере лопату и потопала за угол дома, шаркая по траве пыльными галошами.

– Это означает «Да»?

Вопрос улетел в пустоту.

Сбросив рюкзак на крыльцо, Лера поспешила за старушкой, волоча за собой лопату.

– Ишь, уродка какая.

Лера опешила и чуть было не развернулась, чтобы убраться восвояси, но потом сообразила: бабуля смотрит вовсе не на нее, а на искореженный черными глянцевыми наростами куст смородины.

– Заболела смородина, видишь. Боюсь, как бы на другие кусты зараза не перешла. Нужно ее выкорчевать. Все равно на ней и ягод-то почти никогда не бывает.

– Вы хотите, чтобы я выкопала? Но я не умею, я никогда ничего подобного не делала.

– Не делала – сделаешь. Все однажды происходит впервые, – хохотнула старушка. – Ты давай по кругу куст обкопай, а я за ломом схожу.

Они победили смородину, когда солнце коснулось верхушек яблонь в соседском саду. Варвара Ильинична (Лера и хозяйка познакомились, пока единым фронтом воевали с кустом) прислонилась к стене дома, отдышалась, а потом сказала:

– Не умею, не умею! Все ты можешь, все умеешь. Сразу ж видно, толковая девка.

Теплое золото последних лучей заходящего солнца, исчезая, отразилось в Лериных глазах, и на секунду показалось, что девушка светится изнутри. А потом вдруг свет погас.

– Вы ж мне все показали, да еще и помогали. Сама я б в жизни не справилась.

– Хорош прибедняться, айда в дом, – скомандовала Варвара Ильинична.

Прежде чем впустить Леру, она обошла хибару по периметру и распахнула деревянные ставни на окнах.

– Фотографии на солнце выгорают, – объяснила хозяйка.

Входя в избу, Лера ожидала увидеть раритетные снимки. Портреты, сохранившие дыхание ушедшей эпохи. Слепки прошлого века, дорогие сердцу Варвары Ильиничны: отец в форме солдата Второй мировой, мать в длинном платье с воротником под горло, брат с баяном… Черно-белая память о давно минувшем.

Только память оказалась очень даже многоцветной. Красочной. Пестрой даже. И почти никаких лиц – только природа: море, песок, лес… и кабан. Да, смешной насупленный боров, пялящийся в камеру маленькими осоловевшими глазками. А еще лисенок, серо-коричневый малыш с доверчивым взглядом. И косуля – запечатленный издали рыжий козлик с рожками-антеннами.

Лера сообразила, что стоит перед стеной и улыбается, как блаженная, только когда услышала голос Варвары Ильиничны:

– Это Стас, внук мой, наснимал. Он фотографией увлекается, вот и нащелкал местных красот. Раньше-то он ко мне каждое лето приезжал, а теперь батька, зятек мой, решил, что негоже сыну летом в глуши торчать, лучше, мол, пусть за границей тренируется по-аглицки балаболить. Может, и прав он, чего со старухой валандаться.

Варвара Ильинична отвернулась к окну, будто бы поправить занавеску. Она вдруг как-то согнулась, скукожилась, обмякла – словно это уже была не та боевая бабуля, которая запросто управляется с ломом, а совершенно другая, дряхлая и немощная женщина. Лере захотелось сказать ей что-то ласковое, ободряющее, но, прежде чем она сумела подобрать слова, Варвара Ильинична заговорила вновь. Голос ее звучал тихо, но твердо:

– А ты оставайся, живи. И денег мне твоих не надо. Мне всего хватает. На огороде чего подсобишь, в Зеленоградск при надобности в магазин сгоняешь. Только уж не обессудь, удобств у меня нема. Туалет на улице, раскладушка в сенях. А сейчас ужинать будем, поди, как волк, оголодала.

За столом, уминая за обе щеки картошку с румяной корочкой (видела бы мама! Жареное на ночь. Ужас-ужас-ужас!), Лера вдохновенно врала о том, что она студентка, что учится в колледже искусств, что приехала на косу в поисках вдохновения. Впрочем, про вдохновение было не совсем ложью…

Ночью, лежа на скрипучей старенькой раскладушке, Лера не могла уснуть, несмотря на полуобморочную усталость. Дело было в переизбытке впечатлений. А может, в таинственных скрипах и шорохах старого дома. Так или иначе, когда полная луна, прекратив с бесстыдной откровенностью подглядывать в дом через окошко, поднялась высоко в небо, девушка все еще думала о застывшей в янтаре гусенице.

Глава 4

Лиза и Элизабет

Густое марево органзы белым облаком парило над кроваткой. Зимнее солнце ослабевшими прозрачными ладонями тянулось к Лизиной щечке. Лиза не спала. Увлеченно обсасывая большой палец, она слушала мамин голос, звучащий совсем рядом и одновременно словно бы с другой планеты.

Лиля декламировала стихи. Звонко, с душой. Мандельштам, Бродский, Ахматова. Она читала их для дочери, но та конечно же пока ничего не понимала и только чувствовала, что мамин голос сделался вдруг чужим, холодным… странным. Будто маме плохо. Будто она страдает. Будто вот-вот снова исчезнет.

Лиза не плакала.

В первые недели после рождения она надрывалась криком всякий раз, когда просыпалась в кружевной постельке. Однажды мама на ее зов не пришла. Не склонилась над люлькой, не взяла на руки, не прижала к себе. Мама пропала, потерялась.

Нет-нет, Лизу не бросили на произвол судьбы. Чьи-то чужие руки меняли памперс, кормили, купали, переодевали, выносили ее в сад и протягивали ей погремушки. Постепенно Лиза привыкла к этим рукам и больше не кричала, когда ее оставляли в одиночестве, – научилась успокаивать, убаюкивать, укрощать себя сама.

Лиля приехала домой повеселевшая и загорелая. Никаких беспричинных слез. Никаких разговоров про удушающую временную петлю, затянувшую ее в водоворот пеленок, бутылочек и памперсов. В доме снова воцарился покой.

Няню, которая ухаживала за Лизой весь месяц, пока Лиля лечилась от послеродовой депрессии в Португалии, было решено пока оставить.

– Она отлично справляется, Арсюш. Просто без-у-ко-риз-нен-но! А мне нужны силы и время, чтобы заниматься развитием и воспитанием нашей малышки.

Да, дел было невпроворот.

У Лили имелся план. Четкий, продуманный до мелочей.

Во-первых, поэзия. Стихи – это же определенный уровень. Уровень культуры.

Пока Лиза не умела говорить, Лиля декламировала ей поэмы, то расхаживая по детской, то замирая у окна с устремленным вдаль мечтательным взглядом. Позднее, когда малышка начала складывать слова в предложения, Лиля принялась учить с ней стихи. Не Бродского, нет, конечно. «Муху-цокотуху», «Мойдодыра», «Тараканище»… Это занимало уйму времени. Зато какой фурор они производили на детской площадке! «Уникум! Вундеркинд!» – с придыханием восклицали восхищенные мамочки.