Студенты

– Каких полевых испытаний? – удивился я.

– Полевых, боевых, клинических – всех, каких хочешь.

– Я никаких не хочу, – сказал я, – талисман давно испытан, соответствует ГОСТу. Вчера Мирнов спасся от Коновалова и Пыжова, нашего декана…

– Слышала…

– С помощью моего талисмана, кстати. Хотя он был недоволен.

– Кто был недоволен, Мирнов?

– Талисман. Говорит, что не хочет по рукам ходить.

– Дай его мне, – потребовала Лена, – хочу его испытать на экзамене по физике.

– Не дам, – отрезал я.

– Жадина!

– Погодите, я выйду, – попросил Германсон, скатываясь с кровати на пол, – а то вы тут сейчас поубиваете друг друга, а мне скажут: не остановил, не предотвратил. Ну вас…

Андрей ушел, а я колко напомнил Лене:

– Кое-кто не верит в способность булыжников приносить своим хозяевам хорошие оценки на экзаменах.

– Не верила и не верю!

– Ну да, женская логика. Не верила и не верю, а талисман дай. Зачем тебе талисман, в который ты не веришь? Талисман тем и силен, что в него верить надо!

– Понимаешь, я очень боюсь завтрашнего экзамена по физике, – призналась Лена. – До дрожи. Умом понимаю, что мне помогут только знания, а не какие-то там амулеты или обереги, а душа у меня, видно, все-таки суеверная, просит подстраховать чем-нибудь волшебным.

– Может, как-нибудь с душой договоришься? Это ведь, кроме всего прочего, опасное дело, – понизив голос сказал я.

– Почему?

– Потому. Чужой талисман может помочь, а может все сделать наоборот. Так может навредить, что мама не горюй.

– Мирнову же, ты сам сказал, помог.

– Помог, – согласился я, – тут уж не угадаешь. Я ведь Мирнова предупредил, что талисман может переметнуться на сторону Коновалова, но у него ситуация, сама знаешь, какая была. Он решил рискнуть.

– Да? – Лена задумалась.

– Конечно. Это, Лена, дело скользкое. Кроме того…

– Что «кроме того»? – Лена с тревогой уставилась на меня.

– Да так, ничего особенного, – задумчиво ответил я. – Я тут на днях заходил в научку, взял там книжку про талисманы…

– Ну…

– Ты знаешь, христианская церковь сильно против них. Просто до отлучения от церкви. Магия, говорят, однако!

– А сам почему не боишься?

– Как «не боишься»?.. Боюсь. Узнают – буду ходить отлученный, как Лев Толстой.

– Ну, меня, чтобы отлучить от церкви, нужно сначала прилучить к ней, – весело сказала Лена. – Так что давай сюда свой талисман!

– Ты что, некрещеная? – спросил я.

– Нет.

– Ну, держи тогда, нехристь, – я достал из прикроватной тумбочки камень тигровый глаз и протянул ей, – после экзамена сразу верни.

– Ладно, – крикнула Лена, схватила мой талисман и убежала.

На следующий день я начал ждать ее часов с 12-ти. К этому времени Лена должна была бы отстреляться. В двенадцать ее не было, не было ее и в час. Я задумался. Экзамены у всех начинались одинаково, в 9 утра. Для того чтобы экзаменоваться, утро – самое время, не зря же говорят: утро вечера мудренее. Голова еще свежая, соображалка работает на максимальных оборотах. Так что к часу уже можно бы и сдать, даже если зашла не в первых рядах. Когда Лена не пришла и к двум часам, а в это время препод уже обычно сдает контрольные ведомости в деканат, я понял, что что-то пошло не так. Отбросив экзотические причины ее отсутствия, вроде «бежала, споткнулась, упала, закрытый перелом», я остановился на наиболее правдоподобной версии – завалила и не хочет никого видеть. Ну, ничего, отойдет и придет. Она же знает, что талисман мне нужен. А что ей талисман не помог, так я же предупреждал, что талисманы – дело тонкое. Если ты ему не понравился, сливай воду… Самому вечером тащиться за талисманом к ней домой меня совсем не манило, там ведь папа прапорщик в военной форме, которая у него вместо пижамы, там мама с анкетой-вопросником наготове, и проходить еще один тур общения с ними мне не хотелось. В этот день Лена так и не пришла. «Тяжело отходит», – подумал я, но успокоил себя тем, что уж утром-то она придет наверняка. К утру доктор время ее немного полечит, и она принесет мне мой талисман. А мне, чтобы я не переживал, сейчас пришлет телеграмму и с вахты продиктуют текст: «Подожди немножко, скоро буду. Капитошка».

Как там индейская народная изба называется, «фигвам»? Вот-вот. Утром, в 8:20 выходя из комнаты по направлению к площади Пушкина на остановку трамвая №2, я попробовал выбросить Лену из головы и сосредоточиться на предстоящем экзамене. Мешала злость. В таком состоянии я добрался до института, а в нем до аудитории, где должен проходить экзамен. Лена сидела на скамеечке напротив экзаменационной аудитории и с милой улыбкой поглядывала вокруг. Зараза! Я поздоровался с одногруппниками, пожал руку Витьке, который почему-то не опоздал на экзамен, и подошел к ней. Уселся рядом и протянул руку.

– Давай камень, – тихо сказал я.

Незачем привлекать внимание группы к взаимоотношению полов.

– Он и правда работает, – каким-то виноватым голосом сказала Лена, не делая при этом попыток что-нибудь достать из сумочки или кармана.

– Без тебя знаю, – злобно пробормотал я. – Камень давай.

– Я вчера пятерку получила.

– Рад за тебя, – без тени радости сказал я и пристально посмотрел на нее. – Ты меня сейчас убьешь, – убежденно сказала Лена, искоса поглядывая на меня.

– Не подсказывай мне готовых решений, – сурово ответил я. – Где камень, я тебя спрашиваю.

– Я его потеряла, – прошептала Лена и немного отодвинулась.

Что-то такое я предчувствовал. Что-то мне подсказывало, что свой талисман я назад не получу. Не знал только причину. Она могла «занять» его кому-нибудь из своих одногруппников, заваливших экзамены и нуждавшихся в поддержке талисмана. Могла показать его папе, и тот забрал его для продвижения по службе. Могла вообще подарить преподу, принимавшему у нее физику, за отличную оценку. В знак уважения. А она его всего лишь потеряла.

– Вчера не смогла к тебе зайти, бегала по магазинам, искала такой же камень. Ты бы и не заметил. Но такого же не нашла, нашла немножко другой, вот смотри…

Она достала из своей крохотной сумочки размером с кошелек коробочку и протянула мне. Я покосился на коробочку и разглядел в нем что-то ярко-желтое, совершенно не похожее на мой талисман.

– Как ты его потеряла? – хмуро спросил я. – И где?

– Не знаю. Если бы знала, пришла бы и подняла. На экзамене он был, после экзамена в столовой был. Я доставала его…

– Зачем?

– Просто полюбоваться.

– В столовой есть надо, а не на камни любоваться!

– Можно же и есть, и любоваться.

– Так, может, он там и лежит? Народ ходит, ест и любуется?

– Не лежит, я обшарила всю столовую, опросила поваров, никто ничего не находил.

– Понятно, – процедил я. Дверь в аудиторию отворилась, и химичка пригласила первых десять добровольцев. А у аудитории мялось человек 6–7, не больше. Остальные что-то не спешили закончить сессию. Я поднялся и пошел к открытой двери аудитории.

– Возьмешь этот талисман? – спросила Лена, все еще протягивая мне коробочку.

– Это не талисман, – отказался я.

– Постой, – попросила она.

– Ну, – я остановился и посмотрел на нее. – Что?

– Хочешь, твоим талисманом буду я? – спросила Лена.

– Ты?

– Да. Все говорят, что я приношу удачу.

– Ладно, лезь в карман, – я похлопал по карману рубашки.

– Нет, серьезно, – продолжала Лена. – Я буду сидеть на этой скамейке и талисманить отсюда. Я кивнул и зашел в аудиторию, закрыв за собой дверь. Через час вышел оттуда.

– Ну, что, пятерка? – подбежала ко мне Лена.

– Угу, почти.

– Четверка?

– Уже ближе.

– Неужели всего лишь тройка?

– Еще немного, и ты угадаешь.

– Завалил?! – испугалась Лена. – Со мной, живым талисманом?

Я обошел ее и молча двинулся к выходу. Она осталась на месте, видимо, чутьем поняв, что сейчас талисманам лучше держаться от меня подальше. Я шел и размышлял, как быть с талисманом, заводить ли новый или нет. Так и не решил тогда, потому что мысли перебрались на химию. Неприятно, конечно, завалить экзамен, но сильно я не переживал. «Ничего, – подумал я, – три дня на пересдачу у меня есть, пересдам. А то ж еще вчера я не знал, чем себя занять. Главное, чтобы живых талисманов поблизости не было…» Через три дня я пересдал этот экзамен. Химичка даже не дослушала мой билет, нервно черкнула в зачетке – «удовл.», и сессия для меня закончилась. Еще через пару дней я уехал с Витькой, Серегой Калакиным и Андреями Мирновым и Германсоном в небольшой поселок в десяти километрах от Южи строить животноводческий комплекс. С Леной мы больше не встречались. В общагу, во всяком случае, она ко мне не приходила. В институте, конечно, сталкивались и даже здоровались, но без приязни. И дело, конечно, не в потерянном талисмане… Больше никаких талисманов у меня не было – ни живых, ни каменных. Не доверяйте им, ребята, в самый нужный момент они подведут. Рассчитывайте только на себя. Ну, если только в лечебных целях…

Стройотряд «Авангард»

1 июля 1982 года мы высадились из автобуса в небольшом городке Южа примерно в ста километрах от Иванова в сторону стыка Владимирской и Нижегородской областей. Мы – это студенческий строительный отряд (ССО) «Авангард» Ивановского энергетического института (ИЭИ) в количестве 24 человек. Название у отряда было, что и говорить, затасканное. Дело в том, что стройотрядам нельзя было называться как-нибудь ярко, улыбчиво, вроде «Отважного электрода» или «Атомной лопаты». Все названия утверждались где-то в стройотрядной выси и должны были отражать что-нибудь серьезное и возвышенное и даже каким-то образом ориентировать нас на лучезарное будущее. Относительно нейтральное название – Ваганты (это бродячие артисты) всегда было занято. Оставались только вот такие, как у нас: «Авангард», «Юность», «Комсомолец», имени кого-то или чего-то. Андрей Германсон рассказывал, что на утверждении названий отрядов они с командиром нашего стройотряда Кругловым пытались протащить название «Альтаир» или «Орион». Тоже не Бог весть какие названия, но даже они не прошли. Кто-то главный посоветовал Круглову с Германсоном не витать в звездном небе, а спуститься на землю. Ну, «Авангард» так «Авангард». Мы, если честно, вообще не обращали внимания на эти названия, украшавшие нашивки на куртках, которые и надевали всего-то пару-тройку раз. Моя куртка, в которой я стою на фото с Витькой, валялась потом у меня в общаге целый год, пока кто-то не взял «поносить»…

…Недавно с удивлением прочитал где-то в интернете, что в некоторых учебных заведениях СССР студенческие стройотряды были обязательной дисциплиной. Вроде как студентов, не отбатрачивших в ССО, не переводили на следующий курс. Любопытный подход. Может, у кого-то было и так, но у нас, в ИЭИ, стройотряды являлись делом добровольным. Правда, был один нюанс. Мелкий, но все же… Студенты, не засветившиеся летом в ССО, осенью направлялись на картошку в подшефный колхоз. А стройотрядовцы нет. Так было до третьего курса включительно. Осенью 1984-го, когда мы перевалили за 3-й курс, нас всех, практически 4-курсников, загнали на картошку без сортировки – и кто был в стройотряде, и кто грелся на летнем солнышке дома. После четвертого курса стройотрядов у нас уже не было. Вернее, стройотряды были, нас в них не было. Зато были военные сборы под Нижним Новгородом, в местечке под названием Пыра, была производственная практика на ТЭЦ. Но это, что называется, совсем другая история. Стройотряды нашего энергетического института в плане назначения строимых объектов ничем не отличались от стройотрядов любых других вузов. Коровники, свинофермы. Реже жилые домики типа маленьких коттеджей, на одну-две семьи. Иногда, впрочем, наши отряды, как я слышал, возводили строения, относимые к энергетическому хозяйству: котельные, насосные станции, электрические подстанции. Мне не довелось, а кое-кто из ребят в этом деле поучаствовал. В стройотряды брали почти всех, кто хотел. Почти, потому что стройотряд – это все-таки не ясельная группа детского сада, стройотряд что-то строить должен. А раз так, то понятно, что в стройотрядах были востребованы студенты, имевшие строительные специальности. Пробегать мимо пару раз в день и орать, что мы опять вместо работы валяем дурака мог только один человек в отряде – командир, остальные должны были вкалывать. А чтобы вкалывать хоть сколько-нибудь эффективно, нужно было уметь это делать. Приветствовались специальности каменщиков, штукатуров-маляров, кровельщиков, стропальщиков, столяров-плотников, даже не подтвержденные свидетельствами об имеющейся подготовке. Таких ребят брали в любой отряд, даже переманивали друг у друга. Так что в стройотряде студенты со строительной подготовкой были элитой. Ну, или без рабочей квалификации, но «с руками», потому что у ребят, ставших студентами со школьной скамьи, строительной специальности взяться было неоткуда. Брали и «без рук», кому-то ведь надо было смешивать раствор, таскать этот раствор с места на место, да и кирпичи тоже сами на стены не прыгали, их нужно было туда доставить. Дел хватало всем. Отряд наш был не из крупных, всего 24 человека вместе с командиром Сашей Кругловым. Он учился на курс старше нас и, помню, был редким пронырой. Всегда что-то с кем-то решал, договаривался, мудрил и хитрил. А еще он был командиром нашего факультетского оперативного отряда, где мы с ним и познакомились. В общем, прирожденный начальник. Стройотряд в силу командирских полномочий набирал лично Круглов по критериям, понятным только ему. Эти критерии, видимо, вообще не предусматривали наличие строительной специальности у кандидатов в отряд, иначе как объяснить, что из 24-х человек только двое или трое ребят что-то умели мастерить? Да и это их качество выяснилось, когда мы уже двигались к месту назначения. А когда Круглов их «собеседовал», он такими глупостями не интересовался. Отряд он набрал за пару дней. Сначала выбрал Андрея Германсона, которому предложил стать комиссаром отряда, а потом, когда Андрей согласился, с его помощью втянул в этот отряд почти всю нашу 12-ю группу. Ребят, конечно – девчонок в отряд не брали. Втягивал надежным, проверенным способом – обещанием хорошего заработка. Не секрет, что к 80-м годам XX века почти никакой идеологической подоплеки у стройотрядов уже не было, была обычная летняя шабашка. Студенты, особенно из небогатых, стремились за лето заработать себе на полусладкую жизнь, вот и вся идеология. Про то, какую деньгу зашибали стройотряды, говорили разное. Мне не раз приходилось слышать студенческие байки о тысячных заработках в особо фартовых шабашках, но всегда с чьих-то слов, живьем таких любимцев фортуны никогда не встречал. Слыхал и про лютое кидалово студентов, когда им не заплатили ни рубля. До сих пор не знаю, в каком из этих вариантов больше вранья. Круглов собрал небольшой отряд, бывали отряды и по полсотни и больше. Все определялось наличием работы. У нас вроде бы маячили какой-то не то коровник, не то свинарник и пара домиков для жилья. На общем собрании перед отъездом в Южу договорились при расчете применить социалистический принцип распределения благ, все заработанные деньги в общий котел и дележ поровну, вне зависимости от личного вклада каждого. Командир должен был получить 20% сверху, комиссар – 10%, а завхоз-казначей – 5%. Круглов, глядя на нас (в глазах святая правда), утверждал, что рядовой стройотрядовец за два месяца получит 800 рублей. Но оговаривался, что это если все будет хорошо, а если хорошо пойдет не все или даже совсем наперекосяк, всего по 600. Мы, развесив уши, слушали и радостно улыбались. Мы заранее смирились, что все у нас будет наперекосяк, но даже 600 рублей в 1982 году считались деньгами. Инженер, закончивший наш вуз, за редким исключением, получал 120 рублей в месяц…

…Мы с сумками и рюкзаками повыпрыгивали из автобуса марки ЛАЗ, который Круглов зафрахтовал для доставки стройотряда из Иванова до Южи. Выехали в 6 утра, приехали около 12. Сто километров за 6 часов – так себе результат, но мы были счастливы, что этот ЛАЗ вообще доехал. Дорога на Южу закончилась чуть ли не сразу за Иваново, дальше было ралли по бездорожью. Мы трижды останавливались на мелкий и средний ремонт по часу каждый, мы застревали в грязи, и автобус приходилось почти выносить на руках, мы даже одно время ехали не в Южу, а куда-то (навигаторов же не было) параллельно. Ехали молча, потому что при попытке сказать слово легко было прищемить язык. В Юже мы разделились. Командир с большей частью отряда взвалил на себя главную и денежную задачу – строительство коровника-свинарника собственно в Юже, а возведение двух домиков для молодых специалистов в Богом забытом поселке Мугреевский возложил на нашу бригаду. Чтобы бригада не чувствовала себя обделенной любовью руководства, с нами поехал комиссар отряда Андрюха Германсон. Состав бригады был следующим: кроме Андрея, в ней был я, Витька, Серега Калакин, Андрюха Мирнов, Слава Крылов и Юра Кулешов. Кроме двух Андреев, остальные представляли 12-ю группу. Я одобрительно отнесся к составу бригады, все в ней были свои ребята, а для морального климата этот фактор был определяющим. Свою миссию в деле строительства домиков я представлял смутно, потому что до того дня не удосужился овладеть хотя бы мало-мальски относящимся к зодчеству ремеслом.

«Ну ничего, – решил я, – начну с должности подсобного рабочего, а потом пригляжусь к мастерам и сам начну делать карьеру».

В тот момент я опасался, что в бригаде только у меня в графе «Наличие строительной специальности» стоит прочерк, а уж остальные в отряде, наверное, что ни боец, то Растрелли. Потом, пока на попутках добирались до поселка Мугреевский, Витька шепотом спросил меня, не знаю ли я, кто будет строить эти чертовы домики, потому что про других не знает, но он, Витька и Юра Кулешов (100%) даже не знают, в какой руке держат мастерок. Я с интересом посмотрел на него и бодро ответил:

– Что такое мастерок?

Мы посмеялись, но…

Поселок Мугреевский разместился на берегу своей главной достопримечательности – озера под названием Святое. Мугреевцы никогда не упускали случая сообщить нам, что, кроме озера, ничего святого у них нет. Мы в свою очередь разместились в общежитии школы-интерната. Детвора из интерната на каникулы разъехалась по родным местам, и мы на два месяца захватили покинутый ими небольшой одноэтажный дом. Впрочем, не весь дом, весь для семи человек был ни к чему, а одну комнату чуть побольше других. Судя по гипсовому бюсту Ленина, у них там была Ленинская комната. Втащили туда семь кроватей, несколько табуреток и вымели с пола несколько слоев грязи. Немного не понравилось отсутствие простыней и наволочек, но, с другой стороны, кто мы такие, чтобы интернат делился с нами предметами роскоши? Директрису интерната Полину Ивановну, женщину лет, на наш взгляд, около ста, мы иногда, примерно раз в неделю, видели прохаживающейся по коридору мимо нашей комнаты. Может, она прибегала убедиться, что мы еще не разобрали интернат на недостающие на стройке домиков материалы? Материалов там и правда вечно не хватало…

Закончив уборку, мы бросили у кроватей свои манатки и сгрудились вокруг стола. Достали водку, складные стопки и бутерброды, предусмотрительно заготовленные еще накануне. Выпили раз-другой, потом свалились на кровати и мирно дремали, когда пришел Германсон и позвал нас на встречу с самим директором торфопредприятия, который как раз прибыл в Мугреевский. Ясно, что не полюбоваться на нас, а для каких-то своих целей. Высочайшая аудиенция состоялась ровно в 16 часов по местному времени в маленькой конторке на берегу Святого озера. В конторке конторщик со странной кличкой Рубероид, тощий пропитой мужичок в сером халате и засаленной кепке, завел нас в тесную, освещавшуюся тусклой лампочкой конуру, где лежали какие-то инструменты, носилки, тачки, лопаты. На стеллаже желтели несколько строительных касок. В конуру ворвался мужчина лет сорока в джинсах и, видимо, назло жаре под 30, в черном кожаном пиджаке. Он окинул нас пристальным взглядом, который наверняка считал рентгеном, и жизнерадостно гаркнул:

– Привет молодым строителям коммунизма!

Молодые строители коммунизма из-за этого вопля окончательно проснулись, вяло поздоровались в ответ, и директор торфопредприятия по имени Сергей Сергеевич (фамилию мы так никогда и не узнали) продолжил:

– Вам предстоит построить два жилых дома для молодых специалистов и их семей. Поскольку фундамент для этих домов был уже возведен вашими предшественниками в прошлом году и задача в этом направлении упрощается, вам поручается, кроме того, построить гараж. Питаться будете… Кстати, где вы будете питаться? Ладно, разберемся…

Мы, выпучив глаза, уставились на него и добросовестно старались вникнуть в смысл его слов, но так и не поняли, причем тут какой-то гараж. Кстати, чтобы потом к этому не возвращаться… Никаких гаражей мы не строили и даже разговоров об этом не возникало. Что-то директор напутал. Дальше Сергей Сергеевич рассказал нам о замечательных местах, где нам предстоит жить два месяца, о Святом озере, на дне которого местные монахи после революции спрятали свои сокровища.

– Сокровищ так никто и не нашел, – лукаво усмехнулся директор, – может, вам повезет.

– А Холуй далеко отсюда? – спросил Андрей Мирнов.

– Не очень… Километров 20, – повернулся к нему директор. – Сейчас заработаете деньжат и купите там себе по лаковой миниатюре.

То ли он шутил, то ли правда не знал, что лаковая миниатюра – это последнее, о чем подумает студент, когда начнет тратить деньги…

Пожелав нам всяческих успехов и предложив обращаться к нему по любому вопросу в любое время, Сергей Сергеевич исчез из нашей жизни навсегда. Все остальные вопросы мы решали с пропитым конторщиком Рудольфом Рубероидом (может, это фамилия была, не кличка?), причем эти вопросы нужно было уложить до 11 утра. После 11-ти Рудольф уезжал «на другие объекты». Так он называл свое времяпровождение, посвященное принятию внутрь спиртосодержащих жидкостей. Рудольф пил все, что крепче лимонада, не отказывался даже от одеколона «Шипр», а между питием спал. Но утром, часов уже с пяти, Рудольф, к его чести, всегда был на месте, принимал и выдавал все, что подлежало приему и выдаче. У нас рабочий день начинался с шести утра, так что нас такой его график работы вполне устраивал. Ну, а то, что с 11-ти Рудольф был недоступен… Что ж, c`est la vie. С питанием мы действительно разобрались, причем без участия Сергея Сергеевича. Андрей Германсон договорился с завстоловой торфоразработчиков, что нас примут на котловое довольствие в вышеупомянутой столовой. Ели мы в столовой бесплатно. Ну, не то чтобы совсем бесплатно, не в коммунизм попали, а с условием вычета съеденного из суммы окончательного расчета. Кормили, надо признать, хорошо. Огромные порции, котлеты из мяса, борщ до краев тазика, даже добавку никто не брал, хватало того, что получали сразу. Все в столовой было хорошо, иногда даже весело, особенно когда начинали хохотать поварихи. Их до икоты смешил Юра, который ковырялся в еде с таким видом, будто с трудом находил в тарелке съедобные крохи среди дохлых мышей. Рабочие торфопредприятия обед не таясь запивали пивом, а пиво разбавляли водкой. Не каждый день, конечно, но частенько, и никто им за это касторку не прописывал. Может, потому что некому было. Бригадир у торфяников был такой же выпивоха, как и остальные мужики. Мы смотрели на них без зависти, сами по субботам пили водку, как верблюды, после чего шли в поселковый дом культуры на танцы драться с местными, а в воскресенье отсыпались. С местными отношения были сложными, особенно поначалу. Вернее, так: с девушками отношения были хорошими, с парнями плохие. Хуже от этого было, конечно, местным парням. Мы всегда держались вместе. Задевали одного, сразу рядом было шестеро. Мы первыми (если не считать Юркины фортели) заваруху не начинали, но, если что, били первыми. Никаких рыцарских поединков! Нападали сразу всем отрядом, что местным ребятам было непривычно. А шестеро, потому что Юра Кулешов, аристократ в пятом поколении, боец был неважный, и мы старались его в драку не выпускать, хотя ему очень хотелось. По этой причине на субботних дискотеках иногда именно он выступал детонатором мирной, вроде, обстановки. Потом, через пару недель, взаимоотношения с населением поселка понемногу устаканились, и кое-кто из местных ребят даже стал заходить к нам в апартаменты по субботним вечерам со своим горючим. Так топор войны и зарыли…

…Первый день продолжился разведкой местности. Прошлись по поселку, который оказался очень большим, где-то услышали, что населения тут около 5 тысяч. Нашли пару магазинов, уяснили в каких из них какая водка (везде была «Русская» за 4 рубля 42 копейки), и вышли куда-то к лесу. У самого леса набрели на полуразрушенное каменное строение, которое оказалось бывшим барским домом. В Витьке немедленно проснулся археолог, и он с энтузиазмом принялся лазать по развалинам, рискуя свернуть себе шею. Нам стоять на жаре и ждать, пока он наиграется, было неохота, и мы пошли обратно в поселок. Витька вернулся, когда мы уже играли в футбол во дворе общаги. В одной комнатке нашли футбольный мяч и вечером, когда жара спала, мы носились по двору, пугая гусей, пришедших посмотреть на игру. Потом пошли на озеро мыться, потому что душ не работал. На следующий день Славка, который был самым рукастым из нас, его починил, и, хотя горячей воды не было, вечером можно было смыть с себя все, что налипло за день.