Разговор с доулой. Поддержка в трудных чувствах в беременность, родах и после них

Или вот еще пример, скорее, из послеродовой практики закрывания родов (это мой авторский психотерапевтический метод по проживанию чувств, связанных с родами. – М. О.), но вам будет понятно: когда жена обижается на мужа, что он не поддержал ее в роддоме, не отстоял в случае, когда ее, например, настроенную на естественные роды без вмешательств, заставили сделать эпидуральную анестезию или ввести окситоцин.

Я обычно спрашиваю, просила ли она его напрямую о поддержке? Мог ли он знать сам, что она в ней в этот момент нуждалась, учитывая, что она при нем же сама согласилась на эти манипуляции и, по его логике, вполне могла этого хотеть в тот самый момент. Особенно – и это часто – если все было приправлено словами врача о том, как малыш там внутри страдает и как ему необходимо уже помочь. И тогда тут включается еще и другой аспект заботы: о здоровье его любимой женщины и его ребенке. А иногда – в связи с тревожностью мужчин (они-то вообще не внутри этого процесса и значительно меньше в нем понимают, чем женщины!), вкупе с запугиванием врачей, это еще и забота о жизни его двух самых дорогих людей. Принять тут решение «Нет! Мы отказываемся от эпидуралки!» – это как бы взять на себя ответственность за вашу жизнь и здоровье, что ему просто не может быть под силу и кажется просто безумством в контексте его компетенции и компетенции врачей, говорящих об угрозе.

Плюс ресурс. Мы часто выставляем очень высокие счета мужчинам как неким машинам по производству безопасности. Но каждый из нас, прежде чем он является женщиной или мужчиной, с гендерными особенностями и социальными ожиданиями от него в связи с этим, является человеком – со своими страхами, комплексом неуверенности в себе и силами что-то делать или не делать. Каждый из нас родом из детства, и порой даже мужчинам крайне сложно говорить «нет», противостоять системе и т. д. И это не о его любви к нам или нелюбви, не о степени значимости нас для него, не о его мужественности даже, это вообще не про его чувства – это просто его особенности.

И в этом смысле:

ПРОЩАТЬ – НЕКОГО.

Потому что он не наносил нам намеренного вреда, не обесценивал нас и не поступал – по своим меркам – несправедливо.

Что, конечно же, не избавляет нас от грусти.

И это – вторая часть переживания «обиды». Гнев бывает оправданным или нет, правомерным или нет, но в том месте, в котором мы упираемся в конец нашего влияния и натыкаемся на границы другого, будь то другой человек с его свободой воли или жизнь – Бог с Его волей, – то, что мы именуем чаще всего обстоятельствами, мы скорее испытываем грусть. Вот то, что переживается не как рука, указующая в сторону конкретного человека, а как руки, которые разводятся в стороны – так есть, и это «есть» причиняет мне боль. Я испытываю досаду, что он не догадывается сам, а я не догадалась сказать. Я испытываю грусть, что он и сам такой же маленький раненый ребенок, что у него не хватает смелости защитить меня. Я чувствую боль, что он не может проявить по отношению ко мне тепло, потому что его самого в семье этому не научили.

Я могу понимать все на свете «потому что», но это не отменяет того, что это больно – неважно, права я или нет, ведь это в любом случае не так, как мне бы хотелось, и тогда нормально, что в этом месте я сталкиваюсь с фрустрацией, с чувством бессилия и печали.

Еще эта тенденция – обвинять, обижаться – часто связана, в принципе, с нашим стремлением найти виноватого. Таким образом реальность становится как будто бы объяснимой, управляемой, все еще в чьих-то руках. Куда сложнее переживать расстройство, что случилось не так, как я хотела, безвекторно.

Что можно делать с грустью и гневом, как их бережно для себя и других переживать?

С грустью все довольно просто, хотя именно это и не просто. В грусти – грустить, в печали печалиться. Разрешать себе это. У нас есть ведь и на это табу: грустить – будто бы впадать в уныние, нужно старательно радоваться и вытаскивать себя из тоски за хвост как барон Мюнхгаузен. Но это уместно разве что в совсем уж деструктивных депрессивных состояниях, в жизни же, где мы сталкиваемся с разочарованием, с отказами – совершенно нормально сталкиваться и с нашей тщетностью по этому поводу. Как ребенку важно уметь проживать отказы без «смотри, какая в небе птичка полетела» или «за это я тебе сейчас дам конфетку», так же и взрослому человеку проживание тщетности целительно.

В тщетности мы становимся человечнее, научаясь принимать и уважать волю другого или его отличия от нас, даже если это слабости, с нашей точки зрения. И тогда – в принятии, в признании этого мы учимся истинно любить – не за то, что другой – ровно такой, как нам хотелось бы, чтобы он, в частности, любил нас, но и с его трудностями в том, чтобы любить нас, или в его проявлениях, которые нам не нравятся.

что можно делать с грустью и гневом

В тщетности мы теряем ощущение того, что вселенная подвластна нам, что мы контролируем реальность, которое как бы дает нам ощущение безопасности, такое важное для нормального существования души человека в гармонии. Но отказываясь от такого вида контроля (по сути, иллюзорного), мы имеем доступ к куда более обширному истинному контролю – он не в наших руках, но в руках самой жизни, уравновешивающей все и покрывающей, в руках Любящего Бога, которому сверху, «в объеме», виднее и мудрее все, что вершится, – поэтому руки можно попробовать разжать. Грустить – и разжимать. Не властна, не властна. И грустно, и плакать. И разрешать самой жизни грустить вместе с тобой, гладя по волосам и утешать тебя. Так же, как, бывает, утешает родитель своего ребенка в плаче, причиной которого стал его же, родителя, отказ.

В грусти очень здорово выплакиваться и выговариваться. Если у вас есть возможность найти человека, способного вас просто выслушать без попытки взять на себя роль судьи между вами и тем, на кого вы обижаетесь, принять чью-то сторону, очернить человека, которого вы на самом деле очень любите (чаще всего именно от их поступков нам и больно, реже – нас обижают чужие люди), или очернить вас (да уж, поддержка, ничего не скажешь!). Так вот, если у вас есть такой человек и он готов вас выслушать, наберитесь смелости ему открыться и выпустить всю тяжесть, что у вас на душе. От этого действительно сильно легчает, возникает чувство той самой разделенности.

Если же такого человека нет сейчас рядом, то, пожалуйста, не оставляйте себя одну. Ведь в первую очередь у вас есть вы сами, и вы сами можете себя выслушать. Берите бумагу да выписывайте, что на душе. Или просто пойте. Когда грустно, хорошо поется. А еще хорошо рисуется или просто гуляется. Берегите себя в этом.

Идея о том, что никого нет рядом, возникает, когда мы сами от себя отворачиваемся. Если вам необходимо быть услышанной кем-то другим, есть люди, которые выбрали свою работу именно потому, что это является их огромной ценностью – разделять чувства других и оказывать поддержку. Не пренебрегайте помощью психотерапевта или доулы. Это качественная забота о себе.

Хорошо бы еще в грусти попытаться понять, о чем именно ваша грусть? Как можно конкретнее распознать, какая именно ваша потребность не удовлетворена? Что именно вы хотели бы? Что хотели в той ситуации, которая вас ранила и что хотели бы сейчас в связи с этим? Например, тогда хотелось поддержки и принятия, внимания к моим потребностям, сейчас – чтобы у меня было право испытывать эту потребность в той ситуации, что я имела права хотеть внимания и поддержки. Иными словами, ключевая потребность сейчас – это признание моих чувств. Или – в связи с другой логикой чувств, неудовлетворенной потребностью – может быть желание защиты, желание ощутить себя значимой для человека или еще что-то.

Хорошо отвечать себе на вопрос «Что бы мне могло помочь сейчас?» И найти формы, которые помогут это выполнить.

В этом много любви. Той самой, которой мы так жаждем от других. Именно той, которой от других нам, сколько ни давай, она все равно будет уходить как в черную дыру. Той самой, которой на самом деле мы имели полное право быть напитанными в детстве, и из этого опыта научиться так относиться к себе. Ровно как мама сначала кормит нас грудью, потом готовит нам еду, а потом мы научаемся готовить сами, ровно так же должно быть и с любовью – от матери к ребенку, которая преобразуется в здоровую самоценность и заботу о себе.

А что можно сделать с гневом?

О, злиться на самом деле может быть очень азартно и жизнеутверждающе.

Сейчас я вам все расскажу!

Часть этого я узнала из метода Мюррей[1], часть – из опыта с клиентками.

как звучит ваша обида?

Берется рулон бумаги, типа старых остатков обоев или икеевской бумаги, маркер и пишется-пишется-пишется от всей души, во всех нефильтрованных выражениях, как, зачем, на кого и почему ты злишься и в каких формах. Выписываешься вот прям полностью, весь свой поток, до состояния облегчения. Потом рвешь это все на мелкие кусочки, страстно, задействуя тело в проживании эмоций («порвать как Тузик грелку»), складываешь в огромный мусорный мешок, несешь на природу и сжигаешь. И в тот миг, когда дым поднимается от пепла к небу, отпускай – пускай он несет Богу – богово, пусть это он разбирается.

Или можно этот самый рулон бить ракеткой и выкрикивать все, что хочет сказать из вас злость.

Вообще, хорошо гнев не задерживать в теле – он часто живет невысказанностью в горле и мышечным напряжением или, наоборот, слабостью в ногах (бежать) или в руках (бить, защищаться) – вот нужно это все и задействовать, способов много. Можно бежать и кричать (в поле, если есть такая возможность), бить воду в море ладонями и снова кричать.

Сделать кричальную коробку! Это вообще мегатема, спасибо за нее огромное Мэрилин Мюррей! Берется обувная коробка, набивается плотно обрезками ткани или скомканной бумагой, заклеивается скотчем, делается круглая дырочка (если ее там изначально нет), оклеивается бумагой или раскрашивается (вот интересно, какую расцветку для коробки с такими целями выберете вы?..) и… готово! Туда можно кричать во все горло, и вас никто не услышит, она поглощает звук. Такая коробочка и в материнстве еще пригодится, да-да! Знаете, как в махровой, но точной интернетовской шутке «Дети, я делаю вам хорошую маму», вот так – взяла коробку, закрылась в комнате, прооралась и вышла вся такая блаженная…

Как звучит ваша обида? Смотрим глубже

Думаю, такое всегда есть смысл делать, чтобы оставаться в ясности с собой и со своей жизнью.

Если бы ваша обида могла говорить, как бы она звучала? Все ли оттенки чувств мы бы обнаружили? Если пробовать эту конкретную ситуацию, обиду, изложить максимально емко, схематично – как бы она звучала?

И тогда, сформулировав это, попробуйте абстрагироваться от ситуации и задаться вопросом – а вам знаком такой сценарий? Что-то он вам напоминает?

Очень часто болезненные ситуации во взаимоотношениях с близкими людьми, которые нас цепляют и задевают чувства, оказываются вовсе не про «здесь и сейчас», а про какое-то базовое травмирующее переживание, с которым ты могла иметь дело в детстве как постоянно, так и разово, но очень ярко. И тогда не так важно, что происходит снаружи, с этим конкретным человеком, мы реагируем на какие-то маркеры: тип реакции другого человека, мимику, слова – мы трактуем их однозначно в соответствии с теми смыслами, которые звучали в базовой травматической ситуации. Это так называемый наш паттерн или «триггер».

Когда мы сталкиваемся с чем-то подобным, разум затмевают те самые не прожитые из-за боли чувства, и наши слезы, крики, обиды звучат в этот момент не к мужу, как часто бывает, а к маме или папе. Им мы кричим о непризнанности и незначимости, а для мужа мы при этом можем быть очень значимыми и ценными, а наш фильтр сколько-нибудь-летнего раненого ребенка не позволяет даже просто увидеть и поверить в это.

И тогда важно разлеплять, находить отличия той базовой ситуации от нынешней. И тогда станет возможным увидеть, что вас, скорее всего (но не всегда), и обидеть-то никто не хотел и что вас любят и ценят. И тогда важно по той же схеме, что я описывала в главе «Стрессы», а также здесь, про грусть и гнев, – прожить те свои детские чувства, отгоревать, может быть, еще написать письмо теплое и поддерживающее – в прошлое, – той своей маленькой девочке.

А человеку, который вас обидел, можно сказать, что ваши чувства не относились к нему, но у вас есть вот такая-то ситуация из детства, и поэтому вы так реагируете: «Пожалуйста, пойми меня – когда ты делаешь так и так, я просто попадаю в те переживания и воспринимаю это, будто ты ко мне относишься так и так. Поэтому, пожалуйста, помоги мне – напоминай, в какой реальности я нахожусь, если ты видишь, что меня сносит. И по возможности не доноси до меня свои чувства – таким способом».

о страхе выкидыша

В ситуациях же, когда ваша обида действительно направлена на данного человека, здесь и сейчас, или она и про прошлое, но и про нынешнее тоже, – есть смысл проживать и грусть, и злость, и доносить до человека в приемлемой форме, что с вами так нельзя.

И еще чуточку

В отношениях самое важное – разговаривать, договариваться, проговаривать. Вы можете быть уязвимыми и говорить за себя, о своем восприятии: «Когда ты делаешь так и так, я думаю, что я для тебя то и то».

Сверяйтесь. «Когда ты говоришь вот это, я воспринимаю это так и понимаю это как… – скажи мне, это так и есть?» Не продавливайте тут того, кто вам отвечает, вы ведь приглашаете и его к уязвимости. Допустите, что то, что он сейчас вам будет говорить, и есть правда. Это про доверие в отношениях.

Договаривайтесь. «Если я начинаю себя вести так и так, мне лучше всего поможет прийти в себя, если ты скажешь то и то, и ни в коем случае не будешь делать того и того».

Если все это звучит как просьба, если вы в семье как в одной команде, если другой человек вас правда любит, то с самой-пресамой большой вероятностью все у вас будет хорошо.

Берегите друг друга!

О страхе выкидыша

1. Я часто пишу о зачатии и о беременности, но ни разу не писала о той беременности, которая пришла, но поверить в нее сложно и страшно, потому что есть страх выкидыша.

И это очень понятно, особенно когда перед этой беременностью уже была череда выкидышей и ты уже точно знаешь, что две полоски не значат ничего, что тот факт, что малыш пришел к тебе, не гарантирует еще, что он останется.

Две полоски – и сердце заходится от радости, но в то же самое время его сжимают ледяные и крепкие клещи тревоги, страха, и уже неясно, что сильнее, что доминирует.

И сразу включается магическое мышление. Вот если я сейчас скажу об этом своей маме – можно? Или сглажу? А рассказать ли о беременности подругам или подождать? А если вот я сейчас плохо подумаю о ком-то, вдруг меня Бог накажет и заберет у меня долгожданного и желанного всем сердцем ребеночка? Но главный, добивающий страх – это страх самого страха. Такая умная, понимаешь, что если душу удерживать, она улетит. Такая умная, знаешь, что на любовь приходит, на любви остается, а страх все разрушает. И получается страх страха – замкнутый круг.

В тревоге этой считаешь, забываясь, будто ты контролируешь все. Гиперконтролируешь и гипертревожишься. Как сделать так, чтобы остался? Как не навредить? Будто от каждого твоего вдоха, мысли, шага, чувства – зависит его жизнь. Забываешь, что мы не влияем ни на жизнь, ни на смерть так директивно, как нам бы того хотелось или не хотелось порой. Не влияем, не контролируем, не в нашей власти.

Страх мешает наслаждаться тем, что уже есть. Ведь он уже есть. Здесь и сейчас. Вы уже вместе. И этого не отменить ничем, что будет или не будет дальше.

И как сложно доверять своему телу! Оно же уже подводило. Когда-то оно подвело так, что было здоровым, и ты ему верила тем, изначальным, невинным доверием – будто оно должно и умеет, – и от этого удар был сильнее, сильнее, чем может быть сейчас.

Я думаю о том, что этот опыт ожога, хоть и болезненный чрезвычайно, позволяет оставаться в ясности. В частности, что за каждым мигом не обязан следовать следующий – ни в чем, никогда. Он о понимании хрупкости и свободы каждого живого существа. Об умении наконец уважать это.

О воле другого. Из которой он решает остаться, какие бы мысли порой мы ни думали, что бы ни говорили, что бы ни чувствовали и ни делали. И уходит, какой бы идеальной и любящей ты ни была.

Мне кажется, нас трое.

Есть то, что хочу, делаю, решаю я.

Есть то, что хочет и решает тот, кто пришел.

Есть то, что «хочет и решает» Бог.

И Бог есть – и в нем, и во мне, и во всем и вся вокруг.

2. Зашкаливающая тревога. Самое сложное в беременности – это когда малыш внутри еще не подает никаких пинков изнутри – наружу, каждым радостно будто возглашая: «Я есть!»

Нет ничего, кроме собственной интуиции и доверия. Или подорванного доверия, рождающего тревогу. И сломанной потому же – интуиции.

Ищешь судорожно, во что вцепиться – как в опору. И понимаешь, что так тело не вынашивает. Нет в этом жизни.

Как расцепить пальцы, как разжать челюсть, как превратиться в текучую, жаркую, обнимающую?

Я вспоминаю роды, когда в пространстве четко повисает «не то». Наоли[2] говорила про этот момент с хитрым прищуром, что надо поискать, где не хватает жара. Или где холод, где собственно – зажим, и пустить туда жара, разогреть. Речь идет, как вы понимаете, не только и не сколько о самом теле, сколько о процессе, чувствах, высказанных и особенно – невысказанных, об участниках родов, обо всем, что между.

Мне это стабильно помогает вспомнить степень своей ответственности, границы ее. В этот момент будто на мои напряженные плечи, старающиеся удержать весь мир, ложатся ладони Мира, Матушки Земли, Бога-Матери. Она – мать, я – ребенок. Ребенок в Ее руках, ребенок в руках жизни. Я вспоминаю, что не владею я течением событий в той степени, что мне хотелось бы или нет. Но главное, что Та, Что Владеет нитями судьбы, все видит, всех любит и несет бесконечное благо. Да, это вера моя.

Куда бы развилка ни повернула, в ней нет «там жар, а здесь холод» – глобально, нет такого, чтобы здесь с Богом, а там – без Него. Ты везде со мной.

Еще помню, как этой зимой в страхе дошла до отчаяния, до невозможности уснуть, пока просто не помолилась. То простое, что я оставила где-то далеко, далеко в прошлой жизни, когда со всем имеющимся жаром души просила – но мне не внемли. Но с видимым теперь благом произошедшего получилось вновь стать маленькой, не контролирующей все и вся, и просто раскрыв свою душу настежь – Богу, попросить покровительства Его и защиты. Попросить как-то да все устроить с благом для всех.

На днях моя дорогая подруга вернула мне это словами: «Помнишь, как в сказке? Молочные реки, кисельные берега! Укройте меня! Яблонька, укрой меня!» Как неистово это может быть…

Я вспоминаю свой текст про яблоньку, которая просила ребеночка, и в этом контексте Яблонька превращается в образ Матери, Плодородия, Жизни.

Это искусство быть «здесь и сейчас». Когда-то ты так же страшно боялась не забеременеть никогда. Умение быть благодарным. За то, что уже есть.

Это искусство быть цельным. Куда бы жизнь ни поворачивала, видеть за поворотом – жизнь и снова жизнь. Потому что, кроме жизни, и нет ничего. Жизни брызгами – если честно, если открыто, если с любовью.

Быть честным в том, что есть. Не преувеличивать данность, забегая в будущее, назначая душу – пришедшей. Не уменьшать, не занижать, обесценивая то, что уже есть. Научиться держать тончайшее равновесие на острие самой тоненькой иголочки в мире.

Жить в том, что есть. Жить – по потребности. Заботами сегодняшнего дня. Выполнять то, что доступно тебе, – с заботой о себе и близких. Помня, что о вас заботится Самый Близкий – все мы под небом.

Расплакаться наконец-то, если хочется! Нарисовать всю жуть жуткую – отдав ее бумаге. Пойти в море, отдаться волнотерапии – когда тебя – несет, а ты в волнах. Выписать весь хлам из своей головы. Вытанцевать все напряжение из тела. Обняться с близкими. Петь. Писать тексты об этом. Попросить поддержки и света.

Не убегать, не убегать – от, бежать – в.

Это не только про страх выкидыша, вы понимаете, да?

3. И наконец, раз и навсегда – сломаться. Пережить уже наконец – возможность утраты. Снять дикое напряжение – отсутствием страха, потому что уже как бы случилось, как бы пережила. Заранее проиграть ту битву, в которой так важно было выиграть. Бог с ней.

По-честному проиграть. Без шизотерически-духовных опор ухнуть в адреналин в теле, липкий ужас, онемение в руках и ногах и ком в животе. Испугаться, потерять почву под ногами. Ощутить порванную нить. Холод.

Продышаться. Глубоко. Вдох – глубоко. Выдох – глубоко. Оглядеться. Понять, что кое-что все-таки устояло. Я. Я у себя осталась. Стрелки на часах все еще тикают, а жизнь вокруг широкая и огромная. У нее свои потребности и насущные хлопоты. А у меня что? У меня – мои близкие. Мой дом. Моя любимая работа. Так. Еще вдох и выдох. И получается все больше ощутить, что жизнь вид-то не делает, так оно и есть. Что жизнь – не в стороне, а я из нее выпала. Жизнь по-прежнему есть во мне. Вот она, пульсация: вот, вдох и выдох, вдох и выдох – очевидно, я продолжаюсь.

Ощутить эту точку отправной. Исходить из нее. Оставаться с собой.

Вспомнить неожиданно, что именно в этом состоянии обнуления, когда перестала держать, а только скромно просить у Вселенной, душа-то и пришла. Обнадежиться. Что и сейчас так будет – останется. Правильно, в общем-то, ощутить. Но перестать на это полагаться, вновь заземлив себя тем, что ничто не значит ничего, не обязано ничего нам.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Метод Мюррей позволяет человеку наладить отношения со своим «Внутренним ребенком». Психотерапевты используют эту методику, чтобы показать человеку последствия дефицита любви, холодности в детско-родительских отношениях, игнорирования базовых потребностей.

2

Наоли Винавер – мексиканская акушерка, у которой училась автор.