Неудержимость IX

– Руководствуясь Первым Пактом о Союзе между Детьми Ночи и Дриадами Тийхотфара, я, Леди Шат’то Дэ’оши, в открытую объявляю о нарушенных Законах, установленных самими Дриадами. Первое: появление Дриад перед Добрым, так как доказано, что он не причинял вреда лесу, Путником по их собственному желанию и полному бездействию в его просьбе о помощи и дальнейшему игнорированию. Второе: изгнание Путника из леса без определённых на то причин. Третье: изгнание Владетеля Земель из Леса, что находится на его Земле. Четвёртое: открытие самими дриадами перед Посторонним Знаний, которые предназначены только для Посвящённых. Усугублением этих четырёх нарушений является то, что всё было совершено не единственной дриадой, а полным Звеном, в котором ни одна не встала на защиту Путника. И наконец, Пятое…

Она хищно воззрилась на дриад, не скрывая своего истинного уродливого облика. Её рот разрезал лицо пополам, обнажая тысячи острых игл, и Древняя Вампиресса зашипела:

– Все, кто не поприветствовал Старшую Кровь и Высшего как должно, будут наказаны…

И пока она ещё произносила эту фразу, Урзам лихорадочно схватила Скэль и, с силой вывернув той руки, заставила встать обратно в приветственное положение тела со сплетёнными пальцами у груди и повёрнутыми ладонями вверх. Напоследок надавив той на голову, чтобы та прижала подбородок к шее, Старшая резко вернулась в ту же позицию и сама. И лишь ещё две дриады из тех, кто постарше, нервозно пронаблюдав за тем, как Урзам выкручивает Скэль руки, успели сообразить и суетливо повторить движения поклона, прежде чем Шат’то окончила свою фразу. А после шесть мечей вертикально, сверху вниз вонзились в макушки и на всю длину клинков вошли через головы в тела дриад, что не приняли позы эстетного поклона.

Я же подметил, что таких дриад оказалось ровно столько, сколькими Девами на данный момент обладала Шат’то.

Пронзённые тела дриад выгнуло натянутыми струнами, и те замерли обездвиженными куклами, но пока ещё не покойницами. Я со скепсисом на лице взглянул на Шат’то, впрочем, как и все незатронутые дриады, разве что у тех на лицах были написаны иные, более мрачные чувства, и золотоволосая Дьяволица, обратившись к Урзам, для всех сразу прояснила этот момент:

– Пока что они живы. Пока что… Всё зависит от того, что выберешь ты, Козявка. Задумайся, ведь вина лежит не только на одном твоём темпераменте. На Весах Выбора с одной стороны расположились смерти шестерых смиренных ягнят, а с другой… Смерть одной, что, поправ порядок старшинства по законам, а не по крови, подтолкнула тебя к необдуманному поступку…

Шат’то с садистским удовольствием положила ладонь на щёку опущенного вниз лица Скэль и шёпотом, чтобы её слышала только Урзам, которая замерла в поклоне перед юной дриадой, выдохнула Старшей Звена в длиннющее оленье ушко, что раздражённо дёрнулось:

– …Когда своенравная синекожая неженка…

Но Урзам от боли в душе надрывно выдавила:

– Х‑хва…тит… Пре…крати…

Шат’то с улыбкой превосходства на лице, конечно, насколько это было возможно воспроизвести с её‑то, неожиданно проявившимся, огромным ртом до ушей, отстранилась от двух дриад, и Урзам подняла взгляд на Скэль. И сколь же всего было в этом взгляде! Тревога, боль, отчаянье, злость, нежность и нерешительность – все эти чувства гремучей смесью бушевали в её глазах, а затем Урзам точно так же пригляделась к каждой дриаде, что пришли с ней.

В свою очередь я посмотрел за плечо на Фиру, обнаружив, что полудраконовидная дриада и в ус не дует, расслабленно наблюдая за происходящим с её сёстрами. Глянув на меня в ответ коварным взглядом, Дрэйда показушно облизала длиннющим языком свою скулу и всосала его в сложенные трубочкой губы, словно спагетти. И немного помедлив, она не удержалась от порыва, чтобы не сжать по‑хозяйски своей ладонью мне ягодицу. Я отвернулся от неё, снова переведя взгляд на Урзам, и огорчённо вздохнул. Однако вышло, что я зря ничего не сказал Фире, так как в следующий момент та ткнула мне в попу своим выпяченным пахом, как обычно это делают мужики с женщинами.

Я устоял от толчка на ногах и лишь помассировал себе глаза, осознавая, как же сильно я устал от последних событий, от переживаний, от пережитого и, что главное, от всего этого безумного Мира в целом. Что я вообще делаю? Зачем и для чего? Я ведь мог просто засесть, например, в борделе. Да хоть всё время в нём провести. Я мог бы бухать и веселиться, ведь денег у меня изначально было выше крыши. Или сидеть тихо в деревне и жарить шашлыки. Я бы мог просто ничего не делать и наслаждаться диковинным миром, раз пережил самое сложное испытание. Но нет! Я умудрился сам влезть в новые истории! Да считай, что сам же для себя и создал ещё более сложные проблемы с ещё более глубокой трагичностью… Зачем я всё время куда‑то иду, лезу и пытаюсь что‑то решить? Постоянно что‑то создаю и за что‑то сражаюсь? Ради чего?

Мою меланхолическую рефлексию прервали, когда Урзам тяжёлым тоном захрипела:

– Великая… Ты издеваешься, ставя подобный выбор… Ведь ты знаешь, что все Аквилегии должны пожертвовать собой ради сохранения Линии Синей Клементины. Я не могу выбрать Скэль…

Ответ Шат’то был скучен и краток:

– Я знаю.

И в следующий момент все мечи бурами провернулись в головах несчастных дриад. Моя щека дёрнулась, ведь если я и был в начале появления Шат’то взбешён на лесных сучек, то затянувшееся время остудило мой пыл и я даже стал сочувствовать дриадам. Их можно было не убивать. Их нужно было не убивать!

Я опустил голову, закрывая глаза. Усталость наваливалась ещё сильней, и мне очень хотелось плакать. А там, снаружи тьмы, где‑то вне моего тела, очень далеко от меня раздались крики ужаса и отчаянные мольбы. Дриады взвыли, умоляя Шат’то вернуть их сестёр к жизни, а затем раздался одинокий душераздирающий крик:

– Не-е-е-ет!

Обнимающая меня со спины Фира вздрогнула и сильней вжалась в меня, а я посмотрел на взвывшую Урзам, что исступлённо пыталась вытянуть изящный, иссиня-черного цвета, что звёздная ночь, так в нём сверкали огоньки, меч из живота Скэль.

Я поморщился от того, что не смог понять смысла сотворённого Дьяволицей – Шат’то выбрала себе новую Деву, чьё имя отныне будет «Поющая Сны». И сейчас Шат’то, держа за волосы из листвы голову упавшей на колени Скэль и задрав той лицо вверх, ласково втолковывала теряющей сознание дриаде, чтобы та расслабилась и пожелала принять предложенную Силу. А Урзам, тоже упавшая на колени и, казалось, не видящая ничего вокруг себя, всё продолжала рывками тянуть меч. Но он не поддавался, не двигался ни на дюйм, он будто слился с телом. Уже слился. И вот тело Скэль распалось прахом, и Урзам, крепко сжимая в руках меч, от рывка завалилась на спину. Но Дрэйда яростно взревела и вскочила на ноги. По ней было отчётливо видно, что она потеряла рассудок и теперь гонима одним лишь безумием. Шат’то щёлкнула пальцами, и меч из рук Урзам пропал, но это не остановило отуплённую горем Дрэйду, и та кинулась на Дьяволицу с голыми когтями. И что сделала Шат’то? Она распалась своим дымом и, зараза, залезла в меня. Всё, скрылась, сбежала. Напоминающая зверя Дрэйда схватила когтистыми пальцами лишь воздух, а после в поисках Шат’то принялась мотать головой. Её безумный взгляд наткнулся на меня, и она, гортанно порыкивая, начала медленно поворачиваться в мою сторону. А я, кажется, наконец понял, что замыслила Шат’то, и обратился в Драконайта.

Достигнув максимально большого размера, в три с половиной метра, я сделал задними лапами пару быстрых шагов к Урзам и вдавил передней лапой её тело в землю, но так, чтобы она могла смотреть на меня своими глазами. Припечатав её маленькое, более чем в два раза по сравнению со мной, тело, я гулко зарычал:

– С-скэл… Р-р-жива-эр-р… – и резко приподнял морду на раздавшийся возглас, но мне пришлось изогнуть шею, чтобы оба моих левых глаза смогли рассмотреть ящероподобную самку, расположившуюся на моей спине. Я вдохнул запах и узнал Фиру, а радостная самка кричала во весь набат звонких колоколов:

– Дракон! Я же вам говорила! Он – Дракон!

Я оставил эту счастливую Глупость и повернул морду обратно к той, что была прижата моей лапой к земле. Блеск глаз выдавал в ней сдерживаемый страх. Я распрямился, убирая лапу с существа из травы. Или существо поросло мхом? Интересно, надо сковырнуть поверхность и заглянуть под неё внутрь. Но нельзя, это может разрушить драгоценность, изумруд может треснуть и распасться на части. Я замер, разглядывая безвольно лежащее существо. Но, может, мне узнать это у других? Вон там есть ещё два подобных комка тины. Мой хвост обхватил лежащую и, оплетя её посередине вокруг, поднял с земли, а я протянул лапу к одной из двух малахитовых существ.

– Стой!

Я застыл и одними лишь глазами глянул на издавший громкий звук изумруд. Моя ошибка, я слишком близко поднёс его хвостом к своей морде, стараясь, чтобы он оставался в моём поле зрения.

– Что ты говорил про Скэль? – изумруд не успокоился и продолжил издавать шум. Но я задумался, что такое Скэль? Я говорил? Я же говорил… Голова… Боль… Почему мою голову так сильно сжимает внутри? Я же говорил, что Скэль…

Я, продолжая ладонями сжимать виски из‑за дикой боли, сбросил боевую форму и, упав на колени, попытался спрятать голову в землю. Но в сознании пылал один лишь вопрос. Почему. Я. Утратил. Разум. Почему потерял контроль? Почему стал рептилией? Это усталость сознания так влияет? Я же даже уже терял сознание, там, в сокровищнице у Гэрбас. Или нет? Это из‑за ещё не восстановленного полностью интеллекта. Но тогда почему я не терял контроль, когда летел от Фиры сюда?

Концентрация на пространных мыслях слегка помогла забыть о головной боли, и она даже стала отступать. Я расслышал голос Шат’то:

– Чешуйчатая, помоги…

Две пары рук потянули меня за подмышки наверх, помогая встать, а после, просунув с обеих сторон под них свои плечи, обе красавицы подпёрли меня. Ноги были слабы, и мне никак не удавалось твёрдо стоять. И даже шея не держала голову, отчего та болталась, как на верёвке.

– Фо…э эс‑со? – язык тоже оказался ватным, и я не смог чётко озвучить свой вопрос. А хотел я узнать, что это со мной? Но Шат’то поняла и участливо ответила:

– Это выгорание. Ты давно спал? А ел? Посмотри свою Выносливость, у тебя там Дебаф, когда максимальный лимит начинает снижаться. Дойдёт в таком состоянии до нуля – ты труп.

Ответ Нежного Дьявола оказался столь прямолинейным, что я даже задрыгался, пытаясь поднять или перекатить голову, чтобы увидеть реакцию дриад на озвученные параметры Системы.

– Спокойно, Анри… Они в курсе. В Дайра, наверное, только они и знают о существовании параметров. Они же существа Эло, – мягко пояснила мне Шат’то, но породила во мне лишь ещё больше вопросов. Что значит существа Эло? И ведь ты, Древний Дьявол, тоже изначально знаешь о Системе. И куда мы идём? Меня куда‑то вели, и я мог наблюдать только за плывущими перед небом кронами деревьев, так как голова моя была запрокинута затылком на спину и болталась там болванчиком.

– Не-е… У ня… не‑т‑ак…ов‑у-о… Васе не… Эт… дуое… – я попытался сказать ей, что у меня что‑то другое, а Шат’то передразнила меня:

– Дуое. Уое‑уое васе. А ты, оказывается, всё знаешь. О! Я, кажется, придумала. Ну-ка! Чепушка, клади его на землю животом и сними ему штаны.

Девушки остановились и принялись меня укладывать лицом в траву, а развеселившаяся Дьяволица добавила:

– Сейчас я… буду тебя…

И я, недослушивая её, заорал во всю мощь лёгких:

– О-о! Ую! Я ую вя! Ука! Ок онь ня! Я-а выву оё эцэ! Ы-ы-ы! Ыш!

Я выдохся и тяжело задышал, а Шат’то всё это время голосисто хохотала. Я же оставался настороженным, ожидая, когда они начнут стаскивать с меня штаны, но ничего пока не происходило. Они просто уложили меня в траву. И целую минуту я слушал заливистый смех поехавшей Королевы.

Но вот моё тело рванули за плечо, переворачивая на спину, и Шат’то, подобрав платье до бёдер и усевшись на меня сверху, склонила своё серьёзное лицо почти вплотную к моему. Её холодный взгляд глубоких глаз с золотыми радужками внимательно всмотрелся в мои глаза, и она, давно перестав хохотать, спокойно и тихо проговорила:

– Запомни этот момент. Запомни навсегда. Ты был в моей власти, но я не стала пользоваться твоей слабостью.

Произнося это, в глазах идеальной красотки разгоралось пламя дикости, и она даже схватила меня за волосы. Она роняла слова, и мне казалось, что вот сейчас она пояснит причины, но она замолчала и лишь продолжила пытливо вглядываться в меня. А затем роскошная дева резко, слишком больно, вгрызаясь мне в губы до крови, впилась в них поцелуем. Я не знаю, как описать его, он был холодным, расчётливым, грубым, пытающимся причинить мне максимум боли, и одновременно с этим он был сладким, пылким, по‑звериному диким, бесконтрольным. Её рот яростно совокуплялся с моим. Её варварский язык совершал жестокий набег, захватывая и беря в плен мой. Её властные губы вторгались и подчиняли себе всё, что когда‑то принадлежало мне. Теперь всё, до чего она дотянулась, отныне было её. И она своими действиями деспотично заявляла об этом, а затем любя пожирала меня. Вот какой это был поцелуй. И он всё длился, длился. Он продолжался до тех пор, пока я не испытал истинного чувства утраты оттого, что она внезапно с рыком разорвала поцелуй.

Она продолжала крепко сжимать мои волосы в пальцах, и это она оторвала мою голову от себя, грубо ударив меня затылком об землю. А после Шат’то, более не обращая на меня внимания, решительно поднялась с моего тела и вызывающе ушла в левую сторону, скрывшись за границей моего зрения.

Я судорожно вздохнул. Лицо нещадно болело и сурово жгло, особенно опухшие губы, которые она всасывала, словно пылесос, и, искусав, перемолола что мясорубка. А ещё ломило мои чуть не вышибленные зубы. Её язык был что таран. Но во всём был один несомненный плюс, я немного ожил и теперь мог даже более ловко шевелить измученным языком. А ведь во время поцелуя мне порой казалось, что будь мой язык членом, то он бы кончил. Да как так‑то?! Что она со мной сотворила?

Я повернул голову на голос Шат’то и сфокусировал зрение на группе женщин, стоящих кружком. И сразу же высокомерный, но прекрасный ангел в золоте своих длинных до земли волос приковал мои глаза только к себе. Изящная и элегантная, изысканная и эффектная, роковая и роскошная, такой я видел сейчас Шат’то. Пленительная красотка, полная точёной грации, являлась идеалом всего.

Я закрыл левый глаз и кулаком вытер влагу под ним, а тем временем чудесная Шат’то властно обращалась к дриадам:

– Мне плевать на ваши байки про драконов! Козявка, ты же хочешь, чтобы Скалка, или как её там, снова могла полноценно жить? Так для этого нам и требуются полчища монстров! Я тебе говорю, что она сможет полноценно жить. Само собой, с оговорками, но это уже непринципиально. Она сможет спокойно существовать, как и раньше, это для тебя главное. Но! Для этого нам нужно прокачаться. Нам нужен ресурс.

Заговорила Фира:

– Великая. В этом Лесу нет того, в чём вы нуждаетесь. Мало монстров. Единственная вещь, что мне приходит на ум, это Дыра…

Тут, на полуслове перекрывая Ящериаду, гневно вмешалась Урзам:

– Фира! Ты с ума сошла?! Предлагаешь снять Барьер?! Это же нарушение Закона!

Но Фира спокойно пожала плечами и парировала:

– Кто бы говорил? Сама сегодня наломала дров столько, что…

Но Шат’то одним лишь своим словом оборвала их перепалку:

– Успокойтесь! Обе. Научитесь уже слушать друг друга. Если бы ты, Козявка, сегодня прислушалась к Чешуйчатой, то ничего бы не было. А ты… Зме… даже не знаю, как тебя назвать ещё… В общем, тебе тоже следует поработать над собой, особенно уважительно изъясняться. Ладно, что там с этой дырой не так?

И вот тут заговорила одна из тех двух дриад, что уцелели:

– Великая Госпожа. Фира – наш Бастион, поставленная самой Матроной Синей Клементины, чтобы беспрерывно поддерживать Барьер и следить за Дырой. Саму же Дыру мы обнаружили около тысячи лет назад, и её происхождение так и осталось неизвестным. Она выглядит как глубокий колодец шириной в два наших роста и имеет неестественно гладкие края, словно они проплавлены. И Дыра очень глубокая. Наши изыскания показали, что даже на глубине более трехсот пятидесяти… метров она так и не имела дна. И к великому сожалению, именно это последнее изыскание и привело к её… оживлению. Она стала наполняться чёрной жижей, а из неё стали выбираться страшные твари. Сначала они лезли изредка и по одной, но уже через десятилетие стало ясно, что с их напором очень сложно справиться. Полчища стали валить практически беспрерывно. И вдобавок ко всему жижа, добравшись до поверхности, стала выливаться за края Дыры. А она оказалась… ядовитой для Природы. Любая попавшая капля на живой объект мгновенно изменяла его, делая подобным тем монстрам, что вылезают из самой жижи. Чёрная жижа со временем даже из упавшего с дерева листка… делала монстра. И в итоге мы просто запечатали её. И ещё… подобных Дыр в Дайра несколько… Но! Теперь Вы понимаете, в чём опасность снятия барьера…

Выплеснув всю эту информацию, дриада поникла, и среди женщин воцарилась тишина. Шат’то думала, а остальные выжидательно смотрели на неё. Фира скосила на меня глаза и облизнулась, как обычно она это делала, языком до уха. И думаю я, что это её даже не максимальная длина. Но я пока решил ещё немного полежать и подмигнул Чешуйчатой. Оу, а она смутилась. Неожиданно.

Наконец Шат’то молвила свой вердикт:

– Мне пока что ничего не ясно, нужно посмотреть на эту вашу Дыру, – и, повернувшись ко мне, вопросительно уточнила: – Ты же в своей Боевой Форме сразу четырёх сможешь перенести?

Я потупил взор и задумался. Взять каждую в лапу? Или кого‑то усадить на спину? Но там Крылья Абиса, с них капает Огненный Лёд. И я покачал кистью руки в воздухе, показывая, что надо тоже смотреть, но всё же решил сказать:

– Двух точно возьму. Проблема в Крыльях, они опасны, могут прожечь ненароком. Так что в задние лапы…

Я осёкся и с опаской глянул на Шат’то, так как внезапно вспомнил о том, что я ведь могу потерять разум. И поменял план:

– Я могу телепортировать всех. За десяток прыжков будем там.

Дьяволица безразлично пожала плечами. Я же поймал себя на ощущении, что после поцелуя со мной Шат’то потеряла ко мне всякий интерес и полностью охладела, когда я, наоборот, воспылал к ней более глубокими и сильными. Чёрт! Не думай об этом! Всё, забудь, так будет лучше. Не мучай себя понапрасну.

Бесстрастные золотые глаза флегматично скользнули по мне, и Шат’то отвернулась, и показалось, что она более заинтересована в общении с дриадами, нежели со мной. Я видел, как её глаза потеплели, когда она взглянула на Урзам.

Я встал и, отряхнувшись, направился к женскому кружку. И вот снова я увидел реакцию Шат’то, что подтвердила моё ощущение. Когда я подошёл к дриадам и пересёкся с красавицей взглядом, они у неё моментально поскучнели, а как только она перевела их от меня на Фиру, они вновь потеплели. Это было микроскопическое проявление, но я его отчётливо улавливал. Похоже, я остаюсь совершенно одинок, ведь ещё не ясно, какая реакция на меня будет у Кали. Хотя вот есть ещё Фира. Но только меня к ней не тянет, да и заводить ещё одни новые отношения не хочется. Гэрбас? Всё из той же оперы, она – фурри. Эль? Всего скорей, она продолжит избегать меня. Хе‑хе, остаётся ждать, когда Гриз приведёт мне гоблиншу. Мля, так низко я ещё не падал. Короче, надо возвращаться к варварам. Там Роал быстро запудрят мне мозги харухом, да и буду я счастлив этому.

Я обвёл взглядом всех девушек, попутно изучив двух дриад, Росоа и Ириск, и собрался объяснить, что нужно сделать всем для переноса, и попросить, чтобы Шат’то скрылась во мне, как на моё плечо легла ладонь Фиры. Я оглянулся на неё, и она виновато сказала:

– Тебе уже лучше? На самом деле твоя усталость вызвана из‑за меня… Я просто не ожидала, что у тебя такая сопротивляемость. Обычно хватает пары вдохов до полной парализации, но короткой, так как личный иммунитет быстро убивает споры.

На словах о спорах моя щека дёрнулась, и я отчётливо вспомнил блестящий воздух во время нашей скоротечной схватки с Фирой, когда она пыталась меня обездвижить корнями. А тем временем Дрэйда продолжала говорить:

– Но ты сильно надышался, собрав большое количество, что, по‑видимому, через время пересилило твой иммунитет, и сейчас в твоём теле растут грибы…

Что, блядь?! Грибы?! Меня перекосила паническая судорога, и я уже более не мог с ней справиться. Всё моё тело нервозно дрожало. Твою мать! Грибы во мне! Я стану, как Бебил, поросшим грибами!

Я схватил Фиру за плечи и затряс, но никак не мог выдавить из себя ни слова. Паника подавила внутри меня всё. Я хотел заговорить, закричать, но не мог. Я стал задыхаться. Но вот наконец я прокаркал:

– Кх‑как?!

Но тут Урзам, положив свою руку мне на плечо, стала меня даже успокаивающе поглаживать и нежно произнесла:

– Спокойно… Всё под контролем… Не бойся… Тише… Есть лекарство. Мы его дадим тебе. Вот так…

Она разговаривала со мной словно с разнервничавшимся конём, но её голос действовал, и меня отпускало. Ровно до тех пор, пока Шат’то не захохотала в полный голос, от чего я вызверился.

– Хватит ржать! – мой Драконий рёв припугнул её. Он вообще всех испугал. Да и я сам замер в испуге и полнейшем непонимании того, как из меня вырвался Драконий рёв. Но, взяв себя в руки, морально, так как в реальности мои пальцы беспокойно чесали шею, я обратился к Урзам: – Где лекарство?!

Дрэйда сделала несколько шагов назад, продолжая испуганно смотреть на меня, а я уже забил на то, что из меня рвётся мощный рёв.

– У меня… – нерешительно проблеяла Фира, и я воззрился на неё, отчего она тоже отступила.

– Что не так? – с нарастающей злостью из‑за непонимания их страха вновь рявкнул я, а мои пальцы в лихорадочной чесотке содрали кожу.

– У… у… тебя… там… – Фира дрожащим пальцем показала себе на левый глаз и уточнила: – Глаз… твой… тут.

Левый? Хаос? Я, продолжая нервно скрести шею, прислушался к внутренним ощущениям своего тела и различил, как мир с левой стороны бешено вращается и болтается из стороны в сторону. И я решил припугнуть Шат’то, развернувшись к ней левой стороной лица, так, чтобы она прекрасно видела мой глаз. Шат’то побледнела, но её следующие слова были полной противоположностью моим ожиданиям: