Полная версия
100 рассказок про Марусю. Вполне откровенные и немножко волшебные истории про Марусю и других обитателей Москвы. Книга первая
«Не разучиться бы подниматься над собственной кроватью, – переживала Маруся. – Вот вернусь в Москву и займусь йогой».
И правильно она решила. Кроме воистину благотворных навыков не помешало бы Марусе обрести реальное оправдание на случай ее неожиданных воспарений над разнообразными поверхностями.
Так-то вот, Любезный Мой Читатель. И такое бывает. Хотите верьте – хотите нет.
В следующей рассказке Марусин снобизм терпит сокрушительное поражение
Маруся на концерте
Когда Марусю спрашивают, какую музыку она любит больше всего, Маруся отвечает:
– Первый Концерт Чайковского.
Многие думают, что Маруся выпендривается.
Одним кажется, что Маруся больше всего должна любить каких-нибудь Битлз или Аббу. А другие почему-то полагают, что любить Маруся может только группу Чайф, или же группу Сплин. Находятся и такие, кто считает, что Марусе хорошо бы фанатеть от Стаса Михайлова, или, на худой конец, от Стинга. Но ни тот, ни другой категорически не владеют ни Марусиным умом, ни Марусиным сердцем. В отличие от Первого Концерта, который поглощает Марусю целиком и, поглощая, врачует ее душу и радует всё ее существо.
Однажды отправилась Маруся в концертный зал. В тот вечер давали Чайковского.
Маруся чинно уселась на отведенное ей дорогим билетом место. Согласно торжественности момента, она оделась строго и классически. Хотя и не без изюминки, – на темном Марусином пиджачке красовался большой и яркий терракотовый цветок. С этим цветком Маруся чувствовала себя чудесно – будто в розарии Ботанического сада. Такой дополнительный тонус еще никогда и никому не мешал, тем более в концертном зале, где всё возвышенно и требует букетов.
К семи зал заполнился.
Публика расселась, а рядом с Марусей место пустовало.
«Вот и хорошо, – решила Маруся, – легче будет дышать».
Однако как раз тогда, когда зал уже приступил к традиционному предконцертному прокашливанию, ряд зашевелился и принялся пропускать опоздавшего к пустующему креслу. Неловко плюхнувшись на место, солидарно со всеми откашливаясь и шумно отпыхиваясь, Марусин сосед задел ее локтем, буркнул извинения и затих.
Краем глаза Маруся соседа оглядела. Это был мужчина, не молодой и не старый, с копной гривообразно растрепанных волос и в поношенном скатавшемся свитере, – такие лет пятнадцать назад на рынке продавались.
«Физик», – определила Маруся.
Конечно, Марусе было известно, что не все физики носят скатавшиеся рыночные свитеры. Но те, кто крайне увлечен наукой и одержим мечтой совершить научное открытие, по Марусиному ощущению, только такие свитеры и носят. И никакие силы не заставят такого рода физиков расстаться с их полосатыми свалявшимися любимцами. Словно эти поперечные полоски и катышки – залог их грядущего нобелевского успеха.
«И как только таких физиков в филармонию заносит? Не иначе у него под свитером прибор, измеряющий силу вибрации музыкальных волн, а музыка – предмет его научной страсти».
– Скоро начнут, – зачем-то уточнил Физик для Маруси, и из его рта обильно пахнуло табаком вперемежку с чем-то кислым. Маруся задержала дыхание и невольно предалась некрасивому снобизму.
«Как он мог! Прийти сюда, сесть в высокооплачиваемый ряд, среди хорошо пахнущих и отглаженных людей! Рядом с моим цветком, буквально в мой воображаемый розарий!»
Она легонько дернула плечом, и цветок ее качнулся.
Снобизм прогрессировал, и поделать с этим Маруся ничего не могла. Подбородок Марусин поднялся высоко, а нос и того выше.
«Надеюсь, этому Скатавшемуся Свитеру не вздумается аплодировать между частями?»
Оркестр закопошился. На сцену вышел солист, встреченный бурными аплодисментами. Следом явился дирижер. Коротко поклонившись, он взмахнул палочкой, и волшебство началось.
Околдованная музыкой, Маруся забыла и про Физика, и про его табачный запах, и про рыночный свитер. Тем более что Физик оказался подлинным любителем классики, и между частями в ладоши не бил.
Маруся погрузилась в Чайковского так глубоко, что не заметила, как вошла в катарсис и захлюпала носом. В финале от восторга душа Марусина вознеслась до небес, и тело за душой потянулось. Маруся даже начала над креслом приподниматься, но этого никто не заметил. Потому что она вовремя спохватилась. А ведь Пётр Ильич вполне мог довести Марусю до столь возвышенного состояния, что пришлось бы службе безопасности доставать ее с уникальной и дорогостоящей хрустальной люстры. А Марусе вовсе не хотелось впутываться в такой глобальный музыкально-люстровый скандал.
– Браво! – крикнул Физик.
– Браво! – воскликнула Маруся, утирая счастливые слезы.
В антракте Маруся столкнулась с Физиком в буфете. Он был не один, а в компании солидных дядек в элегантных галстуках и отутюженных костюмах. На физиков они не тянули, – ни лицами, ни одеждами. Скорее, смахивали они на членов правительства – не меньше. Физик кивнул Марусе, строго-костюмная компания с интересом ее оглядела, а Маруся высоко подняла подбородок и едва качнула в их сторону своим терракотовым цветком.
– Экая фифа! – донесся до Маруси громкий шепот. – Наверное, физик. Или математик. Вон какая серьезная и строгая, словно одна сплошная формула.
«Это я-то физик?! Это я-то математик?! – хотела возмутиться Маруся. – И ни в какие формулы я не вписываюсь!»
Но она, конечно, промолчала, подняла подбородок еще выше и прошла в зал.
Сытая и довольная буфетными услаждениями публика уже разместилась в креслах, а место рядом с Марусей снова пустовало.
Свет в зале приглушили.
«Вот и хорошо, – решила Маруся. – Не хочу видеть этого противного бестактного Физика».
Но тут ряд задвигался и поднялся, чтобы пропустить Марусиного соседа.
Скатанный Свитер неумолимо приближался. Маруся отвернулась. Ей не хотелось снова вдыхать кисло-табачный запах. Кресло рядом покачнулось под тяжестью вновь прибывшего тела.
– Хотите леденец?
Маруся посмотрела на соседа и вздрогнула от неожиданности, – свитер был тот же, однако Физик был другой.
– Да Вы не пугайтесь, – заулыбался Новый Физик. – Это у нас примета такая: кто наденет этот старый свитер, будет успешен на следующем концерте. Он у нас один на всю дирижерскую компанию. Забавно, да?
И он жестом перенаправил взгляд Маруси на сцену, где уже вышел на поклон новый дирижер. Он был во фраке и красиво причесан. Маруся с трудом узнала в нем своего соседа по первому отделению.
От нового Марусиного соседа табаком не пахло, хотя от свитера табачный дух волнами все же доносился. Присмотревшись, Маруся поняла, что именно он дирижировал Первым Концертом, и он же в компании огалстученных дядек разглядывал ее в буфете.
– Я не физик, – сказала Маруся Дирижеру. – И не математик.
– Я так и думал, – рассмеялся Дирижер. – Ваш пиджачный цветок ни в какие формулы не вписывается!
От такого комплимента Маруся расцвела. Щёки ее зарделись, она распрямила плечи и с удовольствием погрузилась в музыку.
Дирижер был великолепен, музыка волшебна. А волшебство, в любом виде, всегда Марусю окрыляло.
Аплодируя, сосед наклонился к Марусе.
– А что если мы с Вами, уважаемая Соседка, прогуляемся по Тверской и выпьем чего-нибудь крепенького?
Маруся смерила взглядом скатавшийся свитер и пожала плечами.
– Ах это… Это я непременно должен передать своему музыкальному собрату. Ждите меня в холле.
Через пять минут Дирижер явился Марусе отглаженным и душистым. Без каких-либо следов полосатого свитера.
Они гуляли по Москве до глубокой ночи, и остались очень довольны друг другом.
И кто знает, чем бы эта музыкальная история закончилась, если бы не уехал Дирижер работать за границу. Однако, гастролируя в Москве, он обязательно звонит Марусе и оставляет для нее контрамарки на свои концерты. А после они гуляют по ночной столице и непременно выпивают что-нибудь крепенькое в кафе или ресторане.
– Ах, Марусенька, – выпивши коньяку, признался однажды Дирижер, – не поверите, а ведь в детстве я мечтал стать физиком. Как мой сосед по площадке, дядя Феликс. Очень мне нравились его приборы и потрепанные тетрадки, куда он записывал свои заковыристые формулы. Был он счастливым человеком, и всегда носил полосатый растянутый свитер из скатавшейся от долгой носки шерсти. И поверил я в магическую силу этого, с вашего позволения, кардигана. Купил на рынке точно такой же, и сделал из него фетиш. Вот такая история. Что Вы, Марусенька, улыбаетесь?
Тайну своей улыбки Маруся Дирижеру не раскрыла. Но Вам-то, Любезнейший Читатель, нетрудно догадаться, что за ней скрывалась простая Марусина радость за свою волшебную интуицию. Ведь долгое время мучил ее вопрос – как такой типично физиковский предмет мог служить талисманом у музыкантов.
– За Физиков! – подняла бокал Маруся.
– За Волшебный Свитер! – рассмеялся Дирижер.
– За формулы! – подхватила Маруся.
– За ноты! – парировал Дирижер.
Маруся рассмеялась еще громче. Очень раззадорили ее крепкие напитки.
– А вот и зря Вы, Марусенька, смеетесь, – вдруг посерьезнел Дирижер. – Ноты – они ведь те же формулы. Есть в них своя стройная математическая система. А формулы – как ноты. И у каждой – свое звучание. Я даже продирижировать их могу. Не верите?
Дирижер достал ручку и начертал на салфетке незамысловатую формулу.
– Со школы помню.
Он взмахнул ручкой и, мурлыча мелодию, выразительно продирижировал.
– К сожалению, Маруся, здесь всего несколько тактов.
Он разочарованно опустил руки.
– Вот поэтому и стал я музыкантом, а не физиком. Мало в физике мелодий – сплошные повторы.
Дирижер скрутил салфетку в трубочку.
– Вот и дядя Феликс говорил: «Учись-ка ты, мальчик, лучше музыке. Люби ее, как я – физику, и будешь счастлив». Поправлял на себе любимый старый свитер и добавлял: «В переходе на скрипочке будешь играть, много денежек иметь и вкусно кушать».
Дирижер расхохотался и Маруся вместе с ним.
Физики и лирики, оказывается, намного более тесно связаны, чем себе Маруся представляла.
Хотите – верьте, хотите – нет.
Из следующей рассказки вы узнаете кое-что о глубоких норах, крепких поцелуях и их возможных последствиях
Сезон третий
Маруся и Волк
Как-то раз, заглянув на Сайт Вполне Приличных Знакомств, Маруся обнаружила там послание от мужчины лет примерно сорока восьми. Примерно, – потому что никогда нельзя сказать, насколько правдив мужчина в указании возраста и роста.
И так этот мужчина Марусе на фото понравился, что она сразу же дала ему номер своего телефона. Смущало Марусю только его имя. В анкете он числился Волком.
В детстве Маруся, конечно же, читала сказку про Красную Шапочку. Поэтому была примерно в курсе того, как вести себя с волками. Впрочем, сказочный волк никогда Марусю не пугал. Скорее, вызывал интерес. И еще более, – жалость. Ведь всякий раз в финале охотники абсолютно немедицинским способом, без наркоза и дезинфекции вспарывали волку живот. А это, согласитесь, достойно сожаления.
В первом же телефонном разговоре Волк признался Марусе в своей большой и искренней привязанности к живописному искусству. Это означало, что Маруся наверняка сможет удовлетворять с ним свою потребность в обсуждении картинных вернисажей. А их посещение, да будет вам известно, – одна из наипервейших надобностей Марусиной души. Потому как годы обучения культурно-эстетическому картиноведению даром не прошли и вселили в Марусю неискоренимую жажду визуального контакта с прекрасным.
По образованию Волк оказался инженером-пищевиком. Что означало, что он прекрасно разбирается в нынешней Марусиной вареньевой профессии.
Всё так чудесно совпадало! И по всему выходило, что этот самый Волк и может стать самой настоящей Марусиной Судьбой.
– Вообще-то меня Всеволод зовут, – представился Волк в конце взаимоприятной телефонной беседы. – Хотя на сайте я – Волк.
– Как же, Вашу кличку я запомнила, – заверила Маруся.
– Это не кличка, это псевдоним, – слегка раздосадовано поправил Волк.
На свидание с Волком Маруся прихорашивалась и принаряжалась как ни на какое другое. Уж очень ей хотелось верить в то, что поиски ее окончены, и счастливая парная жизнь не за горами. Но вот ведь незадача, – именно сегодня, когда счастье было так близко, Марусе выспаться не удалось, а к вечеру у нее еще и голова разболелась. Смотрела на себя Маруся в зеркало, и казалось ей, что мерцает она сегодня от сорока трех и до… страшно вслух сказать какого возраста. И стало Марусе грустно. Но не отменять же свидание!
«Что же, и такой я бываю. Не всегда картинка. Даст Бог, к ужину замерцаю в диапазоне ближе к сорока».
И все же сомнения Марусю одолевали. Перед выходом извертелась она у зеркала, выбирая ракурс, в котором можно было бы предстать перед Волком. Решив наконец, что лучше подойти к нему правым боком, в профиль и чуть затенив лицо рукой, Маруся отправилась навстречу своему счастью.
– Здравствуйте, Маруся, – Волк приблизился и подал Марусе руку ладонью вверх. – Вот он я. Какой есть.
Маруся вложила свою изящную ладонь в его большую и мгновенно забыла про все свои отрепетированные подходы. И вовсе не потому, что рука, которой она планировала затенить нечеткий овал своего невыспавшегося лица, была занята приветствием. А потому что Маруся, даже в таком несвежем состоянии, рядом с Волком смотрелась молодой и пригожей. Но не потому что Волк выглядел старше своих заявленных лет, – просто он оказался очень-очень уставшим человеком.
Оттопыренные уши, умные глаза разреза потомков Чингисхана, нос картошкой, – всё это Маруся помнила по фото. И всё это Марусе нравилось. Однако на снимках Волк выглядел живее, чем в жизни. Теперь он стоял перед Марусей похожий на жухлый осенний лист. Словно кто-то откачал из него половину жизненной силы, а второй половиной он так дорожит, что прячет ее где-то глубоко внутри. И догадаться об этой оставшейся энергии можно лишь по тусклой подсветке, которая временами короткими всполохами выходит на поверхность.
Волк пригласил Марусю в ресторан отведать настоящего американского стейка. В стейках он был дока. У него был дом в Америке. Порой он жил там месяцами и питался стейками собственного приготовления.
К стейкам подали устрашающе острые ножи с тяжелой рукояткой. Волк ел с аппетитом, поглощая мясо с кровью. Марусе он заказал хорошо прожаренное.
– Ешьте, Маруся, ешьте. И вином запивайте. Это и вкусно, и полезно.
Оттопыренные уши Волка топырились еще больше, когда он жевал, и Марусю это забавляло.
Волк утверждал, что однажды в Голландии пьяный и обкуренный мужик брал у него автограф как у Мистера Бина, но что вообще-то он похож на Форреста Гампа. Что, в целом, соответствовало действительности. И Бин, и Гамп частями в Волке присутствовали, однако его индивидуальности не заглушали.
– Что Вам, Марусенька, о себе рассказать?.. У меня всё есть. Деньги, дом в Монреале, дом и яхта в Штатах Америки, дом в Подмосковье и квартира в Москве. Но я устал так жить. Мне так жить уже неинтересно.
Волк с силой вонзил острый нож в сочный кусок, и мясо брызнуло кровью. Маруся вздрогнула и отпрянула.
«Хорошо бы поскорее закончить этот кровопролитный ужин. А то мало ли что», – подумала она.
Словно в ответ на Марусины мысли, Волк отложил свой острый нож и так тяжело и продолжительно вздохнул, что Марусе показалось, будто он заскулил.
– Осенью я ухожу в горы и читаю там Пастернака. В горах я чувствую себя человеком. Иногда мне кажется, что хорошо бы там остаться и потихоньку угаснуть от голода с томиком стихов в руках. По-моему, это очень романтично. Не находите, Марусенька?
Маруся погрустнела. Она готова была заплакать.
– Послушайте, Волк. Давайте лучше поговорим о Вашем любимом Анри Эдмоне Кроссе, – предложила Маруся, припомнив, что именно этого неизвестного ей художника Волк упоминал в телефонном разговоре.
Волк достал айпад и стал молча открывать картинку за картинкой. Перед Марусей замелькали яркие пейзажи, открытые свету и воздуху.
– Хочешь познать глубину кроличьей норы? – не отрываясь от айпада, спросил Марусю Волк.
Красной Шапочкой Маруся сегодня быть, в общем-то, настраивалась, но чтобы Алисой…
– Какой такой норы, мистер Волк? Красные Шапочки по норам не лазают.
– Так превратись в Алису, это тоже интересно.
Маруся задумалась. Где тут подвох? В какие дебри Волк пытается ее заманить и с какой такой корыстной волчьей целью?
– Хочешь-не хочешь, а придется, – не оставил выбора Волк. И, отложив айпад, рассказал Марусе, что вот уже несколько лет встречается с замужней женщиной, а ее муж об этом знает. Что из-за этого он, Волк, порочно склонен к групповому сексу и в отличие от большинства людей, не только на эту тему фантазирует, но и постоянно этим занимается.
– Не знаешь, зачем мне это надо?
Волк выглядел совсем отжатым, лицо его к концу вечера еще больше посерело, и Маруся поняла, что ей его действительно жалко, как было жалко в детстве Волка из «Красной Шапочки». И что вспоротый живот – ничто в сравнении с душевными муками этого страдальца, кошелек которого раздувается от тысяч долларов, а лицо тускнеет от недостатка простого человеческого счастья. А он всё пытается познать Глубину Кроличьей Норы. Но вот застрял где-то посередине, – и ни туда, и ни сюда. Впереди страшно, а назад уже не повернуть.
«Я стою у ресторана, замуж поздно – сдохнуть рано», – почему-то вспомнилось Марусе.
– Ах, мистер Волк, – сказала она печально. – За мясо Вам спасибо, а познавать глубину Вашей кроличьей норы мне не пристало. Ведь за Вас я ее все равно не познаю. К тому же, мне своих нор хватает.
Волк набрал воздуха в легкие, наклонился к Марусе и изрек:
«На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси…» 1
– Не узнала? Это Пастернак.
Маруся встала из-за стола и попросила Волка проводить ее к выходу.
– И знаете что, Всеволод, – быть Волком грустно. Смените псевдоним.
Волк кивнул и усмехнулся. Глаза его при этом чуть засветились, и Маруся подумала, что энергии в Волке еще предостаточно, и подпитаться ею он вполне еще сможет. Если перестанет тратиться на непосильные загадки, чужих жен и добавит в свои горные походы немного солнца. В виде стихов Хармса, например.
«Мышь меня на чашку чая
Пригласила в новый дом.
Долго в дом не мог войти я,
Все же влез в него с трудом…» 2
– Не узнал? Это Хармс.
– Спасибо, Маруся, – сказал Волк, посверкивая монголоидными глазами. – Но и в этом прелестном стихотворении, насколько я помню, концовочка-то не сильно оптимистичная. – Он грустно ухмыльнулся. – Что ж… А теперь разрешите мне сделать то, чего я желал весь этот вечер.
И не дожидаясь позволения, Волк крепко обхватил Марусино лицо ладонями и поцеловал ее в губы. У Маруси дыхание перехватило.
– Что же это Вы, Всеволод! – глотая воздух, возмутилась Маруся.
– Всеволод… – задумчиво произнес Волк, не выпуская из рук Марусино лицо. – А знаешь, красивое у меня имя.
И он снова крепко Марусю поцеловал. А потом медленно отпустил ее и погладил Марусину щеку.
– Идите с миром, Марусенька!
Он взял Марусину ладонь в свои руки и раскрыл ее, поглаживая, будто погадать вознамерился.
– Ваша ладонь, Маруся, – настоящее чудо! Как и Вы.
Волк всмотрелся в Марусины глаза.
– И то правда – не нужны Вам мои глубокие норы. И своих много не ройте. Их глубину никогда не познаете. Хотя… Вам, может статься, и удастся. Вы ведь немного волшебница.
И предваряя Марусины возражения, взял ее за плечи и, понизив голос, произнес:
– Не спрашивайте, откуда я это знаю. Свой свояка…
Ночью Марусе снова плохо спалось. Она ворочалась с боку на бок, а когда засыпала, видела сумбурные сны с норами, кроликами, сумасшедшими шляпниками, волками и красными шапочками.
Однако, несмотря на беспокойную ночь, наутро она почувствовала себя великолепно. Будто провела неделю на курорте у моря. Весь день, как и несколько последующих, Маруся находилась в приподнятом настроении. Она вся будто светилась изнутри, а интуиция ее обострилась. Ей чаще, чем обычно, хотелось летать над Москвой, и взлетала она с необыкновенной легкостью. Над кроватью во время зарядки поднималась она выше, чем обычно. А бабочки на ее любимом весеннем шарфике помахивали крылышками, норовя взлететь без всякого ветра.
В таком чудесном состоянии Маруся, удивляясь, провела целую неделю. Пока в одно прекрасное утро ее не осенило.
– Как же я сразу не догадалась! – хлопнула себя Маруся по лбу. – Все дело в поцелуе Волка!
Потаенной энергии в Волке оказалось – хоть отбавляй. Только вот на мирскую суету растрачиваться ему было никак нельзя. И все-таки он ждал и надеялся на чудо, которое для себя сотворить был не в силах. Волчья нора оказалась гораздо глубже, чем себе Маруся представляла.
– Сапожник без сапог, – развела она руками.
Вечером Маруся послала Волку сообщение, состоящее всего из одного слова:
«Мерлин?»
«Свой свояка…» – получила она в ответ.
– Хорошо, что я нор себе не нарыла. Во всяком случае, глубоких. Вовремя Волк меня предупредил, – облегченно вздохнула Маруся.
И быть волшебницей ей совсем расхотелось. Месяц после этого Маруся не летала. Зарядку по утрам на полу делала. А шарфик с мотыльками носить опасалась.
Однако вскоре стало ей невесело от такой серой обыденной жизни, и решила она, что грех не использовать свои волшебные способности. И что быть счастливой в самой обыкновенной личной жизни они Марусе не помешают.
Вот и я, Ваш покорный слуга, совершенно уверен в том, что тот, кто Марусю полюбит, примет ее, как есть, со всеми ее волшебными и заурядными особенностями. Иначе и быть не может. Хотите верьте – хотите нет.
Из следующей рассказки вы узнаете о чудодейственном антидепрессанте
Маруся и Княжья ягода
Слышали Вы когда-нибудь, Любезный Мой Читатель, про дивную ягоду под названием «княженика»? Возможно, в вашем краю она по-другому называется. А Маруся с детства эту ягоду знает в таком вот княжеском чине. И почитает ее как наивкуснейший плод, которому и царский титул присвоить не грех.
Была в Марусином детстве маленькая деревенька, куда отправлялась она на лето вместе со своей бабушкой Ритой. Бабушка Рита лес хорошо знала и любила. Рассказывала она Марусе про то, что лешие – совсем не злые, а очень даже приветливые и гостеприимные бывают. Но только к тем они расположены, кто в лес с добром приходит. И не как хозяин, а как гость. К такому гостю и грибы сами в корзинку просятся, и ягодные поляны взору открываются – набирай-не хочу.
Бабушка Рита леших ласково лесовичками называла. Заходя в лес, она всегда говорила: «Иду с добром. Примите гостя». И Маруся за ней повторяла. Никогда Маруся лесовичков не видела, – как ни прислушивалась, как ни приглядывалась. Но порой ей казалось, что вот именно за этим кустом впереди как раз лесовичок и затаился. И тогда, на всякий случай, Маруся в сторону куста кивала и говорила громкое «здрасьте».
Однажды в лесу бабушка Рита подозвала Марусю к большому старому пню. Вид у нее был таинственный, и говорила она почему-то шепотом.
– Вот, Марусенька! Открыл нам с тобой лесовичок свое сокровище.
И бабушка Рита показала Марусе большую ягоду – розовую с желтыми бочками.
– Фи… И что же это за сокровище такое? – не поверила Маруся. – С виду как малина недозревшая.
– А ты, Марусенька, попробуй…
И бабушка с благоговением, словно плод этот был последним на планете, сорвала ягоду и протянула ее Марусе.
Ягода оказалась вкуса и аромата необыкновенного.
– Вот если сейчас оценишь ягоду по достоинству, лесовичок нам с тобой еще такие же подарит. И тогда, Марусенька, сварим мы с тобой царское варенье! Недаром ягоду княженикой называют. Ягода эта редкая, найти ее не всем счастливится.
В то утро набрали Маруся с бабушкой княженики на баночку варенья.
А зимой пришли к Марусе в гости одноклассники. Был среди них Васька Колбасев, забавный рыжий паренек. У девчонок он спросом не пользовался, и когда свет для танцев погасили, Васька, дабы скрасить свое одиночество, добрался до баночки с душистым вареньем, да так увлекся, что в темноте да под шумок на раз ее прикончил. И остался от деликатеса один аромат. Маруся на Ваську потом долго дулась, а Васька вырос и стал известным художником. Видно, впрок пошло царское варенье.
Всё это случилось много лет назад. А не далее как вчера, чтобы развеять охватившую ее грусть-тоску, пошла Маруся грибы собирать. Всё сделала как полагается, по бабушкиному завету, – в лес вошла с добрыми словами, лесовичков за гостеприимство поблагодарила. Но все грибы от нее попрятались. И даже ягоды не попадались.