Дитя гнева: Путь Стража

– Ну, ну, Лем, не завышай его ожидания, – посмеиваясь, прервал его Гаичан. – Не спорю, задатки у него есть, однако ему бы для начал Стражем стать, а потом уже метить в «величайшие». Заодно с подругой будет вместе.

Изабель явно повеселела от этих слов.

– Что за Стражи? – спросил Самюэль

– Воины, сопровождающие высших жриц Лунарии и защищающие их, друг мой. В Закаре людей почти нет, а по заветам нашей великой богини и жрица, и её Страж должны быть одной расы. Изабель точно станет высшей жрицей, уж поверь мне, а значит у тебя большой шанс стать её Стражем. Страж сестры Денерс, например, это рат Оррин Рэн’Сиз, – Лем указал на того самого солдата, что всё время ошивался около жрицы.

– К слову, Оррин, будь добр, осмотри мальчика. Скажешь, подходит ли он вам.

– Есть, Мой Повелитель!

Пока Оррин осматривал Самюэля, под наблюдением девочек, уже заранее поздравлявших друга, и Зит, следившей за тем, чтобы Страж не навредил пациенту, Денерс и Гаичан отошли в другой конец комнаты.

– Мой Повелитель, вы уверенны в этом? – интересовалась Денерс, которую заявление Владыки взволновало не на шутку. – Это очень ответственный шаг, да и сам мальчишка опасен.

– И без тебя знаю. Поэтому я и хочу воспитать его так, как надо мне. Он – очень сильное оружие и его нельзя отдавать в руки другим. Тут либо мы их, либо они нас.

– И всё равно мне это не нравится.

– А вот это уже твоя проблема. Ты помни, что у самой работа важная. Может Лем и внесёт свою лепту в воспитание младшей, старшая полностью на тебе. Мне от неё нужно лишь полное повиновение, а вот методы его достижения меня не интересуют. Убеди её, что Лунария полностью на нашей стороне, и она сделает ради нас что угодно. Всё ясно?

– Да, Мой Повелитель.

– Замечательно. Пойдём.

Денерс помогла подняться Гаичану и оба направились к Самюэлю. Она, хоть и понимала план Владыки и всю его важность, но не могла его принять. Нет, на Самюэля ей было плевать. В конце концов, кто он вообще такой? Из девочек она и вовсе хотела сделать лишь верных ей послушниц, чтобы они несли её слово во все уголки мира. Денерс боялась лишь за свою жизнь. Пассажи Самюэля о том, что он хочет истребить всё зло, пугали её. Вдруг он решит, что зло – это сама Денерс? Владыка, конечно, умел хорошо убеждать. Но что если Самюэль раскусит его обман? Все чувства жрицы буквально вопили об опасности, но права перечить Владыке она не имела. А потому оставалось лишь надеяться на лучшее.

Тем временем, Оррин закончил осмотр.

– Ну, что скажешь, Оррин? Быть ему великим воином или как?

– Что же могу сказать? Хлипок, слаб, бледен. На воина не тянет вовсе. Сгодится только как пушечное мясо. Пока. Натренировать его, накормить, напоить, вылечить от всех недугов, если таковые имеются, и может что-то получится. Что касается его характера, как Страж – сгодится.

– Спасибо, Оррин. Ну, значит, всё решили. Старшая будет обучаться у Денерс и станет жрицей Лунарии, Элин – у Лема охоте на нечисть. Самюэль же обучится у Стражей военному делу. Все вы будете жить во владычном дворце. Девочки, я пришлю за вами своих слуг сегодня вечером. Вас заберут во дворец.

– Постойте, Ваше Величество. Разрешите нам с сестрой остаться здесь до полного выздоровления Самюэля, – перебила Изабель. – Мы не хотим, чтобы он поправлялся в одиночестве.

– Хм… что же… как изволите, – Гаичан немного помолчал. – Ну, нам пора. Не забывайте, Денерс, у вас скоро служба.

– Разумеется, Мой Повелитель.

Владыка и жрица попрощались с детьми. Денерс обнял Изабель и Элин напоследок, пожелала им всего наилучшего и пообещала как можно скорее показать им храмы Лунарии. Гаичан же не сказал ничего. Пройдя мимо Зит, всё ещё не верившей в своё счастье, остановился перед самым выходом. Дождавшись Денерс и Оррина, он обернулся и произнёс:

– Я проведаю вас завтра. До скорой встречи.

С этими словами Владыка и его свита покинули палату.

Всему, что произошло за этот день, Самюэль и верил, и нет. Только во сне было возможно такое везение. В голову Самюэля сразу же закралась мысль, что что-то тут нечисто. Уж слишком сильно ему повезло. Но чувство радости от того, что жизнь у него и сестер, наконец, наладится, полностью затуманило разум Самюэля и сводили все подозрения на нет. В сказку, как не крути, верится легче, а уж тем более, когда она хорошая. Так уж устроен человек. Он склонен больше подчиняться эмоциям, нежели разуму. Пускай последний и пытается спасти тебя, истошно орёт, хочет помочь, крик его настолько сиплый, что манящий зов твоих чувств перекрывает его, и разуму остаётся лишь смириться с поражением.

Самюэль уже вовсю радовался своей «удаче», поддерживаемый сёстрами, Голову ему заполонили фантазии о том, как все они познают покой и счастье в этом новом мире. Он представлял себе пускай не идеальную, но спокойную жизнь. Самюэль надеялся, что тяжкие испытания судьбы для него и девочек закончились и что все они вырастут в тихой и мирной обстановке. Радость сестёр и их подбадривания лишь поддерживали его убеждения в этом.

Счастливая Зит уже радостно болтала с Лемом, предвкушая свой перевод во дворец. В себе она была уверенна на все сто и нисколько не сомневалась в переводе.

– Я же говорил, всё пройдёт хорошо. Ну, ну, успокойся. Все ведь хорошо, – поглаживая затылок Зит, приговаривал Лем.

После ухода Владыки Лем стало трудно сдерживать эмоции. Во взгляде его появлялось сожаление. Пускай Лем и пытался не выдавать себя, получалось это уже плохо. Чувство вины перед детьми все ещё давило на него. На мгновение охотник посмотрел в сторону детей и встретился взглядом с Элин. Она сразу же увидела печаль в глазах Лема, от чего сделала вопросительное выражение лица. Но в тот же момент взгляд его начал источать совершенно другое. Лем будто бы извинялся перед ней за что-то, и просил не выдавать его остальным. Элин улыбнулась в ответ и подмигнула, говоря тем самым, что всё поняла и подыграет ему. «Мы уже понимаем друг друга без слов, – думал Лем. – Хорошо, Элин. Хорошо. Обещаю, что сделаю всё, чтобы твоя мечта исполнилась. Даю слово, ты увидишь, как прекрасен этот мир».

– Говорила же, что всё будет хорошо, если не отчаиваться, – подбодрила Элин Изабель и Самюэля. – Видите? Надо лишь бороться до конца и не бояться бросить вызов судьбе.

– Да уж. Слава Лунарии, весь этот кошмар закончился! Неужто удача действительно улыбнулась нам? Даже не верится!

Вся троица была по-настоящему счастлива в тот миг. Никто из них, казалось, уже и думать забыл обо всех несчастьях, что с ними произошли. Однако Самюэлю вспомнился Гастон, который уже, наверное, сидел в темнице и ждал приговора. Он не хотел портить настроение девочкам, а потому промолчал. Самюэль лишь мысленно попросил у него прощения за всё плохое, что совершил. Он чувствовал себя виноватым и перед Гастоном, и перед девочками. Портной, по сути, заплатил за их счастье своим благополучием. «Спасибо тебе. Спасибо за всё, – мысленно благодарил его Самюэль. – Твоя жертва не будет напрасной. Обещаю, я позабочусь о девочках и искуплю свою вину».

Самюэль переглянулся с Изабель и Элин.

– Жаль, что Гастона нет с нами, – вздохнула Изабель.

Малость поразмыслив, Самюэль обратился к охотнику:

– Лем, могу ли я попросить тебя об одной услуге?

– Разумеется. Проси на здоровье. Чего ты хочешь?

– Быть может, я прошу слишком много, но… не мог бы ты разузнать, всё ли хорошо с человеком по имени Гастон? Он портной. Живёт на окраине города. И если с ним всё в порядке, не мог бы ты передать ему, что с нами всё хорошо?

– Да, да, Гастон. Изабель рассказывала о нём. Он так важен для тебя?

– Он важен для всех нас. Он единственный во всём городе был добр к нам и судил нас по поступкам, а не по волосам.

– Что же… – Лем почесал щёку. – Мы планировали отправить к вашему городу отряд, проверить, нет ли там ещё нечисти. Могу договориться с ними, чтобы проведали вашего портного. Правда, ждать придётся долго.

– Ничего. Подождём, сколько требуется. Спасибо тебе. Мы в огромном долгу перед тобой.

Самюэль, улыбаясь, протянул руку сёстрам. Они обе взялись за неё и сформировали своеобразный замок.

– Ради Гастона мы проживём эту жизнь вместе. Он сделал всё, чтобы мы жили счастливо и во благе, и не жалел для нас ничего. Его старания не окажутся напрасными. Мы принесём в этот новый для нас мир всё-то хорошее, чему научил нас Гастон. Мы сделаем так, чтобы никому на целом свете не пришлось терпеть никаких лишений, чтобы на лицах каждого всегда была улыбка и чтобы повсюду, даже в самых дальних уголках любого из миров, сколько бы их ни было, всегда царил мир. Такова будет наша плата за всё, что Гастон для нас сделал, – заключил Самюэль.

Глава 7

Спустя две недели за Самюэлем, сёстрами и Зит прибыл Лем на экипаже. Попрощавшись с докторами и медсёстрами и поблагодарив за уход и лечение, дети уселись в карету. Элин запрыгнула в неё самой первой и сразу же заняла место у окна. Пока Элин с раскрытым от восторга ртом рассматривала и ощупывала каждый уголок кареты, в неё забрались и Изабель с Самюэлем. В отличие от Элин, Самюэль восторга не испытывал вовсе и чувствовал себя не в своей тарелке. Изабель уселась рядом со своей сестрой. Ей было неловко от того, что такая девочка, как она, всю свою жизнь прожившая среди работающих не покладая рук людей, получила всё, о чём они могли только мечтать, в один момент, ничего при этом не сделав. В голове Изабель неустанно крутилась мысль о том, что сейчас она – это олицетворение несправедливости, что превращало её неловкость и стеснение, буквально, в ненависть к самой себе. Вся сжавшись, она с сожалением посматривала в окна на многочисленных прохожих. На любые вопросы о своём состоянии Изабель отвечала, что с ней всё в порядке и старалась сделать более счастливый вид, лишь бы никто не беспокоился.

Наконец, к ним присоединилась и Зит, которую Лем с трудом смог оттащить от её коллег, с которыми она прощалась со слезами на глазах. Усадив Зит рядом с собой напротив детей, Лем дал команду трогаться, и карета неспешно покатилась.

В течение всей поездки Самюэль разглядывал улицы, дома и прохожих. Среди убранства улиц особое его внимание привлекли высокие металлические столбы с прозрачными кристаллами на верхушках. Как объяснил Лем, эти столбы назывались «фонарями». Задача их была в том, чтобы дарить свет в ночную пору, освещая улицы и мешая тем самым деятельности бандитов. Сами же улицы были гораздо просторнее, чище и светлее, чем в родном городе Самюэля. Крыши домов не закрывали собой небо, благодаря чему яркое солнце свободно освещало улицы. Дома, в большинстве своём, были очень похожи на своих собратьев из мира Самюэля, разве что имели несколько больше этажей, более утончённый архитектурный стиль, а некоторые из них обладали вытянутыми, заострёнными крышами. Однако были и такие, которые Самюэль видел впервые жизни. Высокие, белокаменные башни с широкой выпирающей красной крышей, словно подосиновики, произрастали в самых разных частях города и были видны практически отовсюду. На каждой из башен было от одного до трёх колец, в зависимости от высоты строения. Они были своеобразными смотровыми площадками, по которым гуляли жители башен. С крыш свисали чаши, с такими же кристаллами, как и у фонарей.

Среди прохожих же наибольший интерес Самюэля привлекла раса эгнов. Хоть их телосложение и напоминало человеческое, на самих людей он были мало похожи. Это можно было сказать, просто посмотрев на их голову. Нос их был широким, плоским, слитым воедино со лбом, усеянным большими охровыми пятнами. Глаза не имели ни радужки, ни белков, а были целиком чёрными, большими и округлыми. Волосы эгнов были словно иголки ежей, но, по словам Лема, по ощущениям их было не отличить от человеческих, да и не кололись они вовсе. Длина и цвет волос были весьма разнообразны, как и у людей. Кроме того, колючки эти, как оказалось, росли по всему телу эгнов и в прямом смысле заменяли им волосы. Лем рассказал, что эгны родом из мира Ортилэкс, и что это – одна из самых совершенных рас, созданных раут. Сам Самюэль просто нашёл эту расу интересной и необычной. Но Элин… О-о! Она буквально влюбилась в эту расу.

Изабель же привлекли совсем другие существа, а именно четверорукие шивы из мира, именуемым Ортарионом. Её восхищали, и одновременно удивляли их руки, бравшие своё начало из лопаток. Изабель уже видела, на что способны шивы со своими руками на примере сестры Чатри, однако у неё в голове не укладывалось то, как они столь искусно с ними управляются. Лем рассказал детям, что шивы – мудрейшая раса из всех существующих. Большинство из них для решения любой из проблем используют лишь две вещи: технику и магию. Зачастую шивы объединяют такие вещи, как механизмы и магию, создавая удивительные технические творения. Так, именно благодаря шивам были придуманы такие вещи, как фонари, а также мосты, состоящие из чистой магической энергии, которые гораздо практичнее каменных или деревянных.

Кроме эгнов и шив, на улицах встречались и знакомые детям дейтерианцы и эльфы, которые, судя по всему, составляли большую часть населения города. Однако дети открыли для себя ещё несколько новых рас: широкоплечих людей-ящеров родом из мира Тендсораса, именуемых ангусами, карликовых людей – двергов, прибывших из Ортекса, а также людей целиком состоящих из металла – металликов, пришедших в Мидракс из Ортанума. Ангусов и двергов было в разы меньше, чем тех же эльфов, эгнов или шив, а металликов и вовсе было лишь пару человек. Представителей человеческой расы на улицах не было вовсе. Несмотря на столь обильное разнообразие рас, на улице царила мирная и дружественная обстановка. Казалось, что в этом обществе приняли бы любого, кем бы он ни был.

Наблюдая все эти городские пейзажи, совершенно иные расы и вещи, доселе невиданные Самюэлем, он чувствовал, как всё его понимание о мире постепенно разрушалось. Ему хотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться, ибо не верилось, что всё это происходит взаправду. В этот момент его не заботило ничего, кроме осознания того факта, что столь обширный и прекрасный мир был всё это время скрыт от его глаз. А всё ли он узнал теперь? Или, всё же, нет? Какие ещё тайны хранит этот мир? А готов ли его принять этот огромный мир? Увидит ли он в Самюэле нечто большее, чем везучего отброса с бледными волосами? А что произойдёт с его подругами? Найдут ли они своё место в этом мире, или же станут скитальцами судьбы, не знающими куда податься? Все эти вопросы роились в голове у Самюэля, отрешая его от всего и погружая в транс. Они заставляли размышлять, сомневаться, спорить с самим собой. Мидракс казался Самюэлю совершенно иным, что породило в нем мысль, что здесь торжествует добро.

Внезапно мысли Самюэля прервались. Из окон одного из домов выпрыгнуло нечто багряно-кровавого цвета, когтистое и худое, и приземлилось прямо перед каретой. От испуга запряжённые хеги встали на дыбы, из-за чего чуть не перевернули карету. Увидев существо, перегородившее им путь, они начали пятиться назад. Кучер-эльф и вовсе оцепенел от увиденного. Все в карете перепугались не на шутку. Только Лем сохранял спокойствие. Чутьё охотника сразу подсказало ему, что здесь что-то не так.

– Ждите здесь и не высовывайтесь, пока я не скажу, – приказал Лем и вышел на улицу.

На улице тем временем уже царила паника. Все с криками бежали прочь от существа, и старались спрятаться в своих домах. Лем обратил на него свой взгляд и узнал в нём нечисть вида крюкохват. Выглядел этот монстр потерянным, озирался по сторонам и непонимающе стрекотал. Привлекаемый криками, крюкохват пытался выбрать себе добычу, мечась между вопящими горожанами. Вдруг его внимание привлекло испуганное ржание хегов, уже готовых ускакать прочь. Прострекотав, крюкохват бросился на хегов и в момент разодрал обоих в клочья. Кучер, еле сдерживая крик, бросился прочь от кареты.

Лем повернулся к детям, поднеся палец ко рту:

– Ни звука! – еле слышно проговорил он и закрыл дверь.

Лем обнажил свой меч и медленными, размашистыми шагами начал отходить в сторону от кареты, старясь не привлечь внимание монстра раньше времени. Отойдя на достаточное расстояние, он встал в боевую стойку, согнув ноги и занеся меч за спину, после чего достал из кармана жилетки багровый треугольный хвост на серебряной цепочке и выставил руку с ним вперёд. Крюкохват сразу же оторвался от своей трапезы и повернулся в сторону Лема. Угрожающе стрекоча, он спрыгнул с туши разодранного им хега и приготовился к нападению. Охотник круговым движением обмотал амулет вокруг своей ладони и принялся ждать атаки монстра. Шевеля своими кожаными жвалами, крюкохват низко присел. Атаковать он не спешил и будто бы выжидал удобного момента. Такое поведение несколько встревожило Лема. Крюкохваты, обычно, бросались в бой сразу же, как только замечали жертву. Но эта особь сильно отличалась от своих собратьев. Она будто бы умела думать. Однако Лем не позволял волнению отвлечь его от предстоящего боя.

И вот монстр резко рванул вперёд, прыгая из стороны в сторону. И снова что-то не так. Крюкохваты ещё никогда не маневрировали и всегда тупо атаковали. Под подобное нападение нынешняя стойка Лема не подходила вовсе. Пытаясь просчитать, с какой стороны ударит крюкоховат, охотник попытался быстро сменить стойку, но было уже поздно. Крюкохват набросился на Лема слева и, замахнувшись своей правой рукой, уже был готов нанести удар. Лема спасла его быстрая реакция. Взмахом меча он сумел в последнюю секунду рассечь руку монстра, отбив тем самым его атаку. Крюкохват отскочил назад, стрекоча от боли. Но он даже не думал отступать. Лем встал в другую стойку, чтобы справиться с маневрированием монстра. Зловеще пошевелив жвалами, крюкохват вновь бросился в бой. Но он даже не думал маневрировать, как раньше. Монстр атаковал сверху. Он снова изменил тактику. «Да что с ним не так?!», – пронеслось у Лема в голове. Парировать удар он уже не успевал, и потому отпрыгнул в сторону, избежав атаки монстра. После промаха крюкохват сразу же бросился за Лемом, пытаясь нанести ему самые разные удары и постоянно меняя тактику. Он бил то сверху, то снизу. Пытался нанести удар то по голове охотника, то по ногам, то по туловищу. Причём между атаками монстр перерывов не делал, чем не оставлял Лему возможностей для атаки и заставлял его сражаться с упором на оборону и парирование ударов. Судя по всему, крюкохват пытался взять Лема измором. Но как он пришёл к этому? Да и откуда у обычного «расходного материала» нечисти такой расчет? Более того, тактика крюкохвата работала. Хоть Лем и был мастером уклонений и парирования, он начинал уставать. Но охотник не унывал. Несмотря на то, что поведение крюкохвата и было нетипичным, его телосложение оставалось неизменным. Без своих рук монстр был беспомощным и очень уязвимым. Одну руку Лем уже смог повредил, оставалась ещё одна. В один момент Лем попытался нанести скрытный удар кинжалом по руке крюкохвата. Но тщетно. Монстр вовремя заметил кинжал, который Лем вытащил из-за спины, и мощным ударом выбил его из руки охотника.

Самюэль и Элин тем временем внимательно наблюдали за боем Лема с нечистью. За всеми их движениями, за каждым их шагом, за каждым взмахом клинка Лема, за каждым ударом крюкохвата. Всё это напоминало танец, пугающий, но по-своему завораживающий, финал которого решал судьбу обоих танцоров. Элин, желавшая стать охотником на нечисть, внимательно наблюдала за каждым движением охотника и монстра. Самюэль уже не мог усидеть на месте и был готов броситься на помощь Лему. Но его сдерживало осознание того, что в данной ситуации он станет лишь обузой, ибо не имел никакого оружия под рукой, из-за чего никак не мог помочь охотнику. Зит тем временем успокаивала перепуганную Изабель. Она нашёптывала девочке, что всё будет хорошо, что Лем – бывалый охотник и справится с любым. Хотя и саму Зит пробирал страх, причём не столько за себя или детей, сколько за Лема.

Наконец, охотнику удалось рассечь крюкохвату и вторую руку. Теперь он полностью был уверен в победе. Оставалось лишь разрубить монстра, и всё кончено. Лем уже замахнулся и был готов прикончить нечисть. И вдруг монстр, что есть, силы боднул Лема в живот. Снова неожиданный ход. Этот удар сбил Лема с ног, что позволило крюкохвату схватить его. Пускай рвать в клочья монстр уже не мог, но у него всё ещё оставались зубы. Прострекотав, крюкохват укусил Лема в плечо, впрыснув зубами на жвалах парализующий яд, лишая противника последнего шанса на спасение. Лем закричал от боли. Изабель и Зит сжались от страха и ещё крепче обняли друг друга. Глаза Самюэля снова заполонил красный туман ярости. Он выскочил из кареты и бросился к кинжалу, валявшемуся на выстланной камнем дороге. Схватив его, Самюэль запрыгнул на спину крюкохвата и принялся наносить ему удары в шею. Монстр отпустил Лема, издал пару предсмертных стрёкотов и повалился замертво, в то время как Самюэль отпрыгнул в сторону.

Тяжело дыша, Самюэль осмотрел поверженного им монстра. Кожа его скорее напоминала голые мышцы и была усеяна маленькими шипами. Кошачьи глаза крюкохвата безжизненно смотрели куда-то в небо. Носа на его лице не было вовсе. Руки и ноги монстра были хоть и мускулистыми, но довольно худощавыми. Кисти же отличались своей громоздкостью. На конце каждого из пальцев находился огромный коготь, формой своей напоминавший огромный острый крюк. На груди, торсе, локтях, коленях и черепе были беловатые уплотнения, поначалу показавшимися Самюэлю костями. Концы лопаток крюкохвата сильно выпирали вверх, из-за чего кожа на них казалась натянутой. Из шеи монстра всё ещё хлестала кровь, а сам он время от времени конвульсировал.

– Какой безумец породил столь ужасное создание?

Самюэль обернулся в сторону кареты. К нему бежала перепуганная Изабель. Он жестом остановил её, после чего медленно начал подходить к крюкохвату. Оказавшись рядом с ним, мальчик присел на колено и аккуратно, еле дыша, приставил остриё кинжала к горлу и после небольшой паузы резко вонзил клинок. «Чтобы не проснулся». Самюэль поднялся и на всю улицу огласил:

– Эта тварь мертва! Можете выходить!

Отряхнувшись, Самюэль подошёл к Лему, с изумлением смотревшему на поверженного крюкохвата. Лем тяжело дышал. Своей рукой охотник закрывал рану, которая адски жгла из-за токсина. Укуси монстр чуть ближе к шее, и Лем был бы мёртв. Но охотнику было будто бы плевать на это. Он не благодарил судьбу за счастливый промах крюкохвата, не радовался чудом спасённой жизни. Лем раздумывал лишь об одном, почему эта особь был так умна. Заметив Самюэля, протягивающего ему руку, Лем сделал строгое лицо.

– Я же велел – не высовываться!

– Ты бы предпочёл погибнуть? Странный ты, однако.

Лем улыбнулся. Он подал руку мальчику и подняться на ноги.

– Молодец, что ослушался. Знаешь, порой надо уметь действовать вопреки указаниям. Но впредь старайся так не рисковать.

Лем поднял голову. Люди начинали постепенно выходить из своих убежищ, с осторожностью поглядывая на труп крюкохвата. К самому Лему уже бежала взволнованная Зит. За ней быстрым шагом следовала Элин. Подбежав к охотнику, Зит сразу же расстегнула и сняла его жилет, оголила плечо Лема и приступила к осмотру раны. Хотя Лему и была приятна её забота, он знал, что скоро в его адрес последует волна раздражавших его осуждений, что несколько портило впечатление. Следом за Зит подошли Изабель и Элин. Последняя присела на корточки рядом с монстром и принялась взглядом изучать его.

– Больно? – спросила Зит, ощупывая место укуса.

– Терпимо.

– Болван! – Зит сняла пояса Лема фляжку и вылила её содержимое на рану. Она моментально зажила. – Сколько не тверди тебе об осторожности, всё мимо ушей! Конечно, зачем же меня слушать? Мы же лучше знаем, как с этой дрянью биться! Дурная твоя башка!

– Зит, прошу, только не начинай, – ответил Лем, который уже порядком устал от этих причитаний.

– О, это я ещё не начала, и ты это прекрасно знаешь! Ты хоть о ком-то, кроме себя думаешь? Или решил мне такой подарок на перевод во дворец устроить? Хорошая мысль, ничего не скажешь!

Лем, кряхтя, подтянул плечо и попробовал поднять руку. Безрезультатно. Токсин уже полностью её парализовал.

– Что такое?

– Да, яд. Ничего страшного, скоро отпустит.

– И ты так спокойно говоришь?! У тебя с головой всё в порядке?! Я там чуть с ума не сошла, а ему хоть бы хны!

– Просто укус, и всё. Успокойся. Нечего так убиваться из-за каждой ранки. Я понимаю твоё волнение, но суть моего дела – рисковать. Хочешь не хочешь, а терпеть придётся.

– Это я понимаю, но ведь можно сражаясь с нечистью проявлять хоть какую-нибудь осторожность? Ты ведь не бессмертный.

– Знаю, знаю. Виноват. Но я не ожидал от него такого. Какой-то этот крюкохват чересчур умный… Даже слишком умный…

Тем временем Лема и его компанию уже обступили зеваки и местные стражи порядка, именуемые полицией. Между ними протискивались ещё двое охотников на нечисть – эгнийка и эльф. Эгнийка была выше и худощавее своего напарника, что было необычным для расы эгнов. Отростки на её голове были длинными и доходили почти до пояса. Левая рука её был вся чёрная, будто бы высушенная и покрытая трещинами, испускавшими фиолетовое свечение, за что девушка получила прозвище «Иссушённая Длань». Звали её Николетта Литман. Для друзей, одним из которых являлся её спутник Краций Хотмор, просто Нико. В отличие от Нико, эльф выделялся своим изувеченным лицом, а именно огромными шрамами на всё лицо, один из которых проходил через его левый глаз, закрытый повязкой. Левое ухо его было изрядно издербанено, а кончик правого отсутствовал вовсе. Выглядел он куда суровее и старше всех присутствующих и буквально источал мужество и бесстрашие. Форма обоих почти не отличалась от формы Лема, разве что у Крация она была куда более потрёпанной. Кроме того, медальон Нико был серебряным, а Крация – золотым.