У тихого ручья

Кукша и Кирш, улепётывающие от половецких нукеров без оглядки, влетели в захваченный русичами лагерь и, остановив разгорячённых коней, тоже приготовили луки.

– Потеряли кого, Кирш? – спросил Васька.

– Мы без потерь, воевода! – ответил за друга Кукша – кони у нас вельми добры, не чета половецким! Зри, как вороги отстали!!

– От, молодцы! Соколы! – похвалил сторожевиков Василий – татей и близко не видно!

– Нагрянут, куды оне денутся! – сипловатым баском молвил Кирш – тут мы их и встретимо…

Половецкий сотник Тугай, возглавлявший погоню за сторожей русичей, сыпал проклятьями! Лошади его нукеров, не имевшие отдыха почти сутки, безнадёжно отстали от резвых русских коней, и все попытки догнать наглецов ни к чему не привели. В великой досаде он ещё раз огрел камчой своего жеребца, но тот лишь обречённо вздрогнул и не прибавил шагу. Устал!

– Нойон Тугай, следы русов повернули к нашему лагерю! – подскочил к нему десятник Хусин – почему такое?

А Тугай, опытный воин, понял всё! Провели его русы, как зелёного юнца, сыграли на его жадности. Какой позор! Тысячник Багай, возглавляющий поход, не простит ему такую глупость: бросить лагерь ради погони за двумя десятками русов, которых он хотел взять невольниками. Тупой, глупый шакал! Теперь он потерял всю добычу! Сотник Тугай резко осадил коня:

– А, шайтан! Десятники, все ко мне! В нашем лагере русы. А нас мало! Идти на них сейчас – значит, найти бесславную смерть в неравной схватке или рабство. Идти к Багаю… Он не простит потерю полона и добычи, отрубит нам головы! Что скажете, нукеры?

Десятники, выслушав короткую, но пламенную речь Тугая, замялись в нерешительности. Зря умирать не хотел никто. Наконец, голос подал Булах, самый молодой из них:

– Нойон Тугай! Слыхал я, что у русов поговорка есть, "повинную голову и меч не сечёт!".

– Есть у них такая поговорка, так что с того? – хмуро буркнул Тугай – что ты предлагаешь?

– А ещё они говорят, что из двух зол надо выбирать меньшее… – всё также нерешительно продолжил Булах.

– Шайтан тебя побери! Говори, не тяни! – начал терять терпение сотник – а то я сам сейчас зло для тебя выберу!..

В сгущающихся сумерках русичи, ожидавшие нападения на лагерь, увидали двух неспешно приближающихся всадников с копьями наперевес. Вместо боевых наконечников к древкам были привязаны большие деревянные ложки…

6 глава

Подъехав к становищу на один перестрел, половцы спешились и также неспешно пошли к русичам, ведя своих коней в поводу. Сотник Тугай и десятник Булах, изрядно рискнувший головой, когда предложил перейти на службу к русам, шли молча, думая каждый о своём. Васька встретил половецких "парламентёров", важно восседая на мешке, плотно набитом овечьей шерстью, у костра в самом центре лагеря:

– Ну, что скажете, тати половецки? Припекло, видать, вас?!

Он лукаво подмигнул половцам и весело рассмеялся. Его смех подхватили столпившиеся сзади дружинные вои. Оба половца стали на колени. Тот, что постарше, заговорил первым, по-русски, но с заметным акцентом:

– Будь здрав, рус-воевода! Я Тугай, сотник, а это десятник Булах. Мы пришли челом бить, и с нами полусотня нукеров. Мы желаем служить князю Осьмомыслу в его дружине! Клятву верности принесём на крови.

– Вот как?! – Васька округлил глаза от удивления – а что ваш хан скажет? Не думаю, что ему это понравится.

– Хан Кунгур ничего не знает о нашем походе на Русь. То мурза Багай сам захотел, по своей воле пошёл воевать – молвил Тугай.

– Да кабы воевать! – рассердился Васька – а то мирных людей разорять, да деревни наши жечь!! А воевать по-настоящему у вас духу не хватает. Кишка тонка!

– Не серчай, воевода! Ныне мы с миром. Возьми нас во дружину княжью, и сам узришь, что мы справны ратники. Будем честно служить! Если я солгу, то пусть покарают меня небеса смертной карой! – воскликнул половец.

– То было бы добре – усмехнулся Василий – ежели всих татей небеса будут карать без промедления. Однако не слукавлю, что добрые бойцы нам нужны! Тако велю: пойдёте с нами пеши и безоружны, сие будет вам во искупление злодейств ваших! А како дойдём во стольный град князя Осьмомысла, я поведаю ему, что вы готовы служить службу ратную! А тамо будет, как князь решит. Что скажешь, сотник? Согласен ли?

Оба половца распростёрлись ниц перед Васькой. Тугай ответил за обоих:

– Пусть боги всегда будут милостивы к тебе, воевода! Мы согласны, и пойдём с тобой ко князю…

Едва утренняя заря окрасила краешек неба, Василий тронул обоз в обратный путь. Сотня пленных половцев бодро шагала впереди арб, кибиток и телег. Сторожевые десятки снова ускакали вперёд, а ну как, не дай Перун, лихо ратное где поджидает? Порубежье – на то оно и Порубежье! Здесь люди на топоре спят… Боярин Добромысл, встретив гонца с грамотой от Васьки и узнав от него, что его дочь Зореславу едва не увезли половцы в степь, сначала укорил себя, что не приставил к ней должную охрану, но быстро успокоился. Всё обошлось благополучно, ныне боярышня жива-здорова, и едет ко князю Осьмомыслу вместе с его дружиной. И ему грамотою велено прибыть туда, что ж, он исполнит сие. Старик начал собираться в дорогу, ничему особенно не удивляясь. Когда Добромысл был ещё юным отроком, он увидал пророческий сон, который запомнил на всю жизнь. Будто бы в лесу он ставил силки на рябчиков, и вдруг увидал высокого седого старика в светлых одеждах. Тот и поведал мальцу его грядущую жизнь, что быть ему боярином, и о том, что третью дочь ему надобно назвать Зореславой, и о том, что хранить её ему пуще зеницы ока! А как вырастет – выдать замуж за князя. Добромыслу, сыну простого землепашца, дивны и странны были речи того старика. Не слишком-то он им и поверил, и, может, вскоре и забыл бы об этом сне, однако тот странный дедушка будто предчувствовал что-то подобное. На прощание он опустил руку на плечо отроку, и Добромысл даже сквозь плотную домотканую рубаху почувствовал под его ладонью лёгкое жжение. Старик исчез, а парнишка оттянул расшитый узором воротник своей косоворотки, и увидал на плече знак Рода! Теперь и захочешь, да не забудешь! Стал Добромысл гридником, потом кметом, а потом и дружинным воём княжеским. За удаль в сечах и дар полководческий чин боярина князь ему пожаловал – всё шло, как и говорил тот таинственный старик. Женился в свой срок на боярской дочери-красавице, и родила она ему трех дочерей и двух сыновей. Парнишки подрастают, оба уж в гридниках княжьих ходят. Гоголем друг перед дружкой выкомариваются! А Зореслава… Ну, значит, пришло время её сватовства да замужества. Первая в их роду княгиней будет!.. Заполошный конский топот впереди и приближающийся столб пыли Васька истолковал ехавшим с ними рядом десятникам однозначно:

– Не иначе воевода Бор разгромил мурзу Багая, и половцы ныне спасаются бегством!

И без перехода скомандовал:

– К бою, братове! Лучники, вперёд!

Подлетевшие на полном ходу сторожевики подтвердили Васькину догадку. В двух верстах отсюда навстречу сотне русичей скорым маршем идёт разбитое в сече войско Багая. Сам же мурза днём ранее был захвачен в полон ратниками Бора…

7 глава

Встречный удар Васькиной сотни оказался внезапен и силён. Половцы с потерями побежали обратно, бросая оружие и снаряжение, и оказались будто между молотом и наковальней. Догонявшие их ратники Бора скакали по пятам, и тут же замкнули кольцо окружения. Вороги, не геройствуя, сдались в полон, предпочтя верной смерти тяжкую и подневольную, но всё-таки жизнь. Вернувшись в княжий стольный град, Васька сдал Зореславу с рук на руки её батюшке, боярину Добромыслу и отправился ко князю, прихватив с собой половецкого сотника Тугая и десятника Булаха. Били челом! Осьмомысл к отнёсся благосклонно к челобитной, и вскоре половецкая полусотня принимала присягу, клялась ему в верности клятвой на крови. Видя такое дело, другие пленные половецкие нукеры захотели присоединиться и кинулись в ноги сотнику Тугаю, который, едва был принят на князеву службу, взял себе новое русское имя Тур. Князь позволил ему отобрать среди желающих служить в дружине полоняников ещё полсотни лучших бойцов. Тур, конечно, расстарался!.. А вот Ваське не повезло. Как-то раз объезжая с малым дозором порубежные земли, дружинники напоролись на крупный печенежский отряд, шедший в половецкую степь. Стойко бились русичи, да силы были неравны! Печенеги оттеснили их к перелеску, где и намеревались окружить и добить горстку оставшихся в живых безрассудных храбрецов. В пылу боя Васька отправил гонцом ко князю самого молодого дружинника, а сам с остатками дозора решил прорубаться из затягивающегося кольца ворогов в спасительный лес. Глядя, как с десяток его дружинных воёв под градом печенежских стрел замелькали между негустыми деревьями перелеска, Васька возрадовался и поднял лицо к небу, творя короткую молитву Перуну:

– Ну, хоть кто-то спасётся! Перун, благодарю тебя!

Израненный, в иссечённых и залитых кровью доспехах Васька уже еле стоял на ногах. Его конь пал в сече, да и ему, похоже, недолго осталось. С каждой каплей пролитой крови из него будто по капле уходила и сама жизнь. «Ладно, хоть Вороной дома остался. Не погибнет верный друг!» – подумалось Ваське. Он вспомнил про оберег, данный ему Родом, и сжал его в руке. И тут же увидал знакомую светлую берёзовую рощу и ручей, вольно пробегающий и будто зовущий отдохнуть под сенью листвы. Из последних сил Васька устремился в рощу, упомнив про заветную криницу. Где-то сзади раздался вой разочарованных ворогов, потерявших его из виду. Печенеги били стрелой наугад вслед ускакавшим русичам и Ваське. Дети степей, они не решились углубляться в лес, не доверяя ему, и побаиваясь сокрытой в нём неизвестности. Каждый шаг давался Ваське с превеликим трудом, но он упорно шёл вперёд. И вот наугад пущенная печенежская стрела ударила его в спину, пробив кольчугу и правое лёгкое. В груди забулькало, во рту появился привкус крови с каким-то металлическим оттенком, и Васька вдруг невольно, но чётко осознал, что это – всё! И тут же, взъярившись на себя, на последнем дыхании он буквально прыгнул вперёд. Спасительная криница весёлым шумом и плеском хрустально-чистой воды приняла его почти безжизненное тело. Угасающий разум успел лишь откликнуться слабым отблеском радости…

– Ну что, Василий… Ты справился, и боле нет надобности держать тебя здесь! – одобрительно прогудел Род – а каким молодцем стал, любо-дорого глянуть. Чин боярина получил, до сотника княжьей дружины дослужился!

Васька пришёл в себя, огляделся, и понял, что криница из берёзовой рощи перенесла его в жилище основателя Прави. И с удивлением и благодарностью увидал, что на нём нет ни царапины, ни единого следа недавней жаркой сечи! Род по-прежнему сидел за столом, и глядел уже не столь сурово, как при первой встрече. Скорее, даже одобрительно. Перед ним лежал початый каравай свежего ржаного хлеба, стояла деревянная миска с пареной репой и ендова с ароматным квасом. Василий вспомнил, что с самого раннего утра у него во рту не было маковой росинки, и почувствовал предательское урчание в животе. Род будто прочитал его мысли, и приветливо кивнул на широкую кленовую лавку:

– Присядь, витязь! Откушай со мной свежего хлебушка да испей кваску. Силушка твоя скоро вернётся!

Васька молча поклонился хозяину и послушно сел на лавку. Взял ломоть хлеба и откусил. Пришло ощущение, что ничего вкуснее он в своей жизни не пробовал. И репа была сладка, и квас будто эликсир жизни…

– Ведаю я о сомнениях твоих по волхвице Зореславе, боярской дочери – молвил Род – что, дескать, в ней особенного, что сам отец всех богов за неё заступается!

– Истинно так, батюшка Род! – подтвердил Васька – были мысли сии у меня! И возжелал я спросить тебя об этом при ближайшей нашей встрече.

– Она выйдет замуж за младшего брата князя Осьмомысла, станет княгиней и прародительницей по женской линии Великого князя московского Димитрия Ивановича, прозванного в народе Донским. Так написано в Книге Судеб – молвил Род, и добавил через паузу, испытующе глянув на Ваську – тако и твоя новая справа, Василий, будет в четырнадцатом веке. Готов ли ты в путь, витязь?!

8 глава

– Я готов, батюшка Род. Вот и раны мои ты исцелил в дивной кринице! – молвил Васька – а что за справа-то меня ждёт?

– А тамо всё и узнаешь, Василей! – отвечал старик – ты, как там окажешься, сразу на Москву езжай, подолгу нигде не задерживайся! А как прибудешь во столицу, прибейся ко княжьей дружине. Ну, или поблизку к ратникам держись. Уяснил, витязь?

– Уяснил! – усмехнулся Васька – чай, наука нехитрая!

– Ну, коли уяснил, тогды лети ясным соколом! – Род взмахнул рукой, и его горница вновь завертелась перед Васькой, всё ускоряя своё вращение. Вася от этой нестерпимой круговерти опять прикрыл глаза, а когда открыл, то снова оказался на берегу знакомого ручья в светлой берёзовой роще. Криница снова поманила его хрустально-чистой водой, и он, увидав берестяной ковшик, заботливо оставленный кем-то на ближней берёзке, вдоволь утолил свою жажду. Сзади раздалось знакомое ржание, которое Васька узнал бы из тысячи! Он резко обернулся и увидал, что его вороной несётся к нему диким намётом. За без малого два года, что прожил Вася у князя Осьмомысла в эпоху раннего Средневековья Руси, его боевой конь стал ему настоящим другом. Умный жеребец научился понимать Ваську с полуслова, а иногда и вовсе без слов, и часто выручал его в злых сечах с ворогами. "Не один буду обживаться на новом месте! Спасибо, Род!" – с благодарностью подумал Васька и крепко обнял подбежавшего коня за шею:

– Здорово, дружище! Как же я рад тебя видеть, ты даже не представляешь!!

Вороной, может, и не представлял, но его эмоции от их встречи точно были сродни Васькиным! Он радостно прыгал вокруг своего хозяина и друга, подобно маленькому жеребёнку, вставал на дыбы и заливисто ржал, и Вася едва-едва смог его успокоить, угостив завалявшимся в кармане ржаным сухарём. Путь на Москву был неблизким, но Василий особо и не спешил, решив за время дороги получше узнать реальность, в которой он оказался. Ведь одно дело читать исторические книги в уютном вечернем тепле комфортабельной квартиры, и совсем другое – всё увидеть своими глазами. Узнать, прочувствовать весь страх, всю боль и великие испытания духа и тела, когда кажется, что вокруг тьма и беспросветность, и выхода нет. Но спасала русских людей лишь крепкая вера в Бога. Василий ночевал в придорожных деревнях, благодарил небогатых хозяев-крестьян за хлеб-соль и кров, и немало про себя удивлялся тому, что самые бедные люди, не задумываясь, делились с ним последним припасом, что у них был. И делали это искренне и от души! А Васька всё выспрашивал их о житье-бытье, да какими слухами земля русская полнится.

– Нешто сам не ведаешь, боярин?! – удивлялись крестьяне – после сечи на Воже-реке и победы Великого князя Димитрея, Орда неспокойна стала, кровушки русской алкает, аки дикой зверь! Мамай всю степь на ноги поднял, бысть скоро велику походу поганых на святую Русь…

– А князь Димитрий что? – разыгрывал простака Васька – ведает ли о том?

– Вестимо, ведает! – отвечали крестьяне – понеже стягивает вкруг себя силу немалую со градов да княжеств подколенных. Отпор нехристям готовит! О сём не токмо старцы, но и вси робятишки малы знают, да тож на рать сбираются, вояки! Едва ль не до дитяти запазушного! Смех и грех!

– Одолеем ли ворога-то, братове? – вопрошал Васька – ибо грозен еси?

– Бог даст, одолеем, боярин! – следовал непременный ответ – хватит уж нечестивым дьяволову волю исполняти!..

Ваське таки ответы по нраву были! И чем ближе он к Москве подъезжал, тем увереннее у простых крестьян и ремесленников звучала непоколебимая вера в победу русского оружия. Не без приключений, но добрался-таки Вася до столицы. Пришлось, правда, до того и мечом помахать, ну, да всё закончилось благополучно. А дело было так. Проезжал Васёк одно сельцо, людное да богатое, и попал аккурат на тамошнюю ярмарку, куда съехались торговые люди из ближних и дальних окрестностей и из других мест. Народу тьма! А там потеха-веселье, медведей на цепях водят, добры молодцы силушкой-удалью меряются, кулачники стенка на стенку идут, скоморохи людей веселят – интересно стало Ваське! Когда ещё такое увидишь?! Не удержался он, из лука стрельнул, да так, что первый приз за меткость свою и отхватил! Поднёс ему купчик рязанский, устроивший эти состязания стрелков, полуведерную чару стоялого мёду, да и говорит:

– Боярин, отойдём-ко в сторонку, еси разговор к тебе!

– Говори, купче, аз внимаю те! – отхлебнул мёду Васька, едва они отошли на десяток шагов к торговым рядам.

– Вельми важно ты стрелой бьёшь, боярин! – начал купец – поди, и в иных справах ратных многих за пояс заткнуть сумеешь?! Тако еси?

– Не новоук аз в ратном деле. Верно сие! – не стал отпираться Васька – а насчёт за пояс заткнуть, то уж как Бог сподобит! А чёму ты спрашиваешь, купче?

– А куда ныне путь держишь? – будто и не заметил Васькиного вопроса рязанец – уж не на Москву ли?

– Туда! – отвечал Вася – а тебе зачем про то ведати?

– Да и я туда по торговой справе иду, а впереди места неспокойные! Тати шалят! – заволновался купец – ты ведь един добираешься? А пойдём с нами? Я те серебра отсыплю! Половину вперёд плачу!

С этими словами он выхватил откуда-то из складок своего богатого одеяния небольшой кожаный мешочек-калиту, вложил Ваське в свободную руку и загнул его пальцы, с надеждой заглядывая в глаза.

– А чего ж не помочь доброму человеку? – усмехнулся Васька – я согласен, купче! Как звать тебя?

– От и славно! – обрадовался купец – а звать меня… Каур моё прозвище. Тако и называй! А тебя как звать-величать, боярин? И чёму ты един в дороге дальней?

– Аз Василием наречён – не стал скрывать свое настоящее имя Васька – и род мой угасает. Ездил я поклониться святым местам во искупление грехов своих. А ныне хочу стать под стяги Великого князя московского и всея Руси Димитрия Иоанновича, и с ним идти на поганых!

– От как! – в глазах Каура промелькнула смесь любопытства и уважения – ну, витязь, тако и я те помогу, как на Москву прибудемо! Еси у мя знакомец един в Кузнечной слободе. Вельми искусен мастер, за то и при великокняжьем дворе о нём ведают. Чрез него ты и выйдешь на воевод княжьих!

– Добре сие! Принимаю, Каур, и благодарю тебя! – рассмеялся Васька, и от души хлопнул купца по плечу…

9 глава

От такого «привета» Васьки купец Каур еле устоял на ногах и поморщился от боли:

– Крепка у тя десница, Василий! Не сдобровать ворогам, кои под твою длань попадут!

– Ворог у нас ныне един еси, Каур – отвечал Васька – во степях за Волгой гуляет! Ничто, придёт час, и переведаемся…

А ошибся Васька насчёт ворога едина, и скоро в том сам убедился. Ярмарка заканчивалась, и Каур с обозом пошёл на Москву, Васька с ними, как и уговаривались. К вечеру следующего дня, когда было впору уж и о ночлеге подумать, поперёк лесной дороги перед ними с шумом рухнула здоровенная ель. И сразу точно такая же упала позади последней телеги купеческого обоза. Старый варнацкий способ поймать в ловушку зазевавшихся торговцев!

– Луки к бою! – рявкнул Васька оружным холопам, охранявшим обоз – шевелись, робята, дави блох!!

И сам-первый выхватил свой лук. Его вороной, почуяв скорую схватку, горячо затанцевал на месте, а со всех сторон к ним бежали тати. Васька, выпуская в них стрелу за стрелой, хорошо разглядел, что это было за воинство! Одёжка вахлацкая, какое-то рваное тряпьё. Редко у кого на голове был шелом или кольчуга на тулове! И оружие у сих татей главным образом плотницкие топоры, вилы да косы, мало у кого мечи да копья были. Даже луков у них было немного. Опустошив колчан, Василий взялся за меч. Варнаки тем временем сцепились с холопами охраны. Падали, сражённые, заливая кровью дорогу и мешаясь под ногами людей и лошадей, и всё равно лезли и лезли вперёд. Прикинул Васёк опытным глазом – ворогов под сотню, а охраны вдвое меньше, и пошёл махать мечом налево-направо, пробиваясь к высокому, статному мужику, одетому на рать лучше остальных. Тот громко отдавал приказы своим вахлакам, которые они старались незамедлительно исполнять. Атаман, не иначе! Васька легко добрался до главаря шайки, и, отразив его неловкую атаку, точным и сильным ударом сшиб шелом с его головы. Оглушённый тать мешком рухнул с коня.

– Ничё, оклемаешься! – усмехнулся Васька, также спешиваясь со своего вороного – ты мне живой нужен, варнак!

Обезоружив атамана, Васька рывком поставил его на ноги:

– Кричи своим, чтобы оружие бросили и на колени стали! Ну!! Скоро велю!

Мужик, едва придя в себя, снова бросился на Ваську, но тот угостил его доброй оплеухой и добавил кулаком в боевой рукавице в солнечное сплетение, прикрытое лишь тонкой кольчужной сеткой. Атаман вновь оказался на земле, скрючившись и хватая ртом воздух. Васька в этот раз стянул ему руки его же поясом и повторил свой приказ.

– Стойте! Бросай оружие! Всем на колени! – громогласно скомандовал атаман. И остановились все, и тати, и холопы-охранники. Повисла непонятная пауза, и главарь шайки рявкнул снова:

– Слышали?! На колени! Оружие наземь!

– Сдаваться?! Шалишь, Клык! – резко обернулся к нему верзила с окровавленной татарской саблей в руке и зло оскалился – нашу вольницу зря погубить хошь?! Не выйдет!

– Стой, Хват! Сгинешь, дурень! – крикнул ему Клык, но тать прыжками бросился к нему и Ваське, намереваясь покончить с обоими. Он давненько метил в атаманы, да всё подходящего случая не было забрать власть в шайке. Васька в мгновение ока схватил чей-то валявшийся на земле лук и выдернул стрелу из груди умирающего под ногами татя. В следующее мгновение эта стрела нашла себе новую жертву, пробив череп подбегающего верзилы аккурат между глаз. Тот рухнул, как подкошенный. Разбойники начали бросать оружие, становясь на колени.

– Вяжи их, робята! – скомандовал холопам Васька – да покрепче, не жалей верёвок!

Холопы рьяно взялись за дело, а к Ваське подскочил не на шутку было перепугавшийся купец Каур:

– Вася! Спаси тебя бог, как и ты нас спас! Зачем те княжья дружина?! Служи мне воеводою, аз озолочу тя!!

– Ну, будя, будя, Каур! – Васька с улыбкой приобнял купца и успокаивающе похлопал его по спине – всё закончилось, мы победили. Успокой, друже, душеньку свою! Время к ночлегу идёт, вели-ка лучше лагерь ставить, да прибрать тут всё.

– Да, тотчас! Верно еси! Исполню! – быстро закивал головой Каур, и едва не вприпрыжку убежал распоряжаться ночлегом и ужином…

– А с тобой, тать, мне поговорить надобно – повернулся Вася к полонённому им атаману – пойдем, присядем, покуда времечко есть…

– Отчего не поговорить, боярин – отозвался разбойник – мне ныне спешить некуда!

– Дерзку речь ведёшь, варнацкая душа. Не страшно головы лишиться?! – нахмурился Васька.

– Не страшуся! Хотел бы ты убить мя, боярин, так давно бы убил! Верно сие?! – Клык угрюмо глянул на Василия, и зашагал к длинному ряду из повозок и телег, забавно поводя связанными за спиной руками.

– Хм-м… А ты не глуп, варнак! – себе под нос пробубнил Васька, направляясь следом за ним…

10 глава

– Стой, тать! Не в саму ли Москву намылился?! – остановил Васька Клыка – гляди, там те сразу калёным железом на челе напишут, кто ты таков еси! Да в цепи закуют!

Разбойник остановился у крайней телеги и присел на корточки:

– Спрошай, боярин, чего узнать хотел? Отреку те, таиться не буду…

– Как имя твоё, Клык? – Васька плюхнулся задом на телегу и заёрзал, устраиваясь поудобнее – чего-то лицо твоё мне знакомым кажется…

– Не серчай, боярин, я не припомню тя! – отвечал атаман – а звать меня Ермоха Клык. Тако батюшка нарёк.

– Ермоха? Это Ермолай, значит? – уточнил Вася и озорно подмигнул татю – воин Гермеса, ежели по-гречески?

– Истинно так. Ермолай Фёдоров сын. А что оно значит, про то мне неведомо – усмехнулся разбойник.

– Ладно, сие оставим покамест… – Васька продолжал внимательно разглядывать лицо Клыка, и ощущение, что они уже где-то встречались всё крепло – ну, поведай, Ермоха, как татем-то стал, в лихие люди подался? Зрю я, что на то не твоя воля была, но злой рок. И подымись, руки дай, путы твои сниму…

– Твоя правда, боярин, злым наветом поверстали мя, и пришлось бросить отчий дом, да в леса податься – отвечал Ермоха, разминая затекшие руки.

– Рассказывай, како дело было, а потом и решим долю твою! – и Васька с интересом приготовился слушать.

– Так и я боярского роду-племени, в земле Суздальской корни мои. Служили нашим князьям и дед мой Заступ, и батюшка Фёдор, и я пошёл служить, когда время настало. По началу всё ладом шло, да как-то в праздник великой на княжьем пиру испили мы медов стоялых изрядно, и един дружинной воевода за столом зло слово молвил про батюшку мово. Кривду сказал! Дескать, боярин Феодор был двурушником, вроде, и князю служил, а сам с Ордой якшался, за серебро соглядатаем был. Кровушка мне в голову ударила, не стерпел я, вскочил на ноги и приложил его башкой об стол! Разняли нас тогда, а воевода Хруст, видно, злобу на мя затаил. И вот везли мы как-то собранный оброк ко князю, да на татарский отряд наткнулись. Вси полегли, я чудом жив остался. А Хруст, ближний боярин, донёс князю, что я будто бы нарочно обоз на татарску засаду навёл. Князь поверил, осерчал. Велел бить мя батогами смертным боем. Обида меня взяла велика, да токмо кто я, вчерашний кмет, супротив воеводы и ближнего боярина?! Утёк я в леса, да с тех пор здесь и обитаю, подальше от людей. Ватагу сколотил, лихому ремеслу служил, да немного в том радости нашёл…