Афродита размера XXL. Брак со стихийным бедствием

Ирка сочувственно хмыкнула и постучала о край кастрюли ложкой, которой она собирала пену с бульона. Этот звук вернул меня к суровой реальности. Я обернулась к бабуле:

– Значит, говорите, вам случалось нянчить Машиного ребенка?

Я не думала, что этот простой вопрос вызовет какие-то трудности, но с уходом Генки в поведении Ксении Петровны произошла разительная перемена. Бабушка враз сделалась несравненно менее оживленной, и дружелюбия у нее заметно поубавилось. Очевидно, безотносительно холостого внука добрые девки бальзаковского возраста были ей неинтересны.

– А вам это зачем? Вы, вообще, кто такие? – подозрительно спросила старушка.

– Мы – благотворительный фонд «Мать и дитя», – сказала Ирка, не потрудившись уточнить, кто из нас мать, а кто дитя.

С учетом того что у подружки потомков пока нет, а у меня один такой гаврик уже имеется, почетная роль матери, очевидно, отводилась мне. Я покосилась на самозваное «дитя» – Ирка ответила мне радостной девчачьей улыбкой – и развила тему:

– Посещаем матерей-одиночек на предмет выявления особо нуждающихся.

– Это кто – это Маша-то нуждающаяся? – искренне удивилась Ксения Петровна. – Да у нее денег в три раза больше, чем у нас с Генкой вместе взятых! Дом – полная чаша, чего только нет!

Она секунду подумала и добавила:

– Знаю, чего – лекарств у нее в доме нет! – в голосе старушки зазвучало превосходство. – Вы, молодежь, глупые еще, не понимаете, что в трудную минуту полная аптечка бывает важнее тугого кошелька!

Мы с Иркой помалкивали, почтительно осмысляя эту глубокую житейскую мудрость.

– Вот ежели у кого температура внезапно подскочила, какой толк от пачки денег? Куда их девать, к больному месту прикладывать? – съехидничала бабуля. – И что прикажете делать, куда бедной женщине бежать среди ночи?

– Среди ночи-то? Ну можно забежать к добрым соседям, у которых есть аптечка! – тоже не без ехидства ответила я.

– Аптечка-то у нас есть, а вот младенцев нет! – парировала Ксения Петровна и сразу же погрустнела.

– Женщины бегают к вам среди ночи за младенцами?! – громко изумилась Ирка.

За дверью на лестничной площадке послышался хриплый стон, и я поняла, что бедный Гена не успел уйти далеко.

– Не за младенцами, а с ними! – объяснила бабуля. – Маша вот недавно прибегала, детское лекарство от температуры спрашивала. А откуда у нас детское лекарство? У нас детей нет и пока что-то не предвидится.

Стон на лестнице повторился и закончился стуком. Я искренне понадеялась, что Мишка Сапиенс не разбил себе голову о стенку, но отвлекаться на проверку не стала. Меня сильно встревожила полученная информация. Внутренний голос без промедления выдал на-гора стройную и страшную версию:

– Тяжелобольной ребенок не получил своевременной медицинской помощи и умер, а его несчастная мать с горя утопилась в пруду!

– Кто умер?! – испугалась Ксения Петровна.

– Ты думай, что говоришь-то! – упрекнула меня Ирка, покрутив пальцем у виска.

До меня дошло, что я говорю вслух, но отступаться от сказанного было поздно.

– Машин младенец? Он не умер?

– Когда?

– Ну… Когда у него был жар, а у вас не нашлось лекарства?

– С чего это ему было умирать? Маша в ночной ларек за водкой смоталась, мы малого раздели, обтерли с головы до ног и температуру сбили. Проверенное народное средство, действенное и безвредное, главное, водка должна быть крепкая, а лучше даже – спирт, – обстоятельно объяснила бабуля.

– Ах вот оно что! – задумчиво повторила я.

Это объясняло, почему Мария черт знает в каком виде неслась глубокой ночью через дорогу в водочный ларек. Вовсе не потому, что ей хотелось выпить в компании приятелей-алкашей! Она торопилась принести народное лекарство больному малышу, оставленному на попечение старухи-соседки.

– А где сейчас Машин ребенок, вы не знаете? – спросила тем временем Ирка.

– А где сама Маша? – Ксения Петровна пожала плечами. – Гуляют, наверное, в парке. Они там каждый день по два раза в день гуляют, утром и вечером.

Мы с Иркой переглянулись. Подружка покачала головой, я кивнула. Мне тоже казалось, что ни к чему рассказывать старушке о трагической гибели Марии. Хоть и есть у нее в доме аптечка, но действенного средства от удара там может и не оказаться. Я сделала над собой усилие и как ни в чем не бывало поинтересовалась:

– Так, вы считаете, Мария в материальной помощи нашего фонда не нуждается? Ей, наверное, еще кто-то помогает?

– Мужик ейный помогает, кто же еще!

– Что за мужик?! – в один голос вскричали мы с Иркой, да так пылко!

Теперь Ксения Петровна могла окончательно увериться в том, что мы с подружкой не только можем, но и страстно хотим стать кому-нибудь добрыми женами.

– Мужик как мужик, голова-два уха, руки-ноги…

Бабуля замолчала, то ли припоминая особенности мужской анатомии, то ли готовясь озвучить отличительные признаки этого конкретного мужика.

– А имя его? – вытянула шею Ирка.

Увы, ни имени, ни фамилии Машиного мужика Ксения Петровна не знала, да и описать его внешность не смогла.

– Я к мужикам давненько не присматриваюсь, – честно сказала старушка. – Зачем мне?

– Это понятно, – буркнула Ирка, снимая кухонный фартук. – Ведь ни один из них не сможет стать кому-то доброй женой. Что бы ни думал по этому поводу противный Юрасик…

– А это мысль! – пробормотала я.

Жизненный опыт подсказывал, что как раз Юрасик должен внимательно и заинтересованно присматриваться к мужикам.

Мы попрощались с Ксенией Петровной, пожелав ей приятного аппетита, а ее внуку – скорейшей и удачнейшей женитьбы на одной из множества справных девок.

Проходя мимо двери Юрасика, я прислушалась: из глубины квартиры доносилось два воркующих голоса, тенор и бас. Сердечный друг блондинчика был дома, и я не решилась обратиться к голубкам с вопросами про Машиного мужика из опасения внести дисгармонию в их противоестественный, но слаженный дуэт.

Мы с подружкой пошли вниз по лестнице и уже спустились на полпролета, когда услышали сначала звук открываемой двери, а потом знакомый голос:

– Девки! Я вспомнила!

Я прыжками через две ступеньки на третью вернулась на площадку, Ирка притопала следом.

– Я про Машиного мужика кое-что вспомнила, – косясь на дверь квартиры, хозяйка которой уже ничего не могла услышать, заговорщицки зашептала мне Ксения Петровна.

– Что?!

– Кольца у него.

– Какие кольца? – опешила я.

– Обручальные, наверное? – предположила Ирка. И тут же сделала скороспелый вывод: – Он что, многоженец?!

– Может, и женатик, – согласилась бабуля. – Холостой небось навещал бы свою бабу чаще. Но я не про те кольца, что на пальцах, говорю. У Машиного мужика кольца на спине.

– П-пирсинг? – робко заикнулась Ирка.

Я посмотрела на нее и покрутила пальцем у виска. Допустить, что какой-то странный тип оригинально украсил себя кольцами в спине, я еще могу, но не ходит же он голым по пояс, выставляя пирсинг на всеобщее обозрение? В октябре-то месяце?

– Разноцветные кольца, все между собой перепутанные! – терпеливо объясняла бабуля. – Одно красненькое, одно зелененькое, одно синенькое – всего пять колец.

Ирка открыла и снова закрыла рот. Видимо, сложный множественный пирсинг из полудесятка разноцветных колечек был выше ее понимания. А до меня наконец дошло:

– Это олимпийские кольца, что ли?!

– Они самые! – обрадовалась Ксения Петровна. – Красивые! Всегда мне нравились. Помню, в восьмидесятом году в Москве дочка моя, Генкина мать, как раз замуж выходила, так там повсюду эти кольца были.

«Интересно, за кого выходила Генкина мама? Случайно не за олимпийского Мишку?» – хихикнул мой внутренний голос.

А бабушка потомственного Медведя Разумного Прямоходящего растроганно договорила:

– С тех пор как увижу эти колечки – на душе праздник!

– И часто вы их видели? – тут же спросила Ирка. – Я имею в виду, на спине Машиного мужика?

– Да вот сколько его самого видела, столько и кольца на куртке, – не задумываясь, ответила Ксения Петровна. – Маша-то нашей соседкой стала месяца четыре назад, где-то после майских праздников, до тех пор я ни ее, ни мужика ее не встречала.

– То есть этот человек всегда приходил в одной и той же куртке? – уточнила я.

– Каждую субботу и еще вечером в понедельник и в среду, – уточнила дотошная старушка. – В другие-то дни он, почитай, и не приходил, разве что забегал минут на десять-пятнадцать, но тут я его не видела, только слышала, как Маша дверью гремит. Я ж в обеденное время из дому, почитай, не высовываюсь, как раз обед готовлю.

Тут хлопотливая старушка вспомнила про уху, которую давно пора было снимать с огня, и заторопилась к себе.

Приговаривая «так-так-так!» (Ирка) и «м-да-а, интересно…» (я), мы с подружкой вышли во двор, и там она вдруг неожиданно прекратила такать, как часы-ходики, и человеческим голосом сказала:

– Погоди-ка, я сейчас!

Она развернулась и скрылась в подъезде, а через пару минут вернулась и с радостной гордостью объявила, тяжело дыша:

– Я умница!

– Справная девка, способная стать доброй женой! – согласилась я.

Ирка ухмыльнулась:

– Это само собой, но сейчас я горжусь не столько своими супружескими качествами, сколько сообразительностью!

Я молча подняла брови, поощряя подружку к продолжению монолога.

– Ксения Петровна сказала, что у Маши в городе ни няньки, ни бабки не было. Я подумала: а за городом?

– И?

Я уже поняла, что Ирка бегала в дом, чтобы задать старушке соответствующий вопрос.

– Да! – улыбающаяся подружка размашисто кивнула. – В июле, в самую жару, Маша на три недели уезжала с ребенком к знакомой бабке в станицу Верховецкую.

– Хорошее место, – одобрила я.

На втором курсе университета я была в станице Верховецкой на летней практике и навсегда запомнила вкус дикого меда, настоящей домашней сметаны и огромных, с ладонь, вареников с вишней, а также невероятную тишину, удивительно чистый воздух и стихийную адреналиновую скачку на дурной колхозной лошади по бескрайнему картофельному полю.

– Маше тоже понравилось, она говорила Ксении Петровне, что хочет на всю осень увезти сынишку из города, – кивнула Ирка. – Вроде та станичная бабка сама вызвалась нянчить ребенка до зимы.

– Отлично! – я тоже расплылась в улыбке. – Значит, мы можем успокоиться. Похоже, что с Машиным сынишкой все в порядке, он в Верховецкой у бабки. Хотя, конечно, не мешало бы это проверить…

– Вот приедет родственница из Гомельской области, она и проверит, – сказала Ирка, стирая с лица улыбку. – Ты теперь должна мне помочь. Не забыла, что у меня проблемы с мужем? Правда, вчера мы с тобой упустили случай поймать ласточек, теперь придется ждать новой веселой эсэмэски.

Она совсем помрачнела.

– Не куксись! – попросила я, желая подбодрить подружку. – Ты еще ничего не знаешь наверняка. Вот у кого проблемы с мужем, так это у Анки.

– А что с ним? – запоздало поинтересовалась Ирка, слегка светлея челом при мысли о чужих неприятностях.

– В реанимации лежит.

– Вот и мой там же ляжет, если подозрения подтвердятся!

Подружка зловеще шмыгнула носом и надулась, но через минуту светлое начало ее натуры победило темную сторону силы, и Ирка предложила навестить Анюту:

– Поддержим ее в трудную минуту! – Она посмотрела на часы. – Ну и перекусим заодно, уже не то что обедать – полдничать пора.

И мы привычно составили маршрут до Анкиного дома транзитом через ближайшее кафе-кондитерскую.

– Чего молчим? – спросила Ирка, энергично прожевав пятый по счету эклер.

Помимо дежурного тортика, мы с ней купили коробку пирожных, которые оказались настолько хороши, что не имели никаких шансов доехать до Анки. Вначале мы с подружкой собирались всего лишь продегустировать по эклерчику, но так вошли во вкус, что не смогли остановиться. Таким образом, правильный ответ на Иркин вопрос был такой: «Молчим, потому что рты заняты пирожными». Впрочем, я молчала еще и потому, что думала.

Олимпийские кольца на спине кавалера Петропавловской не давали мне покоя. Мыслила я так: судя по режиму посещения Машиной квартиры, этот товарищ несвободен от семейных уз. А если он содержит не только законную семью, но еще и подругу с ребенком, значит, у него достаточно денег. У состоятельного мужчины не должно быть проблем с одеждой, значит, крайне маловероятно, что в его распоряжении одна-единственная куртка. Он хоть и папа, но вряд ли зовется Карло.

В таком случае, почему же этот папа-не-Карло по понедельникам, средам и субботам являлся к любимой женщине в одной и той же куртке с олимпийской символикой? Не думаю, что это у него такая парадная одежда для праздничных выходов, скорее всего, просто спортивная куртка. В таком случае логично предположить, что Машин кавалер трижды в неделю уходил из дома под благовидным предлогом посещения каких-либо физкультурных занятий – это и объясняет выбор экипировки. Жена неизвестного олимпийца видела, что ее муженек в полном спортивном снаряжении вылетает из семейного гнездышка в строгом соответствии с расписанием занятий, и не сомневалась в супружеской верности своей половинки.

– Я на месте этого хитреца для пущей крепости алиби даже купила бы абонемент в какой-нибудь спортивный клуб, – сказала я, изложив свое видение ситуации подружке.

– В закрытый клуб! – с ходу развила она эту мысль. – В такой, где занимаются только мужики, а женщин в принципе не пускают. При таком раскладе несчастная обманутая супруга никак не смогла бы проверить, потеет ли ее благоверный в условленные дни и часы в тренажерном зале или же блистает там своим отсутствием.

– А у нас есть закрытые мужские клубы? – заинтересовалась я.

– Я не знаю, мой Моржик не спортсмен, – ответила Ирка и нахмурилась, очевидно, вспомнив, что ее Моржик даже не пытается маскировать свои кроличьи забеги налево под здоровые физкультурные игры.

– А мой спортсмен, но плавает в бассейне «Динамо», куда я хожу в то же самое время, – с облегчением вспомнила я.

– Про закрытые спортивные клубы надо у Анки спросить, – подумав немного, посоветовала Ирка. – Помнится, она в конце лета активно искала элитную физкультурную секцию для своей дочки и перешерстила, кажется, все спортивные заведения города.

Мне Анкины августовские метания помнились смутно, потому что в то же самое время я была озабочена поисками для Масяни детской студии, в которой позитивное мироощущение и творческая атмосфера сочетались бы со строгой дисциплиной. В идеале мне представлялось нечто среднее между буддистским монастырем, школой индийского танца и казармой гренадеров кайзера Вильгельма Второго. Студия городского Дворца пионеров «Кроха» примерно удовлетворила мои запросы, и с сентября Мася регулярно проходит там сеансы познавательно-медитативной муштры. А вот Анюта решила не портить свое чадо коллективным воспитанием и пристроила дочку под крылышко персонального тренера в какой-то дорогущий фитнес-центр.

– Таня ходит в «Ананас», – не без гордости сообщила Анка, сверкнув серебряной лопаточкой для торта. – Вообще-то, детей младше семи туда не берут, и Дима ходил к директору клуба, чтобы договориться об особых условиях для нас. Пришлось раскошелиться, зато теперь наша Танечка дважды в неделю занимается акробатикой и один раз – тайским боксом. Таня, покажи тетям, чему ты научилась на акробатике!

Танька, с большим вниманием следившая за дележом привезенного нами тортика, неохотно вышла из-за стола и прямо на лохматом веревочном ковре исполнила кувырок вперед, но немного не рассчитала и задела пяткой ножку Иркиного стула. Модный тонконогий стул нервно дернулся, Ирка покачнулась и уронила себе на колени кусок пропитанного вареньем бисквита.

– Отлично, Таня! – похвалила дочку гордая мать.

– Отлично! – хихикнув, повторила я.

– Но тайский бокс показывать не нужно! – поспешно сказала Ирка, вытирая салфеткой испачканную коленку.

Юная акробатка с радостью вернулась за стол и занялась тортиком.

– Анюта, скажи нам, как большой знаток городских спортивных заведений, нет ли среди них такого, куда пускают только мужчин? – спросила я.

Танька, успевшая набить рот бисквитом, перестала жевать, посмотрела на меня с укором и перевела встревоженный взгляд на Анку. Очевидно, любящая мать злоупотребляла показательными акробатическими выступлениями дочки, рефлексивно реагируя на слово «спорт».

И Анка действительно сказала:

– Таня, покажи тетям, чему еще ты научилась на спортивных заня…

– Давайте чуть позже! – перебила ее Ирка. – Хочется, знаете ли, отследить кувырки со всем вниманием, не отвлекаясь на трапезу.

Таня посмотрела на нее с признательностью – ей явно хотелось все свое внимание посвятить десерту.

– Так что у нас с закрытым спортивным клубом? – напомнила я.

– Есть у нас клуб «Геракл» в Доме офицеров, так вот он доступен только для представителей сильного пола, – ответила Анюта. – Об этом клубе можете Сашку нашего расспросить, он там уже года три занимается. В свое время не пошел в спортклуб, где девушки бывают, потому что стеснялся своей хилости. А когда накачал мускулатуру, уже не захотел менять зал – привык.

Тут я должна сказать, что Анютин старшенький смотрится воплощенной мечтой девчонок и скульпторов. Парень сложен как Аполлон, и в то, что он когда-то был хиляком, поверить трудно.

– Саша! – тут же гаркнула бесцеремонная Ирка, неприлично охочая до халявного мужского стриптиза. – Покажи тетям, как ты накачался в спортклубе!

– Его сейчас нет, – сказала Анка и вздохнула. – Сашка, пока Дима в больнице, и дома почти не бывает, и в институте не показывается. Он сейчас фактически один отцовской фирмой рулит. Кто-то же должен делами заниматься!

Мы с Иркой недоуменно переглянулись. Нам-то казалось, что в этой ситуации Дмитрия должна была заменить сама Анка. Ирка, вон, в своей фирме наравне с Моржиком пашет, да и я работаю ничуть не меньше Коляна. Однако Анюта идеи феминизма никогда не разделяла, и то, что старший сын самоотверженно подставил свое едва накачанное мускулистое плечо под пошатнувшийся папин бизнес, не казалось ей проявлением героизма.

– Ничего, Сашка не маленький уже, почти восемнадцать лет! – сказала она. – И, кстати, в делах фирмы разбирается не хуже папы. Дима ведь давно решил, что Сашка станет его полноправным компаньонам, как только ему стукнет восемнадцать. День рождения у Сашки в январе, так что он всего на три месяца раньше ожидаемого в бизнес вошел.

Я кивнула. Анка уже рассказывала юмористическую историю о том, как ее Дмитрий пять лет назад основал фирму «Торопов и Сыновья». Анюта тогда как раз ждала второго ребенка, и врачи уверили ее, что будет мальчик. Дима на радостях даже написал какой-то особый устав, согласно которому каждый из сыновей по достижении восемнадцати лет имел бы право на свою долю в бизнесе. Увы, в назначенный срок выяснилось, что за характерный признак мужского пола близорукие доктора на УЗИ упорно принимали петельку пуповины. У Анюты родилась дочка, но Дима не пожелал изменить название семейной фирмына «Торопов и Дети» или «Торопов и Потомки». Впрочем, Анка, смеясь, говорила, что тема множественности наследных сыновей не будет закрыта до тех пор, пока они с Димой не выйдут из детородного возраста окончательно и бесповоротно.

Поскольку речь зашла о детях, я продолжила разговор сенсационным для Анки сообщением о том, что у покойной Маши Петропавловской остался ребенок. Анюта ничего о малыше не знала и очень взволновалась.

– Как же так?! Ребенок! У Машки родился ребенок, а она мне ни слова не сказала! Почему? – запричитала она.

– Может, стеснялась, что родила без мужа? – предположила Ирка. – По нынешним временам это почти нормально, но рядом с тобой, такой семейно-благополучной, Маша могла чувствовать себя неудачницей.

– Точно, она говорила, что мы с ней слишком разные, чтобы продолжать дружить, – огорченно припомнила Анюта. – А сколько сейчас Машиному малышу?

– Около шести месяцев, – сказала я. – Он родился в конце апреля.

– Значит, год назад, когда мы отмечали Сашкино семнадцатилетие, Машка уже была глубоко беременна! – ахнула Анюта.

Ирка попыталась быстренько подсчитать, на каком сроке Маша Петропавловская была в декабре прошлого года, но запуталась в пальцах и беспомощно уставилась на меня. К счастью, я в отличие от торговых работников не привыкла полагаться на счетные машинки и сохранила приобретенную в первом классе способность производить простые арифметические действия в уме.

– Она была на четвертом или на пятом месяце.

– Ничего себе! А я ничего не заметила! – удивилась Анка и тут же полезла за семейным фотоальбомом, чтобы во всех подробностях рассмотреть изображение изрядно беременной подружки на групповом снимке с дня рождения Сашки.

Разумеется, мы с Иркой тоже проявили интерес к этой фотографии – и тоже не нашли в наружности Маши Петропавловской явных признаков «интересного положения». Осиной талией Анкина подружка похвастаться не могла, но и толстухой не выглядела. Правда, толком разглядеть ее фигуру не позволяло клетчатое платье модного балахонистого фасона. Под плотным длинным «колоколом» из яркой красно-синей шотландки свободно можно было спрятать не только ожидающегося ребенка, но и парочку вполне готовых младенцев!

Я рассматривала групповое фото с большим интересом – мне еще не доводилось видеть Марию Петропавловскую «при параде». Ведь за водкой в ларек она бегала неумытой растрепой, а посмертно, да еще после вынужденного купания в пруду, и вовсе выглядела так, что страшно вспомнить.

Но год назад Маша Петропавловская была очень симпатичной женщиной, хотя особого сходства с Анкой я не заметила. На фото подруги стояли рядом, так что было видно: Анюта и выше, и стройнее Маши. Обе брюнетки, но у Анки гладкие длинные волосы собраны в элегантный низкий узел, а у Маши озорные девичьи кудряшки свободно распущены по плечам. Лицо у Анюты ярче и интереснее (спасибо косметологам и визажистам), зубы ровнее и белее (да здравствует современная стоматология!), зато у Маши улыбка более естественная, очень милая, только почему-то грустная…

– Кажется, твоей подруге было не слишком весело на вашем семейном празднике, – сказала я Анке.

– Еще бы! – сокрушенно вздохнула приятельница. – Мои домашние ее не очень-то жаловали. Муж, мягко говоря, никогда не одобрял нашу дружбу. Он считал, что Машка – бестолковая дурочка и неудачница, и не упускал случая поучить ее, как нужно жить. А Сашка смотрел на отца и копировал его манеру с подростковым максимализмом, обращался с Машей то пренебрежительно, то откровенно грубо.

– И ты еще удивлялась, что старая подруга не хочет с тобой встречаться? – не выдержала Ирка.

Анка снова вздохнула:

– И на Сашкин праздник она приходить не хотела, пришлось долго уговаривать.

– В тот день Машу тоже кто-то обидел? – предположила я, продолжая рассматривать снимок.

– Мой благоверный, кто же еще! – Анюта постучала ноготком по фигуре мужа. – Фотограф для лучшей композиции хотел поставить Диму между нами, но он отказался и демонстративно отошел подальше от Маши. Видите, какой надутый стоит? Да и она обиделась…

На фотографии действительно по-настоящему радостно улыбался только герой дня – именинник Сашка. Дмитрий хмурился, Анка безуспешно притворялась счастливой, а Маша с трудом сдерживала слезы. Прочих гостей праздника я в расчет не брала, так как никого из них не знала.

– А Танюшка ваша где же? – не найдя других знакомым лиц, спросила я.

– Таньки с нами не было, – ответила Анюта. – Сашка заявил, что семнадцать лет – возраст уже не детский, и настоял, чтобы мы отмечали его день рождения в ночном клубе. Танька осталась дома, с няней, но мы ей большой кусок праздничного торта привезли. Вкусный торт был, дочь?

– Вку-у-усный! – изображая восторг, зажмурилась Танька.

– И красивый! – добавила Анка, снова показав на фото.

Красивый и вкусный торт держал в руках именинник. Кондитерское изделие в виде низкого гоночного автомобиля лаково блестело шоколадной глазурью, отражающей огоньки горящих свечек.

– Краси-и-ивый! – восторженно пропела Танька.

У меня было свое мнение на этот счет, но я мудро оставила его при себе, ибо Анюте вряд ли понравилось бы услышать, что утыканный свечками автомобиль наводит меня на мысли о ДТП. Если бы приземистый гоночный автомобиль влетел под самосвал-лесовоз, то после опрокидывания кузова и обрушения на крышу болида бревен общая картина была бы именно такой! Особенно если бы начался пожар, воспламенивший упавшие бревна…

Я потрясла головой, отгоняя пугающее видение, и сказала первое, что пришло в голову:

– А кто все эти симпатичные люди? Ваши родственники?

– Это моя мама, Сашкина бабушка, а это Димин отец, – с готовностью завела Анка. – Это Сушкины, наши кумовья, это дядя Петя…

– А вот тетя Маша! – помогла маме Танька. – Я ее платье запомнила.