Меч и ятаган

– Мастер, прошу вас, я должен сообщить, – неуверенно сказал он.

– Прекрасно, сообщи. Вон там, на пристани, ходит брат из ордена. И пошевеливайся, иначе можешь не возвращаться! Пока просто лишаю тебя платы за этот день. А теперь оставь меня в покое. Я занят важными делами.

На пристани разгружали корабль под надзором брата из ордена Святого Иоанна. Он еще не был рыцарем, а только солдатом. Однако его, словно плащом, окутывало высокомерие, свойственное членам ордена, как будто он был самим великим магистром. Когда Лука и Мария подошли к нему, он о чем-то совещался с капитаном корабля и не обратил на крестьян внимания.

– Прошу прощения, глубокоуважаемый… – робко окликнул его Лука, но рыцарь величественным взмахом руки приказал ему убираться.

Мария беспокойно переминалась с ноги на ногу. Она не понимала, что за удивительные метаморфозы происходят с ее отцом, когда он говорит с властями предержащими. Дома он вел себя как настоящий лев, а тут сразу превращался в ягненка. Мария сама была настоящей львицей и не собиралась дожидаться конца разговоров о грузе.

– Синьор, выслушайте нас! – резко сказала она по-итальянски. – Вы тратите время впустую! Вы должны кое-что сделать!

– Тише! – попытался утихомирить ее Лука.

Кроме отца, Мария не боялась никого, да и то она боялась порки, а не слов и понимала, что отец не станет бить ее на глазах у рыцаря, поэтому как ни в чем не бывало продолжила:

– Вы должны немедленно выслушать нас!

К удивлению Луки Борга и капитана корабля, рыцарь с веселым видом повернулся, чтобы узнать, чего хочет этот властный ребенок.

– Должен выслушать вас, молодой хозяин? – с усмешкой спросил он.

– Да, – кивнула Мария.

Разговаривать придется ей. Рыцарь, как и большинство его собратьев, по-мальтийски не говорил, а Мария, в отличие от отца, знала итальянский, потому что на нем дома говорила мать. Рыцарь выслушал ее историю с бóльшим интересом, чем капумастру, и обрушил на нее целый шквал вопросов. На что был похож флаг на галере? Сколько весел? Одна мачта или две? Какой формы паруса? Потом рыцарь послал пажа в замок, чтобы предупредить остальных, и приказал Марии и Луке следовать за ним.

– Вас расспросят поподробнее.

Мария побежала за пажом, но, заметив, что отец колеблется, обернулась:

– Отец? Ты идешь?

Лука Борг понимал, что сына спасать уже поздно, а вот работу еще пока спасти можно, а значит, обеспечить пропитанием оставшихся членов семьи.

– Зачем? Николо не вернуть. Я не смогу поплыть за ним. Я даже не смогу говорить с этими людьми. Ты все видела, вот и расскажи им. Потом придешь и расскажешь, что они решили. – С этими словами Лука взвалил на плечи свой инструмент и побрел обратно на холм.

Паж отвел Марию в форт Сант-Анджело. У ворот он передал ее другому пажу, который провел Марию во двор и приказал ждать, а сам поспешил в замок. Вскоре она повторила всю историю другому рыцарю, энергичному испанцу в полудоспехе. Через пять минут из Биргу выдвинулся патрульный отряд. Марии они казались сияющими грозными ангелами, которые обязательно найдут способ спасти ее брата. Она ждала, сидя на скамейке и болтая ногами, еще не достававшими до земли. Прошел час, другой. Рыцари приходили и уходили, не обращая на нее внимания. Они никогда не замечали мальтийцев, это Мария знала, потому что рыцари в открытую презирали местных жителей. Она ждала, смотрела, кусала губу. Через два часа патруль вернулся. Застывшее в трупном оцепенении тело корсара было перекинуто через круп одной лошади, тело Бартоломео болталось на другой.

Мужчины ушли внутрь, и все затихло. Она подумала, что они собираются идти на галеру, но никому до нее не было дела. Наконец снова появился испанский рыцарь:

– Иди домой, дитя. Теперь уже ничего не поделаешь.

– Вы что, не пошлете в погоню корабль? – пораженно прошептала Мария.

– Догнать их можно разве что на галере с крыльями. И даже если бы она была у меня, куда бы я ее отправил? Где их искать? Может, они тебе сказали?

– Но вы должны хотя бы попытаться!

– У великого магистра есть дела поважнее, дитя, он не будет посылать галеру из-за такой ерунды.

– Ерунды?! Это мой брат! – Мария едва сдерживала слезы.

Все, абсолютно все, от капумастру и рыцаря на пристани до этого человека, приводили ее в ярость. Высокомерные господа не понимали, как это важно, им было все равно!

– Я должна поговорить с великим магистром! – не сдавалась она.

– Иди домой! – повторил рыцарь, теряя терпение. – Жискар, убери отсюда этого мальчишку!

Паж грубо схватил ее за плечо и потащил к воротам. Ворота с грохотом захлопнулись, и Мария оказалась на улице.

– Вы должны послать корабль! – кричала она, колотя кулаками в ворота. – Слышите меня?

– Уходи! – раздался из-за ворот сердитый голос Жискара. – А то я тебе нос отрежу!

– Черта с два! – вопила Мария. – Я не уйду, пока не встречусь с великим магистром!

Схватив с земли камень, она начала стучать им по воротам. Паж распахнул ворота и толкнул ее. Мария попыталась удержаться на ногах, но снова упала в грязь, уже который раз за этот день.

– Я не хочу делать тебе больно, – прошипел Жискар, – но следующий раз придется!

Ворота снова захлопнулись. Мария тщетно пыталась найти какой-нибудь другой вход, но крепость была неприступной.

Еле живая от усталости, она снова побрела на пристань. Подошла к рыбаку и пообещала, что будет работать на него бесплатно до конца жизни, если он хотя бы попытается найти Нико. Тот рассмеялся ей в лицо и сплюнул себе под ноги. Мария была поражена тем, насколько все были равнодушны. Никто не собирался ничего делать. Всем было наплевать. Сплошные трусы!

Отца она видеть не хотела, да и что проку от ее новостей. Она бесцельно бродила по улочкам Биргу, лабиринт которых почти не изменился со Средневековья. Узкие улочки пересекались под странными углами, за каждым поворотом оказывался еще один поворот. Такой принцип градостроительства защищал города от нападений. Большинство главных улиц выходило на городскую площадь, куда можно было загнать неприятеля и окружить его. Со всех сторон возвышались стены, словно Мария шла по каньону, только с узкими высокими окнами и балконами. В некоторых местах солнце появлялось всего на несколько минут в день, а в некоторые вообще не заходило. Мария даже не заметила, как оказалась на площади, посреди которой возвышалась одинокая башня с часами. Вечерело, тени становились все длиннее. Этот ужасный, долгий день подходил к концу. Она зашла в церковь и постояла посреди нефа, потом зажгла свечку, встала на колени перед алтарем и начала молиться. Заставь их выслушать меня, Господи! Заставь их помочь Нико! Скажи мне, что делать!

Через десять минут, выходя из церкви, Мария увидела процессию. Двое рыцарей шли в центре, их окружали пажи, оруженосцы, братья ордена и тяжеловооруженные всадники – всего, наверное, человек двадцать. Процессия ордена следовала в церковь Святого Лаврентия при монастыре на вечернюю молитву. Мария узнала обоих рыцарей. Первый – испанец де Омедес, одноглазый великий магистр суверенного ордена Святого Иоанна. В этом мире выше его был только папа римский. Обычно Мария видела великого магистра только по праздникам, когда он проезжал через город на своем великолепном коне. В такие дни на нем были шлем с пером и серебряные доспехи, покрытые алой мантией с крестом ордена спереди. Сейчас великий магистр был в строгом черном одеянии, а о его высоком положении говорил только восьмиконечный золотой крест на цепочке.

Во втором рыцаре Мария узнала француза по фамилии де ла Валетт. Величественный и красивый, гордый и холодный, суровый мужчина, державшийся с достоинством, которое приобретается лишь теми, кто всю жизнь провел на поле брани.

Именно он приказал снести дом, в котором родилась Мария. Ей тогда было всего девять, но она хорошо помнила, как он вошел в дом, передававшийся в семье Борг из поколения в поколение, зашел как король. Тогда он занимался строительством фортификационных сооружений. Рыцарь сказал отцу, что их дом нужно снести, чтобы вырыть ров для усиления защиты форта Сант-Анджело. Рыцари выплатили Луке Боргу компенсацию за его собственность, но денег оказалось куда меньше, чем стоили дома, и отцу пришлось купить жилище намного меньше, причем в одном из самых бедных районов. Там они жили и по сей день. Дом строили в несколько этапов: первую комнату в буквальном смысле этого слова вырубили в скале. Это была своего рода рукотворная пещера, к которой позднее пристроили остальные комнаты. Наклонные стены крошились, а крыша напоминала решето. Мать Марии сокрушалась, что Лука не пожаловался на несправедливое обращение, но Лука не хотел неприятностей.

Процессия двигалась в сторону Марии, впереди шел мальчик со штандартом в руках. Она тут же поняла, что это Жискар, тот самый паж, который толкнул ее в грязь. Заметив Марию, паж помрачнел:

– Снова ты!

– Мне нужно поговорить с великим магистром, – с достоинством сказала она, вытянувшись во весь рост, но даже так она была на две головы ниже пажа.

– Прочь с дороги!

Он снова оттолкнул ее, и процессия проследовала мимо, сапоги равнодушно стучали по мостовой.

– Великий магистр! – завопила Мария. – Великий магистр!

Она сбежала по склону холма к церкви. Набрав пригоршню камешков, она забралась на спинку скамьи. На площади было много народу, шумно и пыльно. Собаки гоняли кур, подпрыгивая на ухабах, громыхали тележки с овощами. Несколько крестьян, собравшихся посплетничать, неохотно уступили дорогу процессии. Когда рыцари проходили мимо Марии, она бросила в них камень, потом еще один и еще, прежде чем паж заметил ее. Первые два камня пролетели мимо, но третий попал в цель – не в великого магистра, как она намеревалась, а во второго рыцаря, де ла Валетта. Камень ударил его в щеку и оцарапал до крови.

– Трусы! – визжала она. – Рыцари ордена Святого Иоанна – трусы! – крикнула она сначала по-итальянски, потом по-мальтийски, чтобы уж наверняка поняли все.

Сплетничающие тут же затихли, крестьяне обомлели от ее поведения. Паж бросился к ней, стащил со скамейки и приставил кинжал к горлу, но Мария отчаянно вырывалась.

– Жискар! – строго окликнул его великий магистр де Омедес. – Оставь паренька в покое! Приведи его ко мне.

– Я знаю его, ваше высочество! – отозвался Жискар. – Он приходил сегодня в Сант-Анджело. Его брата забрали на алжирскую галеру этим утром. Он совсем ума лишился, его следует выпороть!

– Никакой я не «он»! – крикнула Мария, вырываясь из хватки Жискара.

Паж отпустил ее, она выпрямилась и бесстрашно посмотрела на рыцарей – грязная девчонка, сорняк среди могучих дубов.

– Меня зовут Мария Борг, – произнесла она с большим достоинством. – И вовсе я не лишилась ума. – Она сердито посмотрела на Жискара.

– Очевидно, что ты не в себе, дитя, – строго, но добродушно сказал ей де Омедес. – Ты пролила кровь моего спутника. Из тех, кто мог этим похвастаться, мало кто остался в живых.

– Легко пролить кровь мужчин, которые не хотят сражаться! Что толку от этого вашего ордена!

В толпе зевак заахали, крестьяне придвинулись поближе, чтобы рассмотреть этого дерзкого ребенка. Никто, даже высочайшие государственные чиновники не смели так разговаривать с рыцарями. Ненависть к ордену разделяли все, но держали себя в руках. Острова Мальта и Гоцо достались рыцарям ордена Святого Иоанна двадцать лет назад, в 1530 году, от Карла V, императора Священной Римской империи и короля Испании. В благодарность за дар орден выплачивал императору ежегодную ренту – одного сокола. У мальтийцев уже давно было свое правительство, Университá, но теперь истинными правителями островов стали рыцари, цвет европейской аристократии. Они имели право сажать граждан в тюрьму за мелкие преступления, вешать за святотатство или подвергать публичной порке за проявление крутого нрава, которым Мария, бесспорно, обладала.

– Я знаю, что твой брат попал в руки неверных, – с печалью в голосе произнес великий магистр. – Я хотел бы помочь ему.

– Так помогите! У вас же есть корабли, есть люди! Он христианин! Разве вы не воины Христа, разве вы не поклялись защищать Его? Там были и другие пленники, я видела! Ваш долг освободить их!

– Не тебе учить меня исполнению долга! – холодно отрезал магистр. – Возблагодари Господа, что ты в безопасности. Твой брат теперь в руках Господа. А твое возмутительное поведение мне уже изрядно надоело, – закончил он свою речь и пошел дальше; свита последовала за ним.

Задержался только де ла Валетт. Он был человеком практичного склада. Потеря мальчика, конечно, достойна сожаления, но не более того. А вот рабы были местной валютой. Один ребенок особой ценности не представлял, хотя, если бы де ла Валетту представился шанс, он бы сто крат отомстил за него. Но не в этот раз. Сегодня были дела поважнее, к тому же мальчика все равно было уже не спасти. Однако ему стало жаль Марию, да и храбрость девочки внушала восхищение. Он бы не стал наказывать ее за то, что она сказала.

– Тебе нужно научиться держать язык за зубами, – посоветовал ей де ла Валетт. – Кто-нибудь из наших менее сдержанных юношей может попробовать вырвать его у тебя.

– А я ваших людей не боюсь! – фыркнула Мария. – Чего их бояться, если они бегут от драки! И вас я помню! Вы разрушили наш дом! Сказали, что это все для защиты, но ничего вы не защищаете! Теперь мне кажется, что вы укрепляете Сант-Анджело и строите Сант-Эльмо, просто чтобы вам было где сидеть и трястись от страха!

Слова Марии ранили де ла Валетта куда больнее, чем она догадывалась. Он был живым символом ордена и посвятил всю жизнь служению. Хладнокровный человек с горячим сердцем, сын благородной семьи из Прованса, чьи предки сражались с Людовиком Святым в Крестовых походах. Не только воин, но и интеллектуал, он говорил на семи языках, любил поэзию и убивал неверных.

Вся жизнь де ла Валетта была посвящена исключительно борьбе с исламом. Он командовал галерой, сражался с вражескими османскими судами и их союзниками из Северной Африки, корсарами. Ходил в дерзкие рейды, его смелость не подвергалась сомнению. Однажды сам попал в плен и провел целый год прикованным к веслу на турецком судне, пока орден не заплатил за него выкуп. Какое-то время был наместником ордена в Триполи, христианском форпосте на мусульманских берегах, которые Карл V приказал рыцарям защищать, когда подарил им дом на Мальте.

На счету де ла Валетта было множество славных побед, но в последние годы удача отвернулась от ордена. Унизительная потеря населения острова Гоцо после набега Тургут-реиса в прошлом году, потом – падение Триполи. Затем войска ордена попали в засаду в Зуваре, где рыцари безуспешно пытались захватить этот прибрежный форпост, надеясь оттуда затем собрать силы для возврата Триполи, но им это не удалось. Султан Османской империи Сулейман казался непобедимым и быстро завоевывал все больше и больше земель на берегах Средиземного моря. Европейские королевские семьи, занятые междоусобными войнами и религиозными дрязгами, были не способны противостоять султану, как, впрочем, и орден. Боевой дух упал, и даже сейчас рыцари, готовые ринуться в бой, вместо этого строили фортификационные сооружения на собственном острове, чтобы защитить его от турецкого вторжения. Уход в оборону доказал, что это враг идет на них войной, а не наоборот. И теперь эта простушка называет его трусом, обвиняя в том, что он прячется под надежной защитой крепостных стен. Поразительно, но ей удалось заставить его почувствовать себя неловко.

– Я не ожидаю, что ты поймешь, – коротко ответил де ла Валетт.

– А чего тут понимать? Если вы не попытаетесь найти моего брата, он пропадет навсегда! Если вам духа не хватает, дайте мне галеру! Я все сама сделаю!

– Не сомневаюсь, – произнес де ла Валетт, – но сейчас тебе нужно найти утешение в вере. Господь защитит его.

– То есть вы этого делать не собираетесь! – сверкая глазами, крикнула Мария.

– То есть я этого сделать не могу. А теперь мне пора. Да хранит тебя Бог, дитя! – произнес рыцарь и ушел.

Мария наконец смирилась с тем, что все бесполезно, и опустилась на скамью. Домой в ту ночь она не пошла – не знала, как посмотреть в глаза матери, да и взбучку от отца получить не хотелось. Мария вернулась на южное побережье.

Ночь она провела на скалах, вглядываясь в море и шепча, что обязательно спасет Нико.

ИЗ «ИСТОРИЙ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ»,записанных Дарием по прозвищу Хранитель, придворным историком Тени Всевышнего, султана Ахмеда

Варварийское побережье Северной Африки населяла гремучая смесь мавров и иудеев, берберов и арабов, а также изгоев из всех христианских земель. И по сей день среди них есть корсары, чьи галеры делают вылазки в порты, заливы и бухты по всему побережью в поисках добычи. Их набеги оплачивают либо местные правители, либо частные лица, которые требуют справедливого вознаграждения за взятый на себя риск. Вполне естественно, что основными жертвами корсаров-мусульман становятся корабли и люди христианского мира, а на них, в свою очередь, нападают корсары-христиане. Это вечный ритуал, в котором удача сопутствует то одним, то другим: сегодня ты – господин, а завтра – раб. Они бороздят суровое море – море, где ни одна из сторон не имеет монополии на жестокость, не просит пощады и не дарует ее.

Варварийские корсары всегда были союзниками султана Османской империи и его морскими союзниками, почти что подданными. Какой бы властью ни обладал султан, даже ему было сложно контролировать таких людей, как Хайреддин, известный в Европе как Барбаросса, и Тургут, который пришел на смену Барбароссе и которому посвящено много страниц этого труда. Однако полный контроль и не требовался, ведь мечи корсаров добровольно служили целям султана. Их цели совпадали и в том, что касалось католической Испании.

С помощью предоставленных султаном и укомплектованных изгнанными из Испании маврами судов Барбаросса захватил Алжир и весь Тунис. Он стал адмиралом османского флота и счел Тунис идеальной базой для набегов на Италию и Сицилию. Императору Священной Римской империи и королю Испании Карлу V удалось вернуть Тунис, но очень скоро его флот, а также венецианский флот, представлявший собой самую влиятельную морскую силу в этом регионе, потерпели поражение в сражении у Превезы в 1538 году, и восточные воды моря перешли под контроль османов.

В те годы Алжиром правил бей, наместник султана. Султан доверял бею, однако в городе был расквартирован элитный полк янычар на тот случай, если бей начнет забываться. Богатство бея и султана росло благодаря усилиям корсаров, плативших им дань. Бóльшую часть богатств составляли шелка и специи, но самым ценным грузом, самым крепким платежным средством всегда являлись рабы. В зависимости от их веры, а вовсе не расы или национальности их захватывали тысячами с других кораблей или в ходе набегов на прибрежные города, которые иногда разом лишались всего своего населения. Мужчин, женщин и детей пожинали, словно урожай: собирали, продавали, убивали, если на то было желание. Такая судьба не миновала ни один народ из всех, кто населял побережье Средиземного моря. Сейчас, как и тогда, для защиты христианских и мусульманских гаваней строят волнорезы, занимаются земледелием, чтобы прокормить голодающие города и почаще стирать красивые одежды господ. Галеры Средиземного моря ненасытны, они жаждут все новых и новых тел, которые будут двигать их вперед, люди на галерах быстро сгорают, как хворост в костре. Самые красивые рабыни становятся украшением гаремов Топкапы – сераля султана в Стамбуле, но и гаремы Алжира заполнены плененными дочерями европейской знати. Мальтийские тюрьмы кишат мусульманами, которые строят защитные сооружения рыцарей, а на кораблях Ватикана полно последователей пророка, которые не признают власть папы на земле.

Десятки тысяч безымянных рабов на всех берегах и кораблях молятся о спасении.

Спасение – единственное, чего им не стоит ждать, если им не улыбнется удача и они не умрут или их не выкупят из рабства.

Из тома III. Корсары и беи Берберии

Глава 3

Его разбудил запах.

Запах накатывал волнами. С закрытыми глазами он наблюдал за волнами разложения и смерти, экскрементов и пота, мочи, крови и соли, а потом снова экскрементов. Воздух был напитан этой вонью, от которой не спасал даже морской бриз.

Поначалу он не понял, где находится. Просто слушал скрип весел и звон цепей, хлопанье паруса, медленный ровный ритм барабанного боя, под который галера поднималась и опускалась, покачиваясь на волнах. И тут он все вспомнил.

Он понял, что лежит в воде. Лежит на спине на слегка наклонной поверхности. Вода плескалась у его живота в такт ритмичным покачиваниям корабля. Открыв глаза, он увидел лоскуток синего неба. Над кормой парила одинокая чайка, играя с ветром в безоблачном лазурном небе. Отсюда ему были видны ноги, руки и плечи галерных рабов, которые трудились на веслах на верхней палубе. Он сел, осмотрелся и понял, что находится в трюме, в самом низу кормовой части галеры. Рядом, среди тюков с грузом, теснились другие пленники. Они перешептывались на разных языках: кажется, на арабском и испанском. Эти языки он слышал в гавани Биргу и поэтому узнал, но не понял ни слова из того, о чем переговаривались пленники.

Вытерев рот, Нико посмотрел на свою ладонь – вся в крови. Значит, запах исходил от него самого. Губа распухла. Он опустил руку в воду и вытер ею рот, но тут же сплюнул от отвращения – это оказалась не вода, а смесь сточных вод и мочи, которая стекала с верхней палубы, где к веслам были прикованы обнаженные рабы; сюда же справляли нужду и его товарищи по несчастью, жавшиеся друг к другу в трюме. Он перевернулся на четвереньки, сработал рвотный рефлекс, но желудок был пуст, поэтому Нико не вырвало. Он кашлял, давился и тяжело дышал. Пополз вперед, чтобы выбраться отсюда, но идти было некуда – он наткнулся на толщу из человеческих тел и ног.

Остановившись, Нико попытался вдохнуть поглубже, чтобы поймать глоток свежего воздуха, но тщетно. Здесь пахло куда хуже, чем в выгребной яме за его домом. Там источник жуткой вони хотя бы иногда засыпали известью. Впервые в жизни он мечтал очутиться в этой яме и выгребать оттуда дерьмо, как приказал отец. Он бы мог изваляться в нем или даже съесть, только бы снова оказаться там. Нико попытался сглотнуть, но во рту пересохло, а язык распух, приклеившись к гортани. Он снова закашлялся.

Рядом с ним сидела женщина. Платка она не носила, возраста примерно такого же, как его мать. Он поймал ее взгляд, но она отвернулась, и тогда он потянул ее за рукав.

– Пожалуйста, – прошептал он, – у вас есть вода?

Она дернулась от его прикосновения и молча отвернулась.

– Пожалуйста! – повторил он громче, не обращаясь ни к кому конкретно. – Кто-нибудь может дать мне воды? – Никто не ответил, и Нико решил, что его не понимают. – Пожалуйста, – повторил он по-итальянски, как дома разговаривала с ними мать, – кто-нибудь может дать мне воды?

– Подожди, вот пописаю, и тебе достанется, как и всем нам, – отозвался кто-то.

Раздались горькие, безрадостные смешки.

У Нико была тысяча вопросов. Он переводил взгляд с одного лица на другое, пытаясь найти кого-нибудь подобрее. Темные глаза глядели на него из полумрака: одни с безразличием, другие враждебно.

Подтянув колени к подбородку, Нико обхватил их руками. Подумал, что мог бы обойтись и без воды, только бы пропал этот запах, но чем выше солнце поднималось над горизонтом, тем сильнее нагревался трюм, и вонь усиливалась с каждой минутой, словно неумолимый прилив. Запах был осязаемым, он окутывал собой все, его присутствие ощущалось так же явственно, как будто в трюме сидел еще один, особый пленник. Запах проникал в поры кожи, щипал глаза и обжигал легкие. Нико ощущал его вкус во рту. К любым запахам, даже самым отвратительным, со временем привыкаешь, но этот был исключением. Им пропах весь корабль, каждая доска с годами пропиталась грязью, горем и отчаянием. Уткнувшись носом в колени, Нико слушал плеск весел о воду при погружении, стук капель о воду, когда весла взмывали вверх, слушал успокаивающее шуршание моря о борта корабля. С каждым взмахом весел корабль уносил его все дальше от Марии, все дальше от дома. Несмотря на удушающую жару, он задрожал, а потом заплакал – беззвучно, чтобы никто не услышал.

Вечером Али-ага приказал надсмотрщику раздать воду и пищу команде корабля. Несмотря на заход на Мальту, на корабле не оказалось достаточно ящиков для хранения всего необходимого. Рацион было необходимо распределять крайне тщательно. Первым дали воды галерным рабам, потому что именно от их силы зависела жизнь всех находившихся на корабле, будь то при нападении или бегстве.

В воду добавляли уксус, затем смачивали получившимся раствором губки и подносили к губам рабов, пока те гребли. Затем раздавали черствые галеты, уже начавшие плесневеть после шторма. Следующими получали свой паек солдаты и матросы. Их паек был в два раза меньше, чем у галерных рабов. Под конец доходила очередь и до пленных в трюме. Из люка опустили небольшую деревянную лестницу, и в трюм спустился надсмотрщик. Он наступил Нико на ногу и пинком отбросил его в сторону. Нико отполз подальше, не сводя глаз с сокровища, которое спустили в ведре на веревке через люк.