Неоканнибалы

– У вас, конечно, искаженное представление об этом великом человеке –враги десятилетиями втаптывали его имя в грязь, поэтому я изложу вам истинную историю – исключительно для понимания наших воззрений, в том числе и в области кулинарии. Мы прекрасно понимаем, что вам никто не позволит выпустить этот рассказ в эфир.

Он порывисто встал, и следующие полчаса мне оставалось только кивать и вставлять весьма многозначительные реплики вроде «угу».

Нет смысла пересказывать биографию Троппа – она и так широко всем известна – но надо сказать, что Таллертон донельзя ее приукрасил. Его рассказ сопровождался яркими иллюстрациями на экране. Вся эта лекция с картинками представляла профессора как непримиримого борца за здоровый образ жизни. Даже меня, опытнейшего, как я тогда считал, журналиста она проняла. В отличие от капитана, который мрачнел с каждой минутой.

– Сдается мне, у вас крайне искаженное представление о воззрениях Линка Троппа, – громко возразил он, как только Таллертон закончил свой рассказ.

– Это почему же? – искренне удивился Рио, явно не ожидавший подобной реакции. Я был удивлен не менее, но решил промолчать – в конце концов, все ведь происходило под запись.

– Вы путаете крайне неудачный инструментарий политической борьбы профессора Троппа с его идеологией, – отчеканил капитан. – Разве в своем манифесте «Пять шагов в будущее» он не раскрыл…

– Капитан, капитан… – с укоризной перебил его Таллертон. – Вы же взрослый и на первый взгляд адекватный человек! Какие пять шагов? Какой манифест? Это все выдумки людей, которые даже в глаза не видели профессора! Можете мне поверить, никакого такого манифеста нет! Мы располагаем самой полной библиотекой трудов Линка Троппа, в том числе его личным архивом. Если бы манифест существовал, он бы, безусловно, входил в эту библиотеку. Но ничего подобного в архиве профессора нет!

– Выдумка, говорите? – Капитан пожал плечами. – Что ж, весьма удобная позиция. Говорят, ее очень обожают земные страусы. Спрячут голову в песок и думают, что их никто не видит.

– Давайте оставим в покое несчастных страусов, – попробовал я разрядить обстановку. – Лучше объясните мне, Рио, это ваше самоедство распространяется только на блюда из… эээ… мясных волокон? Или ваша кухня более разнообразна?

Таллертон бросил было раздраженный взгляд на капитана, но быстро взял себя в руки.

– Конечно же, она крайне разнообразна, – улыбнулся он, снова входя в роль радушного хозяина и крайне уверенного в себе человека. – Взять хотя бы…

Тут он неожиданно умолк, а затем довольно потер руки.

– Впрочем, что это мы все лишь болтаем! Обед накрыт, и я с удовольствием продемонстрирую вам самые изысканные блюда нашего мира! Хотя моего мяса отведать вам, конечно, не удастся.

Он довольно рассмеялся и жестом пригласил нас к открывшейся справа арке.

Мы очутились в просторном зале, украшенном по стенам полотнами с затейливыми рисунками. Длинный дубовый стол в его центре был покрыт белоснежной скатертью и заставлен разнообразными блюдами. В красивых серебряных подсвечниках горели свечи. Во главе стола виднелась закрепленная на штативе камера. В воздухе ощущался терпкий аромат смолистых можжевеловых веток.

К моему удивлению, среди предложенных нам хозяевами разномастных закусок не оказалось ничего мясного или рыбного. Отсутствовали и какие-либо морепродукты. Даже маринованных водорослей – мелочи, сопровождающей застолье любого, в том числе самого звездного, уровня – на столе не было. Но зато в узком салатнике, подумать только, лежала черемша! «Они бы еще репу предложили», – подумал было я и тут увидел желтоватую пюреобразную массу, украшенную кружочками этого самого корнеплода.

– Мы стараемся разделять овощные, мясные и фруктовые блюда, – пояснил Рио Таллертон в ответ на мой недоуменный взгляд. – И не приемлем любые кулинарные изыски последнего века, имеющие океанское происхождение. Прошу, господа, угощайтесь! Я бы рекомендовал вот этот замечательный картофельный салат с кусочками жареного топинамбура.

Я не спеша попробовал с десяток предложенных салатов. Большинство из них были весьма оригинальны – из-за все той же манеры местных поваров использовать давно вышедшие из массового употребления овощи и корнеплоды, а иногда даже стебли растений. Зато предложенное нам красное вино было безупречно классическим, как и подобает любому тосканскому.

Спустя некоторое время Таллертон, без умолку работавший на камеру, объясняя, как и из чего было приготовлена та или иная закуска, встал и аккуратно снял с поднявшегося из-под пола сервировочного столика поднос с дымящимися тарелками. Нам с капитаном был предложен овощной суп-пюре, основой которого служил куриный бульон. А вот сам Рио с невозмутимым видом принялся за ярко красный суп, с фасолью и кусочками мяса, как он пояснил, его собственного.

– И сколько времени уходит у вас, чтобы вырастить достаточно… плоти для поедания? – поинтересовался капитан.

– Это зависит от множества факторов… На мышечные волокна уходит чуть больше суток…

– А куриный бульон разве не противоречит принципам вашего кулинарного искусства? – не преминул поинтересоваться и я.

– Что вы мистер Лэнни! Какие противоречия, если он проходит у нас как приправа?

На горячее Таллертон, в момент управившись со своим супом, подал нам жареную печень: мне по-провансальски, капитану по-строгановски. На взгляд непосвященного различия между двумя этими блюдами практически отсутствовали, но они, конечно, были весьма существенны и я, безусловно, сумел оценить, что они сводятся не только к различной форме аппетитных кусочков.

– Ммм… Рио, как вы сумели так кардинально изменить вкус куриной печенки? – поинтересовался я, с аппетитом прожевав пару кусочков, упрятанных в жареном луке, пряном тимьяне и – весьма пикантно – небольших листьях щавеля. И только тут заметил, что камера повернута в мою сторону, а Таллертон с интересом смотрит на то, как я ем. Я зацепил вилкой листик щавеля и манерно отправил его в рот. Возникла некоторая пауза. Нарушил ее капитан, своей вилкой варварски размявший идеальный брусочек печенки.

– Сдается мне, мистер Лэнни, что это вовсе не куриная печенка, – вполголоса проговорил он.

– А что же это? – весьма легкомысленно спросил я, отправляя в рот еще один кусочек превосходно прожаренной печени.

Таллертон дождался, пока я его проглочу, и торжественно объявил:

– Могу поздравить вас, мистер Лэнни, с приобщением к нашей культуре!

Я недоуменно уставился в свою тарелку.

– Они взяли образцы наших тканей во время так называемого сканирования отпечатков пальцев, – буднично заметил капитан.

Только тут до меня дошел смысл сказанного Таллертоном. Не скажу, что испытал какой-то сверхъестественный шок, но в любом случае потрясти меня ему удалось. Хотя после того, как я в прямом эфире попробовал таиландских личинок, казалось, что подобное уже невозможно.

– Хмм… Надо… надо признать, вкус действительно необычный, – протянул я, вспомнив про включенную камеру и призывая на помощь всю свою журналистскую выдержку. – Но ведь по идее она, как и человеческое мясо, должна быть чрезвычайно сладкой?

Таллертон с улыбкой погладил подбородок, и камера плавно повернулась в его сторону.

– Конечно же, тут все крайне непросто. Начиная с крайне сжатых сроков приготовления семи видов необходимых клеточных тканей и заканчивая секретами обработки перед процессом приготовления, – сказал он, явно наслаждаясь происходящим. – Я могу открыть только некоторые из них…

Тут позади него с шумом распахнулась тщательно замаскированная дверь – и в зал, гремя колесами, вкатился боевой робот, точь-в-точь такой, какого мы встретили в коридоре по пути сюда. Капитан, все же рискнувший попробовать блюдо из собственной печенки и с недовольным видом только-только проглотивший первый кусок, мгновенно бросился под стол. Робот чуть сдвинул одну из пулеметных турелей и короткой очередью вдребезги разнес телекамеру.

Мы с Таллертоном застыли на своих местах, боясь пошевелиться. Робот тоже замер, и лишь тихое завывание пулеметных турелей, синхронно двигающихся то влево, то вправо, давало понять, что он по-прежнему работает.

– Торкинс, – просипел Таллертон, осторожно отъезжая в своем кресле подальше от стволов, выискивающих новую цель. – Торкинс!

В зал вбежали четыре человека в красных комбинезонах с какими-то трубками наперевес, и рассредоточились позади робота, по двое с каждой стороны. При виде этих людей Таллертон прекратил движение и, закрыв глаза, застонал. А я с удивлением обнаружил, что вслед за капитаном исчез и его стул.

В коридоре раздались чьи-то гулкие шаги – и из-за робота появился человек в скафандре нашего лайнера. Он сделал движение рукой, и один из стволов робота мгновенно замер. Раздался оглушительный выстрел, и ближайшая к Таллертону свеча вмиг потухла, чадя оплавленным воском.

Вошедший вскинул к предплечью сжатый кулак – словно спортсмен, добившийся очередного успеха. Потом поднял вторую руку и беззаботно снял с головы шлем. Я чуть не ахнул – на нас торжествующе глядел пилот скоростного лайнера «Уинстон Черчилль» Фаж Лизье!

– Добрый вечер, дядюшка! – со злой издевкой произнес он. – Я надеюсь, ты уже успел удовлетворить свое чванство? А то нам с ребятами не терпится испробовать твой желудок, фаршированный твоим же сердцем и мозговыми оболочками.

Боевики дружно загоготали. Таллертон посерел.

– Надо было настоять тогда на аборте, – взбешенно прорычал он, приподнимаясь из-за стола. Четверка у входа торопливо щелкнула затворами своих смешных трубок.

– Спокойно, спокойно… – поднял руку пилот. – Этот сыч уже не опасен.

Он повернул голову ко мне.

– Мой дядя, конечно, ничего не рассказал вам о нас, истинных последователях Линка Тропа?

Я помотал головой.

– Мы уже лет пять как отказались от их убого старческого самоедства и предпочитаем есть других людей. Само собой, уважаемых и знаменитых. И сегодня благодаря мне, мы заполучили не только образцы клеток десятка тысяч орбитальных знаменитостей, но и главный биологический реактор, а вместе с ним и центральную генотеку станции!

Таллертон рухнул в кресло, словно из него выпустили воздух.

– Да, да, дядя! И можешь сколько угодно взывать по внутренней связи к диспетчерской – твой Торкинс уже давно переметнулся на нашу сторону. Так что ваши бравые старперы, поднятые им по боевой тревоге, которую в разговоре с гостями ты так прозорливо обозвал учебной, сидят сейчас вдоль всего периметра нашего сектора, даже не подозревая, что все пути в центральную сферу блокированы. Кстати, дядя, ты, надеюсь, оказал мне любезность и успел внести данные капитана и этого его зануды первого помощника в центральную генотеку?

Фаж Лизье довольно рассмеялся.

– На что вы рассчитываете? – холодно поинтересовался бледный Таллертон, пришедший, наконец, в себя. – На разблокировку дверей и прорыв в центральную сферу уйдет не больше трех суток и…

– Ладно, хватит болтать! – прервал его пилот и ощерился, точно так же как тогда, в том служебном отсеке на лайнере. Робот за его спиной тяжело переместился в сторону и взвизгнул стволами. – Двигай вперед, составишь компанию своим флотским заложникам!

Таллертон медленно поднялся, явно прикидывая, успеет ли он допрыгнуть до горла своего столь любезного племянничка. Вновь угрожающе взвыли турели робота.

– А вы, мистер Лэнни, останетесь здесь, – продолжил пилот. – И постарайтесь экономить воду – нам, скорее всего, будет недосуг с вами нянчиться, так что вы вряд ли выйдете отсюда ранее, чем через трое суток.

Я учтиво кивнул головой, чем, похоже, озадачил его – он, видимо, ждал какой-то слабовольной истерики. Так и не заметив, что стол сервирован на троих, чем собственно и объяснялась мое спокойствие, Лизье резко отдал какую-то команду, двое его ребят подхватили бледного Таллертона под руки и потащили в коридор, куда уже выкатился робот. Лизье снова нахлобучил на голову шлем скафандра и вышел следом. Пара оставшихся боевиков, держа меня на прицеле, прикрывали его до последнего шага по залу. Лишь когда их предводитель исчез из поля моего зрения, они покинули свои позиции в дверном проеме – и огромная плита тут же встала на место.

Я выждал несколько секунд, затем откинул скатерть и заглянул под стол. Капитан «Уинстона Черчилля» лежал, согнувшись в позе эмбриона, крепко сжимая ножку стула. Его трясла крупная дрожь.

– Капитан, что с вами?!

С ухнувшей в пятки душой я не без труда вытянул его из-под стола, стараясь не опрокинуть на спину – при любых припадках главное, чтобы у человека не запал язык и чтобы он не мог захлебнуться собственной рвотой.

Язык у капитана был на месте. Он тяжело дышал и что-то бормотал. Я прислушался к его горячему шепоту и разобрал только одно: «Все будет в порядке».

Через несколько минут, стоивших мне наверно множества седых волос, он, наконец, перестал биться в странной лихорадке. Намочив столовую салфетку в кувшине с ледниковой водой, я приложил этот самодельный компресс к его лбу и дал выпить капитану немного вина. В таком виде – с бокалом в руке над распростертым телом – меня и застал шипящий звук открывающейся двери…

Я медленно поднял голову, уже ожидая увидеть пулеметные стволы боевого робота и ухмыляющегося Лизье, и с радостным изумлением обнаружил, что от двери к нам торопится Энтони. Одеяние на нем было очень похоже на то, в котором красовался перед нами Рио Таллертон.

– Что с капитаном? Ранен?

Я только неуверенно развел руками, не зная, что и ответить.

Первый помощник поспешно опустился на колено рядом с капитаном. Тот приоткрыл глаза и улыбнулся ему уголком рта.

– Энтони… Ну вот мы и добрались до showdown? – еле слышно просипел он.

Первый помощник лишь покачал головой:

– Ох уж эти ваши карточные термины, командир. Что с вами? Двигаться сможете?

Капитан попытался подняться, но тут же обессилено откинулся навзничь.

Энтони шепотом выругался, озабоченно оглянулся на дверь и ухватил капитана за плечо.

– Нам надо быстро уходить отсюда. Лэнни, помогите мне!

Вдвоем мы кое-как подхватили странно обмякшего капитана, выволокли его в едва освещенный коридор и ввалились в какой-то отсек напротив. Я со стоном рухнул на пол рядом с капитаном. А когда пришел в себя после этого марш-броска, Энтони уже успел закрыть дверь в покинутый нами обеденный зал и, вернувшись, прислонился к стене рядом с овальным люком, внимательно следя за коридором.

– Как вы сумели сбежать? – окончательно отдышавшись, спросил я.

Энтони приложил палец к губам и осторожно прикрыл люк, оставив только небольшую щель. Из коридора донесся неясный шум, затем кто-то торопливо пробежал мимо нашего убежища. Капитан, которому явно стало лучше, оперся на руку и привалился к стене спиной.

– Лэнни, зачем куда-то бежать? – все еще хриповатым голосом произнес он. – Энтони такой же здешний, как и Рио Таллертон…

Я потрясенно уставился на первого помощника капитана.

– Господа, давайте отложим эти детективные разоблачения на потом, – поморщился Энтони, продолжая глядеть в щель люка. – Они скоро поймут, что упустили из виду двух человек внутри центральной сферы. Старина Таллертон не из тех, кто может долго проявлять стойкость. Так что нам надо скорее прорваться к диспетчерской. Благо тут относительно недалеко.

– Постойте, Энтони! – опомнился я. – Но ведь в диспетчерской Торкинс?!

– И что?

– Он же в сговоре с Лизье!

– Успокойтесь, Лэнни. Вы просто не в курсе последних событий. Я помог Торкинсу выбыть из игры как раз за несколько минут до того, как к вам пожаловал Фаж… Кстати, здесь вот-вот появятся наши бойцы, и если мы не укроемся в диспетчерской, то рискуем оказаться между двух огней!

Энтони, конечно, ничего не рассказал нам с капитаном о том, как, вернувшись домой под видом «заложника», он обнаружил, что центральная сфера блокирована. Как, пробравшись к диспетчерской, услышал разговор Торкинса с Фажем Лизье, вслед за нами пробравшимся на станцию. Как после сеанса связи с Сюзанной ворвался в диспетчерскую, оглушил Торкинса, поднял тревогу, разблокировал центральную сферу и помчался к нам на выручку, лишив диспетчерскую связи на случай, если кто-то решит повторить фокус связанного им Торкинса.

Мы выбрались в коридор и медленно двинулись вслед за Энтони. Капитан то и дело опирался на стену, я придерживал его с другой стороны и на каждом шагу клял себя за то, что позволил втянуть себя в эту авантюру. Несмотря на слабое освещение, мы были видны как на ладони и любой боевик, что уж там говорить про боевого робота, мог уложить нас в момент. Но Энтони уверенно шагал вперед, капитан совершенно спокойно следовал за ним – и только это удерживало меня от того, чтобы бросить все и сбежать обратно. Мы благополучно миновали один перекресток, свернули на втором и только вышли к третьему, как пол неожиданно ушел у нас из-под ног и, все трое, мы с размаху влепились в стену.

– Что это было? – закричал я, будучи уже на грани истерики.

– Похоже, наш гениальный Фаж влепил по станции бортом «Уинстона Черчилля», – протянул задумчиво капитан. – По крайней мере, я на его месте предусмотрел бы такой маневр.

Первый помощник грязно выругался. И словно в ответ над нами раздался резкий, явно предупредительный, сигнал.

– Бежим! – крикнул Энтони, вскакивая на ноги. – Мы еще успеваем проскочить!

Мы бросились за ним. Коридор вывел нас к очередному перекрестку. Двигаясь по диагонали, его медленно перекрывала мощная плита, из-за которой то и дело раздавался странный приглушенный треск. Плите оставалось продвинуться до упора не более полутора метров, когда мы просочились сквозь этот проход на другую сторону. Коридор слева от нас был погружен в темноту. Странный треск раздался вновь, но тут же стих.

– Что это трещит? – спросил я, нервно косясь на плиту, уже почти отрезавшую нам путь обратно.

– Это пули, Лэнни, – невозмутимо пояснил капитан, потирая плечо. – Здешние стены явно покрыты сверхтехнологичной пленкой, она может погасить удар даже пушечного снаряда. Оттого тут и разгуливают роботы, обвешанные пулеметами. Никаких обратных рикошетов!

Гулкий удар, с которым перекрывающая коридор плита вошла в паз, поставил твердую точку в этом объяснении.

И будто эхом этого удара из дальнего конца темного коридора раздалось монотонное: бум-бум-бум – и из сумрака вынырнул боевой робот. Дула всех его пулеметов были почему-то скошены вбок, а часть конструкций помята. Робот щелкнул стволами, и я, словно очнувшись, бросился за угол. Раздался треск выстрелов. Но капитан с Энтони даже не пошевелились. Они стояли плечом к плечу будто зрители в орбитальном китарии.

– И на сколько рассчитан его патронный бокс? – поинтересовался капитан. Казалось, он совсем пришел в себя.

– Если наши умники их больше не совершенствовали, – Энтони сделал многозначительную паузу. – То в этой каракатице пять коробов по десять тысяч патронов в каждом.

– А скорострельность его не помнишь?

Энтони покачал головой и ругнулся. Из коридора, сквозь треск пальбы, вновь послышалось: «бум-бум-бум».

– Как его отключить? – потрясающе спокойным голосом спросил капитан.

– Его – никак! Отключать надо оператора, который им управляет, а тот…

Они с капитаном почти синхронно бросились на пол и перекувырнулись прямо к моим ногам. Плита сбоку от нас начала изливаться водопадом тусклого металла.

Капитан оттянул воротник куртки, шумно выдохнул и мрачно заметил:

– Похоже, кто-то это уже осуществил.

Из-за угла появился робот, с маниакальным упорством продолжая расстреливать бронированную плиту. Я схватился за сердце – стоять вблизи механического чудовища, изрыгающего смерть из десятка стволов, – занятие не для слабонервных. Капитан, уже поднявшийся с пола, довольно бесцеремонно подтолкнул меня за спину робота, едва тот поравнялся с нами.

– Лэнни, поторопитесь, он может в любой момент развернуть стволы.

Я бросился наутек по коридору. Метров через пятьдесят темнота в нем как-то резко сгустилась. Выставив вперед руки, я чуть сбавил скорость и налетел на стену. От нее исходило странное тепло… Под ногами заскрежетала металлическая галька. Рванувшись наугад вправо, я оказался в абсолютном мраке нового коридора, где и осел на пол, чтобы перевести дух.

Мои спутники, неторопливо шагая, свернули ко мне через несколько минут. В руке Энтони ярко светился какой-то шарик. Он высоко поднял его, озаряя все вокруг, и тут позади нас раздался стон. Капитан с Энтони тут же отпрянули к стенам. Причудливые тени заметались по потолку, и я увидел Лизье, дрожащего на полу в темной луже. Энтони бросил шарик капитану, ухватил Лизье за подмышки, перетащил к нам и торопливо снял с него шлем. Лизье вновь застонал, хватая ртом воздух.

– Плохо дело, – наклонившись к нему, констатировал капитан. – И как его только угораздило попасть под пули робота, которым он сам же и управлял?

– Диспетчерская рядом – а там полный медицинский набор… Помогите мне, капитан.

Вдвоем они аккуратно подхватили раненого и поволокли по коридору. Несколько уязвленный невниманием к собственной персоне, я поплелся следом. Сердце бешено колотилось и, казалось, даже заглушало пулеметные очереди боевого робота. Впрочем, это, конечно же, лишь казалось. Не нужно было быть экспертом по вооружениям, чтобы из отрывочных реплик капитана и его помощника понять, что последний через шлем Лизье отдал взбесившейся машине команду прекратить огонь.

В диспетчерской Энтони первым делом по-хозяйски открыл потайной шкафчик в стене, достал оттуда несколько коробок с инструментами и медикаментами, и принялся оказывать помощь Лизье. Да, я еще не упомянул, что дальнем конце рубки спиной к нам сидел связанный по рукам и ногам Торкинс и что-то мычал. Обессилено плюхнувшись в ближайшее кожаное кресло и, не обращая никакого внимания на жалкую фигуру горе-диспетчера, я уставился на мониторы. Картинка, надо признать, была весьма качественной: серебристые коридоры, по которым слабо метет снежная поземка, дымящаяся станина боевого робота, куда-то спешащие мимо него десятки загорелых людей в военной форме, темные капсулы каких-то платформ, весьма хищного вида, и снова серебристые коридоры… Я вздрогнул и торопливо протер глаза – нет, те не врали: на одном из мониторов вновь появилось изображение вояк, меньше всего похожих на здешних обитателей. Я судорожно втянул ртом воздух, пытаясь привлечь к себе внимание: если я что-то понимал в нехитрой схеме станции, которая дрожала в углу одного из экранов, эти самые солдаты продвигались прямо в нашу сторону…

– Подберите слюни, Лэнни! – обратился ко мне капитан, морщась, словно от зубной боли. – Это всего лишь наши ребята!

Тут он ругнулся и стал сползать по стенке на пол, не обращая никакого внимания на своего первого помощника, который ошалело уставился на мониторы. По его телу снова пробежала прежняя дрожь.

– Энтони, с капитаном опять припадок!

Энтони вздрогнул, торопливо опустился на колени перед капитаном, в какой-то растерянности потряс его за плечо, ухватил за запястье, щупая пульс, и вдруг рывком задрал рукав капитанской куртки. На предплечье капитана змеилось какое-то серебристое украшение. Энтони матюгнулся так, что даже меня непроизвольно бросило в краску. И только тогда я понял, что на руке у капитана никакое не украшение, а внешний контур какого-го имплантата.

– Лэнни, держите его!

Я поспешно вскинулся из кресла и ухватил дрожащего капитана за плечи. Энтони тем временем бросился к пульту и торопливо выбил на нем какую-то замысловатую дробь. Экраны мигнули, а от входа раздался явственный щелчок. Капитан натужно захрипел, все его тело скрутила неимоверная судорога. Я еле удерживал его в сидячем положении – и это притом, что весил в два раза больше, чем он!

Энтони метнулся к разложенным возле впавшего в забытье Лизье коробкам с медикаментами, выхватил одну из ампул, торопливо снарядил ее содержимым миниатюрный шприц и вогнал иглу в плечо капитана. Тот с силой вывернулся из моих рук, лицо его покраснело, потом он вдруг обмяк, словно увядший лист салата, и завалился на бок.

Но его глаза! Его глаза при этом так пронзительно сияли, так лучились – словно он только что получил в наследство с десяток корпораций «Тиатроник» и евразийский континент Земли впридачу!

Энтони снова выругался и на каком-то неизвестном мне языке начал что-то весьма эмоционально выговаривать капитану. Тот лишь щурился и иронично улыбался. Первый помощник вколол ему еще какой-то препарат и оттер со лба пот.

– Что с ним, Энтони?

– Этот безумец согласился имплантировать в себя резонансный биоконтур! – и Энтони снова грязно выругался, словно этот мат разом все и объяснял даже самому далекому от космической навигации и связи человеку.

– Ээээ… И что?

Энтони с чувством хватанул ногой по ближайшему креслу.

– Да то! Что эта штуковина нормально включается только раз! А потом начинается каскад произвольных импульсов. Даже при самом лучшем медицинском сопровождении после десятка припадков развал нервной системы и гибель головного мозга гарантированы!