Мои крылья

Но, так или иначе, Анидат избавился от всех демонов, которые здесь жили ранее. И немедленно, и жестоко избавлялся от новых, если они пытались проникнуть сюда. С трудом, но был заключен договор с Ризгором – хозяином города Наб, который из-за преобладающего засилья демонами и близости к нашим зеленым границам, представлял непосредственную угрозу. Некоторые легал погибли, некоторые бесследно исчезли, но город о них не жалел. У Анидат был договор с Наб, а это главное, хотя вся вина, по слухам, лежала на темных. Да, демонов здесь не любили.

– Но я ведь не демон!

– Не демон, – согласился Маргус. – Но по закону военного времени… сама понимаешь, ты можешь попасть под раздачу. Илия, какой ты расы? Ты ведь не корри.

– Какая разница?

Мне казалось, мы тратим время, говоря о таких пустяках.

– И все-таки? Я помог тебе, передал твои слова сыну – неужели я не достоин хотя бы маленького кусочка правды?

В эту минуту Маргус мне сильно напомнил отца – он так же иногда пытался воззвать к моей совести. Может, он и раньше подсознательно напоминал мне его? Может, потому между нами ничего не было? А вовсе не из-за отсутствия притяжения или страха близости.

– Анкер.

Вряд ли Маргус начнет уточнять из какого я рода, так что еще одно пятно репутации моего отца не грозит.

– Крылатые. Высшие. Светлые, – выдал Маргус классификацию. – В отличие от легал, крылья достаются только по праву рождения. Стать анкер через обряд обращения невозможно. Закрытая надменная раса, которая заключает брачные союзы только между собой.

Он встал, медленно обошел меня и неожиданно прислонился со спины. Тесно, так тесно, что я почувствовала его всего – даже те выпирающие части тела, которые чувствовать не хотела.

– Где твои крылья, Илия?

Я судорожно вздохнула.

– Их нет.

– Больше нет?

– Их нет, – повторила я.

– Ты не улетишь от меня? – мужской шепот жаром опалил мое ухо, но меня затрясло от холода, к горлу подступил ком тошноты. – Ты не улетишь от меня?

– Как? – я дернула плечом, напоминая, что крыльев нет, и тщетно пытаясь избавиться от чужих рук.

– Ты не променяешь меня на демона? Обещай. Я хочу это слышать.

– Не сходи с ума.

– Илия, я хочу это слышать.

– Маргус, демоны – не постоянны и не держат слова. Они не спрашивают, они просто берут. Зачем они мне?

– Но отец Стэнли…

Я усмехнулась: уж он-то нужен мне меньше всего.

– Я не отдам тебя им, – зашептал Маргус, а руки его, как я и хотела, оставили мои плечи, но… к ужасу моему, переползли на мою грудь, и сжали. – Я не отдам тебя никому, Илия. Ни страже, ни демонам, никому. Я спрячу тебя, если понадобится. Я приведу тебя в мой дом. Там никто не станет искать тебя. Никто не подумает, что ты там…

– А твоя жена? – руки Маргуса по-хозяйски взвесили мою грудь, поощрили за отклик, не понимая, что это страх, а не желание.

– Будет молчать. Она слишком дорожит теми побрякушками, что я ей дарю.

– А дети?

– Пока обходятся дешевле жены. Им нужны только игрушки.

– Наверное, это страшно, жить с теми, кому ты не нужен?

Руки Маргуса ослабли, но не отпустили. Он развернул меня к себе, обнял лицо, заглянул в глаза.

– А ты, Илия? Тебе я нужен?

– Маргус, – я ласково обняла его ладони, поцеловала одну, потерлась щекой о вторую. – Ты хороший, добрый. Я знаю. Я вижу это. Ты…

– Ясно, – он так резко дернулся в сторону, словно держал змею. – Тебе нужен только твой сын.

Я молчала. Потому что всех мужчин в мире променяю на сына. Мужчины мне не нужны – они приносят лишь боль, предательство, разочарование: мой отец, некоторые хозяева, у которых я работала, Маргус, но в первую очередь – отец Стэнли. Мне нужен только ребенок, которому, к счастью, нужна именно я, а не дорогие игрушки.

– Пожалуйста, – попросила я, подходя к мужчине, которого невольно обидела холодностью.

Я буду горячей. Я буду желать. Я сделаю все, как он захочет. Я буду жить в одном доме с его женой и детьми, если это поможет Стэнли.

– Пожалуйста, Маргус, – я взяла его за руку, прижала к своей груди, и прогнулась, имитируя удовольствие, когда он погладил меня по соску.

– Такая покорная, – удовлетворенно сказал он, и второй рукой намотал мои волосы на кулак. – Такая ждущая. Как бы я хотел, чтобы ты любила меня, чтобы ты желала отдаться мне просто так, ни на что не рассчитывая.

– Мне ничего не надо, – покорно кивнула я. – Только, пожалуйста, помоги моему сыну…

Он приподнял мое лицо, потянув за волосы, заглянул в глаза, и сказал:

– Поздно, Илия. Я бы хотел, но все уже знают, что он – демоненок.

– Нет, – горячо возразила я, и начала покрывать лицо Маргуса поцелуями. – У него нет ничего от отца. Он обычный ребенок. Он – анкер.

– Мне жаль.

– Поверь, – уговаривала мужчину, целуя в упрямые губы, в задумчивые глаза, во впалые от усталости щеки, которые уже кололись щетиной. – Пожалуйста, поверь, он обычный ребенок. Он только мой сын, и все!

– Илия, – Маргус снова потянул за волосы, заставив оторваться от его губ, и посмотреть на него, – мне жаль, но сегодня твой сын на глазах у десятка свидетелей обернулся демоном.

– Нет… он…

– У него прорезались черные крылья.

Я отшатнулась, насколько позволяли волосы, намотанные на кулак Маргуса. Нет! Это не правда! Я бы заметила! Хоть раз, хоть какой-нибудь признак демонического я бы заметила в сыне!

– Как… – жалко выдавила.

И когда услышала ответ Маргуса, наверняка, рухнула на пол, если бы он все еще не удерживал меня.

– Это случилось после того, как я передал ему твои слова.

Мои слова… о том, что я люблю его…

А если бы Маргус не передал их?

Был ли шанс, что крылья не дадут о себе знать?

Мужчина обнял меня, погладил по спине, но я больше не чувствовала в себе сил притворяться.

Не смогу, не сумею изображать наслаждение и удовольствие, когда мой мальчик в беде, когда ему больно, когда он еще больше нуждается во мне, чем когда только попал в темницу, чем когда только родился и посмотрел на меня удивленными голубыми глазами, как бы спрашивая без слов: «Ты не убьешь меня, мама? Ты не убьешь?»

Я помнила день, когда у меня самой прорезались крылья. Мне было тринадцать, и я впервые увидела Арсура альх анкер Пррансток, за которого мне предстояла выйти замуж по достижению восемнадцати лет. Высокий, взрослый, с солнечными волосами – ему уже было восемнадцать, но из-за моего юного возраста приходилось ждать целых пять лет, когда мы поженимся. Как же я злилась тогда, что такая малявка! Как же мне хотелось улететь следом за ним и его отцом, когда они отбывали, заключив помолвку и погостив у нас всего день.

Мне казалось это таким несправедливым, обидным, таким неправильным, я чувствовала себя никчемным угловатым ребенком, а мне ужасно хотелось быть взрослой и красивой, чтобы Арсур в следующий свой визит не пичкал меня детскими карамельками. А подарил пудреницу, как взрослой барышне. Или помаду. А лучше – поцелуй.

Мои эмоции от его отлета были такими сильными, что спровоцировали крылья прорезаться, но это я поняла позже. Пока же корчилась от дикой боли и силилась не кричать, чтобы не услышали слуги и чтобы не сказали папе, что я слабачка. Я пролежала на полу довольно долго, судя по тому, что изрядно замерзла, а потом меня взяли на руки, и я услышала родной запах, который тут же узнала.

– Папа…

– Да, дочь.

– Папа, мне плохо.

– Я знаю. Я рядом.

Он был со мной рядом два дня, пока я металась в горячке. Он вытирал мой лоб прохладным влажным платком, и он не позволял мне лечь на спину, уговаривая потерпеть, и что потом будет можно лежать на спине, сколько угодно. Я слышала его голос и успокаивалась, потому что верила. Иногда я чувствовала, как в комнату входила Дитра, но она никогда не оставалась подолгу, и никогда не разговаривала со мной. Может, думала, что в бреду я ничего не слышу. Только раз я различила ее тихий вопрос, да и то не мне, а отцу:

– А когда у меня начнут прорезаться крылья, ты тоже будешь рядом?

– Конечно, – ответил он.

Но слово не сдержал. Не по своей воле, но не сдержал. Не так часто, но он перемещался в Ристет, чтобы обсудить с императором нечто конфиденциально, и так вышло, что один из его визитов совпал с тем, когда у Дитры начали прорезаться крылья. Кстати, несмотря на нашу разницу с сестрой в три года, крылья у нее начали прорезаться всего через несколько месяцев после моих.

Отец не смог так быстро вернуться, и с ней были я и маг, но Дитра в бреду настаивала, чтобы папа пришел, чтобы он был…

Прошло много лет, но я отчетливо помнила ту боль и беспомощность, когда прорезаются крылья. И почти безграничное желание, чтобы рядом был самый дорогой и близкий тебе. Я нужна своему сыну. Я очень нужна ему.

– Маргус, отведи меня к Стэнли, – попросила я.

– В камеру?

– Да. В камеру.

– Да они с удовольствием упекут и тебя вместе с ним!

– Пускай. Если Стэнли нельзя из камеры выпустить, я войду в нее.

– Сумасшедшая! Ты даже не представляешь, что там делают с заключенными! – взорвался Маргус, но замолчал, едва осознал, что сказал и кому. – Илия, мне жаль. Правда, жаль. Я знаю, как ты любишь своего сына. Но ему нельзя помочь. Единственное, чего ты добьешься – это… – Он замолчал, выпустил, наконец, мои волосы, нервно прошелся по прихожей и вернулся. – Не делай этого, Илия. Прошу тебя. Ты даже не представляешь, как сильно ты нужна мне. Не представляешь, на что я готов пойти, чтобы тебя удержать. Я спрячу тебя. Привяжу. Я украду тебя от самой себя. Пожалуйста, Илия. Ты ничем не поможешь Стэнли!

– Ты прав, – согласилась я.

– Я рад, что ты поняла, – облегченно выдохнул он.

– Спасибо, что все объяснил.

– У Стэнли не было шанса выжить еще когда он только бросился спасать демоницу. Но когда оказалось, что он сам – демон…

– Я понимаю.

Маргус обнял меня, не крепко, просто жалея, даря крупицу тепла. Но от его тепла мне было холодно.

– Ты хотел чая, – вспомнила я, и прошла на кухню.

Маргус направился было за мной, но я попросила его снять обувь, и он замешкался. Этого времени мне хватило, чтобы добавить в заварник смесь сонных трав, и когда руки Маргуса обняли меня со спины, я обернулась без страха, провела рукой по красивому лицу. Если бы все сложилось иначе, кто знает, к чему привели бы наши отношения? Быть может, я бы стала в итоге его любовницей – в обмен на защиту для сына.

Чайник вскипел, я заварила травы, а Маргус, пользуясь моей податливостью, целовал мое лицо. Впервые я радовалась, что одежда корри такая закрытая, и мужские губы не прикасаются к моей шее. Его руки пытались возбудить меня через платье, я притворялась, что им это удается, пока чай не настоялся.

– Успокоительный сбор, – пояснила я в ответ на подозрительный взгляд мужчины.

Он принюхивался, и не решался пить. Да, начальником стражи он стал не просто так – у него чутье, этого не отнимешь.

– Мне нужно успокоиться, – я первой сделала глоток, и еще один, и еще.

Эти травы не действовали на меня. Я так нуждалась в них, когда все было плохо, валилось из рук и казалось, что нет просвета. Мне нужны были хотя бы спокойные ночи, а травы не помогли. Но на других срабатывали почти мгновенно. Как-то ко мне заглянула в гости пухленькая соседка. Она догадывалась, что к чаю у меня ничего нет, и потому захватила с собой добрую часть пирога с капустой, но она и подумать не могла, что у меня нет самого чая.

Тогда я вспомнила о травах и заварила их. Мы только сделали по глотку, когда соседка моргнула, закрыла глаза и начала падать со стула. Я едва успела подхватить ее, чтобы она не разбила лицо…

Я уповала надежды, что так же чай подействует и на Маргуса, но он выпил почти целую кружку, а сон его не брал.

– Еще? – спросила я, но он качнул головой, сильно обнял меня и зашептал, как долго ждал, когда мы сможем побыть вдвоем, как долго ждал, когда я отвечу на его поцелуи, как долго… и мне надо обязательно надеть новое платье, оно такое… открытое… и для его глаз… как долго ждал…

Когда мужчина обмяк и повис на мне, я крякнула от тяжести его веса, и с трудом подтолкнула к стулу.

Маргус привалился головой к стене, и сидел умиротворенный, у него даже разгладилась морщинка на лбу. Ну что ж, ему тоже не помешает немного успокоиться и отдохнуть.

Я почти вышла из кухни, когда услышала едва различимое бормотание. Приблизившись на цыпочках, склонилась над мужчиной – вдруг ему плохо? Я не хотела его смерти, мне просто надо, чтобы он не мешал.

– Пожалуйста, – услышала я, и вдруг Маргус схватил меня за руку, но продержав всего секунду, отпустил.

Видимо, сон сморил его не сразу, и он понял, что я собираюсь сделать. Пытался удержать из последних сил, но не смог…

– Я тоже просила тебя, Маргус, но ты меня не услышал, – шепнула я уснувшему мужчине, и выскользнула из дома.

Глава 4

Улица встретила меня темнотой, ветром, разметавшим мои волосы, и горстью пыли в лицо. Сколько ни убирай эту улицу, она всегда остается пыльной, словно уверяя, что бедный район не может быть чистеньким, как у легал, к примеру.

Я быстро прошла к главной площади, где уже ничего не указывало на недавнее присутствие демоницы. Но ноги привели меня к помосту, и какое-то время я стояла там, впитывая запахи страха, обреченности, узнавания, снова обреченности, мелькнувшей надежды и страха, но уже не за себя – за другого. И это еще раз убедило меня, что Ру не изменилась. Все ее эмоции прошли через мой внутренний взор, но самой сильной ее эмоцией был страх за другого – за моего сына.

Она понимала, что он не сможет спасти ее, а только навлечет на себя неприятности. Что пытался сделать Стэнли? Как он планировал спасти демоницу? Отвлечь стражу? Но там простофиль не держат, да и демоница была в цепях.

Мой маленький смелый мальчик…

Я вдохнула глубже, и поняла, что мне надо идти вправо. Почему-то вправо, хотя Маргус уверял, что Стэнли в темнице. Но тогда бы запах моего сына шел с левой стороны!

Пустынный город не мешал моим поискам. Я двинулась вправо, поначалу неуверенно, но постепенно с шага переходя на бег.

Стэнли!

Главная площадь осталась позади, я пробегала один район корри за другим, чувствуя, что здесь проводили его, и, задыхаясь от скорости, в итоге выскочила у подножья Миндальной Долины.

Перевела дыхание, осматриваясь, здесь было слишком много запахов, они сбивали меня, путали, они словно не хотели, чтобы я нашла сына, хотя я чувствовала, что он где-то близко.

Закрыв глаза, попыталась сосредоточиться и узнать, где сын. Миндальная Долина слишком просторна, даже будь у меня крылья, я не облетела бы ее к утру. А между тем, до рассвета оставалось от силы несколько часов. К тому же, я не знала, сколько еще проспит Маргус.

На этот раз он меня не отпустит. Из-за любви или из-за того, что принимает за любовь, но он будет держать меня рядом.

Сильный ветер, до этого мешающий, бьющий по лицу то сухими веточками, то пылью, то моими же длинными волосами, на этот раз помогал. Он принес ко мне запах моего сына вместе с его эмоциями – злость, сильная злость, боль, и ни капли страха.

– Стэнли, – открыв глаза, я повернула голову вправо.

Он там. Мой мальчик там. Но я не успела сделать и шага, когда увидела зарево на горизонте. Оно росло, оно плавило черное небо красными всполохами. Оно изрыгало огонь, и перчило тишину чужими криками.

– Стэнли!

Я бросилась вперед, мечтая только об одном – успеть, успеть! Пусть я погибну вместе с ребенком, но я хотела успеть увидеть его живым!

Мое дыхание вырывалось с хрипом, ветер уже не мог остудить мое лихорадочно горящее лицо, но он снова помог мне – подгоняя в спину, когда ноги уже не держали, плюя в меня первыми каплями срывающегося дождя.

Откуда дождь?

Почему, если минуту назад им даже не пахло?

Не было времени задуматься. Не было времени лежать, когда колени подогнулись, и я упала на землю, на красивую, плодородную землю Миндальной Долины. Душой пожалела, что у меня нет больше крыльев, и тут же устыдившись этого, поднялась и побежала дальше. Но резко остановилась, когда закружилась голова. Я слишком быстро бегу? Но мне надо! Я должна, пожалуйста…

Я снова попыталась бежать, и снова вынуждена была остановиться, когда перед глазами заплясали мутные точки.

Это не могло быть правдой, но… похоже, сонные травы, наконец, на меня подействовали!

Но я не могла спать, не могла отдыхать, когда мой сынок в опасности!

Пожалуйста, пыталась я договориться с собой, еще чуть-чуть, а потом… Я буду спать, долго, я обещаю. Могу даже не просыпаться, если так надо, мне бы только найти моего сына…

Глубокий вдох, уговоры или передышка подарили немного времени и сил, и я смогла двинуться дальше. Уже не так быстро, но все же. А услышав, наконец, голос сына, я даже смогла ускориться. Но выскочила на поляну, усеянную перьями легал и жабьими шкурами только чтобы увидеть, как мой сын лежит в костре и хрипит в предсмертных судорогах.

– Стэнли!

Кто-то пытался меня перехватить, но я бросилась к огню и попыталась вытащить из него сына. Он корчился от боли, стонал, но уже еле слышно. Мой мальчик почти охрип от криков.

– Стэнли! – крикнула я вместо него. – Не бросай меня, Стэнли!

Мой мальчик открыл глаза и прошептал треснувшими от пламени и боли губами:

– Мамочка… ты пришла…

– Помогите! – я обернулась, но двое легал, стоящие в нескольких шагах от меня даже не вздрогнули. – Помогите! Он же – ребенок!

– Он – демон, – отрезал один из них.

– А ты, значит, его мать? – с презрением поинтересовался другой. – Выносила демонское отродье, пригрела в нашем городе, и хочешь, чтобы мы теперь спасали его?!

Он сплюнул на землю и взмахнул белыми крыльями.

– Сынок, – я протянула руку в огонь, попыталась выдернуть из пламени сына, но у меня не вышло.

Я снова попробовала – снова не вышло! Но как? Почему? Я не могу оставить его… И вдруг я поняла… Я поняла, что огонь не обжигает меня. И не трогает Стэнли.

Мой мальчик выглядел ужасно, у него было разбито лицо, губы треснули, обуглились ресницы, его руки казались безвольными нитями, ноги были неестественно вывернуты. Но это сделал не огонь, а те, кто увел моего сына с площади. Возможно, эти легал. Или те жабы, от которых остались только камзолы и пепел.

– Сынок, – склонилась ниже, чтобы нас не расслышали легал, и чтобы они не поняли нашу тайну с огнем, – сынок, пожалуйста, ты должен услышать меня. Стэнли, мальчик мой… Ты можешь спастись. Ты должен спастись, слышишь?

– Мамочка, – тихий шепот, – ты…

– Я справлюсь. За меня не волнуйся. Я хочу, чтобы жил ты, слышишь? Для меня самое главное, чтобы жил ты…

Стэнли открыл глаза темно-черничного цвета. Именно такие, как у его отца. Я видела, как тяжело ему было сконцентрироваться на том, что я говорю, как тяжело ему было бороться с демонической сущностью, которая вдруг проснулась.

– Стэнли, ты должен сосредоточиться. Сосредоточиться, слышишь? Сосредоточиться и позвать своего отца. Он услышит твой зов и поможет.

– Отец?

– Да, мой родной. Позови его. Он должен тебя услышать. Позови его – я научу как, я подскажу тебе…

Склонившись еще ниже и почти соприкасаясь лицом с пламенем, я начала шептать слова на древнем языке нашего народа, вплетая в них имя демона с темно-черничными глазами. Не думала, что пригодится, что придется прибегнуть к этому, но пусть будет хоть какая-то польза от тех знаний, что погубили меня.

По мере того, как я говорила, ветер усилился, огонь начал трещать громче, а легал словно почувствовали, словно поняли, что я делаю, и попытались оттолкнуть меня от сына. Когда не вышло – попробовали закрыть мне руками рот, но я сильно укусила одного из них за пальцы, и выкрикнула сыну последние слова для вызова демона.

А мой мальчик, мой смелый и умный мальчик успел повторить их до того, как меня все-таки от него оторвали.

Один из легал с силой ударил меня по лицу, второй повалил на землю и начал бить ногами. Было больно, но не страшно. Уже не страшно. Потому что я почувствовала, как пламя за спиной становится тише, как падает жар, увидела росчерки молнии, ударившей в ближайшее дерево, и еще успела увидеть, как падают вокруг меня белые перья легал.

– Твой сын… – пояснила я двум омутам из огня, которые уставились на меня.

И только после этого, зная, что теперь со Стэнли все будет в порядке, позволила сонным травам увести меня в мир снов.

Там было хорошо и спокойно, там было так весело, что я даже смеялась. Смеялась так, как смеются юные девушки, верящие в любовь, защиту, в вечную дружбу… А главное – я парила… снова парила… Мимо проносились белые облака, а крылом я ловила солнечные лучи… Мне было прохладно и так хорошо, что не хотелось прерывать полет, но голос… чей-то настойчивый и знакомый голос звал меня… Он просил, умолял, чтобы я вернулась… Пожалуйста… пожалуйста, просил голос. Но как же мне опротивело это слово! От него никакого толка… Оно не спасает, не помогает, это пустое слово, и оно не заставит меня вернуться туда, где у меня нет белых крыльев, туда, где ко мне прикасается тот, кого я не хочу, туда, где у меня нет выбора и я никому не нужна.

А здесь я могла летать, могла вернуться к отцу, могла посмотреть на сестру – изменилась ли она? Уж выросла – это точно. Голос звал, но крылья… я не могла отказаться от них…

– Маргус, нет, – ответила я голосу, и полетела дальше, еще дальше.

Я приближалась к горячим солнечным лучам, которые не обжигали меня, а баюкали, но голос снова позвал – глухой, едва различимый, и вдруг я расслышала одно слово:

– Мамочка!

Самое важное слово, которое только может услышать мать.

И я вспомнила. И полетела обратно.

И поняла, что у меня крыльев нет, но… И не надо!

– Стэнли, – я открыла глаза и через минутное помутнение увидела над собой склонившегося ребенка.

Живой, ресницы длинные, следы от побоев еще остались, но уже не были такими пугающими. И главное – мой мальчик гладил меня по лицу, а значит, с руками у него все хорошо. Хотела и я погладить его по темноволосой макушке, но мои руки не поднимались, а все тело откликнулось болью, невольно вызвавшей стон.

– Мамочка, тебе лучше пока не двигаться, – сказал Стэнли.

– Хорошо, – улыбнулась поучительному тону.

– Те подонки тебя сильно избили! – голубые глаза сына потемнели до синих. – Но ничего, они больше никого не обидят!

Мне не было жаль тех легал. Не было жаль мужчин, которые избивали ребенка, которые избивали меня.

– Где мы?

– Выпей, – сын приподнял мою голову и заставил сделать глоток чего-то приятно-карамельного, напомнившего мне конфетное детство. – Это тебе поможет.

Я послушно осушила чашку и откинулась на подушках. Повернув голову, увидела незнакомую комнату, взиравшую на меня огромным окном, впускающим через стекла сумерки, зеркалом со старинного трюмо и рыже-языкастым камином. На полу лежал пушистый темно-синий ковер, на нем стояла вместительная кровать, где лежала я, и стояло кресло, в котором сидел Стэнли. Мой Стэнли – живой…

– Мы у папы, – сын погладил мою руку, лежавшую поверх теплого одеяла и невесомо, словно опасаясь, что причинит новую боль, поцеловал ее.

– Он… – слова давались тяжело, взамен они воровали дыхание и сжимали внутренности калеными тисками, но сын меня понял.

– Он хорошо со мной обращается, не волнуйся, пожалуйста.

– Ладно, – улыбнулась.

Если мальчику здесь хорошо, я выдержу даже это.

– И с тобой он тоже будет хорошо обращаться, – пообещал сын.

Я опять улыбнулась и постаралась, чтобы он мне поверил.

– Отдыхай, – оглянувшись на закрытую дверь, сказал Стэнли. – Поспи, теперь тебе можно, потому что ты вернулась. Поспи, мамочка. Не волнуйся за меня. Отец меня не обидит.

Я закрыла потяжелевшие веки и окунулась в сон, в котором снова летала – догоняя облака, позволяя целовать себя солнцу. А рядом со мной летал красивый молодой человек, и волосы его цветом своим затмевали светило. Арсур альх анкер Пррансток… Это был наш первый совместный полет, за которым с теплыми улыбками наблюдали родственники с его и моей стороны…

Мне было почти семнадцать, и я впервые услышала, что красивая. Даже не так – я впервые услышала, что Арсур считает меня красивой…

День, который я никогда не забуду…

День, который больше не повторится…

Я проснулась с глубоким чувством утраты, но постаралась избавиться от него. Слишком поздно. Причем, слишком поздно было уже десять лет назад, к чему сейчас вспоминать?

Я повернула голову, но кресло было пустым. Глянула на окно – сумерки. Те же сумерки или прошли сутки с моего предыдущего пробуждения? В Наб не бывало рассветов, солнца, всего два времени суток – ночь и сумерки. Всегда темнота или мрак. Но в комнате над потолком кружилось несколько магических светлячков, пахло цитрусовыми и активно трещал камин. В этом замке почему-то всегда прохладно, даже несмотря на жаркое лето и огненную сущность хозяина. А цитрусовые – почему? Заметила на высокой подставке блюдо с фруктами, и поняла. Стэнли… Переживает, чтобы я скорее поправилась, и намекает, что надо есть витамины.