Меченая: крест

Из-за снега, налипшего на указатели, было невозможно разобрать в какой части города мы вообще находимся, и уж тем более – в какой стороне больница. Мы были слепыми котятами в поисках молока.

– Скоро начнёт темнеть, – произнесла я, грея под курткой Чейза то одну руку, то другую; свободная была занята пистолетом. Кстати, он ни разу не возразил, просто каждый раз, когда я меняла руку, вздрагивал: то ли от холода, то ли от прикосновения.

– Вон машина скорой помощи, – Чейз кивнул вперёд.

– Сомневаюсь, что в ней окажется то, что нам надо.

– Я не об этом. Посмотри возле какого здания она стоит.

Ну вот и приехали.

Большое здание больницы высотой в этажей двадцать выглядело почти не тронутым стихийными бедствиями. Видимо это здание было совсем новым и крепким, раз на нём почти ни царапины.

Мотоцикл остался возле входа. Чейз расставался с ним с болью в глазах, ведь именно он должен будет отвести спасительное лекарство его брату.

– Думаю, твари не станут его угонять, – сказала, как можно мягче. Я ещё не поняла на какой новый уровень вышли наши отношения, так что лучше не рвать тонкую нить взаимопонимания. – Он будет тут, когда мы вернёмся. Пошли.

Медикаменты, плесень, гниль – мои любимые запахи. Не хватает только запаха испражнений и прощай завтрак.

Чейз остановился у большого табло с названиями отделений.

– Это ведь многопрофильная больница? – поинтересовалась я, обследуя глазами территорию и держа пистолет наготове обеими руками.

– Пятый этаж. Терапевтические отделение, – произнёс Чейз, скользнул взглядом по указателям и зашагал в сторону лестницы.

– Может лучше найти склад?

Чейз не ответил, просто шагал вверх по ступеням. Даже оружие в руках не держал, наверное, потому что бессмертный.

Коридор пятого этажа напомнил наземный тоннель в Кресте – такой же холодный и мрачный. Эхо от наших шагов летело впереди нас, позади нас… летело отовсюду! Мы слишком шумели. Это плохо. И ещё эта вонь…

Остановилась, глядя на табличку прибитую к стене:

– Стой. Нам сюда.

Это был процедурный кабинет. Всё вверх дном. Уверена, мы не первые похитители лекарств. Шкафы и полки пусты. Всё, что нашла, это две упаковки пластыря, резиновые перчатки и воду для инъекций. Ну не пропадать же добру – запихнула всё к себе в рюкзак. Как предусмотрительно Кира выложила из него «Эгоистичный ген». Хотя, я бы всё равно её выкинула, раз такое дело.

На лице Чейза появилась злая гримаса. Упёр руки в бока и убивал глазами потрескавшуюся плитку на полу.

– Я говорила, надо идти на склад. – Подошла к нему ближе. – И надо найти сумку для лекарств.

Долго склад искать не пришлось. Он оказался за большой металлической дверью с кодовым замком. Электричества не было, дверь не заперта, хотя и здесь уже кто-то побывал. Кто-то очень воспитанный, раз уходя, даже закрыл за собой дверь.

Темно. Ничего не видно. Вообще ничего.

Со слов Киры:

{«Фонарик, в переднем кармане рюкзака. Сейчас темнеет рано, так что может понадобиться. За него мне влетит, даже больше, чем за этого беднягу на полу, так что пользуйся с умом».}

И в сотый раз: спасибо, Кира!

– На-ка, посвети, – всунула фонарик в руку Чейзу.

Видимо у того, кто обшаривал склад до нас, фонарика не было, потому что медикаментов тут было навалом. Вот только есть ли то, что нужно Ронни?..

Обшаривая полку за полкой, коробку за коробкой, вчитывалась в названия препаратов, что-то откладывала рядом с собой, что-то убирала в сторону, а что-то, что точно Ронни не понадобится, складывала в свой рюкзак.

– Держи, сойдёт за сумку, – Чейз протянул мне большой, плотный целлофановый пакет чёрного цвета.

– Хорошо, – сложила в него то, что нашла. – Посвети сюда. Флутиказон, это для ингаляций. Ещё для ингаляций нужен специальный прибор, можно поискать его в процедурной, думаю, его бы никто не стал брать. Дексаметазон. Преднизолон. Это даже лучше. Это системные глюкокортикостероиды. То, что надо. Берём побольше.

– Берём всё.

– Открой пакет. – Я взяла следующую коробку. – Здесь таблетки.

– Бери всё что надо.

– Я как бы этим и занимаюсь, парень. – Бросила в пакет кипу упаковок с таблетками. – Есть и ингаляторы. Кира сказала, что толку от них мало. Но мало – уже что-то.

Взяла следующую упаковку:

– Антогонисты. А знаешь, это видимо крутая больница. Это лекарство было очень дорогим. Удачно мы попали. Читала, что это было новым словом в лечении астмы. Скажешь Кире, что его надо применять в комплексе с инъекциями. Если она, конечно, этого не знает.

В полумраке едва разглядела лицо Чейза. Вроде бы немного успокоился благодаря тому, что мы нашли лекарства. Глаза при жёлтом свете фонарика отливали золотом и блестели, как отполированные алмазы.

– Ну и? – вдруг спросил, присев рядом со мной на корточки.

Опять он так близко, что хочется схватить его за воротник куртки и притянуть к себе. И я буду полной идиоткой, если это сделаю.

– Что и? – поспешила уткнуться взглядом в одну из коробок с лекарствами.

– Изучение астмы было твоим хобби? – Чейз невесело усмехнулся. – Или ты про любую болезнь осведомлена настолько, что шаришь в лекарствах, как заведующий отделением с тридцатилетним стажем? Или может Скверна тебя так натаскала: решила сделать «меченым» доктором? А может всё проще, и ты была ребёнком вундеркиндом?

Стиснула челюсти и, отложив коробку с таблетками в сторону, жёстко взглянула Чейзу в лицо. Его глаза улыбались, с издёвкой, или нет, понять не могла.

Неужели я и это ему расскажу?..

Слова сами начали выпрыгивать изо рта:

– Я была ребёнком, у которого в три года случился первый приступ астмы. В четыре она прогрессировала до уровня средней тяжести. К пяти стало ещё хуже. Я постоянно лежала в больницах, особенно в осенний и зимний периоды. Меня залечили лекарствами до такой степени, что на их фоне появились другие проблемы, связанные с функционированием внутренних органов, так что представь себе, да – я помню каждое название препарата, которым меня пичкали на протяжении стольких лет!

Громко и резко выдохнула:

– К шести годам болезнь немного отступила, тогда я и смогла насладиться детством. Следующие два года, пожалуй, были лучшими в моей жизни. А за год до Конца света астма вернулась к тяжёлой форме. Что?

Чейз смотрел на меня не моргая.

– Тебе интересно, почему я сейчас не пользуюсь ингалятором? – всплеснула руками. – Хотела бы и я знать! Это всё он – дым! Но что конкретно он сделал с моим организмом больного ребёнка я, наверное, никогда не узнаю! В тот день больная астмой девочка получила не только иммунитет к заразе тварей, но и полное выздоровление!

Я придвинулась к Чейзу ещё ближе:

– Хочешь, расскажу ещё один секрет?

Чейз молчал, но не отстранялся.

– После того дня, когда я выбросила ингалятор, поняв, что в нём больше нет необходимости, я больше ни разу не болела. Ни разу и ни чем!

Горько усмехнулась и отвернулась от Чейза.

– Это что касается вирусных заболеваний. А что касается укусов, ножевых ранений, переломов, ударов плетью и так далее… с этим мне, почему-то не везёт.

Схватила несколько коробок с таблетками и с большим усилием, чем того требовалось, запихнула в пакет.

Мне не нравилось вспоминать об этой болезни, потому что это была болезнь Сэйен. А Сэйен умерла, как и вся её прошлая жизнь, она превратилась в ничто, даже не в вспоминания, потому что из той жизни больной девочки мне ничего не хотелось запоминать. Теперь меня зовут по-другому. Теперь я другая.

Я не смотрела на Чейза, и больше мне не хотелось с ним разговаривать. Хотелось поскорее собрать лекарства и убраться из этой больницы. Из этого мёртвого города.

Чейз зашевелился, и в следующую секунду на моём левом запястье оказалась его тёплая рука. Он заставил меня выронить сжатую пальцами коробку и притянул к себе. Наши тела оказались в пяти сантиметрах друг от друга. Я задержала дыхание, лихорадочно соображая, что он собирается делать. Он не выглядел злым, не выглядел даже угрюмым. Это вновь был другой Чейз, он смотрел на меня с теплотой, так не свойственной его закаленному лицу, что это даже пугало. Это был совершенно другой парень. Тот, что надел мне на голову свою шапку. Тот, что обрабатывал мне рану после укуса твари, когда был уверен, что я обречена. Тот, что сидел у моей кровати с дрожащими руками. Тот, кто назвал меня по имени…

{«Ты ведь мечтал от меня избавиться… Хотел, чтобы я исчезла».}

{«Сказал бы мне сейчас кто-нибудь, почему я больше этого не хочу»…}

– Я так и не поблагодарил тебя за то, что ты помогла Ронни, – хрипло произнёс он, сдув своим дыханием прядь волос с моего лица.

Кожу в том месте, где его рука сжимала моё запястье обжигало настолько сильно, что не удивлюсь, если запахнет жареным.

Он не причинял мне боли. Сейчас Чейз был поразительно мягок.

– Я… хреновый из меня брат… Даже представлять не хочу, чтобы они с ним сделали, если бы ты не нашла его. – Его взгляд плавно скользил по моему лицу, от глаз к носу и ниже… к губам.

Сглотнула, чувствуя, как жар от запястья распространяется по всему телу.

– Я сделала это не для тебя, а для Ронни! —голос предательски дрогнул.

Его взгляд вернулся к моим глазам:

– Знаю, но всё равно должен сказать тебе спасибо.

– Пожалуйста.

Вся эта ситуация была сравнима с продолжением боя даже после того, как было объявлено перемирие. Потому что среди нас двоих не могло быть двух проигравших, или двух победителей: кто-то один должен был уступить другому, кто-то один должен был отступить от своих принципов, только ни он и ни я не могли этого сделать. У этого мира совсем другое воспитание. Если отступишь, то проиграешь.

Вот и мы сейчас зависли, как два самых больших на свете придурка, в молчании, каждый утопая в своих мыслях и сомнениях. Так близко друг к другу и так далеко.

Кадык Чейза дернулся, и он тяжело втянул ноздрями затхлый больничный воздух.

– Ты даже простую благодарность не можешь принять, не выставив шипы, – произнёс он с лёгким намёком на улыбку.

Я дёрнула плечами:

– Ну, такая уж я есть.

Ещё минута молчания. Он не отпускал меня, а я не отстранялась.

Его пристальный взгляд скользнул по моим волосам:

– Почему ты их не обрезала?

Что-то в груди только что сделало сальто и, кажется, это было сердце.

Его грудь так высоко вздымалась, что задевала мою, и с каждым таким лёгким прикосновением моё дыхание умирало, а со следующим вздохом рождалось заново. И осознавая, как конкретно я влипла, вдруг захотелось смеяться! Да, смеяться, чёрт возьми, безумно смеяться! Потому что всё стало ясно как белый день! Потому что во мне не было никаких поломок, не считая испорченной ДНК, до встречи с этим человеком. Я была цельной – для самой себя. Другие могли считать меня несносной и неправильной, но для самой себя я была такой, какой должна была быть. И я не считала себя поломанной, пока он не внушил мне это. Это Чейз сломал меня.

Он сломал меня.

Потому что я больше не управляла своими мыслями и желаниями, мои чувства ожили и порхают, как долбаная бабочка, а сердце… оно предало меня.

– Почему? – повторил он, приблизившись.

Тело пропустило разряд, заполнилось огнём. Огонь безжалостно пожирал меня, уничтожал прежнюю меня. Придумывал меня заново.

И, кажется,{я} буду первая, кто уступит. Я буду тем, кто сдастся. Потому что я слабее его.

– Потому что ты этого не хотел, – едва слышно ответила я.

Лицо Чейза застыло. Застыло с непривычным выражением мягкости и теплоты в глазах. В то время когда я впервые после смерти Завира выглядела покорно. Я сама этого захотела, но меня это совсем не радовало.

Мне нравилось это новое чувство. Мне не нравилосьто, во что оно меня превращало.

Чейз приблизился ещё ближе, взглянул на мои губы, задержал дыхание, медленно выдохнул… А затем резко отстранился. Больше ничему не было суждено случиться.

Я вскочила на ноги одновременно с тем, как Чейз выронил на пол фонарик и бросился к двери. Заскрипел засов, а следом за ним в металлическую поверхность кто-то врезался, причём на всей скорости. Раздался визг. Новый удар в дверь. Целая череда ударов:

Бум! Бум! БУМ!!!

Подхватила с пола фонарик и, прижав к пистолету, выставила перед собой, целясь в дверь. Чейз тоже, наконец, вооружился.

Снова визг. Удар.

БУМ!

– Дверь выдержит?!

Чейз стал рядом со мной:

– Возможно. Пока засов не сломается.

Удары прекратились, и стало тихо.

– Они шли за нами всё это время. – Это не было вопросом, но я для чего-то вопросительно взглянула на Чейза.

– Да, – тот не сводил глаз с двери, – и почти беззвучно. И за дверью их не две-три штуки, раз они решили напасть на двоих вооружённых. Ты ведь не расставалась с пистолетом ещё с шоссе. Они знали на кого идут.

– Отлично, – опустила пистолет и отдала Чейзу фонарик. – Лекарство у нас есть. Мотоцикл у входа. Осталось только выбраться из этой кладовки. Может, просто вежливо попросим их свалить?

Забросила на плечи рюкзак и запихнула в пакет остатки лекарств для Ронни, а также кое-что из того, что может пригодиться Кире в других случаях, и выпрямилась.

Бум! Бум! Бум!

Новая череда ударов сокрушила барабанные перепонки, и я снова выставила перед собой пистолет, соображая, что пора бы и второй доставать.

Чейз хаотично светил фонариком из угла в угол, с одной стены на другую, что-то выискивая.

– Здесь ещё одна дверь. – Не раздумывая выломал её одним ударом ноги, и глаза ослепило от яркого света.

Помещение, в котором мы оказались, было в два раза больше. Широкое окно с толстыми стёклами наполовину завешивали жалюзи, по центру находился массивный металлический стол покрытый слоем пыли, а весь периметр заполняли различные приборы – последние новинки техники я так понимаю, раз их спрятали за такой же металлической дверью, как мини-склад, да ещё и закрыли на несколько засовов изнутри.

Кажется, моё везение постепенно возвращается с отпуска, ведь эта комната могла оказаться открытой и наполненной тварями до отказа.

Дверь, что выломал Чейз, всё ещё держалась на петлях, так что он задвинул её металлическим столом и взгромоздил сверху прибор на вид весом с тонну.

– Отлично! И что дальше? – осведомилась, наблюдая из окна, как темнеет полоса горизонта. – Ночь – не лучшее время для побега. Если эти твари научились развивать такую скорость, может они и в темноте теперь видеть могут.

Чейз забрал у меня пакет с медикаментами и поставил на пол. Снял с моих плеч рюкзак и тоже поставил на пол. Взгляд был твёрдым и решительным, будто он отлично знает, что делает и лишь взял небольшую передышку.

Уселся на пол и положил пистолет у ног.

Я ещё недолго наблюдала за ним, а затем села напротив.

Он смотрел на меня. Молчаливый, как всегда. Красивый, как всегда. Он не был напуган, разве Чейз может быть напуган? Он был безупречен. Только на этот раз я сумела прочесть его глаза. На этот раз ему не до конца удалось спрятать беспокойство. Ронни – его слабое место, ахиллесова пята непобедимого Койота. Сейчас Чейз был уязвим, потому что даже не знал, жив ли его брат до сих пор, или все старания напрасны. Из-за тварей мы здесь застряли и видимо надолго, а у Чейза сейчас каждая минута на счету. Потому что он никогда не бросит Ронни, он всё для него сделает, не то, что я для Кристины, которую позволила забрать.

Чейз будто бы прочитал мои мысли:

– Эта девочка в Ангеле, кто она тебе?

Сглотнула горький комок в горле, но глаз от Чейза не отвела:

– Всё равно, что сестра. Я заботилась о ней. Только как оказалось – хреново заботилась, раз позволила этим ублюдкам забрать её.

Достала из рюкзака воду, сделала пару глотков и кинула бутылку Чейзу.

Он покрутил её в руках, но, так и не сделав ни глотка, заговорил:

– Моя мать родила Ронни, а через два месяца Земля развалилась на части. Он почти задохнулся от зелёного дыма, мать говорила, что это чудо – то, что младенец не умер после такого. Я думаю, что тогда его лёгкие и пострадали. Астма проявила себя только к четырём годам, но я больше чем уверен, что во всём виноват дым.

Мысленно я согласилась с теорией Чейза, но сказать об этом вслух всё равно, что признать и Ронни сломанным, кем-то вроде «твари», кем-то вроде меня – неправильным последствием зелёного дыма.

– Как он оказался в Кресте? – спросила вместо этого.

– Дакир нас забрал.

– Вас?

– Меня и Ронни. Мы жили в городе, который даже городом назвать нельзя, такие называют ущербными. Слышала? Люди там – просто сборище отбросов на грязной помойке. Не знаю, как Ронни вообще там выжил, он был совсем маленьким, о том, чем он питался лучше не вспоминать. Мать умерла от пневмонии, когда Ронни исполнилось четыре года. Тогда же появились первые приступы.

– А где был ваш отец?

Чейз невесело усмехнулся:

– Его и его приятелей раздавило камнем, когда они бухали в гараже, пропивая последние деньги.

Бум! Бум! БУМ!

Громкий стук в дверь сотряс стены, и я мигом схватилась за пистолет, успокаивая сердце, которое от неожиданности принялось барабанить по рёбрам.

Чейз лишь мрачно взглянул в сторону источника шума.

– Дакир забрал нас через полгода после смерти матери, – продолжал он, глядя на дверь пустым взглядом. – Он забрал всех детей в Крест. Пытался что-то делать с ущербным городом, но в итоге тот развалился на части и стал очередным кладбищем.

Так значит, Чейз ещё мальчиком оказался в Кресте? Как же он тогда попал в Скалу? Как стал бойцом для ям?

– И вы всё это время жили в Кресте? – ненавязчиво спросила.

Чейз одарил меня пронзительным взглядом. Его волосы были взлохмачены больше обычного, под глазами пролегли тени… а может это не от усталости, а просто от плохого освещения?.. Ведь за окном сумерки…

– Ронни больше никогда не покидал стен Креста, – ответил Чейз и его лицо резко помрачнело. – А меня Дакир выслал в Скалу.

Чейз резко поднял на меня глаза. Слишком резко. Будто проверяя мою реакцию на его слова. Я ничем не выдала осведомлённости. Но…

– Что? Выслал? – недоумевая, переспросила и, спохватившись, добавила: – Ты был в Скале?

Чейз молчал. Мрачные тени падали ему на лицо и возвращали каменную маску на место. Сейчас он был там – в бойцовской яме.

– Дакир лично занимался моим обучением, он раньше был военнослужащим, и его боевая подготовка соответствует его статусу в Кресте. – Чейз жестко смотрел мне в глаза. – Тогда мы сблизились. Он посвящал меня в свои планы, идеи… Заражал меня ими, так что я никогда и не думал усомниться в словах этого человека. Для Креста он был и всегда будет авторитетом, он много сделал для этого города, он один из его основателей… Я тоже в нём не сомневался. В том, что когда-нибудь именно Дакир разрулит все проблемы принесённые Концом света. Тогда я был просто глупым мальчишкой. Для меня он был неоспоримым авторитетом. Ведь он спас меня и Ронни. Обеспечил всем для жизни. И этого было больше, чем достаточно для моей преданности ему.

Чейз повернул голову к окну, и непослушные пряди волос упали ему на глаза.

– А потом он отправил меня в Скалу. Я должен был внедриться в состав Скверны и стать связным с Крестом – шпионом. Дакир верил в меня, а я верил, что смогу это сделать. Это было для меня честью. Отправляли только лучших из лучших… Только я не был лучшим. Я был неуправляемым идиотом с неплохим набором боевых качеств – не больше. Понятное дело, у меня ничего вышло. Я был сопляком, который не умеет себя контролировать и держать в руках. Я был вспыльчивым и несдержанным, Дакиру не удалось искоренить во мне это. И он знал об этом, когда отправлял в Скалу… – Чейз взглянул на меня из-под длинных ресниц и добавил: – Я был таким, как ты.

Я молчала. Я не должна сейчас ничего говорить.

Чейз коротко вздохнул и снова отвернул голову к окну:

– Я не смог сдержать свою ярость, когда несколько головорезов Скверны проверяли меня на прочность. Для того чтобы попасть в банду я должен был дать отпор, постоять за себя, показать на что способен, но не избивать их до полусмерти. Но я не сдержался. Уже тогда я ненавидел этих ублюдков, в Кресте меня хорошо проинформировали о том, что они из себя представляют. Одного я убил сразу, двое валялись без сознания, а я… я ровно стоял на двух своих. И всё это происходило перед их главным, перед Завиром.

Меня невольно передёрнуло.

– И даже тогда я был уверен, что прошёл испытание. Долбанный юношеский максимализм. Чёрт! Я гордился собой! – Чейз мрачно усмехнулся. – Только вот у Завира итак хватало головорезов, а вот хороших бойцов для ям не хватало. Не сложно догадаться, что произошло дальше? – Чейз взглянул на меня, его лицо было бледным, как снег за окном.

Слабо кивнула. Я не просто догадывалась – я знала.

– Следующие два года родили во мне другого человека. Я окончательно закрепил за собой статус убийцы, бой за боем лишая жизней не только разных подонков, но и сопляков, которые даже не знали, что такое хук справа. Ямы сделали из меня другого человека. Не Дакир научил меня выживать и драться, это сделали ямы. Иногда мне кажется, что именно по этой причине он меня и отправил в Скалу. Для того чтобы я превратился в того, кто я сейчас. Дакир поставил на меня не как на связного с Крестом, а как на бойца, которого Скверна превратит в машину для убийств и который однажды всё равно вернётся в Крест, потому что Ронни остался там. Дакир знал, что я вернусь. И знал, кем я вернусь. День за днём я изматывал себя, тренируясь; убивал людей, я стал рабом Завира, я стал последним куском дерьма только ради того, чтобы вернуться к Ронни. Ведь я дал ему обещание. И я не мог его нарушить. Кроме меня у него никого не осталось.

На какое-то время наступила тишина, кажется, даже твари стихли, прислушиваясь. И я думала, разговор закончен, но Чейз глубоко вздохнул и печально улыбнувшись, продолжил:

– За те два года, я похоронил в себе всё человеческое. Моя ярость утихла, моё желание изменить этот мир исчезло. В моей голове был лишь свод правил, которым я должен был подчиняться, чтобы выжить. И я подчинялся. Весь мир стал для меня ареной, а я безжалостным убийцей, бездушным и бессердечным, таким, каким другие хотели меня видеть. Возможно даже Дакир хотел меня таким видеть. Я ни разу не спросил его об этом. Потому что всё кроме Ронни перестало иметь значение. Единственное, что удерживало меня, когда я был в ямах, толкало, двигало дальше, это обещание, что я дал ему. И я двигался. Как робот. Хотя знаешь, – Чейз хмурясь, взглянул мне в лицо, – я ведь думал, что сдохну прямо в этой пропитанной кровью яме, когда Скверна решила дать дорогу другому бойцу. Бои становились не интересными, потому что такой как я – робот-убийца, непобедимый Койот, всегда одерживал победу. Она стала предсказуемой.

Чейз пристально глядел мне в лицо, даже не моргая, словно опять что-то проверяя. Словно выискивая в моей реакции что-то неправильное. Что-то, что приоткроет завесу тайн с меченой девчонки, которая по каким-то странным причинам работала в баре, а не зависала на готовых харчах вместе со своим хозяином.

Кожа с ног до головы покрылась мурашками. Я задержала дыхание, просто для того, чтобы не произнести ни звука.

– Так они меня назвали, – сухо, но ровно произнёс Чейз, – Койот. Просто потому что я был диким, свирепым и неуправляемым. Это имя осталось со мной даже после того, как я изменился и стал бездушной машиной для убийств. Когда я потерял свою человечность в тех ямах.

– Но ты вернулся к Ронни, – с нажимом произнесла я, продолжая играть свою роль. Продолжая делать вид, что ничего не знаю.

– Ронни испугался меня, – голос Чейза дрогнул. – Когда я вернулся в Крест, он не признал во мне своего брата. И я его понимаю, теперь я мало чем похожу на прежнего Чейза. Тогда мне пришлось много над собой работать, чтобы хотя бы Ронни вернуть частичку прежнего Чейза. – Он снова выдержал паузу и с пустым взглядом принялся крутить в руках бутылку с водой. – Не принимай близко, но ты первая, кому я об этом рассказываю. И из-за этого ты меня ещё больше бесишь.

Я выдавила из себя что-то наподобие смешка и снова смолка. У меня не было слов.

А Чейз продолжал:

– Я думал для меня всё кончено. Они выставили меня на бой с моим же другом. Да, представь себе, когда-то у меня был друг. Они назвали его Панда. Он был моей точной копией два года назад. Я видел в нём себя. Такой же взбалмошный, самоуверенный и такой же идиот. Скверна быстро пронюхала, что замкнутый, никого к себе не подпускающий Койот впервые с кем-то поладил. И они выставили нас друг против друга.

Бум!

Тварь ударила в дверь, но на этот раз ни я, ни Чейз даже не вздрогнули. Мы смотрели друг другу в глаза. Сейчас мы были ближе, чем когда-либо. Он открывал себя передо мной. И мне прекрасно известно, чего ему это стоило, каких усилий. Скверна запаковала его душу в стальную коробку, а он только что нашёл в себе силы, чтобы открыть её передо мной. Неужели я это заслужила? Что будет, когда он узнает правду? Узнает о том, кто я такая на самом деле.